В. Очевидность

И РІРѕС‚ теперь это дерево перед нами. Странное это дерево. Можно сказать, негатив дерева, РёР±Рѕ РІ отличие РѕС‚ гигантов наших лесов его ветви, его ствол обнаруживают себя перед нами лишь пустотами РІСЃРµ большего диаметра. РЎ РІРёРґСѓ — застывшее дерево, столь длительным кажется нам раскрытие почек, которые РјС‹ всегда будем узнавать лишь полураскрытыми. РќРѕ тем РЅРµ менее дерево, СЏСЃРЅРѕ очерченное своей РјРЅРѕРіРѕСЏСЂСѓСЃРЅРѕР№ листвой наблюдаемых РІРёРґРѕРІ. Р’ СЃРІРѕРёС… основных чертах Рё размерах РѕРЅРѕ стоит перед нами, покрывая Землю. Рассмотрим его получше, прежде чем проникать РІ секрет его жизни. Ибо уже РёР· простого созерцания его внешних форм можно извлечь РѕРґРёРЅ важный СѓСЂРѕРє — чувство его очевидности.

В мире еще встречаются люди, подозрительно и скептически настроенные в отношении эволюции. Зная природу и натуралистов лишь по книгам, они полагают, что борьба вокруг трансформизма все еще продолжается, как во времена Дарвина. А поскольку в биологии идут дискуссии относительно механизма видообразования, они воображают, что эта наука сомневается или еще могла бы сомневаться, не отрицая самой себя, насчет факта и реальности такого развития.

Но положение совершенно иное.

Может показаться удивительным, что в этой главе, посвященной последовательной цепи развития организованного мира, я ни разу не упомянул о продолжающихся оживленных спорах по вопросу о различии между сомой и зародышевым веществом, о существовании и функциях генов, о передаваемости или непередаваемости приобретенных признаков. Но это потому, что на данном этапе моего исследования эти вопросы меня непосредственно не интересуют.

Для подготовки естественных рамок для антропогенеза и колыбели для человека — я хочу сказать, для гарантирования существенной объективности эволюции — необходимо и достаточно одно, чтобы общий филогенез жизни (каковы бы ни были его процесс и движущая пружина) был для нас столь же отчетливо различим, как и индивидуальный ортогенез, через который на наших глазах проходит каждое живое существо, чему мы нисколько не удивляемся.

Так вот, доказательство этого общего развития биосферы образуется в нашем уме почти механически и неотвратимо тем материальным рисунком, к которому мы неизбежно приходим при каждой новой попытке установить, штрих за штрихом, контуры и структуру организованного мира.

Никому не придет в голову подвергнуть сомнению вихревое происхождение спиральных туманностей; или последовательное приращение частиц у кристалла или сталагмита; или наращивание пучков волокон вокруг оси стебля. Некоторые геометрические построения, на наш взгляд совершенно неподвижные, являются следом и верным признаком кинематики. Как же можно хоть на миг усомниться в эволюционном происхождении живого слоя Земли?

Уступая силе анализа, жизнь расслаивается. Она до бесконечности расчленяется в анатомически и физиологически связную систему вставленных друг в друга вееров.[22] Едва наметившиеся микровеера подвидов и рас. Уже более широкие веера видов и родов. Все более и более обширные веера биотов, затем пластов и далее ветвей. И, наконец, вся совокупность животного и растительного царств, образующая путем ассоциации один гигантский биот, быть может, берущий начало как один простой побег от мутовки, находящейся в глуби мегамолекулярного мира. Жизнь — простая ветвь чего-то другого…

Сверху донизу, от самого большого до самого малого — одна и та же видимая структура, рисунок которой, подкрепленный самим распределением теней и пустот, принимает все более четкий характер и продолжается (независимо от всякой гипотезы!) в почти самопроизвольном расположении непредвиденных элементов, добавляющихся ежедневно. Каждая вновь открытая форма находит свое естественное место, фактически в данных рамках ни одна из них не является абсолютно «новой». Что еще нужно для убеждения, что все это родилось, что все это выросло?..

