Составление завещаний и купчих, оформление доверенностей, поручительство по залогу, представительство по взысканию долгов, а также прочие услуги.
Повезли британца в злополучную контору. Он рассказал во всех подробностях, как, получив подписанную «старым джентльменом» (то есть его сиятельством господином генерал-губернатором) бумагу, отправился сюда, в «оффис». Мистер Шпейер с ним не поехал, потому что неважно себя чувствовал, однако заверил, что глава фирмы предупрежден и ждет высокого иностранного клиента. Лорда и в самом деле встретили очень любезно, предложили чаю с «твердыми круглыми бисквитами» (пряниками, что ли?), хорошую сигару, и документы оформили очень быстро. Деньги же, сто тысяч рублей, нотариус принял на ответственное хранение и положил в сейф.
– Ну да, ответственное, – пробормотал Эраст Петрович и спросил что-то, показывая на несгораемый шкаф.
Англичанин кивнул, приоткрыл незапертую железную дверцу и свистяще выругался.
Ничего существенного к портрету Ивана Карловича Мебиуса лорд добавить не смог, все твердил про бородавку. Анисий даже слово английское запомнил – «уарт».
– Примета изрядная, ваше высокоблагородие. Большая коричневая бородавка на правой щеке. Может, и отыщем мошенника? – робко высказал Тюльпанов здравую идею. Очень уж запали ему в душу слова генерал-губернатора про дрова и порошок. Хотелось проявить полезность.
Но надворный советник Анисиева вклада в расследование не оценил. Сказал рассеянно:
– Ерунда это, Тюльпанов. Психологическая уловка. Бородавку, или, скажем, родимое пятно в полщеки изобразить нетрудно. Обычно свидетели запоминают только т-такую, бросающуюся в глаза примету, а на прочие уже обращают меньше внимания. Займемся-ка лучше защитником малолетних б-блудниц, «мистером Шпейером». Вы записали его портрет? Покажите-ка. «Непонятного росту, потому что в коляске. Волосы темно-русые, с подстриженными височками. Взгляд мягкий, добрый. (Хм…) Глаза, кажется, светлые. (Это важно, надо будет еще расспросить секретаря его высокопревосходительства.) Лицо открытое, приятное». М-да, зацепиться не за что. Придется побеспокоить его высочество герцога Саксен-Лимбургского. Будем надеяться, что он что-то знает про «внука», раз уж рекомендовал его «дедушке» особым письмом.
В «Лоскутную», к владетельной особе, Эраст Петрович поехал один, нарядившись в мундир. Отсутствовал долго и вернулся мрачнее тучи. В гостинице сказали, что его высочество накануне съехал, отбыл на варшавский поезд. Однако на Брянском вокзале высокий пассажир вчера так и не появился.
Вечером, подводя итоги длинного дня, надворный советник провел с Анисием совещание, которое назвал «оперативным разбором». Для Тюльпанова такая процедура была внове. Это уж потом, когда привык, что каждый день заканчивается «разбором», понемногу осмелел, а в первый вечер больше помалкивал, боялся сморозить глупость.
– Итак, давайте рассуждать, – начал надворный советник. – Нотариуса Мебиуса, который никакой не нотариус, нет. Испарился. Это раз. – Нефритовая косточка на четках звонко щелкнула. – Инвалида-благотворителя Шпейера, который никакой не благотворитель и вряд ли инвалид, тоже нет. Исчез бесследно. Это два. (Снова – щелк!). Что особенно п-пикантно, непонятным образом исчез и герцог, который в отличие от «нотариуса» и «инвалида», вроде бы был настоящий. Конечно, владетельных князьков в Германии видимо-невидимо, за всеми не уследишь, но этого в Москве принимали честь по чести, о его прибытии писали г-газеты. И это три. (Щелк!) По пути с вокзала я наведался в редакции «Недели» и «Русского вестника». Спросил, откуда они узнали о предстоящем визите его высочества герцога Саксен-Лимбургского. Выяснилось, что газеты получили это сообщение обычным образом, по телеграфу от своих петербургских корреспондентов. Что вы об этом думаете, Тюльпанов?
