Глава VII. РЕЛИГИОЗНАЯ ЖИЗНЬ 1 страница
Посетитель: Я хотел бы узнать, что такое религиозная жизнь. Месяцами я жил в монастырях, медитировал, вел дисциплинированную жизнь, много читал. Я побывал в различных храмах, церквах, мечетях. Я старался вести очень простую жизнь, стремился не причинять вреда людям или животным. Но ведь, конечно, религиозная жизнь не исчерпывается всем этим? Я практиковал рогу, изучал дзэн и следовал многим религиозным дисциплинам. Я всегда был и остаюсь вегетарианцем. Как видите, теперь я становлюсь стар; я жил у некоторых святых в разных частях света; но я как-то чувствую, что все это лишь окраины чего-то реального. И вот нельзя ли мне сегодня рассмотреть вопрос о том, что такое для вас религиозная жизнь?
Кришнамурти: Однажды ко мне пришел саньяси; и он был печален. Он рассказал, что принял обет безбрачия и оставил мир, чтобы сделаться нищенствующим монахом, который бродит от одной деревни к другой. Однако его половые желания были настолько властными, что как-то утром он решил удалить свои половые органы хирургическим путем. Многие месяцы он испытывал непрекращающуюся боль; но понемногу рана зажила; и лишь спустя много лет он полностью осознал, что наделал. Итак, он пришел повидаться со мной; в этой комнате он спросил меня, что ему можно теперь сделать, чтобы снова стать нормальным человеком, – разумеется, не физически, а внутренне, – после того, как он искалечил себя. Он сделал
это потому, что половую активность считали противоречащей религиозной жизни; ее признавали мирской, относящейся к сфере удовольствия; а этого подлинный саньяси должен избегать любой ценой. Он сказал: "Вот я здесь; я чувствую себя совершенно потерянным, лишенным своей мужской природы. Я так упорно боролся против своей сексуальной страсти, старался подчинить ее, и в конце концов произошла эта ужасная вещь. Что мне теперь делать? Я знаю, что поступил неправильно. Моя энергия почти иссякла, и кажется, что я кончаю жизнь во тьме". Он взял меня за руку, и мы некоторое время посидели в молчании.
Разве это – религиозная жизнь? Является ли отрицание удовольствия или красоты тем путем, который ведет к религиозной жизни? Отрицать красоту неба, холмов, человеческой формы – приведет ли это к религиозной жизни? Но именно в этом уверены в большинстве своем святые и монахи. И убежденные в этом, они мучают себя. А может ли измученный, искалеченный, искаженный ум когда-нибудь найти, что такое религиозная жизнь? Однако все религии утверждают, что подобные мучения, подобное калечение составляют единственный путь к реальности, или к Богу, или к чему-то сходному, какое бы название они этому не давали. Все они проводят различие между тем, что называют духовной, религиозной жизнью, и тем, что называют жизнью мирской.
Человек, который живет только ради удовольствия, со случайными проблемами печали и набожности, вся жизнь которого отдана увеселениям и развлечениям, – это, конечно, мирской человек; в то же время он может также быть очень умным, весьма начитанным, и его жизнь может оказаться наполненной мыслями других людей или его собственными. Равным образом человек, имеющий некоторое дарование и пользующийся им для блага общества или для своего собственного удовольствия и достигающий известности в реализации этого дарования, – такой человек, несомненно, также является мирским человеком. Но такое мирское занятие – ходить в церковь, в храм или мечеть, произносить молитвы, оставаясь насквозь пропитанным предрассудками и ханжеством, совершенно не осознавая скрытой в этом жестокости. Быть патриотом, националистом, идеалистом – значит быть мирским человеком. И тот, кто запирается в монастыре, встает в определенное время с книгой в руках, читает и молится, – и это, бесспорно, мирской человек. Точно так же и человек, который принимается за какую-то полезную работу, будь он общественным реформатором или миссионером, ничем не отличается от политика с его мирскими заботами. Разделение между религиозной жизнью и миром составляет самую суть мирского образа действия. Ум всех этих людей, всех этих монахов, святых, реформаторов, не очень отличается от ума тех, кто заботится лишь о вещах, приносящих удовлетворение.
