БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ 13 страница
Хороших итальянских писателей, по-моему, совсем немного. Я говорю об авторах поэтических произведений, ибо в Италии есть очень хорошие историки и превосходные переводчики. Два поэта, которых тебе стоит прочесть — чуть было не сказал: единственные два, — это Тассо и Ариосто.2 "Gierusalemme Liberata" b Тассо в общем-то несомненно прелестная поэма, несмотря на то что в ней есть кое-какие низменные мысли, а немало и просто неверных, и Буало правильно считает, что только люди с дурным вкусом могут сравнивать le clinquant du Tasse à l'or de Virgile.с,3 Образ, которым украшено вступление к его эпической поэме, низок и отвратителен — это образ капризного больного ребенка, которого тошнит, который обманут тем, что в лакомство ему подложили лекарство. Вот эти строки:
Così all'egro fanciul porgiamo aspersi
Di soavi licor gli orii del vaso:
Succhi amari ingannato intanto ei beve,
E dall'inganno suo vita riceve.d
Однако, каковы бы ни были ее недостатки, поэму эту по справедливости можно назвать прелестной.
Если только фантазии, воображения, выдумки, уменья описывать и т. п. достаточно, чтобы называться поэтом, Ариосто, разумеется, — великий поэт. Его "Роланд", — это, правда, смесь истины и вымысла, христианства и язычества, тут и битвы, и любовные похождения, тут чары и великаны, безумные герои и отважные девы, — но он очень просто показывает все таким, как оно есть, и не пытается выдать все это за настоящую эпопею или эпическую поэму. Он говорит:
Le Donne, i Cavalier, l'arme, gli amori
Le cortesie, l'audaci imprese, io canto.e
Он восхитительно умеет связать воедино отдельные эпизоды; рассуждает он верно, неподражаемо иронизирует и потешается над своими героями и превосходно умеет все описать. Когда Анджелика, после того как она уже объездила полсвета с Роландом, тем не менее утверждает
… ch'el fior virginal cosi avea salvo
Come selo porto dal matern'alvo,f
автор очень серьезно добавляет:
Forse era ver, ma non pero credibile
A chi del senso suo fosse Signore.g
История того, как апостол Иоанн уносит Астольфо на луну, для того чтобы тот поискал там потерянный Роландом разум, в конце 34-й песни, и о том, как он находит там множество разных потерянных вещей, — удачнейшая нелепица, которая, однако, содержит в себе немало смысла. Я советовал бы тебе внимательно прочесть эту поэму. К тому же не меньше половины всех рассказов, романов и пьес, написанных впоследствии, почерпнуты оттуда.
"Pastor fido" h Гуарини 4 — настолько знаменитая вещь, что тебе следует прочесть ее. Но когда ты будешь читать, ты сам увидишь, насколько сообразны с действительностью изображенные там персонажи. Пастухи и пастушки часами, с поистине идиллическим простодушием ведут между собой философские разговоры, пересыпая свою речь эпиграммами, concetti i и каламбурами.
"Аминта" Тассо 5 гораздо более соответствует тому жанру, в котором она была задумана, — обыкновенной пасторали. Здесь, правда, пастушкú тоже употребляют в разговоре различные concetti121 и антитезы, но сами они отнюдь не столь возвышенны и отвлеченны, как персонажи в "Pastor fido". Мне думается, что из этих двух пасторалей вторая тебе понравится больше.
Петрарка,6 на мой взгляд, однообразный, томимый любовью поэт, которым, однако, в Италии не перестают восхищаться. Вместе с тем какой-нибудь итальянец, ставящий этого поэта не выше, чем я, вероятно, сказал бы, что стихами своими он скорее заслужил право на Лауру, а отнюдь не на лавры, и этот жалкий каламбур был бы сочтен за великолепный образец итальянского остроумия.
Из итальянских прозаиков (речь здесь, разумеется, не идет о прозе ученой) я рекомендовал бы твоему вниманию Макьявелли 7 и Боккаччо; у первого из них сложилась репутация законченного политика; я не стану сейчас пускаться в разговоры о том, как сам отношусь к его нравственным понятиям и политическим взглядам, у второго же — богатое воображение и талант рассказчика, умеющего говорить увлекательно и непринужденно.
