ОТЧУЖДЕНИЕ УСЛОВИЙ ТРУДА ОТ ТРУДА С РАЗВИТИЕМ КАПИТАЛА 2 страница

[VII—48] «Деньги, приносящие сложные проценты, сначала растут медленно. Но в дальнейшем темп роста непрерывно ускоряется, и через некоторое время он достигает такой быстроты, что превосходит всякое во­ображение. Один пенс, отданный в рост в год рождения Христа из 5% под сложные проценты, к настоящему времени вырос бы в сумму большую, нем представили бы 150 миллионов земных шаров, состоящих сплошь из чистого золота. Но если отдать его в рост под простые проценты, то за то же самое время он превратился бы не более чем в 7 шиллингов 41/2 пенса. До сих пор наше правительство предпочитало поправлять свои денежные дела скорее вторым способом, нежели первым» (Richard Price. An Appeal to the Public, on the Subject of the National Debt. 2nd edition. London, 1772, стр. 18—19).

(Соль его выдумки в следующем: пусть правительство зани­мает деньги на простые проценты и помещает одолженные деньги по сложным процентам.)

В своих «Observations on Reversionary Payments», 2nd edition, London, 1772, он взлетает еще выше:

«Один шиллинг, отданный в рост в год рождения Христа из 6% под сложные проценты, вырос бы в сумму большую, чем сколько могла бы вместить вся солнечная система, превращенная в шар, диаметр которого равнялся бы диаметру орбиты Сатурна» (стр. XIII, примечание). «Госу­дарство всегда в состоянии найти выход из затруднительного положения, ибо, располагая самыми малыми сбережениями, оно может уплатить са­мые крупные долги в такой короткий срок, какого могут потребовать его интересы» (стр. XIV).

Бравый Прайс был попросту ослеплен огромными цифрами, вытекающими из геометрической прогрессии. Так как он рас­сматривал капитал совершенно безотносительно к условиям воспроизводства труда, как автоматически действующую вещь, просто как число, увеличивающее само себя, то он мог пола­гать, что открыл закон роста капитала в вышеприведенной фор­муле. Питт в 1792 г. в речи, в которой он предлагал увеличить сумму, ассигнованную на фонд погашения, принимает совер­шенно всерьез мистификацию д-ра Прайса. (S = С (1 + i)n.)[76] Ман-Куллох приводит в качестве свойств металлических денег следующее:

«Материал должен быть 1) делим на мельчайшие доли, 2) пригоден к сохранению без порчи в течение неопределенного времени, 3) легко пере­возим с места на место благодаря большой стоимости, заключенной в малом объеме, 4) монета определенного наименования по величине и каче­ству всегда равна любой другой монете того же наименования, 5) его стои­мость должна быть сравнительно устойчивой» (MacCulloch. A Dictionary,, practical, theoretical, and historical, of Commerce and Commercial Naviga­tion. A new edition. London, 1847, стр. 836).

Во всей полемике г-на Прудона с Бастиа («Gratuité du Crédit». Discussion entre M. Fr. Bastiat et M. Proudhon. Paris, 1850) вся соль рассуждений бравого Прудона в том, что для него ссуда представляется чем-то совершенно иным, нежели продажа.

Ссужать под проценты «означает иметь возможность все снова прода­вать один и тот же предмет и все снова получать за него цену, никогда не отказываясь от собственности на то, что здесь продают» («Gratuité du Crédit», письмо первое, написанное Шеве, одним из редакторов газеты «La Voix du Peuple»[77]).

Из-за различия формы, в которой здесь выступает воспроиз­водство капитала, он не замечает, что это постоянное воспроиз­водство капитала — цена которого постоянно возвращается и всегда снова с прибылью обменивается на труд, причем при­быль все снова и снова реализуется при купле-продаже — кон­ституирует понятие капитала. Его сбивает с толку то, что «предмет» не меняет собственника, как при купле-продаже; следовательно, в сущности — лишь своеобразная форма вос­производства, присущая ссужаемому под проценты капиталу вместе с основным капиталом. При сдаче внаем дома, о кото­рой говорит Шеве, имеет место непосредственно форма основ­ного капитала. Если рассматривать оборотный капитал во всем его процессе, то обнаруживается, что хотя один и тот же пред­мет (например, данный фунт сахара) не продается все сызнова, но одна и та же стоимость все вновь и вновь воспроизводится и что отчуждение касается лишь формы, а не субстанции.