Анисий, разом вспотев от напряжения, сказал неуверенно:
– Мало ли, ваше высокоблагородие, кто их на самом деле прислал, телеграммы эти.
– Вот и я так думаю, – одобрил надворный советник, и у Тюльпанова сразу отлегло от сердца. – Достаточно знать фамилии петербургских корреспондентов, а телеграмму может отправить кто угодно и откуда угодно… Да, кстати. Не зовите вы меня «высокоблагородием», мы ведь не в армии. Достаточно будет имени-отчества, или… или называйте меня просто «шеф», оно короче и удобнее. – Фандорин чему-то невесело улыбнулся и продолжил «разбор». – Смотрите, что п-получается. Некая ловкая особа, всего-то выяснив имена нескольких корреспондентов (для чего достаточно полистать газетки), отбивает по редакциям телеграмму о прибытии германского фюрста, а далее все происходит само собой. Репортеры встречают «его высочество» на вокзале, «Русская мысль» печатает беседу, в которой почетный гость высказывает весьма смелые суждения по Балканскому вопросу, категорически отмежевывается от политического курса Бисмарка, и всё, Москва покорена, наши патриоты принимают герцога с распростертыми объятьями. Ах, пресса, как мало у нас осознают ее истинную силу… Ну-с, Тюльпанов, а теперь переходим к выводам.
Надворный советник, он же «шеф», сделал паузу, и Анисий испугался, что выводы придется делать ему, а в голове бедного рассыльного царил полнейший туман.
Но нет, обошелся господин Фандорин без Анисиева содействия. Энергично прошелся по кабинету, дробно пощелкал четками, потом сцепил руки за спиной.
– Состав шайки «Пиковый валет» неизвестен. Участников по меньшей мере трое: «Шпейер», «Нотариус» и «Герцог». Это раз. Крайне нахальны, очень изобретательны, невероятно самоуверены. Это д-два. Следов никаких. Это три… – Помолчав, Эраст Петрович тихо, пожалуй, даже вкрадчиво закончил. – Но кое-какие зацепки есть, и это четыре.
– Неужто? – встрепенулся приунывший Анисий, который ожидал совсем иной концовки: мол, надежды никакой, так что возвращайся-ка, Тюльпанов, на свою курьерскую службу.
– Думаю, что да. «Валеты» т-твердо уверены в своей безнаказанности, а это означает, что, скорее всего, захотят пошалить еще. Это раз. Ведь и до истории с лордом Питсбруком они успели провернуть две удачные, чрезвычайно дерзкие аферы. Оба раза недурно поживились, оба раза нагло оставили «визитку», а покинуть Москву с изрядными трофеями даже не подумали. Далее… Не угодно ли сигару? – Надворный советник щелкнул крышкой стоявшей на столе эбеновой шкатулки.
Анисий, хоть табак и не употреблял по причинам экономии, не удержался, взял одну – больно уж аппетитно выглядели аккуратные, шоколадные сигарки с красно-золотыми наклейками. В подражание Эрасту Петровичу зачмокал губами, разжигая огонек, и приготовился испытать райское блаженство, доступное лишь богатым господам. Видел он такие сигары на Кузнецком, в витрине колониальной лавки Сычова – по полтора рубля штучка.
– Следующий пункт, – продолжил Фандорин. – «Валеты» повторяются в методах. Это два. И в деле с «герцогом», и в эпизоде с «нотариусом» они использовали людскую доверчивость к печатному слову. Ну, лорд еще ладно. Они, англичане, п-привыкли верить всему, что их «Таймс» п-печатает. Но газеты-то наши московские хороши: сами известили москвичей о приезде «его высочества», сами подняли шумиху, задурили всему городу голову… Тюльпанов, сигарой не затягиваются!
Но было поздно. Тщательно изготовившись, Анисий вдохнул полную грудь терпкого, покалывающего нёбо дыма. Свет померк, всю внутреннюю словно продрало напильником, и бедный Тюльпанов согнулся пополам, кашляя, задыхаясь и чувствуя, что сейчас умрет.
Вернув помощника к жизни (чему способствовала вода из графина и энергичные шлепки по тощей Анисиевой спине), Фандорин кратко резюмировал:
– Наша задача – смотреть в оба.