Гвиччардини,8 Бентивольо,9 Давила 10 и т. п. — превосходные историки и заслуживают самого внимательного чтения. Сама природа истории несколько сдерживает полет итальянской фантазии, уносящий нас очень высоко в новеллах и романах. Полет этот еще более обуздан в переводах, а итальянские переводы классиков выше всяких похвал, в особенности же первые десять переводов, сделанные при папе Льве X, посвященные ему и объединенные под общим названием collana.j Эта первоначальная соllana была потом продолжена и, если не ошибаюсь, насчитывает сейчас сто десять томов.
Ты теперь поймешь, что мне хочется предостеречь тебя и не допустить, чтобы воображение твое было ослеплено, а вкус испорчен всеми concetti, чудачествами и вздорными мыслями, которым сверх меры привержены итальянские и испанские авторы. По-моему, тебе это не очень грозит, ибо вкус твой выработался на лучших классических образцах — на греческих и латинских писателях периода расцвета, — а те никогда не пускаются на подобные ребячества. Мне думается, я могу с полным основанием сказать, что настоящее остроумие, хороший вкус и здравый смысл сейчас составляют достояние только Франции и Англии. Боюсь, что твоим старым знакомым — немцам не хватает того и другого, новые же твои знакомые — итальянцы, напротив, заходят чересчур далеко. Первые, должно быть, привыкли ползать, вторые же, воспарив к небу, попросту скрываются из глаз.
Я очень давно уже советовал тебе прочесть "La manière de bien penser dans les ouvrages d esprit" k отца Буура, и ты, верно, тогда еще прочел эту книгу; сейчас тебе неплохо было бы ее перечесть, ты сможешь оценить ее лучше. Я не знаю другой книги, которая так помогла бы выработать настоящий вкус; к тому же в ней ты найдешь самые знаменитые отрывки как древних, так и современных авторов; книга эта освежит в твоей памяти все, что ты прежде читал у каждого из них в отдельности. У нее есть продолжение, почти того же объема и написанное тем же автором, — это "Suite des pensées ingénieuses".l
Надо отдать должное лучшим английским и французским писателям, они не поддались этому вкусу ко лжи: они не позволяют себе утверждать мысли неверные, те, в основе которых не лежит истина. Век Людовика XIV очень походил на век Августа: Буало, Лафонтен, Расин и т. п. утвердили хороший вкус и доказали несообразность дурного. В царствование Карла II (ни в каком другом отношении не примечательное) дурной вкус был изгнан из Англии, а всякого рода игра слов, каламбуры, акростихи и т. п. были запрещены. С тех пор мнимое остроумие возобновило свои набеги и пыталось вернуть потерянные владения, как в Англии, так и во Франции, но безуспешно, хотя все же надо сказать, что во Франции с большим успехом, нежели в Англии, Аддисон, Поп и Свифт рьяно защищали права здравого смысла, чего нельзя сказать об их современниках во Франции, у которых последнее время преобладает стремление к le faux brillant, le raffinement, et I'entortillement.m И слова лорда Роскоммона: 11
Свой золотой английский растяните -
Французской выйдут проволоки нити. -
с бóльшим правом можно было бы отнести к нашему времени, чем к прежнему.
Умоляю тебя, дорогой мой, не теряй времени и поскорее выработай в себе вкус, манеры, сформируй свой ум и вообще все свое; у тебя на это остается только два года, ибо если ты в той или иной степени сделаешься кем-то к двадцати годам, ты останешься более или менее тем же и всю свою жизнь. Да будет она у тебя долгой и счастливой! Прощай.
LIX
Лондон, 22 февраля ст. ст. 1750 г.