Поэтому важно не разделать жизнь на мирскую и не-мирскую. Важно не делать различия между мирским и так называемым религиозным. Без мира материи, без материального мира нас не было бы здесь. Без красоты неба и этого одинокого дерева на вершине холма, без этой проходящей мимо женщины, без этого всадника жизнь не была бы возможной. Мы заняты всей жизнью в целом, а не какой-то отдельной ее частью, которая, в противоположность всему остальному, считается религиозной. Итак, человек начинает видеть, что религиозная жизнь занята целым, а не частным.
Посетитель: Я понимаю то, что вы говорите. Нам нужно иметь дело с целостным явлением жизни; мы не в состоянии отделить мир от так называемого духа. Поэтому возникает вопрос: каким образом наши действия, относящиеся ко всем явлениям жизни, могут стать религиозными?
Кришнамурти: Что мы подразумеваем под "религиозным действием"? Не имеете ли вы под этим в виду некоторого образа жизни, в котором не существует разделения – разделения между мирским и религиозным, между тем, что должно быть, и тем, чего не должно быть, между вами и мной, между тем, что нравится, и тем, что не нравится? Это разделение есть конфликт. Жизнь в состоянии конфликта – не религиозная жизнь. Религиозная жизнь возможна только тогда, когда мы глубоко понимаем конфликт. Такое понимание конфликта есть разум. Именно этот разум действует правильно. То, что многие люди называют разумом, есть простое умение в какой-то технической деятельности, или деловая сметка, или политическое крючкотворство.
Посетитель: Таким образом, мой вопрос в действительности означает: как человеку жить без конфликта, проявляя то чувство истинной святости, которое не является просто эмоциональным благочестием, обусловленным какой-то религиозной клеткой, неважно, какой бы старой и почтенной эта клетка не была?
Кришнамурти: Человек, который живет в деревне без чрезмерных конфликтов или погружен в мечтания где-нибудь в пещере среди "священных" гор, конечно, не живет религиозной жизнью в нашем понимании. Покончить с конфликтом – одна из наиболее сложных вещей. Для этого необходимо наблюдение за собой и чуткость осознания как внешних, так и внутренних явлений. Конфликт может прийти к концу только тогда, когда налицо понимание противоречия внутри самого себя. Это противоречие будет существовать всегда, если нет свободы от известного, от прошлого. Свобода от прошлого означает жизнь в настоящем, в том настоящем, которое не от времени, в котором существует только это движение свободы, неприкосновенное для прошлого, для известного.
Посетитель: Что вы понимаете под свободой от прошлого?
Кришнамурти: Это прошлое – все наши накопленные воспоминания. Такие воспоминания действуют в настоящем и создают надежды на будущее и страх перед ним. Надежды и страхи и есть психологическое будущее: без них будущего нет. Таким образом, настоящее является действием прошлого, а ум оказывается этим движением прошлого. Прошлое действует в настоящем и создает то, что мы называем будущим. Такая реакция прошлого является непроизвольной, ее не вызывают, не приглашают – она овладевает нами прежде, чем мы это узнаем.
Посетитель: Как же в таком случае нам освободиться от нее?
Кришнамурти: Осознавать это движение без выбора – потому что выбор еще более принадлежит к тому же самому движению прошлого, – значит наблюдать прошлое в действии; подобное наблюдение не является движением прошлого. Наблюдать без мысленного образа – это действие, в котором прошлое закончилось. Наблюдать дерево без мысли – это действие без прошлого. Состояние, когда мы видим, гораздо важнее того, что мы видим. Осознавать прошлое в этом наблюдении, лишенном выбора, значит не только действовать по-иному, но и самому быть иным, В этом осознании память действует эффективно, без препятствий. Быть религиозным – значит осознавать подобным образом без выбора, что существует свобода от известного даже в том случае, когда это известное действует, где бы ему ни пришлось действовать.