Люди, способные делать подобные возражения, очевидно, еще не уяснили себе самых элементарных понятий политиче­ской экономии. Прудон не понимает, каким образом прибыль вытекает из закона обмена стоимостей, следовательно не пони­мает этого и относительно процента. Поэтому «дом», деньги и т. д. должны, по его мнению, обмениваться не как «капи­тал», а как «товар... по себестоимости» («Gratuité du Crédit», стр. 48—44).

Бравый юноша не понимает, что все дело в том, что стои­мость обменивается на труд по закону стоимости и что поэтому для того, чтобы упразднить процент, необходимо упразднить самый капитал, способ производства, основанный на меновой стоимости, а значит и наемный труд.

Неспособность г-на Прудона найти хотя бы только различие между ссудой и продажей:

«В самом деле, шляпник, продающий шляпы,.. получает взамен их стоимость, не больше и не меньше. Но капиталист, ссужающий деньги,.. не только получает обратно свой капитал неуменьшившимся, — он полу­чает больше, чем свой капитал, больше, чем было им брошено в обмен: он получает сверх капитала еще и процент» {там же, стр. 69).

Таким образом, шляпники г-на Прудона исчисляют себе­стоимость без прибыли и процента. Прудон не понимает, что, именно получая стоимость своих шляп, они получают больше того, во что им обошлись эти шляпы, ибо часть этой стоимости присвоена при обмене с трудом без эквивалента. Здесь же — его великий тезис, разобранный выше[cxxxiv]:

«Так как в торговле процент на капитал присоединяется к заработной плате рабочего, чтобы вместе с этой последней составить цену товара, то рабочий не может выкупить продукт своего собственного труда. Жить ра­ботая — это такой принцип, который при господстве процента заключает в себе противоречие» (там же, стр. 105).

В IX письме (стр. 144—152) бравый Прудон смешивает деньги как средство обращения с капиталом и в результате этого приходит к выводу, что существующий во Франции «капитал» приносит 160% (а именно, 1 600 миллионов франков годовых процентов по государственным займам, ипотекам и т. д. на капитал в один миллиард франков — на «сумму наличных денег, находящихся во Франции в обращении»).

Насколько он вообще далек от понимания капитала и его постоянного воспроизводства, видно из того, что он считает чем-то специфически свойственным «капиталу-деньгам», т. е. деньгам, отдаваемым в ссуду в качестве капитала, следующее:

«Так как в результате накопления процентов капитал-деньги от одного обмена к другому постоянно все снова и снова возвращаются к своему ис­точнику, то отсюда следует, что всякая новая отдача этих денег в ссуду, совершаемая одними и теми же руками, приносит прибыль всегда тому же самому лицу» (стр. 154).

«Всякий труд должен давать излишек» [стр. 200].

(Все следует продавать, ничего не следует давать взаймы. В этом вся соль [у Прудона]. Неспособность понять, что обмен товаров основан на обмене между капиталом и трудом, а в по­следнем обмене заложены прибыль и процент. Прудон хочет уцепиться за простейшую, самую абстрактную форму обмена.)

Далее недурная аргументация г-на Прудона:

«Так как стоимость есть не что иное, как отношение, и так как между всеми продуктами необходимым образом устанавливается отношение друг к другу, то отсюда следует, что с общественной точки зрения продукты всег­да являются стоимостями и установившимися стоимостями. Для общества разницы между капиталом и продуктом не существует. Различие это со­вершенно субъективно, оно существует лишь для индивидов» (стр. 250).

Антагонистическая природа капитала и необходимость для него наличия неимущего рабочего наивно выражены у старых английских экономистов, например у преподобного г-на Дж. Таунсенда, отца теории народонаселения, путем мошенниче­ского присвоения которой Мальтус (вообще бесстыдный пла­гиатор: так, например, теория ренты заимствована им у фермера Андерсона) сделал себя великим человеком. Таунсенд [VII—49] говорит:

«По-видимому, таков закон природы, что бедные до известной степени непредусмотрительны, так что в обществе постоянно имеются люди для ис­полнения самых грубых, грязных и низких функций. Сумма человеческого счастья благодаря этому сильно увеличивается. Более утонченные люди освобождаются благодаря этому от тягостных работ и могут беспрепят­ственно следовать своему более высокому призванию и т. д.» ([J. Townsend.] A Dissertation on the Poor laws. Republished, London, 1817, стр. 39). «Законодательное принуждение к труду сопряжено с слишком большими трудностями, насилием и шумом, порождает недоброжелательство и т. д., между тем как голод не только представляет собой мирное, тихое, непре­станное давление, но и — будучи наиболее естественным мотивом к при­лежанию и труду — вызывает самое сильное напряжение» (там же, стр. 15).-