Милый друг,
Если это ты сам писал по-итальянски письмо, адресованное леди Честерфилд, то я очень радуюсь успехам, которые ты за такое короткое время сделал в этом языке; это означает, что ты очень скоро овладеешь им в совершенстве. Должно быть, если не считать французского посольства, тебе везде приходится слышать только итальянскую речь, итальянцы ведь очень редко говорят по-французски и, как правило, из рук вон плохо. Французы платят им тою же монетой и сами говорят по-итальянски не лучше; за всю жизнь я не встречал ни одного француза, который бы мог правильно произнести итальянское се ci или ge gi. Твое желание понравиться римским дамам не только побуждает тебя, но и дает возможность красиво говорить с ними на их собственном языке. Мне рассказывали, что принцесса Боргезе говорит по-французски плохо и неохотно, и поэтому твои старания овладеть ее родным языком будут знаком уважения к ней. По своего рода праву давности (более давнему, чем, может быть, хотелось бы ей самой) она стоит во главе римского beau monde a и, следовательно, может создать или разрушить репутацию молодого человека в свете. Если она скажет о нем, что он amabile e leggiadro,b другие будут думать, что он и на самом деле такой, а те, кто с этим не согласятся, во всяком случае не осмелятся высказать свое мнение вслух. В каждом большом городе есть несколько таких дам — их положение, состояние и красота соединили свои усилия, чтобы обеспечить за ними главенство в свете. Им обычно случалось заводить любовные интриги, но при этом они никогда не переступали границ пристойного. Интриги эти учат как их самих, так и их поклонников хорошим манерам; если бы у них не было хороших манер, они никак не смогли бы соблюсти свое достоинство и те же самые любовные связи, которые создают вокруг них некий ореол, неминуемо их бы унизили. Именно эти женщины решают вопрос о репутации человека и его месте в свете, точно так же, как министры и фавориты двора решают вопрос о его положении и повышении в чине. Поэтому, где бы ты ни находился, будь особенно любезен с теми, кому подвластен весь beau monde; их рекомендация — это паспорт, с которым ты можешь проникнуть во все сферы высшего света. Только помни, они требуют к себе неотступного и пристального внимания. Насколько это возможно, ты должен угадать и предвосхитить все их маленькие прихоти и причуды; суметь сделаться им полезным в их повседневной домашней жизни, быть готовым исполнять их мелкие поручения, выказывать знаки уважения их семьям и с видимым участием разделять все их мелкие огорчения, заботы и взгляды; они ведь всегда чем-то бывают заняты. Стоит тебе только раз быть ben ficcato c в палаццо Боргезе — и тебя скоро будут знать в высших кругах Рима; вращаясь в этих кругах, ты живо отшлифуешь себя, а это как раз то, о чем тебе следует сейчас очень серьезно подумать.
Жаль, что в Риме нет хорошего учителя танцев, с которым ты бы мог заняться и выправить свою осанку и манеры; боюсь, что в этом смысле тебе еще надо много над собой поработать. Но тем временем ты можешь наблюдать, — и я надеюсь, что ты это сделаешь, — людей, которые обращают на себя внимание наружностью своей и осанкой, и брать с них пример. Непринужденность, приветливость и достоинство — вот, что определяет внешность и манеры светского человека, и все это столь же непохоже на жеманные позы и Движения какого-нибудь petit maître,d как и повадки неуклюжего, мешковатого и неповоротливого олуха.
Я очень обрадован всем, что мне пишет м-р Харт о том, как ты проводишь время в Риме. Те пять часов, которые ты каждое утро посвящаешь серьезным занятиям с м-ром Хартом, положены в рост под большие проценты и принесут тебе такое богатство, которого хватит на всю твою жизнь. Следующими за этим часами, которые ты проводишь со своим cicerone, ты, по-моему, тоже распорядился неплохо: одно в какой-то степени связано с другим, вечерние же твои развлечения в хорошем обществе и полезны, и необходимы. Распределив так свое время, ты приобретешь в свете и вес, и блеск, а воспитывая тебя, я к этому и стремлюсь.
Прощай, друг мой! Желаю тебе успеха.
М-р Гревенкоп только что получил письмо м-ра Харта от 19 н. ст.
LX
Лондон, 26 апреля ст. ст. 1750 г.
Милый друг,
Близок день, когда ты поедешь в Париж; поездка эта в том или другом отношении, но непременно будет иметь огромные последствия для тебя, и поэтому в письмах своих я впредь всегда буду иметь в виду этот новый меридиан. Там подле тебя не будет уже м-ра Харта и ты во всем должен будешь руководствоваться собственным благоразумием, а я позволю себе все же немного усомниться в благоразумии восемнадцатилетнего юноши. В Академии ты повстречаешь множество молодых людей, которые будут еще менее благоразумны, чем ты. Со всеми из них тебе придется познакомиться, но сначала хорошенько оглядись и узнай, что это за люди, а потом уже сближайся с ними и caeteris paribus a останови свой выбор на лицах более высокого положения и знатных. Окажи им особое внимание — тогда ты будешь принят в их домах и сможешь бывать в самом лучшем обществе. Все эти юные французы до чрезвычайности étourdis: b будь осторожен, избегай всякого рода столкновений и ссор; даже шутя не позволяй себе никаких фамильярных жестов; воздержись от jeux de main c и coups de chambrière,d — то и другое нередко приводит к ссорам. Будь, пожалуйста, таким же веселым, как и они, но вместе с тем будь и немного поумней. Ты убедишься, что в отношении изящной литературы большинство из них — сущие невежды; не попрекай их этим невежеством и не давай им почувствовать свое превосходство над ними; они нисколько не виноваты в том, что воспитаны для военной службы. Но вместе с тем не позволяй этим невежественным и праздным людям посягать на утренние твои часы, которые ты, может быть, сумеешь посвятить серьезным занятиям. Никаких завтраков вместе с ними — это отнимает очень много времени, лучше скажи им (только отнюдь не назидательным менторским тоном), что утром ты собираешься часа два-три почитать, а все остальное время ты к их услугам. Между прочим, я все же надеюсь, что и вечера свои ты будешь проводить среди людей более умных.