* * *
И вот уже неделю Тюльпанов смотрел в оба. Поутру, идя на свою завидную службу, покупал весь набор городских газет. Подчеркивал в них все примечательное и необычное, а за обедом докладывал «шефу».
Про обед надо сказать особо. Когда графиня бывала в духе и выходила к столу, кормили изысканно – блюдами, доставленными из французского ресторана «Эртель»: какой-нибудь шофруа из бекасов с трюфелями, салат ромен, маседуан в дыне и прочие кулинарные чудеса, о которых Анисий прежде и не слыхивал. Если же Адди с утра хандрила у себя в будуаре или отправлялась развеяться по галантерейным и парфюмерным магазинам, власть в столовой захватывал Маса, и тут выходил совсем иной коленкор. Из японо-китайской лавки, что на Петровских линиях, фандоринский камердинер приносил пресного рису, маринованной редьки, хрустящих, похожих на бумагу водорослей и сладкой жареной рыбы. Надворный советник поедал всю эту отраву с видимым удовольствием, Анисию же Маса выдавал чай, свежий бублик и колбасу. По правде говоря, такая трапеза Тюльпанову нравилась куда как больше, потому что в присутствии своенравной красавицы он сильно тушевался, и оценить сказочные деликатесы по достоинству все равно не мог.
Эраст Петрович внимательно выслушивал результаты утренних тюльпановских изысканий. Большую часть отметал, прочее соглашался взять на заметку. Во второй половине дня разъезжались проверять: Анисий – подозрительные объявления, шеф – важных персон, прибывших в Москву (якобы визитировал с приветствием от генерал-губернатора, а на самом деле приглядывался, не самозванец ли).
Пока все было впустую, но Анисий носа не вешал. Эх, служить бы так вечно.
Сегодня с утра у Соньки болел живот – видно, опять известку с печки жевала, и потому Тюльпанов позавтракать дома не успел. Кофею во флигеле ему тоже не дали – день выдался «громкий». Сидел Анисий в кабинете тихонько, листал газеты, и в глаза, как на грех, лезла реклама всякой снеди.
«На Сретенку, в лавку Сафатова, поступила необыкновенной доброты солонина под названием „Антрекот“, – читал он ненужное. – По 16 коп. за фунт, одна мякоть, может заменить ветчину самого высшего сорта».
В общем, еле дожил до обеда. Уплетая бублик, докладывал Эрасту Петровичу о сегодняшнем улове.
Вновь прибывших нынче, 11 февраля 1886 года, было немного: пять военных генералов и семь статских. Шеф пометил себе навестить двоих: начальника военно-морского интендантства контр-адмирала фон Бомбе и управляющего государственным казначейством тайного советника Свиньина.
Затем Тюльпанов перешел к более интересному – необычным объявлениям.
«По постановлению Городской думы, – читал он вслух с многозначительными паузами, – все лавковладельцы из Городских рядов на Красной площади приглашаются на совещание по образованию акционерного общества с целью перестройки Городских рядов и возведения на их месте эмпориума со стеклянным куполом».
– Ну и что тут вам кажется п-подозрительным? – спросил Фандорин.
– Ерунда какая-то – зачем лабазу стеклянный купол? – резонно заметил Анисий. – Опять же вы, шеф, велели обращать внимание на все объявления, где призывают вносить деньги, а тут вон акционерное общество. Не афера ли?
– Не афера, – успокоил его надворный советник. – Дума действительно приняла решение снести Городские ряды и п-построить на их месте крытую тройную галерею в русском стиле. Дальше.
Тюльпанов отложил отвергнутую заметку из «Московских городских ведомостей», взял «Русское слово».
ШАХМАТНЫЙ ТУРНИР.
В помещении Московского общества любителей шахматной игры в два часа пополудни состоится турнир М.И. Чигорина с десятью партнерами. Г-н Чигорин будет играть a I'aveugle, не глядя на доску и не записывая ходов. Ставка в игре – 100 рублей. Входной билет – 2 рубля. Приглашаются все желающие».
– Не глядя на доску? – удивился Эраст Петрович и записал себе в книжечку. – Ладно. Съезжу, поиграю.
Ободренный Анисий стал читать дальше, из «Ведомостей московской городской полиции»: