Не ложись в кровать. Приеду через 10 минут. 2 страница
Всего лишь один раз.
Я беру телефон и вбиваю его номер, нажимая вызов. У него раздается звук и вибрация из внутреннего кармана куртки. Он принимает звонок, и его номер высвечивается у меня на экране телефона. Наши пальцы на краткий миг легко соприкасаются, у меня выходит весь воздух из легких. Между нами пролетает искра, с этим поспорить нельзя. Искра проходится по всему моему телу, в голове полнейший гул, как от барабанов, и картинка меняется одна за другой — скрученных соединенных тел, с жаждущими губами. У меня чуть ли не вырывается мяуканье, как у несчастного котенка. В данный момент я настолько далеко нахожусь от женщины, которая менее часа назад вошла в этот ресторан, обладающая властью и стремлением поймать злоумышленника.
У меня дрожат руки, я поднимаю на него глаза.
— Зачем ты хочешь пригласить меня на ужин?
— Ты действительно желаешь знать ответ?
От наших слов сердце бешено колотится. Я отрицательно качаю головой.
Ответ пульсирует между нами. Я никогда еще не встречала такого мужчину, которого бы так хотела, как хочу его. Но что меня шокирует больше всего, что такой мужчина, как он, должно быть хочет меня с такой же силой. Да, я внешне симпатичная, но ему доступны очень многие самые красивые женщины.
Секс. Секс. Секс. Ну и что?
— Семь нормально?
— Да.
4.
Элла
Я отвожу из ресторана Роба домой. Потом возвращаюсь в офис и стараюсь также как обычно, заинтересовано слушать сплетни секретарши, готовой со мной поделиться. Я улыбаюсь и киваю моим коллегам, проходя мимо. Поднимаюсь на свой этаж и делаю себе кружку кофе. Сидя за своим столом, убираю файл с пометкой «Доминик Иден», звоню маме. Она ужасно беспокоиться, поэтому радуется слышать меня. Я сообщаю, что заберу завтра в двенадцать. Договорившись, прошу подозвать отца.
Мама начинает шептать:
— Мне кажется, он чувствует себя немного хуже, дорогая. У него пошаливает простата, он не мог спать целую ночь.
— Давай обсудим все завтра за обедом, — предлагаю я звонко.
Кажется, ей нравится моя идея.
Как только я кладу трубку, звонит Анна, и по тону ее голоса, я могу сказать, что встреча прошла неудачно.
— Мне кажется, что меня уволят, — причитает она.
— Они должны сойти с ума, чтобы тебя уволить. Ты самый лучший у них продавец, — говорю я, пытаясь ее успокоить. И это действительно правда, поскольку Анна способна закрыть любую сделку, я знаю это.
— Мне хреново, Элла. Я переспала с менеджером по продажам.
— Что? — в шоке восклицаю я. — Тони такой отвратительный!
— Я была пьяна, — хныкая говорит она.
— Боже мой! И он же женат.
— Скажи мне то, чего я не знаю, — говорит она недовольно.
— Когда это случилось?
— В прошлую пятницу.
— И ты только сейчас говоришь мне об этом?
— Это ничего не значило. Я была совершенно пьяна, — объясняет она.
— Ох, Анна.
— Я совершенно про это забыла, но сейчас он ведет себя как-то странно. Мне кажется, он пытается избавиться от меня.
Заметка для себя: НИКОГДА не смешивать бизнес с удовольствием. Ох, БЛИН.
Окончив разговор с Анной, я ем сэндвич с лососем и огурцом, а также немного темного шоколада на ланч. За день я разгребаю внушительную кучу бумажной работы, отвечаю на звонки, веду переговоры с моими коллегами, но мои внутренности постоянно сжимаются и между ног мокро от нетерпения.