Посетитель: Но ведь известное, прошлое, все еще иногда действует даже и в тех случаях, когда ему не следует действовать; оно все еще бывает причиной конфликта.
Кришнамурти: Осознавать и это – значит находиться в состоянии бездействия по отношению к действующему прошлому. Поэтому свобода от известного представляет собой подлинно религиозную жизнь. Это не значит полностью стереть известное – мы входим в совершенно иное измерение, из которого наблюдаем это известное. Такое действие, когда мы видим без выбора, представляет собой действие любви. Религиозная жизнь и есть это действие; и вся жизнь представляет собой такое действие; и таким действием является религиозный ум. Итак, религия, и ум, и жизнь, и любовь – все это одно.
Глава VIII. ВИДЕТЬ ЦЕЛОЕ
Посетитель: Когда я слушаю вас, мне кажется, что я понимаю то, о чем вы говорите, и не только на словесном, но и гораздо более высоком уровне. Я делаюсь как бы частью сказанного, я полностью схватываю всем своим существом истину того, что вы говорите. Мой слух обостряется, и сам процесс, в котором я вижу цветы, деревья, эти снежные горы заставляют чувствовать себя их частью. В этом осознании у меня нет ни конфликта, ни противоречия. Мне кажется, как будто я в состоянии сделать что угодно, и что бы я ни сделал, все будет правильным и не принесет никаких страданий, не создаст никаких конфликтов. Но, к несчастью, это состояние длится недолго. Оно продолжается, может быть, час или два, пока я вас слушаю. А когда я ухожу с беседы, все как бы испаряется, и я опять оказываюсь там, где был раньше. Я пытаюсь осознавать себя; я продолжаю вспоминать состояние, в котором находился, когда слушал ваши беседы, вновь и вновь стараюсь достичь его, удержаться в нем, и это превращается в борьбу. Вы сказали: "Осознайте свой конфликт, прислушайтесь к нему; усмотрите причины вашего конфликта; вас конфликт – это вы сами". Я осознаю свой конфликт, свое страдание, печаль, смятение; но это осознание никоим образом ничего не устраняет. Наоборот, осознание, кажется, придает им жизненность и длительность. Вы говорите об осознании без выбора, и это снова порождает еще одну битву внутри меня, ибо я полон выбора, решений, мнений. Я применил осознание к некоторой частной привычке, которая у меня есть; но она не исчезла. Когда вы осознаете наличие некоторого конфликта или напряжения, то же самое осознание продолжает следить за тем, не исчез ли уже этот конфликт. И это как будто напоминает вам о конфликте, так что вы никогда его не отбрасываете.
Кришнамурти: Осознавать – не значит чем-то себя связывать. Осознание есть наблюдение, как внешнее, так и внутреннее, в котором прекратилось руководство. Вы осознаете; но этим не питаете, не поощряете того, что осознаете. Осознание не есть сосредоточение на чем-то. Оно не является действием воли, которая выбирает то, что она будет осознавать, которая анализирует данное явление, чтобы осуществить некоторый результат. Когда осознание намеренно устремлено на какой-то отдельный объект, например, на конфликт, оно является актом воли, сосредоточения. А когда вы сосредотачиваетесь, то есть заключаете всю свою энергию и мысль внутри избранных вами границ, будь то чтение книги или наблюдение своего гнева, тогда в этом процессе исключения предмет вашего сосредоточения усиливается, получает питание. Поэтому здесь нам нужно понять природу осознания: необходимо понять, о чем мы говорим, когда употребляем слово "осознание". И вот вы можете или осознавать какую-то отдельную вещь, или осознавать эту вещь, как часть целого. Частность сама по себе имеет весьма небольшой смысл; однако, когда вы видите целое, тогда эта частность находится во взаимоотношениях с целым; и только в таких взаимоотношениях она обнаруживает свое истинное значение; она не становится наиболее важной, преувеличенной. Поэтому действительный вопрос заключается в следующем: видит ли человек тотальный процесс жизни, или он сосредоточен на частности, упуская, следовательно, из виду всю поле жизни? Осознавать целостное поле жизни – значит видеть также и частность, но в то же время и понимать ее взаимоотношения с целым. Если вы проявляете гнев и заинтересованы в том, чтобы покончить с ним, тогда вы сосредоточиваете свое внимание на гневе, и целое ускользает от вас, а гнев усиливается. Но гнев находится во взаимосвязи с целым. Так что когда мы отделяем частность от целого, эта частность порождает свои собственные проблемы.