После этого РјС‹ можем еще годами спорить Рѕ том, как РІРѕР·РЅРёРє этот огромный организм. Убеждаясь РІСЃРµ больше РІ ошеломляющей сложности его строения, РјС‹ испытываем головокружение. Как совместить этот постоянный СЂРѕСЃС‚ СЃ детерминизмом молекул, СЃРѕ слепой РёРіСЂРѕР№ С…СЂРѕРјРѕСЃРѕРј, СЃ кажущейся неспособностью индивидуальных приобретений передаваться РїРѕ наследству? Иначе РіРѕРІРѕСЂСЏ, как совместить внешнюю, «финалистскую» эволюцию фенотипов СЃ внутренней, механистической эволюцией генотипов?.. Разбирая машину РЅР° части, РјС‹ перестаем понимать, как РѕРЅР° может двигаться вперед. Может быть Рё так. РќРѕ тем РЅРµ менее машина перед нами, Рё РѕРЅР° движется. Если С…РёРјРёСЏ еще РЅРµ может сказать ничего вразумительного Рѕ СЃРїРѕСЃРѕР±Рµ образования гранитов, то можно ли сомневаться РІ том, что континенты беспрестанно становятся РІСЃРµ более гранитными?

Как все в универсуме, где время окончательно (я к этому еще вернусь) стало четвертым измерением, жизнь не может не быть величиной эволюционной по своей природе или размерам. Физически и исторически она соответствует некоторой функции X, определяющей положение каждого живого существа в пространстве, в длительности и по форме. Вот фундаментальный факт, который требует объяснения, но очевидность которого уже не нуждается в проверке и гарантирована от опровержения опытом в последующем.

На этой ступени обобщения можно сказать, что "трансформистский вопрос" более не существует, он окончательно решен. Отныне, чтобы поколебать наше убеждение в реальности биогенеза, надо было бы подрывая всю структуру мира, вырвать с корнем древо жизни.[23]

РњРђРўР-ЗЕМЛЯ (ДЕМЕТРРђ)

О Деметра! Мать-земля! Видишь плод? Что за плод?.. Что на дереве растет?

В предыдущей главе мы все время говорили о росте, чтобы выразить ход жизни. Мы смогли в некоторой степени выяснить принцип этого роста, связанного, на наш взгляд, с явлением направленного прибавления. Постоянно накапливая свойства (независимо от конкретного механизма этой наследственности), жизнь катится снежным комом. В своей протоплазме она нагромождает признаки на признаки. Она все более и более усложняется. Но что представляет собой эта экспансия в целом? Определенную целенаправленную вспышку, как в моторе? Или беспорядочное разлетание во всех направлениях, как при взрыве?..

РЇ сказал, что вообще эволюцию теперь признают РІСЃРµ исследователи. РќРѕ насчет того, является ли эта эволюция направленной, дело обстоит иначе. Спросите сегодня Сѓ биолога, допускает ли РѕРЅ, что жизнь РєСѓРґР°-то идет РІ С…РѕРґРµ СЃРІРѕРёС… превращений — РІ девяти случаях РёР· десяти РѕРЅ ответит Рё даже пылко: «Нет». "Что организованная материя находится РІ состоянии постоянной метаморфозы, — скажет РѕРЅ вам, — Рё что эта метаморфоза СЃРѕ временем ведет ее РєРѕ РІСЃРµ менее вероятным формам — это бросается всем РІ глаза. РќРѕ РіРґРµ взять шкалу для оценки абсолютного или даже относительного значения этих С…СЂСѓРїРєРёС… построений? РџРѕ какому праву, — продолжает РѕРЅ, — например, утверждается, что млекопитающее — Р±СѓРґСЊ то даже человек — более прогрессивно Рё более совершенно, чем пчела или СЂРѕР·Р°?.. Р’ какой-то мере можно располагать существа РїРѕ РІСЃРµ более широким сферам, соответственно РёС… удаленности РІРѕ времени РѕС‚ первоначальной клетки. РќРѕ, начиная СЃ некоторой степени дифференциации, РјС‹ РЅРµ можем научно установить никакого первенства среди этих выдумок РїСЂРёСЂРѕРґС‹. Решения разные, РЅРѕ равноценные. Р’СЃРµ идущие РѕС‚ центра радиусы, РїРѕ всем азимутам сферы, одинаково хороши. Ибо, РїРѕ-РІРёРґРёРјРѕРјСѓ, ничто РЅРё Рє чему РЅРµ направляется".

Наука в своем подъеме и даже, как я покажу, человечество в своем марше в настоящий момент топчутся на месте, потому что люди не решаются признать наличие определенного направления и привилегированной оси эволюции. Обессиленные этим фундаментальным сомнением, научные исследования распыляются, а у людей не хватает решимости взяться за устроение Земли.

Здесь мне хочется разъяснить, почему, отбрасывая всякий антропоцентризм и антропоморфизм, я считаю, что существуют направление (sens) и линия прогресса жизни, столь отчетливые, что их реальность, как я убежден, будет общепризнана завтрашней наукой.