Прежде чем часы пробивают пять вечера, я уже пересекаю зал регистрации. Выйдя на улицу и попав в жаркий вечер, я направляюсь в сторону метро, чтобы доехать до дома. Игнорируя медленно поднимающийся вонючий лифт, я бегу вверх по трем лестничным пролетам и оказываюсь у своей, размером со спичечную коробку, двухкомнатной квартирки. Да, квартира очень маленькая, но по крайней мере моя… ну, пока я плачу аренду.
Я подбегаю к зеркалу и смотрюсь в него.
Невероятно.
Я по-прежнему выгляжу также. Я отодвигаюсь. Никто ничего не заподозрил.
Моя гостиная выходит на запад, поэтому здесь, как в сауне, я быстро распахиваю все окна, включаю вентилятор и иду в свою комнату. Несмотря на то, что она очень маленькая, я все равно сделала ее красивой и уютной — обои с сине-белыми вертикальными полосками, со старомодной хромированной кроватью и разрисованным французским туалетным столиком. Это мое убежище. До сих пор только один мужчина был здесь, но он сделал гигантский рывок отсюда. Я быстро прогоняю все мысли о нем и открываю окна. Звуки с улицы вплывают, пока двигаюсь к кровати. Меняю постельное белье, а грязное кладу в стиральную машину. Но не включаю ее, так как не хочу вернуться домой к скомканному и мокрому беспорядку.
Я стираю пыль со всех поверхностей и включаю пылесос. Теперь я разгоряченная и потная. Смотрю на часы: пять минут седьмого. Меняю ароматический освежитель воздуха с запахом зеленого яблока на новый и иду в ванную. Там я делаю то, что не делала месяцами.
Я брею лобок и ноги. Порезов нет. Ура! Я захожу в душ и мою голову. С полотенцем, обернутым вокруг головы, и вторым — вокруг тела, возвращаюсь в спальню и открываю свой гардероб.
Прошло много времени с тех пор, когда я так заботилась о своем внешнем виде. У меня много разноплановой одежды, в которой я могу пойти: сексуальная или обычная, элегантная или профессиональная. В конце концов я решаю пойти с намеком на элегантность. Черная блузка, которую мама купила мне на мой день рождения, с красной юбка-карандаш, которую я купила на распродаже с семидесятипроцентной скидкой. Думаю, спрос на красные юбки-карандаш был не слишком большим. Но это очень хорошая вещь — юбка с разрезом сзади. Скромным, но с намеком на приглашение, однако.
«Ты идешь не на свидании», — говорю я себе, пока натягиваю маленькие вещицы сексуального нижнего белья. Оставшись в лифчике и трусиках, я высушиваю волосы и, завязываю черную бархатную ленту. Я делаю smoky глаза и кладу нейтральный блеск для губ. Щеки итак уже порозовели, поэтому я не использую румяна.
Из глубины шкафа я достаю самую экстравагантную покупку. Я копила неделями, чтобы их купить. Я открываю коробку и вытаскиваю свои инвестиции: туфли-лодочки, окраса зебры, с красной шпилькой, почти такого же цвета, как моя юбка. Я обуваюсь в них и... они стоят тех денег.
Я чувствую себя на миллион долларов, в пару местах оставляю мазок от духов и сморю на себя в зеркало в дверном шкафу. Я поворачиваюсь, и оглядываю себя сзади.
«Не слишком плохо», — успокаиваю я себя.
Я укладываю в клатч блеск для губ, двадцать фунтов, которыми воспользуюсь для такси, если он совсем мне станет не в моготу, кредитную карту. Бросив на себя последний взгляд, направляюсь в гостиную. Здесь пахнет свежим яблоком. Удовлетворенная, что все выглядит именно так, как надо, я смотрю на время.
У меня еще есть десять минут, которые нужно на что-то потратить.
