Методологические "комплексы" психологии
В основе кризисного самосознания психологии, которое подтолкнуло ее на позитивистский путь развития, лежит сравнение с "благополучными" (но не в современной России) естественными науками, как правило, имеющее результатом "комплекс" непохожести на них и прочие методологические "комплексы". Подобный продукт сравнения создается, во-первых, неадекватным образом естественных наук, во-вторых, неоправданно уничижительным образом самой психологии.
Неадекватный - порожденный позитивизмом - образ естественной науки выглядит архаично и разрушен с двух сторон - со стороны философской методологии науки и со стороны социологии науки, к которым можно добавить и третьего "разрушителя" - психологию науки (См.: Аллахвердян и др., 1998), продемонстрировавшую, что образ ученого, предполагаемый позитивистскими мифами о науке, является "сказочным", а то и вообще "карикатурным". Но в связи с методологическими "комплексами" психологии важно даже не то, что в естествознании существует практически все то, что она воспринимает как свои личные недостатки (факты "создаются" теориями и подгоняются под них; любая теория получает эмпирические подтверждения; теории "спасают" себя с помощью различных Ad hock - построений; познание начинается отнюдь не с эмпирического опыта и вообще от него мало зависимо и т. д.), а ряд ее более принципиальных качеств.
Основные различия между психологий и естественными науками обычно видятся, во-первых, в хаотичном состоянии психологического знания - в его неупорядоченности, некумулятивности и др., во-вторых, в различии систем объяснения, в-третьих, в дефиците практических возможностей психологии, в-четвертых, в недостатке ее прогностических возможностей, т. е. в сферах проявления основных функций науки,[83] а все прочие различия производны от этих четырех.
Принято считать, что естественные науки выявляют общие законы, и именно поэтому выстраиваемое ими знание - стройное и упорядоченное, в то время как психология лишь накапливает артефакты или, в лучшем случае, занимается систематизацией нашего феноменологического опыта, а эта систематизация весьма далека от собственно научного знания. Соответственно, главное различие систем объяснения видится в том, что если в естественных науках преобладают объяснения подведением под общий закон, то в психологии, как и в других социогуманитарных науках - либо телеологические объяснения, либо - объяснения путем перечисления разнообразных влияющих на объясняемое событие факторов и его антецедентов, т. е. событий, предшествовавших ему во времени, а это перечисление всегда неполно, поскольку все повлиявшие на него факторы неисчерпаемы, цепь же предшествовавших событий может быть разворачиваема до бесконечности.
Но, во-первых, как показал финский логик Ю. фон Вригдт, любое телеологическое объяснение всегда может быть переведено в каузальную форму. Так, даже с помощью простой переформулировки вопроса, на который отвечает объяснение, можно изгнать из него "дух телеологии" (Вригдт, 1986, с. 185), заставив звучать не телеологически ("для того, чтобы"), а каузально ("потому, что"). Наиболее типичны в этом плане генетические объяснения, демонстрирующие, как целесообразные типы поведения (телеологическое объяснение) формируются исторически (каузальное объяснение), а их наиболее характерным примером служит теория Дарвина. Во-вторых, любое психологическое объяснение может быть переформулировано в объяснение через законы, а любое психологическое явление подведено под них. Так, неспособность типового человека сразу же запомнить, скажем, десять единиц информации объясняется тем, что объем непосредственной памяти выражается небезызвестной формулой 5 ± 2, а такое более "социальное" явление, как стремление человека побольше заработать может быть объяснено на основе закона "все люди стремятся к максимизации своих выигрышей", являющегося одним из базовых постулатов теория справедливости (Equity theory, 1978). В недавно вышедшей книге В. М. Аллахвердова (Аллахвердов, 2000) предпринята вполне удачная попытка представить всю ядерную часть психологического знания в виде системы законов, примеры которых стоит еще раз привести.