Посетитель: А что вы имеете в виду, когда говорите: "Видеть целое"? Что такое эта тотальность, о которой вы говорите, что это за расширенное осознание, в котором частность является одной деталью? Или это какое-то таинственное, мистическое переживание? Если это так, тогда нам не остается никакой надежды. Или, может быть, вы говорите именно об этом, утверждая, что имеется целое поле существования, частью которого является гнев, что заниматься его частью значит препятствовать обширному восприятию? Но что же такое это обширное восприятие? Я могу видеть целое только во всех его частностях. И какое целое вы имеете в виду? Говорите ли вы об уме в целом, или о целостности существования, или о целостности меня самого, или о жизни в целом? Что за целое вы подразумеваете, и как мне можно его увидеть?
Кришнамурти: Целое поле жизни; ум, любовь, все, что существует в жизни.
Посетитель: Разве я способен увидеть все это? Я могу понять, что все, видимое мною, является частичным, что все мое осознание есть осознание частности, что оно лишь усиливает частность.
Кришнамурти: Давайте выразим это таким образом: воспринимаете ли вы умом и сердцем в отдельности, или вы видите, слышите, осязаете, думаете одновременно, не разорвано?
Посетитель: Не понимаю, что вы хотите сказать.
Кришнамурти: Вы слышите слово, ум говорит вам, что это оскорбление, чувства говорят, что оно вам неприятно; и ум снова вмешивается, чтобы контролировать или оправдывать и так далее. Если ум вывел свое заключение, тогда берут верх чувства, – и таким образом некоторое событие развязывает цепную реакцию в различных частях вашего существа. То, что вы слышите, было разорвано, разбито на части; и если вы сосредоточиваетесь на одном из таких обрывков, вы пропускаете тотальный процесс слушания. Слушание может быть отрывочным – или же может осуществляться всем вашим существом, тотально. Следовательно, под восприниманием целого мы понимаем восприятие глазами, ушами, сердцем, умом; не такое восприятие, которое совершается каждый этим элементом в отдельности. Это значит – полностью отдавать ваше внимание. При таком внимании частность, например, гнев, имеет иное значение, поскольку она находится во взаимной связи со многими другими проблемами.
Посетитель: Значит, когда вы говорите о том, чтобы видеть целое, вы имеете в виду способность видеть всем своим существом; это вопрос качества, а не количества. Правильно ли я понял?
Кришнамурти: Да, совершенно верно. Но вот вы -действительно ли вы видите таким образом, тотально, или вы просто ограничиваетесь словесным выражением? Видите ли вы свой гнев сердцем, умом, ушами и глазами? Или вы видите гнев, как нечто, не связанное с остальной частью вашего существа и потому имеющее большое значение? Когда вы придаете основную важность целому, вы не забываете частного.
Посетитель: Но что же тогда происходит с частностью, с гневом?
Кришнамурти: Вы осознаете гаев всем своим существом. Если это так, есть ли тогда гнев? Невнимание есть гнев; это отсутствие внимания, а не его наличие. Таким образом, внимание всего вашего существа есть видение целого, а невнимание есть видение частности. Осознавать целое, частность, а также и взаимоотношения между этими двумя – вот в чем вся проблема. Мы отделяем частность от остального и пытаемся разрешить ее. Поэтому нарастает конфликт, из которого нет выхода.