До этого момента вся моя деятельность бурная поддерживала как-то меня. Сейчас я же представляю из себя комок нервов. У меня такое чувство, словно я иду на экзамен, где нужно пройти тест, к которого я совершенно не готова. Я иду на кухню и достаю бутылку водки из холодильника. Наливаю на два пальца в стакан и медленно выпиваю на пустой желудок. Спиртное обжигает горло, но все хорошо. Мне становится внутри тепло, тело согревается, кровь начинает быстрее бежать. Я включаю телевизор на первом попавшемся канале и стараюсь сконцентрироваться на сюжете на экране.
Звонок в дверь без двух минут семь, заставляет меня подпрыгнуть, как испуганную кошку.
Мужчина пунктуален!
Я приглаживаю юбку, глубоко вдыхаю и открываю дверь. И... Ух ты! Если он тогда выглядел хорошо, то теперь он до жути привлекательный в белоснежной шелковой рубашке, которая удивительно контрастирует с его смуглой кожей, и прекрасном сшитым на заказ темно-сером вечернем костюме и черных туфлях, начищенных до зеркального блеска. И подбородок реально? Выбрит, подбородок теперь, кажется совершенным, словно его выточили сами боги. Анна бы сказала: «Девчонка! Я тебе перезвоню!»
— Привет, — смущенно говорю я.
Молча он протягивает мне дорогую коробочку с конфетами ручной работы. Вау, вот уж не ожидала такого от двадцативосьмилетнего цыгана, неплательщика налогов. Я беру коробочку и провожу пальцем по синей ленте.
— Как ... изыскано. Спасибо, — тихо говорю я. Моя мама, как правило, говорила, что никакой шарм не окажет должно эффекта в конечном итоге, нежели коробка шоколадных конфет ручной работы. Мне любопытно, когда конечный итог настанет.
Он пожимает плечами, его страстные голубые глаза рассматривают меня, начиная с лица, бархатной ленты, кружевной рубашки, красной юбки и задерживаются на моих туфлях под зебру.
Он поднимает глаза к моему лицу.
— Ты готова?
— Да, — отвечаю я, делая шаг назад, чтобы положить коробку конфет на столик у двери. Я оборачиваюсь, он сканирует интерьер моей крошечной квартирки. Его взгляд встречается с моим вежливо и нарочито нейтрально.
Я закрываю дверь, и мы идем по коридору к лифту, молча. Он нажимает кнопку, и по-прежнему молчит. Его молчание начинает меня нервировать, и я решаю завести разговор, пока мы ожидаем лифт.
— Куда мы поедем?
Он искоса поглядывает на меня.
— Кубик Рубика.
Двери лифта открываются, мы заходим внутрь. Запах мочи ударяет в нос.
— Кубик Рубика? Это один из твоих ресторанов, да?
Он смотрит на меня скептически.
— Повезти тебя в один из своих ресторанов, чтобы ты получила бонус и еще больше обвиняла меня в неуплате налогов?
— Точно, — говорю я, лифт медленно, с рывком останавливается внизу.
Модель его автомобиля я сразу же узнаю, отец мечтал купить такую машину, новый Maserati GranCabrio Sport, стоимостью более ста тысяч фунтов. Он припарковался на двойной желтой линии прямо возле входа в дом.
— Эта полоса печально известна штрафами, — предупреждаю я, пока глаза оглядывают линии холеной черной машины.
— Я знаю, — небрежно отвечает он.
Он нажимает сигнализацию и открывает для меня пассажирскую дверь. Я проскальзываю внутрь. Полная роскошь, я вдыхаю глубоко запах кожи и погружаюсь в высокотехнологичной красоты и фантастически уютный интерьер. Я провожу рукой по ручки двери. Вау! Я никогда не была в таком автомобиле. Приборная панель, двери и сиденья — все в мягкой бордовой коже и такого же цвета отстрочка.
Он садится на водительское сиденье, открывается крыша, нажимает маленькую кнопку рядом с колонкой «Спорт», и должно быть, это самый громкий автомобиль в мире, потому что машина громко рычит и огрызается, раздается сверхзвуковой хлопок.
Он поворачивается ко мне.
— Готова?
— Я должна бояться?
