Национализм и патриотизм

Слово «национализм» имеет немало значений. Чаще всего под национализмом понимают идеологию движений, руководствующихся «национальной идеей», и совокупность действия, совершаемые людьми под влиянием этой идеологией.

Возникновение нации с необходимостью предполагает появление «национальной идеи». Но когда нация формируется по признаку принадлежности к социоисторическому организму, национализма в привычном понимании этого слова не возникает. Национальная идея в таком случае не предполагает противопоставления людей по признаку этнической принадлежности. Это отнюдь не означает отсутствие вообще какого бы то ни было противопоставления групп людей в пределах социоисторического организма. Но это — противопоставление не одного этноса другому, а людей, отстаивающих интересы своего отечества, людям, которые выступают в разрез с этими интересами, т.е. подразделение населения социоисторического организма на патриотов и антипатриотов.

В эпоху складывания централизованных государств в Западной Европы в качестве антинациональной силы выступали те представители класса феодалов, которые противились этому процессу, независимо от их этнической принадлежности. В годы Великой Французской революции нацию составили все те жители этой страны, которые боролись за ее революционное преобразование, опять-таки независимо от своей этнической принадлежности. В их числе были и этнические французы, и эльзас-лотарингцы, и корсиканцы и т.п. Объединяла их принадлежность к непривилегированному, «третьему» сословию.

Еще в январе 1789 г. Эмманюэль Жозеф Сийес (1748 — 1836) в знаменитой брошюре «Что такое третье сословие?» прямо заявлял: «...Третье сословие обнимает все, что относится к нации; и все, что не заключается в третьем сословии, не может считаться частью нации».[76] В ходе революции в качестве врагов нации выступила значительная часть дворян, которые в большинстве своем были этническими французами. Логика борьбы привела к тому, что многие из них покинули Францию и вступили в ряды иноземных армий, боровшихся против их бывшего отечества.

Почти РІСЃРµ РѕРЅРё субъективно продолжали считать себя патриотами. Ведь РѕРЅРё, как это РёРј представлялось, сражались РЅРµ против Франции вообще, Р° лишь против РЅРѕРІРѕР№, революционной Франции. РћРЅРё вели Р±РѕСЂСЊР±Сѓ Р·Р° Францию, РЅРѕ только РЅРµ РЅРѕРІСѓСЋ, Р° старую, дореволюционную, которая продолжала оставаться для РЅРёС… отечеством. РќРѕ вопреки РёС… субъективным представлениям, Рє этому времени существовала только РѕРґРЅР° Франция — новая. Никакой РґСЂСѓРіРѕР№ РЅРµ было. И поэтому, хотели РѕРЅРё этого или РЅРµ хотели, РѕРЅРё стали предателями, оказались РІРЅРµ отечества Рё РІРЅРµ нации. РўРѕ же самое произошло СЃ Рё теми этническими СЂСѓСЃСЃРєРёРјРё, которые РІ СЃРѕСЋР·Рµ СЃ иностранными интервентами сражались РІ РіРѕРґС‹ Гражданской РІРѕР№РЅС‹ 1918—1922 РіРі. РІ РРѕСЃСЃРёРё против советской власти. Белоэмигранты оказались Р·Р° пределами отечества Рё РІРЅРµ СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ нации.

Но главное не в том, что после революции другого отечества, кроме нового, не существовало. Ведь в предреволюционное время тоже существовало одно отечество, причем со старыми порядками. И революционеры боролись против этих порядков. С чисто формальной точки зрения получалось, что они боролись против своего отечества. И, как хорошо известно, сторонники старого режима нередко обвиняли революционеров в антипатриотизме, в измене отечеству и т.п. грехах. Но это были фальшивые обвинения.

Суть дела РІ том, что интересы социоисторического организма, С‚.Рµ. отечества, требовали изменения общественного строя. И поэтому те люди, которые боролись Р·Р° коренное преобразование социора, служили интересам отечества, были патриотами. Революционеры всегда патриоты, истинные патриоты. Рљ революционной Р±РѕСЂСЊР±Рµ РёС… побуждают РЅРµ просто интересы тех или иных классов, Р° патриотизм.

«Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? — писал В.И. Ленин, — Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всех работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т.е. 9/10 еенаселения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты... И мы, великорусские рабочие, полные чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии...».[77]

Среди революционеров могут быть представители господствующего класса, заинтересованного в сохранение существующего строя. Это люди, которые поставили интересы своего отечества выше интересов своего класса. Они изменили своему классу во имя служения отечеству. Прекрасный пример — декабристы. Что же касается врагов революции, контрреволюционеров, то они всегда, независимо от своих субъективных намерений, переживаний, — враги отечества, предатели нации.

Национальная идея при том варианте развития, который имел место в Западной Европе, была идеей патриотической. Она выражала реальные интересы того или иного социоисторического организма и была явлением прогрессивным. Существование объективных интересов социоисторического организмов, которые представляют собой одновременно интересы, если не всего его населения, то значительной его части, есть несомненный факт, по крайней мере, для истории нового времени. Этот факт, к сожалению, нередко игнорировался многими марксистами, делавшими упор на классовые интересы.

Но это отнюдь не значит, что патриотическая, или социорнонациональная (соционациональная) идея всегда была явлением только позитивными. Нередко она использовалась для прикрытия своекорыстных интересов правящих классов или даже просто тех или иных клик. В случаях несправедливых войны, особенно колониальных, патриотическая идея были маскировкой и оправданием всевозможных преступлений и иных мерзостей. Об этом лучше всех сказал в свое время великий американский писатель Марк Твен (наст. имя и фам. — Сэмюэль Ленгхорн Клеменс, 1835 — 1910) в замечательных памфлетах, среди которых особо выделяются «О патриотизме» (1900; 1923) и «В защиту генерала Фанстона» (1902).

В самое последнее время среди наших публицистов, именующих себя демократами, но в действительности выражающих интересы российской компрадорской буржуазии, стало необычайно модным приводить изречение английского писателя Сэмюэля Джонсона (1709—1784) : «Патриотизм — последнее прибежище негодяя». Но вопреки их трактовке С. Джонсон осуждает не патриотизм сам по себе, а использование лозунга патриотизма для прикрытия грязных делишек.

Когда нация строится по признаку не социорной, а этнической принадлежности, «национальная идея» всегда предполагает политическое, а нередко и правовое противопоставление людей, образующих разные этносы. Не буду долго задерживаться на национализме господствующего этноса, одновременно образующего и нацию. Это явление всегда отрицательное и только отрицательное. Национальная идея в таком случае служит оправданием и обоснованием привилегированного положения данной группы людей, ее нрава на притеснение и дискриминацию всех других этнических групп.

В национализме дискриминируемого этноса выражается его стремление покончить с своим приниженным положением. В этом смысле в нем есть демократическое, позитивное содержание. И если бы данная идеология этим бы исчерпывалась, если бы лозунгом такого движения было полное равенство всех людей, независимо от их этнической принадлежности, то собственно нельзя было бы назвать ее национальной, тем более националистической.

Но так, обычно, никогда не бывает. В национализме притесняемой этнической общности почти всегда присутствует его противопоставление всем остальным этносам, прежде всего господствующему. И когда программой движения является требование территориальной автономии, тем более независимости, то почти всегда явно или неявно подразумевается, что власть в автономной области, тем более в независимом государстве, должна принадлежать прежде всего или даже исключительно представителям I данной нации. Иначе говоря, данная программа предусматривает предоставление привилегий данной нации и явную или неявную дискриминацию людей, принадлежащих к иным этносам и прежде всего к господствующей нации. В таком случае идеологию движения обычно характеризуют не как национальную, а как националистическую.

Националистической может быть и чаще всего бывает и идеология настоящего национально-освободительного движения. В случае же квазинационального движения идеи этнократии, исключительности прав и привилегированного положения данного этноса являются центральными. Национализм нередко при этом перерастает в этнорасизм.