* Механизм сознания, столкнувшись с противоречивой информацией, начинает свою работу с того, что пытается исказить эту информацию или вообще удалить ее с поверхности сознания (закон Фрейда-Фестингера).
* Сохранение осознаваемого обеспечивается только путем его изменения (закон Джеймса).
* Зона неразличения дифференциального признака сама является дифференциальным признаком, т. е. зависит от других признаков, испольуемых в опыте (закон Бардина).
* Чем менее вероятен предъявленный ститмул или требуемая реакция, тем больше времени над этой ситуацией работает сознание (закон Хика).
* Любой конкретный стимул (объект) всегда появляется в поверхностном содержании сознания в качестве некоего класса стимулов (объектов), при этом класс не может состоять из одного члена (закон классификации).[84]
Конечно, может создаться впечатление, что подобные законы - "не настоящие", "не те", т. е. малопохожи на законы, которые раскрывает естествознание и на которые, соответственно, опирается естественнонаучное объяснение. Можно вычленить три вида различий между соответствующими видами законов. Во-первых, законы, которые выявляет психология, кажутся слишком тривиальными (например: все люди стремятся к максимизации своих выигрышей) и поэтому вообще не заслуживающими этого громкого имени. Во-вторых, любой психологический феномен практически невозможно объяснить подведением под какой-либо один общий закон, а, как правило, приходится прибегать к их комбинации. В-третьих, те законы, о которых идет речь в психологии и в других социогуманитарных науках, довольно расплывчаты, всегда допускают исключения, действуют лишь при определенных условиях и в ограниченном диапазоне, что придает им "мягкую" форму. Если представить себе нечто подобное в естественных науках, то их законы формулировались бы примерно так: С = 300000 км/с ± 50000 км/с - как в случае закона, выражающего объем непосредственной памяти.
Первое различие во многом производно от особенностей нашего восприятия. Представим себе фантастическую ситуацию: некую цивилизацию, где мыслящими "единицами" являются не люди, а, скажем, атомы. Наверное, законы атомной физики они воспринимали бы как тривиальное описание банальной для них реальности. Нашему же интеллекту соразмерна не атомная, а психическая реальность, и поэтому мы просто не замечаем многих психологических закономерностей, воспринимая их как тривиальности.
Для того, чтобы проиллюстрировать, что это - именно законы и очень важные, представим себе обратную ситуацию: на нашу планету высадились существа, ничего не знающие о нас. Любое обобщение нашего повседневного опыта, например, то, что мы стремимся к максимизации своих выигрышей и не любим проигрывать, наверняка, прозвучало бы для них как важный закон, заключающий в себе ценную информацию о человечестве.
Помимо таких закономерностей, погруженных в наш обыденный опыт - традиционно главную опору, но одновременно и главную опасность научной психологии (см., например: Heider, 1958) - и поэтому незаметных, существует немало законов, которые были открыты именно наукой, но при обстоятельствах, исказивших их дисциплинарную принадлежность. Так, открытия того, что субстратом нашей психики является головной мозг, а не сердце или селезенка, или что психические процессы реализуются посредством электро-химических превращений, ничуть не менее важны, чем открытие закона всемирного тяготения. Но психологи не придают им значения - возможно, потому, что они были сделаны представителями других наук.
Что касается второго и третьего различий между системами психологического и естественнонаучного, точнее, физического объяснения, то они сязаны с общей иерархией систем познания. Все существующие науки можно выстроить вдоль континуума, в основании которого находятся дисциплины, изучающие наиболее простые объекты: атомы, электроны и т. п., в его срединной части - науки, изучающие объекты средней сложности: молекулы, низшие животные, в верхней части - дисциплины, объекты которых наиболее сложны и имеют высокую, а иногда и практически неограниченную, степень свободы: человек и общество. Вдоль этого континуума, помимо сложности изучаемых объектов, нарастают также степень их свободы и индивидуальная изменчивость, т. е. мера отклонения от родового архетипа (Рис. 2).