— Неа, тебе понравится.
Я планировала не проявлять эмоций, но дикое, непреднамеренное гиканье, разрушило мой плотные стены его неодобрения и нечестного приобретенного состояния, когда он вжал педаль газа, и машина рванула, взлетев, отбросив меня назад на спинку сиденья.
Как только я увидела, открывающуюся крышу над головой, стала беспокоиться в каком беспорядке будут мои волосы, когда мы прибудем в ресторан, но машина была сделана таким образом, что ни один волосок не растрепался. Двигатель V8 настолько блестяще создавал легкий шум, и превышал скорость, что не было необходимости для разговоров, мы не сбавляли скорости на пустых проселочных дорогах.
Шум двигателя означал, что мы постоянно были в центре внимания повсюду. В прекрасный летний вечер люди сидели на улице у ресторанов, пабов и баров… нам уделялось повышенное внимание. А когда мы остановились на светофоре, возбужденные туристы стали нас фотографировать на телефоны.
Он подъезжает к входу с колоннами Кубик Рубика, выходит и открывает мне дверь. Слегка поддерживая меня рукой за поясницу, он бросает ключи парковщику, который ловит их с благоговением. Хотя его рука едва касается моей спины, я все равно чувствую, пока он ведет меня по глянцевым мраморным ступеням вверх. Впечатляющий вход с грандиозными колоннами пугает, словно кто-то из сотрудников всегда готов поинтересоваться: «Достаточно ли ты богат, чтобы находится в этом заведении?» Ответ, касательно меня, явно нет.
Но, видимо, не для Дома.
Портье весь искрится от восторга, и становится очевидным, что он не только постоянный посетитель, но также, скорее всего, оставляет огромные чаевые.
Ресторан находится на первом этаже, и мы поднимаемся по широкой, покрытой черным ковром, лестнице. Интерьер ресторана до умопомрачения роскошный с шикарными черно-белыми стенами, покрытыми гладким шелком, и огромными композициями из пышных экзотических цветов на стойке регистрации, а также в зале ресторана. Все кресла изготовлены из какого-то матового серебристого металла, толстые подушечки из разноцветного бархата: оранжевые, золотые, красные, зеленые, синие, коричневые, лежат на сиденье и спинки. Нам показывают лучший столик, стоящий на возвышении рядом с суперсовременным фонтаном, струящемся каскадом. Официанты кружатся вокруг нашего стола, отодвигая стулья, кланяясь, улыбаясь, кивая. Рядом со мной, официант поднимает салфетку, аккуратно разворачивает ее, и вежливо кладет мне на колени. Ошеломленная я благодарю его. Он торжественно кивает и улыбается.
Другой — раскрывает передо мной меню. Бесплатное, розоватого оттенка коктейль из шампанского кажется волшебным образом появляется справа от меня, но я замечаю, что стакан с янтарной жидкостью предлагается и Дому. Молодой человек восточной внешности мило улыбается, когда я благодарю его.
Человек, из которого так и сочится угодливость, в черном костюме материализуется у локтя Дома. В нем настолько видно чрезмерное раболепие, доходящее до откровенного эпатажа, но Доминик, кажется, привык к этому и видно знает его.
— Не желаете, чтобы я выбрал вино, которое сможет дополнить блюда, мистер Иден? — заискивающе интересуется мужчина. Ах, это сомелье. Ну и ну, я никогда не была в ресторанах, которые были настолько шикарны, что могли позволить себе сомелье!
— Пару для блюда леди, — говорит Дом. — Мне как обычно.
— Очень хорошо, сэр, — отвечает он с кивком и бросает быстрый взгляд в мою сторону, уходит.
Я обращаю внимание на меню. Сочетание ингредиентов в блюдах необычное и захватывающе. Я поднимаю глаза, Дом смотрит на меня. Минуту мы смотрим друг на друга, и я чувствую, как у меня начинают краснеть щеки, опускаю глаза вниз. Дом кладет меню, я делаю то же самое. Почти мгновенно рядом со мной материализуется метрдотель. Мы делаем заказ, и он дипломатично отпускает комплимент за наш отличный выбор.
В середине стола появляется маленькая тарелка красивой разноцветной миниатюрной закуски, амюз-буш. Официант, который принес, объясняет про маленькие лакомые кусочки, но его французский для меня слишком правильный, и я улавливаю только «редиска», «творог» и «тушеные мидии с огурчиком». Он исчезает так же бесшумно, как и появился.
Я беру керамическую ложку, рассматриваю маленький кубик из трех ярких, совершенно неузнаваемых ингредиентов, плавающих в соевом соусе, и подношу ко рту. На вкус чувствую авокадо, насыщенный вкус тартара, тунец и вкус меняется из-за рассыпчатого риса с обжаренным во фритюре луком-шалот.
— Хорошо? — спрашивает Дом.
— Очень, — искренне отвечаю я.
Он зажал такой же маленький кусочек копченого лосося между губами, и я с жадностью наблюдаю за его невероятно сексуальным ртом. Я быстро отвожу взгляд, оглядываясь по сторонам.
Если его целью является удивить меня, то да, я, честно могу сказать, ослеплена — костюмом, автомобилем, уважением со стороны обслуживающего персонала, великолепным рестораном, пятизвездочной едой, но это ни черта не значит.
То, что мы разделили в пустом ресторане, стоит для меня намного больше, чем тысяча ночей в непревзойденной роскоши. Я знаю, что момент ушел навсегда. Мужчина передо мной надел свою маску, и он никогда не позволит мне вновь увидеть, что скрывается под ней.
Сейчас он сидит со мной, потому что хочет затащить меня в постель или попытаться получить какую-то информацию. Скорее всего, второе. Я не собираюсь предоставлять ему информацию, но также знаю, что не смогу быть той, кто причинит ему боль. После того, что я видела, никогда.
Завтра я скажу Робу, чтобы меня сняли с этого задания. Он, конечно, спросит почему, а я отвечу, что чувствую себя не комфортно с мистером Домиником Иденом. Да, завтра. А сегодня мне принадлежит этот мужчина в маске.
Я делаю глоток вкусного коктейля с шампанским и встречаю его взгляд.
— Я заметила у вас нет страницы на Facebook?
5.
Элла
Он смотрит на меня.
— Это что, преступление?
— Нет, — уступаю я. — Но это довольно необычно.
— Почему?
Я пожимаю плечами.
— Все пользуются социальными медиа. Twitter, FB, MySpace, Picasa, Tsu, Instagram, Plaxo, Xing, Ning... Вы не найдены ни на одной платформе.
Он вдруг скалится в пиратской ухмылке. И ох... чертовски привлекательной. Мое сердце немного трепещет.
— Возможно ли, — тихо издевательским тоном говорит он, — что Министерство по налогам и таможенным сборам, имеющее в своем арсенале такое грозное оружие, как компьютерную систему за восемьдесят миллионов фунтов, не может выявить обо и моем потенциальном нарушение ничего?
— Вряд ли, — отвечаю я. — База имеет свыше миллиарда единиц данных, собранных из сотен источников. Как это часто бывает, отсутствие в соцсетях также своего рода «информация». Это говорит о желании скрыть подозрительную активность.
Он приподнимает прямые, иссиня-черные брови.
— Правда?
— Да, правда, — говорю я с нажимом.
В этот самый момент, появляется сомелье с бутылкой вина, пытаясь обратить внимание Дома, на марку, но Дом не отрывает от меня глаз. Я тоже не желаю опускать глаза. Как только бутылка откупорена, Дом делает еле заметное движение рукой, обозначающее, что хочет обойтись без принятой дегустации. Сомелье подходит ко мне и наполняет мой бокал. Он направляется опять к уставившемуся на меня Дому, который едва поводит головой в сторону. Мужчина опускает бутылку в ведерко со льдом и исчезает.
