Миг, когда его благоразумие настойчиво возвышало свой грозный голос, у него

Теперь не хватало духу сказать ей какую-нибудь жестокую фразу, которая, как

Это показывал опыт, была необходима для продления их любви.

- Я думаю написать отцу, - сказала ему однажды Матильда, - он для меня

Больше, чем отец, - это друг, и я считаю недостойным ни вас, ни себя

Обманывать его больше ни минуты.

- Боже мой! Что вы хотите сделать? - ужаснулся Жюльен.

- Исполнить долг свой, - отвечала она ему с радостно загоревшимися

Глазами. Наконец-то она проявила больше величия души, чем ее возлюбленный.

- Да он меня выгонит с позором!

- Это - его право. И надо уважать это право. Я возьму вас под руку, и

Мы вместе выйдем из подъезда среди бела дня.

Жюльен, еще не опомнившись от изумления, попросил ее подождать неделю.

- Не могу, - отвечала она, - честь требует этого. Я знаю, что это долг

Мой, надо его исполнить, и немедленно.

- Ах, так! Тогда я приказываю вам подождать, - настойчиво сказал

Жюльен. - Ваша честь не беззащитна - я супруг ваш. Этот решительный шаг

Перевернет всю нашу жизнь - и мою и вашу. У меня тоже есть свои права.

Сегодня у нас вторник, в следующий вторник будет вечер у герцога де Реца,

Так вот, когда господин де Ла-Моль вернется с этого вечера, швейцар передаст

Ему роковое письмо... Он только о том и мечтает, чтобы увидеть вас

герцогиней, я-то хорошо это знаю; подумайте, какой это будет для него удар!

- Вы, быть может, хотите сказать: какая это будет месть?

- Я могу жалеть человека, который меня облагодетельствовал, скорбеть о

Том, что причинил ему зло, но я не боюсь, и меня никто никогда не испугает.

Матильда подчинилась ему. С тех пор как она сказала ему о своем

Положении, Жюльен впервые говорил с ней тоном повелителя; никогда еще он не

Любил ее так сильно. Все, что было нежного в его душе, с радостью хваталось,

Как за предлог, за теперешнее состояние Матильды, чтобы уклониться от

Необходимости говорить с нею резко. Признание, которое она собиралась

Сделать маркизу де Ла-Моль, страшно взволновало его. Неужели ему придется

расстаться с Матильдой? И как бы она ни горевала, когда он будет уезжать,

вспомнит ли она о нем через месяц после его отъезда?

Не меньше страшили его и те справедливые упреки, которые ему придется

Выслушать от маркиза.

Вечером он признался Матильде в этой второй причине своих огорчений, а

Потом, забывшись, увлеченный любовью, рассказал и о первой.

Матильда изменилась в лице.

- Правда? - спросила она. - Расстаться со мной на полгода - это для вас

несчастье?

- Невероятное, единственная вещь в мире, о которой я не могу подумать

Без ужаса.

Матильда была наверху блаженства. Жюльен так старательно выдерживал

Свою роль, что вполне убедил ее, что из них двоих она любит сильнее.

Настал роковой вторник. В полночь, вернувшись домой, маркиз получил

Письмо, на конверте которого было написано, что он должен его вскрыть сам,

Лично, и прочесть, будучи наедине.

"Отец,

Все общественные узы порваны между нами, остались только те, что

Связывают нас кровно. После моего мужа Вы и теперь и всегда будете для меня

Самым дорогим существом на свете. Глаза мои застилаются слезами; я думаю о

Горе, которое причиняю Вам, но чтобы стыд мой не стал общим достоянием,

Чтобы у Вас нашлось время обсудить все это и поступить так, как Вы найдете

Нужным, я не могу долее медлить с признанием, которое я обязана сделать.

Если Ваша привязанность ко мне, которая, по-моему, не знает предела,

Позволит Вам уделить мне небольшой пенсион, я уеду, куда Вы прикажете, в

Швейцарию, например, вместе с моим мужем. Имя его столь безвестно, что ни

Одна душа не узнает дочь Вашу под именем госпожи Сорель, снохи верьерского

Плотника. Вот оно, это имя, которое мне было так трудно написать. Мне

Страшно прогневить Вас, как бы ни был справедлив Ваш гнев, я боюсь, что он

Обрушится на Жюльена. Я не буду герцогиней, отец, и я знала это с той

Минуты, как полюбила его; потому что это я полюбила его первая, я соблазнила