Посетитель: Следовательно, когда вы говорите, что мы видим только частность, как, например, гнев, вы имеете в виду то обстоятельство, что мы смотрим на нее только одной частью своего существа?
Кришнамурти: Когда вы смотрите на частность одним обрывком своего существа, разделение между этой частностью и смотрящим на нее отрывком возрастает; таким образом, конфликт усиливается. Когда нет разделения, нет и конфликта.
Посетитель: Вы утверждаете, что когда я смотрю на этот гнев всем своим существом, между ним и мной нет никакого разделения?
Кришнамурти: Именно так! Действительно ли вы делаете это или только уясняете слова? Что происходит на самом деле? Это гораздо важнее, чем ваш вопрос.
Посетитель: Вы спрашиваете, что происходит. Я просто стараюсь вас понять.
Кришнамурти: Стараетесь ли понять меня – или вы видите истину того, о чем мы говорим, истину, которая независима от того, о чем мы говорим, тоща вы являетесь своим собственным гуру и своим собственным учеником, что значит понимать себя. Этому пониманию нельзя научиться от другого.
Глава IX. МОРАЛЬ
Посетитель: Что значит быть добродетельным? Что заставляет человека поступать справедливо? Каково основание морали? Как я узнаю добродетель без борьбы за нее? Является ли она самоцелью?
Кришнамурти: Можем ли мы отвергнуть мораль общества, того общества, которое в действительности совершенно аморально? Его мораль стала респектабельной, получила одобрение религиозных инстанций; и мораль революции, противостоящей прочно установленному обществу скоро тоже становится такой же аморальной и респектабельной, как и мораль этого общества. Эта мораль состоит в том, чтобы идти на войну, убивать и быть агрессивным, добиваться власти, давать свободу ненависти; в ней выражается вся жестокость и несправедливость установленного авторитета. Она аморальна. Но может ли человек по-настоящему сказать, что она аморальна? Ибо мы составляем часть этого общества, сознаем мы это или нет. Общественная мораль есть наша мораль; и разве мы способны так легко ее отбросить? Легкость, с какой мы ее отбрасываем, и есть признак нашей моральности, – а не усилие, которого нам стоит отказ от нее, не награда, не наказание за это усилие, а совершенная легкость, с которой мы ее отвергаем. Если наше поведение направляется окружением, в котором мы живем, которому подчиняемся и которым сформированы, тогда оно механично и тяжело обусловлено. И если наше поведение является следствием нашего собственного обусловленного ответа, разве оно морально? Если ваше действие основано на страхе и награде, разве оно справедливо? Если вы ведете себя должным образом согласно какому-то идеологическому понятию или принципу, можно ли считать это действие добродетельным? Поэтому мы должны сначала выяснить, насколько глубоко мы отвергаем мораль авторитета, подражания, приспособления и повиновения. Не является ли страх основой нашей морали? Если не дать себе фундаментальные ответы на эти вопросы, невозможно узнать, что это значит – быть подлинно добродетельным человеком. Как мы сказали, важнее всего то, насколько легко вы можете выйти из этого лицемерия. Если вы просто не обращаете на него внимания, это еще не указывает на то, что вы – моральная личность: возможно, вы лишь психопат. Если же вы живете рутинной жизнью и полны довольства, такая жизнь также не будет моральной. Мораль святого, который следует прочно установленной традиции святости и подстраивается под нее, очевидно, тоже не моральна. Так что легко увидеть, что любое сообразование с образцом, санкционированным или не санкционированным традициями, не является праведным поведением. Добродетель может прийти только из свободы.
Итак, возможно ли с большим умением освободить себя из сетей того, что считается моральным? Вместе со свободой приходит искусство в действии – равно как и добродетель.
Посетитель: Разве я в состоянии бесстрашно, с той проницательностью, которая есть искусство, освободиться от общественной морали? Меня пугает самая мысль о том, что общество сочтет меня аморальным. Так могут поступать молодые люди, а я уже пожилой человек и у меня есть семья; респектабельность содержится в самой моей крови. Во мне есть буржуазная сущность, и я испытываю страх.
Кришнамурти: Или вы принимаете общественную мораль, или отвергаете ее. Вы не можете идти по обоим путям, не можете стоять одной ногой в преисподней, а другой – на небесах.
Посетитель: Так что же мне делать? Теперь я знаю, что такое мораль, однако я все время продолжаю оставаться аморальным. Чем старше я становлюсь, тем более лицемерным делаюсь. Я презираю общепринятую мораль, и все же мне хочется пользоваться ее благами, ее комфортом, психологической и материальной безопасностью, элегантностью приятного обращения. Таково мое действительное плачевное состояние. Что же мне делать?
Кришнамурти: Тут вы ничего не можете поделать, кроме того, чтобы продолжать жить, как вы живете. Гораздо лучше прекратить попытки быть моральным, перестать занимать свой ум добродетелью.
Посетитель: Но я не могу так жить, мне нужно другое! Я вижу прелесть и мощь этого другого, его чистоту. То, за что я держусь, грязно и уродливо, а я не в состоянии выпустить его из рук.
Кришнамурти: Тогда нет никакого выхода. Вы не можете обладать респектабельностью и добродетелью. Добродетель – это свобода. А свобода – это не идея, не понятие. Когда есть свобода, тогда существует внимание, и только в этом внимании может расцвести доброта.
Глава X. САМОУБИЙСТВО
Посетитель: Мне хотелось бы поговорить о самоубийстве – не потому, что в моей собственной жизни произошел какой-то кризис, не потому, что у меня есть некоторая причина для самоубийства, а потому, что этот вопрос неизбежно возникает при виде трагедии старости – физического распада, наблюдаемых у людей, когда к ним пришла старость. Есть ли какое-то основание продолжать жизнь, если человек дошел до такого состояния? Надо ли упорно цепляться за ее остатки? Может быть, разумнее было бы признать, что наступил тот момент, когда всякая полезность жизни уже исчерпана?
Кришнамурти: Если бы это разум побуждал вас окончить жизнь, тот же самый разум запретил бы вашему телу преждевременно разрушаться.
Посетитель: Но разве не наступает такой момент, когда даже разумное сознание не в силах воспрепятствовать этому разрушению? В конце концов тело подвергается износу – и как узнать время, когда этот износ приходит?
Кришнамурти: Нам следует углубиться в этот вопрос довольно основательно. Сюда включено несколько проблем, не правда ли? – разрушение тела, организма, старение ума и то крайнее его бессилие, которое порождает сопротивление. Мы без конца злоупотребляем телом в силу обычаев, вкусов, пренебрежительного отношения. Вкус требует – и связанное с ним удовольствие контролирует деятельность организма, формирует ее. Когда это происходит, разрушается природный разум организма. В магазинах мы видим необыкновенное разнообразие пищи великолепной окраски; она рассчитана на то, чтобы вызвать приятные вкусовые ощущения, а не на то, чтобы приносить пользу телу. Таким образом с юных лет вы постепенно умерщвляете и разрушаете тот инструмент, который должен быть в высшей степени чувствительным, активным, должен функционировать подобно совершенному механизму. Это часть проблемы; затем существует и ум, который в течение двадцати, тридцати или восьмидесяти лет жил в состоянии непрестанной битвы и противодействия. Он знает только противоречия и конфликты – эмоциональные или интеллектуальные. Каждая форма конфликта не только является искажением ума, но и приносит с собой разрушение. Таковы, следовательно, некоторые из основных внутренних и внешних факторов разрушения – постоянная эгоцентрическая деятельность с ее изолирующими процессами.
Существует естественный физический износ тела, как и его ненормальный износ. Тело теряет свои способности и память; постепенно старость берет верх. И вы спрашиваете, не следует ли такому человеку совершить самоубийство, принять пилюлю, которая даст ему освобождение? Кто же задает этот вопрос – сам ли старик, или те, кто наблюдает за старостью и печалью, с отчаянием и страхом перед своим собственным разрушением?