Настоятельным образом прошу тебя, никогда не показывайся в так называемой английской кофейне, — это настоящий притон всех английских ничтожеств, равно как и преступников, бежавших от ирландского и шотландского суда; там нередки скандалы и пьяные ссоры; словом, я не знаю более отвратительного места во всем Париже. Да и вообще кофейни и таверны не делают чести этому городу. Всячески остерегайся великого множества разодетых и изысканных в речах chevaliers d'industrie e и aventurîers,f которыми кишмя кишит Париж, и старайся никого не обижать и держаться подальше от людей, положение и репутация которых тебе неизвестны. Какой-нибудь "граф" или "шевалье" в красивом, обшитом галуном кафтане et très bien mis g подходит к тебе где-нибудь в театре или в другом общественном месте; он, видите ли, с первого взгляда почувствовал к тебе безмерное расположение, он понимает, что ты очень знатный иностранец, и предлагает тебе свои услуги и горит желанием, насколько это будет в его скромных возможностях, помочь тебе вкусить les agréments de Paris.h Он знаком с некими знатными дамами, qui préfèrent une petite société agreable, et des petits soupers aimables d'honnêtes gens, au tumulte et à la dissipation de Paris.i Он получит величайшее удовольствие, если будет иметь честь представить тебя этим высокопоставленным дамам. Допустим, что ты согласился принять его любезное предложение и отправился с ним, — ты найдешь au troisième j красивую, раскрашенную и расфуфыренную проститутку в затканном золотом или серебром выцветшем поношенном платье, делающую вид, что играет в карты на ливры с тремя или четырьмя довольно хорошо одетыми шулерами, которых она величает маркизом, графом и шевалье. Дама эта встречает тебя очень вежливо и приветливо со всеми compliments de routine,k без которых вообще ни одна француженка не может обойтись. Хоть она и любит уединенную жизнь и старательно избегает le grand monde,l она все же премного обязана господину маркизу за то, что он познакомил ее с таким выдающимся и замечательным человеком, как ты, только она не знает, чем лучше развлечь тебя: у нее дома ведь принято играть не выше чем по одному ливру; если ты можешь заинтересоваться игрой по такой ничтожной ставке в ожидании ужина, то à la bonne heure.m Итак, ты садишься за эту игру по самой маленькой, причем вся эта милая компания старается дать тебе выиграть ливров пятнадцать-шестнадцать, и по этому случаю все поздравляют тебя с удачей и расточают похвалы твоему уменью играть. Подают ужин, и хороший, — в расчете на то, что ты за него заплатишь. La marquise en fait les honneurs au mieux,n ведет разговор о высоких чувствах, о moeurs, et morale,o перемежая его с enjouement,p и украдкой строит тебе глазки, намекая, что тебе не надо терять надежду. После ужина заходит разговор об игре в фараон, в ландскнехт или квинтич: 1 шевалье предлагает полчасика поиграть в какую-нибудь из этих игр; маркиза горячо возражает и клянется, что не потерпит этого у себя в доме, но в конце концов соглашается, после того как ее уверяют, que ce ne sera que pour des riens.q Тогда-то и настает долгожданная минута, и все начинается: в лучшем случае ты проигрываешь шулерам все свои деньги, если же ты засидишься за полночь, у тебя еще могут отнять часы или табакерку, а для пущей надежности и убить тебя. Могу тебя уверить, что здесь нет ни малейшего преувеличения, я только в точности рассказал тебе то, что каждый день происходит с неопытными юнцами, прибывающими в Париж. Помни, что всех этих любезных господ, которые с первого взгляда проникаются к тебе такой симпатией, ты должен встречать очень холодно и, куда бы они ни стали приглашать тебя, уметь отказать им, сославшись на то, что вечер у тебя уже занят.
Может статься, что где-нибудь в многолюдном и хорошем обществе ты повстречаешь ловкача, которому захочется обыграть тебя в карты и который уверен, что ему это удастся, если ты только согласишься стать его партнером. Поэтому положи себе за правило и неукоснительно этому правилу следуй: никогда не играть в мужской компании, а только со светскими дамами, и притом по низкой ставке, или же в обществе, где будут и мужчины, и дамы. Вместе с тем, если тебе предложат играть по более крупной ставке, нежели ты привык, не отказывайся от этого с серьезным и нравоучительным видом, не говори, что было бы безумием рисковать столь значительной для тебя суммой, сумей отказаться от этих приглашений весело и en badinant.r Скажи, что, может быть, и стал бы играть, если бы был уверен, что непременно проиграешь, но так как нельзя исключить возможности выигрыша, ты боишься l'embarras des richesses,s с тех пор как видел, в сколь затруднительное положение был поставлен этим бедный Арлекин, и что ты поэтому твердо решил играть только так, чтобы за вечер никогда не выигрывать больше двух луидоров: юноше твоего возраста гораздо больше пристало, отказываясь от приглашений людей, пытающихся склонить его к пороку и сумасбродствам, не вступать с ними в серьезные философские споры, а просто превратить все в шутку; к тому же такой отказ всегда покажется более убедительным.
Про молодого человека, лишенного собственной воли и делающего все, что от него хотят, принято говорить, что он хороший парень, но вместе с тем все думают, что он просто набитый дурак. Действуй разумно, руководствуясь твердыми принципами и верными побуждениями, но храни и те, и другие в тайне и никогда не пускайся в нравоучения. Когда тебя уговаривают выпить, скажи, что рад был бы поддержать компанию, но что ты настолько быстро пьянеешь и чувствуешь себя потом плохо, que le jeu ne vaut pas la chandelle.t
Прошу тебя, окажи побольше внимания месье де ла Гериньеру и будь с ним полюбезнее: он на хорошем счету у принца Карла и у многих людей, принадлежащих к высшим кругам Парижа; его отзывы о тебе будут очень важны для твоей репутации в этом городе, не говоря уж о том, что его покровительство окажется полезным для тебя и в самой Академии. По причинам, которые я тебе уже излагал в моем последнем письме, мне хотелось бы, чтобы ты был interne u в Академии в течение первых шести месяцев, после чего, обещаю тебе, у тебя будет собственная квартира dans un hôtel garni,v — если за это время я получу о тебе хорошие отзывы и ты будешь принят в лучших французских домах и сумеешь заслужить себе там уважение. Теперь тебе, слава богу, не нужно ничего, кроме привлекательной наружности, того завершающего все лоска, той tournure du monde w и тех манер, которые так необходимы, чтобы украсить человека и дать возможность всем его достоинствам проявиться. Приобрести это можно только в изысканном обществе, а самое лучшее французское общество для этого более всего подходит. Тебе не придется искать удобного случая: я пришлю тебе письма, которые введут тебя в самые высшие круги — не только beau monde,x но также и beaux esprits.y Поэтому прошу тебя, посвяти весь этот год самому важному для тебя делу — завершению своего воспитания, и не позволяй себе отвлекаться от этой цели, предаваясь праздному распутству, потакая низким соблазнам и следуя дурным примерам. Кончится этот год — и можешь делать все, что захочешь, — в твою жизнь я больше вмешиваться не стану. Я уверен, что оба мы, и ты и я, сможем быть тогда за нее спокойны. Прощай.
LXI
Лондон, 30 апреля ст. ст. 1750 г.
Милый друг,
М-р Харт, который неустанно расточает тебе дифирамбы, в последнем своем письме сообщил очень приятную для меня вещь, а именно, что, живя в Риме, ты неизменно предпочитал порядочные итальянские ассамблеи сборищам котерий, сколоченных в пику им разными английскими леди. Это доказывает твой ум и понимание того, за чем тебя послали за границу. Намного важнее знать mores multorum hominum,a нежели urbes.b Пожалуйста, продолжай вести себя так же рассудительно везде, куда бы ты ни поехал, в особенности же в Париже, где, вместо тридцати, ты найдешь триста с лишним англичан, которые все время толкутся вместе и не общаются ни с одним французом.