РЇСЂРєРёРј примером может быть положение, сложившееся РІ Латвии Рё Эстонии. РСѓСЃСЃРєРѕРµ Рё вообще русскоязычное население РІ большинстве своем лишено гражданства этих стран, Р° тем самым Рё РјРЅРѕРіРёС… политических Рё гражданских прав.[78] Фактически РІ этих республиках сложился режим апартеида, РІРѕ РјРЅРѕРіРѕРј сходный СЃ тем, что еще недавно существовал РІ Южно-Африканской республике. Отличие РІ РѕСЃРЅРѕРІРЅРѕРј лишь РІ том, что РІ ЮАРделение РЅР° привилегированную Рё дискриминируемую РіСЂСѓРїРїС‹ населения проводилось РїРѕ расовому признаку, Р° РІ Латвии Рё Эстонии — если неформально, то РїРѕ существу РїРѕ признаку этнической принадлежности.

И в Латвии, и в Эстонии в самое последнее время приняты законы, еще более ухудшающие положение русского и вообще русскоязычного населения. «Владение эстонским языком, — сообщают из Таллина, — основное условие не только для получения гражданства, но после принятия 9 февраля поправок к соответствующему закону оно стало основным и для получения работы. Сектор возможностей для тех, кто знает эстонский язык, широк, для тех, кто его не знает или знает плохо, катастрофически сужается, формируя принципиально разные общественные слои в рамках одного государства. Граждане и неграждане, эстонцы и неэстонцы — за этими понятиями скрываются своеобразные миры, существующие в Эстонии сепаратно, в несравнимо разных материальных, духовных и правовых ипостасях».[79]

Совершенно закономерно, что правящая элита этих государств, РїСЂРѕРІРѕРґСЏ политику апартеида, всемерно поощряет пропаганду национализма Рё этнорасизма, РЅРµ только терпимо, РЅРѕ РІ высшей степени благосклонно относится Рє фашистским военным преступникам (солдатам Рё офицерам национальных частей РЎРЎ), всячески оправдывает совершенные РёРјРё Рё служащими полиции, созданной немецкими оккупантами РёР· местных жителей, чудовищные преступления. Дело дошло РґРѕ того, что РІ Латвии 18 марта — день первого Р±РѕСЏ созданного РїРѕ личному приказу Адольфа Гитлера латышского легиона «Ваффен РЎРЎВ» — был официально объявлен государственным праздником. Р’ 1998 Рі. была переиздана антисемитская РєРЅРёРіР° «Страшный СЃСѓРґВ», опубликованная латышскими фашистами РІ 1942 Рі. СЃ предисловием Генриха Гиммлера. РќРµ захотела отставать РѕС‚ Латвии Рё Эстония. 19 мая 1999 Рі. РІ Таллине были торжественно перезахоронены останки бывшего командира 20-Р№ РґРёРІРёР·РёРё РЎРЎ Альфонса Ребане.[80]

Р’ нашей «демократической» прессе различного СЂРѕРґР° националистические партии Рё РіСЂСѓРїРїРёСЂРѕРІРєРё, существующие РІ странах РЎРќР“ Рё Прибалтики, нередко именуют национально-демократическими. Чаще всего как демократические характеризуются также такие, например, объединения, как Народный РСѓС… Украины Рё Белорусский народный фронт (БНФ). Р’ действительности же этнонационализм Рё демократия несовместимы, что можно видеть РЅР° примере деятельности названных политических образований.

РћСЃРЅРѕРІРЅРѕР№ РёС… лозунг — пропаганда вражды Рє РРѕСЃСЃРёРё Рё всему СЂСѓСЃСЃРєРѕРјСѓ, насильственное вытеснение СЂСѓСЃСЃРєРѕРіРѕ языка Рё принуждение населения этих стран Рє пользованию РѕРґРЅРёРј лишь языком, РІ первом случае украинским, РІРѕ втором — белорусским. БНФ РЅРµ повезло. Его политика наткнулась РЅР° СѓРїРѕСЂРЅРѕРµ сопротивления населения Белоруссии Рё прежде всего самих белорусов Рё провалилась. РќР° референдуме 14 мая 1995 Рі. Р·Р° придание СЂСѓСЃСЃРєРѕРјСѓ языку статуса государственного высказалось 83% его участников. Программа же РСѓС…Р° вопреки воле большинства населения Украины настойчиво проводится РІ жизнь властями республики, ее правительством Рё президентом, хотя последний Рё был избран лишь постольку, поскольку обещал придать СЂСѓСЃСЃРєРѕРјСѓ языку статус государственного.[81]