1. НИТРАРИАДНЫ

Поскольку речь в данном вопросе идет о степенях органического усложнения, то сначала попытаемся найти порядок сложности.

Надо признаться, что без направляющей нити совокупность живых существ в качественном отношении выглядит лабиринтом, из которого не выберешься. Что происходит с этим монотонным рядом вееров, куда мы идем?.. Несомненно, в течение веков организмы умножают количество своих органов и их чувствительность. Но они их также и уменьшают путем специализации. Да и что, собственно, означает термин «усложнение»? У животного имеется столько различных способов стать менее простым. Дифференциация членов? Покровов? Тканей? Органов чувств? В зависимости от принятой точки зрения возможны всякого рода перераспределения. Имеется ли среди этих многих комбинаций реально хотя бы одна более истинная, чем другие, то есть такая, которая дает совокупности живых существ более удовлетворительную связность или относительно самой себя, или относительно мира, внутри которого развивается жизнь?

Для ответа на этот вопрос, я думаю, надо вернуться назад, к тем соображениям, которые были высказаны выше насчет взаимоотношения между внешним и внутренним вещей. Сущность реальности, утверждал я тогда, может быть представлена содержащимся в определенный момент в универсуме «внутренним». В этом смысле эволюция, по сути, не что иное как постоянное возрастание этой «психической» или «радиальной» энергии в ходе длительности, при практическом постоянстве, в масштабе наших наблюдений, механической или «тангенциальной» энергии (стр. 68). Какова же, добавлял я, специфическая функция, связывающая в опыте друг с другом, в своем соответствующем развитии эти две энергии мира — радиальную и тангенциальную? Очевидно, организация, последовательное развитие которой внутренне дублируется, как это можно констатировать, постоянным возрастанием и углублением сознания.

Теперь перевернем это предложение (не впадая в порочный круг, а попросту уточняя перспективу). Среди бесчисленных усложнений бурлящей органической материи мы затрудняемся отличить поверхностные изменения от тех, которые (если они есть!) представляют собой обновляющую группировку ткани универсума? Ну что ж! Постараемся лишь выяснить, не связаны ли органически некоторые из испробованных жизнью комбинаций с положительным изменением психизма у существ, претерпевающих эти изменения. Если да и если наша гипотеза правильна, то, конечно, в путаной массе банальных изменений именно они и представляют собой усложнения, по преимуществу существенные метаморфозы, и тогда схватимся за них и будем следовать за ними. Они, возможно, куда-то нас приведут.

Поставленная таким образом проблема немедленно разрешается. Да, безусловно, у живых организмов для действия сознания имеется особое устройство, и достаточно посмотреть внутрь себя, чтобы его обнаружить, — это нервная система. Позитивно мы схватываем в мире лишь одно внутреннее — непосредственно наше собственное, а тем самым путем непосредственного приравнивания, благодаря языку — и внутреннее других людей. Но мы имеем все основания полагать, что и у животных имеется некоторое внутреннее, приблизительно измеряемое совершенством их мозга. Попытаемся распределить живые существа по степени «мозговитости». Что тогда происходит? Устанавливается — и притом автоматически — определенный порядок, тот самый порядок, к которому мы и стремились.

Возьмем опять для начала ту часть древа жизни, которую мы лучше всего знаем, так как она и поныне наиболее живуча и так как мы сами к ней принадлежим — ветвь хордовых. В этом ансамбле выступает первая характерная черта, давно выявленная палеонтологией: от пласта к пласту, путем крупных скачков нервная система постоянно развивается и концентрируется. Кому не известен пример с этими огромными динозаврами, у которых смехотворно малая мозговая масса образует небольшой ряд долек, значительно меньших по диаметру костного мозга в поясничной области? Эти условия напоминают те, которые господствуют внизу, у земноводных и рыб. Но если мы теперь поднимемся этажом выше, к млекопитающим, то какую же видим перемену!

У млекопитающих, то есть на этот раз внутри одного и того же пласта, мозг в среднем значительно больше по объему и по количеству складок, чем у какой-либо другой группы позвоночных. И, однако, если рассматривать более детально — сколько еще разнообразия и в особенности какая стройность в распределении различий!