Жизненный распорядок этих английских милордов, или, если угодно, беспорядок, следующий: встав очень поздно, они завтракают все вместе, безвозвратно теряя за этим занятием добрых два утренних часа. Затем они отправляются в битком набитых каретах во дворец, в Дом инвалидов, в Нотр-Дам; оттуда — в английскую кофейню, где они опять-таки все вместе собираются на обед. После обеда, который не обходится без обильных возлияний, они обычно целой компанией едут в театр, где забираются на сцену, одетые в очень дорогие костюмы, очень плохо сшитые какими-нибудь шотландскими или ирландскими портными. После спектакля они снова спешат в таверну; там они изрядно напиваются и либо еще в стенах ее ссорятся между собой, либо, выйдя все вместе на улицу, устраивают свалку, после чего их забирает стража. Те из этих молодых людей, которые не умеют говорить по-французски до приезда в Париж, так ничему и не научаются. В любви они объясняются своей ирландской прачке, пока их не переманивает какая-нибудь странствующая англичанка, . сбежавшая от мужа или от кредиторов. Так вот они и возвращаются домой, еще более вздорными, чем были, но нисколько не обогатив своих знаний, и стараются выказать свое превосходство тем, что говорят на плохом французском языке и в одежде своей убого подражают французам.
…hunc tu, Romane, caveto.c,1
Живя во Франции, общайся исключительно с французами; учись у стариков, развлекайся с молодыми; сумей безропотно приспособить себя к их обычаям, даже к их маленьким причудам, но только не вздумай усваивать их пороки. Вместе с тем не протестуй против них и не читай нравоучений, ибо твоему возрасту все это не пристало. Вообще-то говоря, в обществе французов большой учености ты не встретишь, — поэтому не старайся козырять перед ними своей. Люди ненавидят тех, кто дает им почувствовать их собственную неполноценность. Тщательно скрывай свои знания и прибереги их для встреч с les gens d'église,d или les gens de robe; e но и тогда пусть лучше те и другие по собственному почину станут вытягивать эти знания из тебя, нежели увидят, что ты чересчур ретиво стремишься их выказать. Когда люди видят, что ты нисколько не стремишься блеснуть своей ученостью, им начинает казаться, что у тебя ее может быть еще больше, чем на самом деле, и вдобавок воздают должное твоей скромности.
Тому, кто говорит о своих bonnes fortunes f или хотя бы даже намекает на них, редко верят, а если и верят, то очень его за это осуждают, а относительно того, кто тщательно скрывает свои победы, часто думают. что у него их больше, чем есть на самом деле, репутация же человека скромного приносит ему еще новые. То же самое и с человеком ученым: если он выставляет свою ученость напоказ, она начинает вызывать сомнения и его считают просто верхоглядом, если же потом обнаруживается, что у него и в самом деле есть знания, его почитают педантом. Подлинное достоинство, какого бы рода оно ни было, ubi est non potest diu celari; g оно непременно обнаружится, и ничем нельзя его так умалить, как начав им кичиться. Может быть, оно не всегда будет вознаграждено, но узнать о нем всегда узнают. Женщины парижского beau monde более образованны, чем мужчины: мужчин готовят только для военной службы, и они попадают туда уже в возрасте двенадцати-тринадцати лет, однако такого рода воспитание, хоть они и не читают никаких книг, дает им отличное знание света, непринужденность в обращении и хорошие манеры.
Нигде в мире мода не тиранит людей так, как в Париже; ее власть там еще более неограниченна, чем власть короля, а это кое-что значит. За малейшее несогласие с ней человек наказуется изгнанием. Тебе надлежит следовать ей и сообразоваться со всеми ее minuties,h если ты хочешь сам войти в моду, а если ты не будешь там в моде, ты вообще не будешь никем. Поэтому при всех обстоятельствах вступи в общество мужчин и женщин, qui donnent le ton,i и хоть поначалу ты будешь допущен на эту залитую огнями сцену лишь в качестве persona muta,j добивайся своего, упорствуй, — и ты вскоре получишь самостоятельную роль.