Я делаю глоток. Вино мягкое, с многообразием вкусов, которое и делает его особенным, то, что я ранее пила, теперь будут напоминать мне контробандную версию винограда и уксуса.
— Просто ради интереса, — говорит Дом, — какую информацию обо мне вы хотите узнать?
— Я думаю, что я нахожусь здесь, чтобы узнать больше о вашем бизнесе, а не наоборот.
— Туше, — по-доброму усмехается он.
Я слабо улыбаюсь.
— Итак, что вы хотите узнать обо мне? — произносит он с бесшабашной улыбкой.
Положив в рот мидии, приготовленные на пару, такие нежные, что тают на языке. Я глотаю и вытираю губы салфеткой, прежде чем ответить:
— Я хотела бы знать, почему вас нет в соцсетях.
Он расправляет плечи, почти итальянский жест.
— Мы цыгане, — говорит он, как будто это ответ на все мои вопросы.
— И? — подсказываю я.
— Это заложено в нас природой, мы не доверяем любой форме надзора или слежки, а как вы только что подтвердили, соцсети — это «данайцы, дары приносящие», — поддразнивая меня, говорит он. — Вспомни, цыгане не уволокли троянского коня в свой город.
— Я не хочу показаться стереотипной, но, если честно, цыгане всегда были гениальными конокрадами.
В его кристально голубых глазах появляется огонек озорства.
— Ах, да. Возможно, все было бы по-другому, если бы лошадь была настоящей или из металла. Но деревянная...
Мне хочется рассмеяться, но я подавляю это желание. Я не на свидание. И он не должен мне нравится — я не должна разрешать себе такого. В конечном итоге, я получу от этого травму.
Нас прервали появление блюд. Мое блюдо — козий сыр с жаренной свеклой выглядит как пироженое наполеон (мильфей) с белыми и малиновыми слоями. Я смотрю на него с благоговением. Я думала, что поданная закуска была произведением искусства, но нет, это точно произведение искусства. Слишком красиво, чтобы такое можно было есть. Дом заказал обжаренные гребешки с грецкими орехами, которые подаются с мини-горшочком брюле из пармезана.
Я отрезаю кусочек мильфей и кладу в рот. Так вкусно, что меня посещает мысль, что мне так хочется позволить себе привезти сюда моих родителей, а не в дешевый ресторан, который я могу позволить на свой ограниченный бюджет. Они никогда не пробовали ничего столь изысканного и вкусного, и я внезапно чувствую боль, что скорее всего они никогда и не попробуют. И просто так на ровном месте, я прихожу к выводу, что мне не стоит симпатизировать ему. Обида на людей, похожих на него, появляется у меня внутри. Я буду относиться к нему, как к давнишнему другу, так будет лучше. Я и так под впечатлением от него.
— Почему ты так боишься слежки, если не делаешь ничего плохого? — спрашиваю я.
— А почему у тебя есть шторы на окнах в твоей спальне? Ты делаешь что-то противозаконное? — отстреливает он.
— Это не одно и тоже, — замечаю я.
— Почему нет? Я не хочу, чтобы государство, агенты и куча маркетологов имели доступ к моим личным данным. Это касается только меня, и я принимаю меры, чтобы оно так и оставалось. Почему ты отрицаешь очевидное?
— Вероятно, вы будете рады, что в базе о вас очень мало информации, — продолжаю я, — и о твоих братьях тоже.
Он медленно улыбается, довольной улыбкой.
Улыбка, в сочетание с охраной своей личной жизни, производит эффект. Он закрытая дверь для компьютерных щупалец слежения. Все, что удалось раскопать — в двадцать восемь лет он никогда не получал никакого пособия. Не владелец и даже не совладелец имущества и бизнеса. Разумеется, я не верю в это. Не может быть, чтобы его финансы ни с кем не были связаны? Как же! У него два банковских счета, на которых совершенно жалкая активность, в основном оплата счетов за коммунальные услуги, никогда никакого овердрафта. У него имеется кредитная карта, которой он даже не пользуется, чтобы заплатить за бензин. Он не летает коммерческими авиалиниями. Хотя одного взгляда на его загар достаточно, чтобы понять, что он приобрел его не в Лондоне. Это означает, что он покидает страну пользуясь частными средствами.