Прежде всего градация по положению биотов — в нынешней природе плацентарные по развитию мозга находятся выше сумчатых. Затем градация по возрасту внутри одного и того же биота. В нижнетретичном периоде, можно сказать, мозг плацентарных (исключая нескольких приматов) всегда относительно меньше по объему и менее сложен, чем начиная с неогена. Это с очевидностью установлено у исчезнувших фил, таких, как диноцератиды, рогатых чудовищ, черепная коробка которых ненамного превосходит по величине и расположению долек стадию, достигнутую пресмыкающимися вторичного периода. Таковы также кондилартры. Но это наблюдается даже и внутри одной линии. Например, у хищных эоцена мозг, находящийся еще на стадии сумчатых, гладкий и четко отделен от мозжечка. Было бы легко продолжить список. Вообще, какой бы ни взять побег какой-либо мутовки, если только этот побег достаточно длинен, редко случается, чтобы мы не увидели, как он со временем приходит ко все более «цефализированным» формам.

Перейдем теперь к другой ветви — членистоногих и насекомых. То же явление. Поскольку мы имеем дело с другим типом сознания, то установление величин здесь не столь легко. Однако нить. которой мы придерживаемся, применима и здесь. От группы к группе, от периода к периоду эти психологически столь далекие формы, так же как и мы, испытывают влияние цефализации. Нервные узлы утолщаются. Они локализуются и увеличиваются спереди, в голове. И вместе с тем усложняются инстинкты. Вместе с этим выступают (мы к этому еще возвратимся) поразительные явления социализации.

Можно без конца продолжать этот анализ. РќРѕ уже достаточно показано, как просто разматывается клубок, коль СЃРєРѕСЂРѕ найден конец нити. РџРѕ очевидным причинам удобства РїСЂРё классификации организованных форм натуралисты используют некоторые вариации украшений или же некоторые функциональные модификации костного аппарата. Руководствуясь ортогенезами, затрагивающими окраску Рё жилки крыльев, или расположение членов, или СЂРёСЃСѓРЅРѕРє Р·СѓР±РѕРІ, РёС… классификация выявляет фрагменты или даже остов структуры живого РјРёСЂР°. РќРѕ поскольку проведенные таким образом линии выражают лишь второстепенные обертона эволюции, РІСЃСЏ система РІ целом РЅРµ получает РЅРё формы, РЅРё движения. Напротив, как только РІ качестве меры (или параметра) эволюционного феномена берется выработка нервной системы, РЅРµ только множество СЂРѕРґРѕРІ Рё РІРёРґРѕРІ строятся РІ СЂСЏРґ, РЅРѕ РІСЃСЏ сеть РёС… мутовок, РёС… пластов, РёС… ветвей вздымается, как трепещущий букет. Распределение животных форм РїРѕ степени развитости РјРѕР·РіР° РЅРµ только РІ точности совпадает СЃ контурами, установленными систематикой, РЅРѕ РѕРЅРѕ придает древу жизни рельефность, физиономию, порыв, РІ чем нельзя РЅРµ видеть признака истинности. Такая стройность, Рє тому же непринужденная, неизменно постоянная Рё выразительная, РЅРµ может быть случайной.

Среди бесконечного числа форм, в которых рассеивается усложнение жизни, дифференциация нервного вещества выделяется, согласно предвидению теории, как знаменательная трансформация. Она придает эволюции направленность (sens) и тем самым доказывает, что она имеет смысл (sens).

Таков наш первый вывод.

Но у этой теоремы есть следствие. У живых существ (такова была наша отправная точка) мозг — указатель и мера сознания. У живых существ, только что добавили мы, подтверждается, что мозг постоянно совершенствуется с течением времени, так что некоторое качество мозга оказывается существенно связанным с некоторой фазой длительности.

Отсюда сам собой вытекает последний вывод, которым одновременно проверяются основные положения и обусловливается продолжение нашего исследования. Поскольку взятая в целом и в каждой своей ветви естественная история живых существ внешне вырисовывается как постепенное установление обширной нервной системы, то, следовательно, внутренне она означает установление психического состояния, соответствующего самим размерам Земли. На поверхности — волокна и ганглии. В глубине — сознание. Мы искали всего лишь простое правило, чтобы привести в порядок запутанное сплетение внешних видимостей. И вот теперь (в полном соответствии с нашими первоначальными предположениями о конечной психической природе эволюции) мы имеем основную переменную, могущую прочертить в прошлом и, может быть, даже определить на будущее истинную кривую феномена.

Решена ли проблема?

Да, почти. То есть, разумеется, при одном условии, с которым трудно совместимы некоторые предрассудки науки. Оно состоит в том, что, меняя или, вернее, переворачивая плоскость рассмотрения, мы должны от внешней стороны вещей перейти к их внутреннему.