ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКОЕ СООБЩЕСТВО КАК СООТВЕТСТВИЕ ФИЗИЧЕСКОГО, ДУШЕВНОГО И ДУХОВНОГО
Широко известна практическая психиатрическая мудрость: стены лечат. (К сожалению, не только лечат, объединяют больных и врачей, но и отделяют от «других», от близких…)
В психотерапевтическом сообществе, каким является моё (наше) психотерапевтическое отделение, я склонен подчёркивать другую мудрость: лечат зеркала. В этом афоризме отражается очень существенное отличие психотерапевтического отделения от психиатрического. Зеркала, конечно, как и стены, могут нас отделять от мира. Но гораздо чаще они показывают нам нас самих в самых разных перспективах, стоит их только несколько сместить, поставить под углом… Бывает «глухая» стена. Не бывает «глухого» зеркала. А если вспомнить ещё один мой любимый образ — чтобы увидеть себя физически, надо отразиться в хорошем зеркале, а чтобы увидеть свою душу, надо отразиться в хорошем человеке — то сущность стационарного, общинного психотерапевтического лечения становится ещё яснее.
Ещё один образ. Тело создаёт физическую цельность (представим человека без уха, глаза, носа, руки…); душа — психическую цельность, даже если она «еле живая». Община, общество, группа, семья (родная или приёмная), церковь целит духовно…
Не может быть Я без отражения в Ты, Мы, Они. Не может быть отца без сына, деда без внука. Старости, старчества — без молодости… Всего этого — без взаимной ответственности, со-ответствия друг другу… У меня много прав… Столько, что я всегда могу быть правым… Но насколько реальны эти права, если никто не имеет обязанностей по отношению ко мне? Если я не заслужил своих обязанностей… Если эти обязанности кому-то в тягость. Если мои права мне в тягость? Соответствуют ли мои чувства моим ощущениям? Мои желания — моим чувствам? Мои способности — моей воле? Ожидания — моим умениям?
Соответствуют ли люди друг другу? Хотят ли ответствовать? 95% даже субъективных, сугубо личных трудностей могут в достаточной степени решаться только в при-сутствии реальной, конкретной, воплощённой духовности — со-ответствия.
Конечно, немало целебного соответствия может быть в индивидуальных отношениях пациента и терапевта. Но степень их реальности очень часто остаётся под вопросом. Хотя бы потому, что отношения носят достаточно «вертикальный» характер.
Настоящие соответствия во всей реальности, разнообразии, преобразуются в отделении, где есть или «критическая масса», или вся полнота живых личностей, отношений, «зеркал», в которых можно не только отражаться, но и сравниваться и в статике, и в динамике, видеть своё прошлое, настоящее и будущее… Ви-деть «настоящее прошлое», «настоящее настоящее», достаточно настоящее, а не подозреваемое будущее. Видеть, ощущать, чувствовать. Проживать в сравнении свою частичную слабость (памяти, воли, мышления…) и общую душевную немощь. И следовательно, их объективировать, превращать из индивидуальных в общие. Из моих — в наши. Если у пациента есть трудности с родителями, в отделении есть люди старше его и испытывающие трудности с детьми. Если трудности с детьми — есть младшие…
Трудности с супругом — достаточно мужчин и женщин… Можно не в памяти «прокручивать» одни и те же сцены, а в реальных отношениях найти соответствие. Можно черпать не из памяти, «когда я был мал и слаб», а из неисчерпаемого источника «мы»…
Не из «супружеской слабости», «родительского бессилия», а из женственности, отцовства, мужества…
Может быть, вышесказанное я сделаю для коллег духовно более конкретным, доступным, поделившись одним очень личным духовным переживанием. Однажды, после очередной небольшой драки с несколькими сверстниками, где мне досталось, я поделился своими переживаниями и очередной обидой с отцом.
Мне было тогда лет одиннадцать. Моим обидчикам лет 9—10.
Отец сказал: «Ну что ж, сынок, ты обижаешься: это же дети!» И я стал взрослее… У меня прибавилось «отцовства»: и папиного, и своего собственного. Со-ответственно… Ну не будем же мы с отцом на детей обижаться. Тем более, их обижать. Был уже не только я, были те дети с моим отцом, Мы с отцом… Наша семья — самая «добро-молодецкая» в нашем квартале…
Как отделение воплощается в пациента, а пациент — в отделение? Когда при поступлении пациента в отделение мы предлагаем ему определённую палату, мы уже планируем для него, по возможности, соответствующее «зеркальное» окружение. У нас в отделении не случайно только две палаты двухместные, т. е. с одним «зеркалом». Остальные с пятью «зеркалами».
Нередко с первого дня мы рекомендуем «осмотреться» и сказать, в ком из «домочадцев» он узнаёт свой образ или подобие характера, образ эмоциональный, образ мышления, поведения?.. В ком видит образы своих родителей, детей, друзей и врагов? У кого находит свою болезнь? Кто является для него «ядом», а кто — лекарством?.. Кто может служить примером выздоровления?.. А кто живёт в своей болезни, со своей болезнью?
Не исключаем возможности «эмигрировать» в другую палату. Это же может прорабатываться в малых группах, только уже в большей конкретности, в частностях, деталях и в общем.
«Живописание» сути психотерапевтической работы отделения («не в отделении») лучше всего можно дать на примере Большой группы отделения, когда раз в неделю пациенты всего отделения делятся трудностями и достижениями за неделю.
Данное описание, как и все остальные дела в этих главах, сильно сокращено, акценты сделаны на самом главном. На духовных аспектах работы. Группа длилась 110 минут. Импровизации, спонтанности было достаточно. Учитывая, что в последние недели основными проблемами были отношения между родителями и детьми, у терапевтов заметна тенденция, склонность к про-живанию именно этих трудностей и на-живанию именно этого опыта.
Терапевты (1, 2, 3, 4 специально не выделяются): Традиционно начинаем со старосты отделения. Как Вы прожили неделю? Что на-жили? Кто мешал жить? Кто помогал? Что мешало? От чего улучшения?..
В. (староста отделения): В общем неплохо… Плохо было в частностях… Большинство худо-бедно лечится… Но есть два человека, которые неясно чем занимаются в отделении… Но об этом лучше конкретно. Когда будут представляться палаты…
Т.: Чтобы задать направление осознанию, чем некоторые занимаются, напомню, что одно из популярных определений душевных болезней есть: муть в голове, помутнение, муть в душе…
Некоторые из нас здесь имеют право быть «мутными зеркалами», «тёмными зеркалами», в которых нет радуги цветов, зато и морщин не видно… Некоторые с подобными целями и в отделении, и в жизни «воду мутят»…
Т.: А., как, что Вам помогает?
А.: Размышляю… Тут как-то заведующий такой образ привёл. К болезни надо относиться, как к собаке… Не дразнить её. А то она не только шум поднимет, но и других собак позовёт. А уж тогда и покусать могут… Лучше её подкармливать… Можно даже лекарствами… Вот я и подкармливаю. И уже точно не дразню…
Т.: Сомневаюсь, что размышления так уж и подкармливают болезнь…
А.: Но я сам успокаиваюсь…
Т.: Но спокойствие — ещё не исцеление…
А.: Но я не только размышляю, но ещё и делаю… Вчера был день рождения у сына… Жена оказалась занятой… И я приготовил праздничный стол…
Т.: Замечательно… Но у меня есть вопрос к отделению, что это делал А. ? Какое это имеет отношение к его цельности, выздоровлению?.. Молчите… Тогда у меня другой вопрос: А. сделал много или мало, когда готовил праздничный стол?
(Молчание.)
Придётся сказать мне. И мало, и много. Столь мало, что это может сделать каждый… И много: он был и за маму, и за папу…
Он сделался ответственным… Он стал настоящим отцом. Хозяином, а не командиром в доме. На хозяина собака не лает…
Р.: Как мне стать ответственной и храброй?.. Я не люблю свою работу, школу, детей… Не люблю, боюсь ответственности…
А.: А надо делать не для себя, а для других…
Т.: Замечательно… Но для большинства непонятно… Тяжело брать ответственность за себя, а берёшь ещё за пятерых, и становиться легче?.. Кто объяснит? Действительно, делать бывает легче, чем объяснять… Говорят, Бог создал мир человеку, а объяснить его ему не смог…
Но частично объяснить можно… Если я беру часть ответственности (но только часть) за других, то у них появляется желание всё-таки взять часть ответственности на себя… В том числе и друг за друга. И они берут часть моей собственной ответственности за меня самого… И дают мне права…
А если к тому же я отношусь к людям по-отцовски, я получаю доступ к одной из сущностей человека — отцовству, почти неиссякаемому источнику душевных сил и духовности.
Я уже не работник, а хозяин. Не работаю, а хозяйству. Творю… Со-ответствую… И «работникам» своим не плачу.
Не работники они у меня — домочадцы, родня… Дети. Чада. И я им благодетельствую. А они — мне…
Р.: А как быть хорошей дочкой, если я в отце никогда не видела ничего хорошего?..
Т.: Спрашиваете конкретно… Вокруг столько отцов… Вот только отцов прошу не отвечать, а со-ответствовать… Не отвечать, а делиться.
Л.: Мне 79 лет. Я всё ещё становлюсь лучшим сыном… Через сожаление: сколько я упустил возможностей делать добро своим родителям… Другим родителям…
Т.: Хорошо делитесь… Но может ли Р. раз-делять?..
Р.: Как можно сожалеть, если отца совсем не любишь?
Т.: Насколько Вы, Р., любите маму?
Р.: На 100%!
Т.: Отца?
Р.: 0%.
Т.: Насколько мама любила отца?
Р.: 0%.
Т.: Желательно любить отца и за себя, и за маму: на 200%. Вопрос ко всем: как?
Р.: Как можно любить, если у меня, во мне ничего нет?
Т.: Придётся рассказать притчу о добром волшебнике. «Один человек всё жаловался, что он всем обделён: беден, необразован, нет хорошей работы, нет хороших родственников, друзей…
Волшебник сказал, что может ему всё это дать, взяв взамен только одно, например, один глаз… Человек не согласился. Ну, тогда, может, одно ухо, одну руку, одну ногу?.. Человек продолжал отказываться. «Ну вот», — сказал волшебник, — «Бог наградил тебя такими сокровищами, что ты не согласен ни одно из них променять на всё, чего у тебя нет, а ты жалуешься!..»
Вот плачет Е., помогите ей…
(Р. пробует подать ей салфетку… Спеть песню… Е. продолжает плакать, у неё тоже проблемы с отцом.)
Р.: Я ничего не могу…
Т.: Можете… Можете побыть сестрой по несчастью: поплакать вместе с ней…
(Р. плачет… Делят салфетку на двоих…)
Т.: А ещё мне кажется, что Вам необходимо побыть дочкой у Л. Хотя можно и внучкой…
Р.: Как?
Т.: Попросите то, что Вам сейчас важнее всего. Родители любят делиться…
Л.: Знаешь, сколько добра в мире… Считается, что я заболел 11 лет тому назад… Мне почудилось… Я увидел прозрачную тень и услышал, как она мне сказала: «Смысл жизни — стать чуть лучше». И это несколько раз повторилось…
Т.: Чем он, Р., с Вами делится?
Р.: Добром…
Т.: Почему не с-ума-сшествием? Как Вы, с-любви-сшествием? С-веры-сшествием?
Т.: Почему не сумасшествием, а добром?.. Будь он человеком злым, боязливым, недушевным, недуховным, он мог решить, что он слышит, видит галлюцинации, что он сошёл с ума в свои 70 лет, после контузий, травм, от старости… Но ему почудилось. Он встретился с чудом… Было чудесно. Не с каждым происходит чудо. Не всё рушится… А даётся шанс испытать необычное. И он сознательно это испытывал. Для добра. Чтобы стать лучше. Чтобы поделиться с Вами, с нами. Без боязни, что мы с ним этого не разделим. Что примем его за сумасшедшего… Если такие размышления были и у А., то он ими лечится. Но не столько мыслями, сколько добром. Добрыми поступками… А что сейчас происходит с Вами?.. А с нами? С вами, потому что Вы не одна… Вы с нами… А с нами многое происходит… С таким «крёстным отцом» можно не бояться остаться в «пустыне любви»… В тех местах, где кажется, мнится… Мы можем быть в тех местах, где чудится.