Я фальшиво улыбаюсь.
— Представьте, что вы могли бы обмануть суперкомпьютер, если предположить, что вы достаточно незаурядная личность.
Он поднимает стакан с виски.
— Не знаю, что ты имеешь ввиду, но выглядит довольно-таки ужасно со стороны, предполагать, что кто-то может быть лучше суперкомпьютера.
Я улыбаюсь с раздражением.
— База министерства — это удивительное изобретение. При нажатии на кнопку может выдавать невероятно детализированную картину о человеке, раньше бы, чтобы собрать такую информацию потребовались бы месяцы исследований, но у машины нет интуиции. Департамент полагается на следователей и аналитиков, вроде меня, проверяющих данные и обнаруживающих несоответствия.
— Несоответствия? Например, как что? — спрашивает он, выуживания информации.
Ну, он ничего не получит, по крайней мере от меня.
— Как все, что я видела сегодня — одежда, машина, ресторан.
— Оооо, вы заметили мою одежду, — нахально улыбаясь отмечает он. Глядя на него сейчас, трудно представить, что это один и тот же мужчина, который испытывал такую муку в ресторане сегодня днем.
— Невозможно не заметить, она явно не из обычного магазина одежды, — мой голос звучит слабо.
Он невинно расширяет глаза.
— Я копил годами, чтобы купить такой костюм. Автомобиль принадлежит компании, а в этот ресторан я приезжаю только, когда чувствую себя особенно на подъеме или для очень важного свидания.
— Это все шутка, не так ли? — обвиняю я его, чувствуя растерянность.
— Для вас это не просто работа, правда? — спрашивает он с любопытством.
— Нет, не просто. Это мой личный крестовый поход, — я прислоняюсь к спинке кресла, ожидающий персонал эффективно и быстро убирает наши тарелки, мой бокал наполняется вином, а перед Домом появляется новый стакан с виски. Я обращаю внимание, что он вообще не пьет вино, он заказал бутылку исключительно для меня.
— Вы должны ненавидеть таких, как я.
— Ненависть возможно слишком сильно сказано. Питаю отвращение, наверное, немного ближе.
Он смущенно смотрит на меня, как будто пытается выяснить, что я такой за зверь —трехглавый с десятью конечностями, фиолетово-полосатая.
— Почему тебя так заботит, плачу ли я налоги? Мне просто интересно, ты платишь свои или нет.
— Потому что такие люди, как вы, играют в юридические игры и вам совершенно наплевать на страну, — горячо обвиняю я его.
— Тебя раздражает, что кто-то уклоняется от переплаты налогов, и нечего сюда приплетать страну. Наоборот, прикладываю максимум усилий, чтобы не обманывать таких людей, как ты. Я плачу установленную сумму налога по закону. Только прикидывающийся святошей, самодовольный фанатик будет критиковать кого-то, выискивая законные средства, позволяющие снизить налоговые выплаты. Уклонение от уплаты налогов не зло, а вполне разумное поведение.
— Ого, — задыхаюсь я. — Это сюжет для книги. Налогонеплательщик оправдывающий себя!
Он беспечно пожимает плечами.
— «Не предоставляй бездомному другой дом, а позволь ему усердно работать, чтобы построить свой собственный для себя, тем самым на своем собственном примере убеждаясь, что он сможет защитить его от насилия, когда будет построен» Авраам Линкольн, — он откидывается на спинку, самодовольно улыбаясь.
Передо мной ставят основное блюдо — дорсет краб с черной кеноа с помидорами в лимонном соусе Мейер. На взгляд, блюдо достойно мирового класса, но я полностью потеряла аппетит.