Посетитель: Ну, с моей точки зрения, этот вопрос, очевидно, мотивирован страданиями при виде старческой дряхлости других людей, потому что у меня, вероятно, она еще не возникла. Но разве не существует также некоего действия разума, который предвидит возможное разрушение тела и задает вопрос: не будет ли продолжение жизни простой тратой времени, поскольку организм более не способен жить разумно?
Кришнамурти: Разрешат ли врачи эвтаназию, разрешат ли врачи или правительство пациенту совершить самоубийство?
Посетитель: Конечно, по мнению некоторых людей, этот вопрос законности, социологии или морали; но разве сейчас мы здесь обсуждаем эти аспекты? Разве мы не спрашиваем просто, имеет ли индивид право уничтожить свою жизнь? Речь идет не о том, разрешит ли это общество.
Кришнамурти: Следовательно, вы спрашиваете, имеет ли человек право уничтожить собственную жизнь -не только когда он стар или осознает приближение дряхлости, – а просто имеет ли он моральное право в любое время совершить самоубийство?
Посетитель: Я не решаюсь вводить мораль в данный вопрос, потому что это обусловленное явление. Я пытался задать такой вопрос, не выходя за пределы разума. Эта проблема не стоит передо мною лично, так что я способен смотреть на нее, как я полагаю, достаточно беспристрастно. Но каким же будет ответ – просто как задача для разума?
Кришнамурти: Вы спрашиваете о том, может ли разумный человек совершить самоубийство? Это и есть ваш вопрос?
Посетитель: Или может ли самоубийство при некоторых обстоятельствах быть действием разумного человека?
Кришнамурти: Это одно и то же. В конце концов, самоубийство наступает или в результате полного отчаяния, вызванного глубоким крушением надежд, или вследствие непреодолимого страха; или оно порождено осознанием бессмысленности некоторого образа жизни.
Посетитель: Извините, я перебью вас. Я хочу сказать, что обыкновенно так оно и бывает; но я пытаюсь задать этот вопрос вне какой-либо мотивировки. Когда человек приходит к тому пункту, где существует отчаяние, тогда в дело вовлечен мотив колоссальной силы, и тогда трудно отделить эмоцию от разума. А я стараюсь остаться вне всяких эмоций, в пределах чистого разума.
Кришнамурти: Итак, вы спрашиваете о том, разрешает ли разум какую-то форму самоубийства. Очевидно, нет.
Посетитель: А почему?
Кришнамурти: По настоящему нам нужно понять это слово – "разум". Является ли разумным позволять телу разрушаться в силу обычая, в результате излишеств, вследствие культивирования особых вкусов, удовольствий и тому подобного? Разве здесь разум, разве это действие разума?
Посетитель: Нет; но если человек достиг некоторого пункта в жизни, где могла накопиться некоторая сумма неразумного пользования телом, которая еще не оказала на него своего действия, ему ведь нельзя вернуться назад и заново прожить свою жизнь.
Кришнамурти: Поэтому осознайте разрушительную природу нашего образа жизни и положите ему конец немедленно, а не в каком-то будущем. Немедленное действие перед лицом опасности есть акт здравого смысла, разума; а отсрочка, как и стремление к удовольствию, указывает на недостаток разума.
Посетитель: Я это понимаю.
Кришнамурти: А не видите ли вы еще нечто, вполне действительное и подлинное, а именно: что этот изолирующий процесс мысли с его эгоцентрической деятельностью представляет собой форму самоубийства? Изоляция есть самоубийство, будь то изоляция какой-то нации, религиозной организации, семьи или некоторой общины. Вы уже пойманы в эту ловушку, которая в конце-концов приведет к самоубийству.
Посетитель: Вы имеете в виду индивида или группу?
Кришнамурти: Как индивида, так и группу. Вы уже захвачены образцом.