Рис. 2. Континуум наук
   Сложность изучаемых объектов
|
 Степень свободы
|
Изменчивость
| Науки о неживой материи | Науки о живом | Науки о человеке и обществе |
Возрастание свободы означает, во-первых, возрастание количества влияющих на изучаемые объекты факторов и, соответственно, необходимость привлечения большего количества законов для их объяснения, во-вторых, большую вероятность отклонения каждого конкретного объекта от общих закономерностей. В силу первого обстоятельства объяснение в социогуманитарных науках в принципе не может быть подведением под какой-либо один общий закон, а может быть только подведением под законы, потребное количество которых тем больше, чем выше сложность объясняемого явления. Вследствие второго обстоятельства при восхождении вдоль континуума научных дисциплин неизбежно изменяется статус самих законов: если у его основания они звучат как непреложные законы[85], то уже в его срединной части - как более мягкие закономерности, которые допускают исключения, а у его верхнего полюса - как законообразные утверждения.
Три типа законов могут сосуществовать и в одной науке, ярким примером чего служит биология, которую психологи привыкли считать образцом для подражания, видя в ней, как и в физике, "хорошую", "благополучную" и достаточно "жесткую" науку. Если на нижних уровнях биологии - там, где изучаются клетки, для этого есть основания, то на ее верхних этажах ситуация иная: те общие связи явлений, которые биологи формулируют как законы, при некоторых обстоятельствах могут нарушаться. Например, в любой популяции находятся особи, которые ведут себя не так, как популяция в целом, скажем, нарушая вроде бы универсальный для всего живого закон самосохранения. И очень симптоматичен случай Г. Менделя, который был вынужден подтасовать полученные им данные из-за того, что проводил опыты с ястребинкой - растением, не подчиняющимся открытым им, причем не эмпирическим, а теоретическим путем, законам.
Тем не менее принято считать, что представители естественных наук всегда имеют дело с типовыми объектами, строго подчиненными общим законам, а психологи - с сугубо индивидуальными, что и мешает им открывать законы. Из этого выводятся и общие принципы методологии двух видов науки, состоящие, например, в том, что биологу достаточно разрезать одного кролика, чтобы узнать, как устроено это животное, а психологам приходится изучать сотни испытуемых и считать нескончаемые коэффициенты корреляции.
Но и в данной своей точке образ естественных наук сильно искажен. Если атомы достаточно унифицированы, то уже камни, живые клетки, а тем более многоклеточные организмы заметно различаются по форме, величине и другим признакам. В результате на уровне человека мы сталкиваемся с тенденцией, которая затрагивает объекты всех наук, каждой из которых, включая физику или химию, приходится иметь дело с индивидульными объектами и вычерпывать из их изучения общие закономерности. Это делается путем упомянутого выше абстрагирования от всегда существующих индивидуальных различий, равно как и от всегда уникальных условий, в которых изучается тот или иной объект. В результате изучаются не реальные, а искусственно усредненные и не существующие в природе объекты – такие, как абсолютно черное тело или абсолютно ровная поверхность, ньютоновские, а не реальные яблоки. Те психологии, которые утверждают, что нельзя изучать любовь вообще, а можно только любовь конкретного Ромео к конкретной Джульетте, или что существует целостная личность, психическое "недизъюнктивно" (Брушлинский, 1996), а память, внимание, мышление и т. п. - это искуственные абстракции, конечно, правы. Действительно все это - абстракции, а не реальность, но любая наука изучает только абстракции. И в этом плане симптоматичен пример того же Ньютона, которого епископ Дж. Беркли критиковал за то, что он ввел в изучение природы "оккультные качества", которых на самом деле не существует, - такие как "сила" (Эволюционная эпистемология …, 2000).
Таким образом, различия в системах объяснения, сложившихся в психологии и в естественных науках, во-первых, не так уж велики, во-вторых, порождены общей логикой познания, а не специфическими недостатками психологической науки, в-третьих, вообще во многом иллюзорны, будучи производными от ошибочного образа естествознания.