— Приятного аппетита, — говорит Дом, с наслаждением начинает поглощать тунца, выложенного икрой, с ломтиками цуккини, которые так тонко нарезаны, что почти прозрачны.
Я складываю руки на груди.
— Итак, вы считаете, что имеете полное право вообще не платить налогов или не доплачивать, при возможности, потому что богаты настолько, что у вас имеются хитрые бухгалтеры, запятнанные юристы, коррумпированные банкиры, скрывающие налоги, в то время, как остальная часть населения выплачивает все, платя за образование и медицинские услуги, обслуживающих ваших сотрудников, полицейских, которые охраняют деятельность ваших ресторанов и ночных клубов.
Он наклоняется вперед, его глаза угрожающе поблескивают.
— Если ты действительно так ратуешь за это, то почему бы тебе не обратить свое внимание на очень крутых налогоплательщиков таких, как Google, Starbacks, Microsoft и Apple?
Я выпрямляюсь в кресле.
— Мой круг обязанностей не подразумевает заниматься международными корпорациями.
Он поднимает насмешливо брови.
— В твои обязанности не входит международные корпорации? Как чертовски удобно.
— Ими занимается другой департамент, — я пытаюсь защититься.
Он взрывается саркастическим, циничным смехом.
Я смотрю на него с яростью и раздражением. Как он посмел меня записать в коварного соучастника преступлений транснациональных корпораций?
— Поскольку ты, кажется, совершенно не в курсе, позволь я расскажу тебе, чем кончилось общение твоего департамента контроля за транснациональными корпорациями в прошлом году. Объем продаж Старбакса за прошлый год в Великобритании составил четыреста миллионов фунтов, но корпорация вообще не заплатила налог на прибыль. Они перевели сколько-то денег голландской дочерней компании, комиссионные, купили кофе в зернах в Швейцарии (эй! кто же знал, что в Швейцарии производят кофе в зернах, но похоже они об этом знают), и выплатили высокие процентные ставки из других частей бизнеса, — он делает паузу. — Хочешь узнать, как они расправились с Amazon?
Я ничего не говорю.
— Думаю, что нет. Пошли дальше. Они осуществили продаж в Великобритании на сумму четыре-точка-три миллиарда в прошлом году, а налоговые выплаты составили только четыре-точка-два миллиона фунтов. Сколько это в процентах, Элла? Ноль-точка-один процент?
Все, что он говорит правда, и я знаю об этом, но я всегда говорила себе, что это не относится к моей компетенции. Если я буду делать хорошо свою работу, то я буду вносить свой вклад для улучшения своей страны. Его аргументы, раскачивают мои основы. Я плотно сжимаю губы, отказываясь дискуссировать на данную тему, не имеющую ничего общего с его налоговой ситуацией… или мной.
— Почему ты молчишь, а? Потому что ты знаешь, что тоже самое повторяется с Google и Apple, и любой сильной транснациональной корпорацией, так ведь? В голове любого разумного человека возникает очевидный вопрос — почему бы мне не предпринять меры, чтобы мои налоги тоже немного сократились?
Я агрессивно задираю подбородок.
— А как насчет того, что это аморально? Или вас совершенно не волнует народ этой страны? Ваши налоги смогут поддержать школы и больницы от закрытия. Или вы считаете, что должны делать то же самое, что делают и другие?
Он отрицательно качает головой.
— Знаешь, кто ты, Элла?
— Думаю, вы умираете от желания сообщить мне об этом, — сухо говорю я.
— Ты сторожевая собака. Вопрос только чья? Ты обманываешь себя, думая, что гавкаешь, охраняя бедных и угнетенных, но отвечу так: каждый год ты собираешь все больше и больше налогов, чем в предыдущий, почему с каждым годом все меньше и меньше денег идет на общественные нужды?
Я хмурюсь, он задел меня за живое.