Ни в коем случае не пересказывай в одной компании то, что видел или слышал в другой, и, тем паче, не думай развлекать одних, рассказывая о других что-либо смешное; пусть за тобой установится репутация человека сдержанного и не склонного к болтовне. Эти качества откроют перед тобой больше дорог и окажутся надежнее, чем иные более блистательные таланты. Остерегайся в Париже ссор; парижане чрезвычайно щепетильны в отношении чести, а тем, кто ее отстаивает, приходится жестоко платиться по закону. Поэтому point de mauvaises plaisanteries, point de jeux de main et point de raillerie piquante.k
Париж — это как раз такой город, где ты лучше всего на свете сможешь соединять, если захочешь, utile l и dulce.m, 2 Даже сами удовольствия там могут многому тебя научить, если ты будешь предаваться им в обществе парижан, принадлежащих к высшему свету. Твое поведение во всех городах, где ты был, дает мне основание думать, что и в Париже ты будешь вести себя как следует. Помни, что эти месяцы имеют решающее значение для твоей жизни: обо всем, что бы ты ни стал делать, здесь узнают тысячи людей, и репутация твоя, какою бы она ни была, прибудет сюда раньше, чем ты сам. Ты встретишься с нею в Лондоне. Дай бог, чтобы у нас обоих были основания радоваться этой встрече! Прощай.
LXII
Лондон, 5 июня ст. ст. 1730 г.
Милый друг,
Получил твой портрет, которого долго и с нетерпением ждал; мне хотелось видеть твое лицо, ибо, подобно большинству людей, я могу, глядя на черты его, составить общее представление о душе. Если и в твоем портрете художник добился такого же сходства, какое есть в портрете м-ра Харта (а я в жизни моей не видел более удачного портрета), выводы, которые я сделаю, будут очень хорошими: в лице твоем есть и мужество, и finesse.a С тех пор как я тебя видел, ты очень раздался в плечах; если ты не стал еще выше ростом, то я очень хочу, чтобы ты поскорее восполнил этот пробел. Знаешь, я думаю, что те упражнения, которыми ты будешь заниматься в Париже, помогут тебе как следует развиться физически; ноги твои во всяком случае позволяют заключить, что это будет так. Если не считать танцев, упражнения, полезные для здоровья, которыми занимаются в Академии, всего ценнее. Упражнения эти dégraissent leur homme.b A propos, об упражнениях, я приготовил все для того, чтобы месье де ла Гериньер мог тебя принять, и комната для тебя будет готова к твоему приезду. Уверен, что ты поймешь, насколько лучше для тебя быть interne c в Академии, во всяком случае в течение первых шести-семи месяцев, чем жить все это время в hôtel garni d где-нибудь далеко от нее И быть вынужденному ходить туда каждое утро во всякую погоду, не говоря уже о неизбежной при этом потере времени; к тому же, живя и находясь на пансионе в Академии, ты познакомишься с доброй половиной всех молодых парижан, принадлежащих к высшему свету, и вскоре во всех французских домах на тебя будут смотреть как на своего, а насколько я знаю, никто из англичан не пользовался таким преимуществом. Я уверен, что ты далек от того, чтобы приписать мое решение разнице в стоимости содержания, которая, кстати сказать, ничтожна. Ты настолько хорошо говоришь по-французски и ты так скоро приобретешь tournure e француза, что я просто не знаю, кто еще мог бы так хорошо провести время в Париже, как ты. Наши молодые люди в большинстве своем недостаточно знают французский и слишком плохо воспитаны для того, чтобы их могли принимать в самых лучших французских домах; вот почему еще не было ни одного случая, чтобы какого-нибудь англичанина заподозрили в любовной интриге с высокопоставленной француженкой, хотя нет такой знатной французской дамы, которую бы не было оснований заподозрить в любовных интригах. Вместо этого они вступают в отвратительную и опасную связь с проститутками, актрисами, танцовщицами и тому подобными особами. А ведь если бы только они умели держать себя в обществе, они очень легко могли бы добиться лучшего. Un arrangement, что у нас означает попросту связь, — столь же необходимая принадлежность жизни знатной парижской дамы, как и ее дом, обеды, выезды и т. п. Поэтому надо быть человеком совсем нескладным или обладать очень уж странными вкусами, чтобы оказаться вынужденным или по собственной воле предпочесть потаскух и опасность — связи, отнюдь не считающейся постыдной в свете, с женщиной здоровой, воспитанной и высокопоставленной.