(Это фактически ответ на то, чей труд производительнее, труд рабов или свободного рабочего. Адам Смит не мог поста­вить такого вопроса, так как капиталистический способ про­изводства предполагает свободный [наемный] труд. С другой стороны, развитое отношение капитала и труда точно так же делает правомерным то деление труда на производительный и непроизводительный, которое дает Адам Смит. Напротив, плоские шутки лорда Брума и претендующие на серьезность возражения Сэя, Шторха, Мак-Куллоха и всех прочих ока­зываются бессильными. Адам Смит ошибается лишь в том, что несколько грубо понимает опредмечение [овеществление] труда — как такой труд, который закрепляется в каком-нибудь осязательном предмете. Но это у него — момент второстепен­ный, неумелость выражения.)

У Галиани тоже рабочие имеются налицо в силу закона при­роды (Галиани выпустил свою книгу в 1750 году):

«Бог устроил так, что люди, выполняющие работы первейшей необ­ходимости, рождаются в изобилии» (Galiani. Delia Moneta. Scrittori Classici Italiani di Economia Politica. Parte Moderna. Tomo III. Milano, 1803, стр. 78).

Но у него уже имеется и правильное понятие стоимости:

«Труд... есть единственное, что придает вещам стоимость» (там же, стр, 74).

Труд, правда, имеет также и качественные различия, не толь­ко потому, что совершается в различных отраслях произ­водства, но и по большей или меньшей интенсивности и т. д. Здесь, разумеется, нельзя еще исследовать того способа, каким происходит выравнивание этих различий и всякий труд сво­дится к простому неквалифицированному труду. Достаточно того, что это сведение фактически осуществлено полаганием продуктов всех видов труда как стоимостей. Как стоимости они являются эквивалентами в определенных соотношениях; более высокие виды труда сами оцениваются в простом труде. Это становится сразу же ясным, если подумать о том, что, например, калифорнийское золото является продуктом простого труда. Тем не менее всякий вид труда оплачивается этим золотом. Качественное различие таким образом снято, и продукт более высокого вида труда фактически сводится к тому или иному определенному количеству простого труда. Стало быть, эти исчисления различных качеств труда здесь совершенно без­различны и нисколько не нарушают принципа.

«Металлы употребляются в качестве денег потому, что имеют стои­мость, а не имеют стоимость потому, что употребляются в качестве денег» {Галиани, там же, стр. 95). «Скорость денежного обращения, а не коли­чество металла делает количество денег бóльшим или меньшим» (стр. 99). «Деньги бывают двоякого рода, идеальные и реальные, и применяются они для двух различных целей, для оценки вещей и для покупки их. Для оценки идеальные деньги столь же хороши, как и реальные и, быть может, еще лучше... Другое применение денег есть покупка тех самых вещей, которые они оценивают... Цены и обязательства исчисляются в идеальных деньгах, а выполняются в реальных» (стр. 112—114). «Металлы имеют ту особен­ность, что только в них все отношения сводятся к одному, которое есть их количество, тан как они не обладают от природы качественным различием ни по своей внутренней структуре, ни но внешней форме и фактуре» (стр. 126-127).

Это — очень важное замечание. Стоимость предполагает общую субстанцию и все различия, пропорции — сведенными к чисто количественным. Это как раз и имеет место у благород­ных металлов, которые таким образом выступают как природ­ная субстанция стоимости.

«Деньги... вкачестве пропорции всех вещей по отношению к жиз­ненным потребностям являются тем, что можно назвать одним словом цена вещей» (стр. 152). «Сами идеальные деньги обычно бывают счетными день­гами, т. е. через их посредство заключают обязательства и оценивают все вещи: это происходит по той же самой причине, по какой деньги, ко­торые в настоящее время являются идеальными, суть наиболее древние деньги каждой нации и когда-то были все реальными деньгами; а так как они были реальными деньгами, то ими пользовались для счета» (стр. 153).

(Это, вместе с тем, есть формальное раскрытие идеальных денег Уркарта и других. Для негров и т. д. брусок железа пер­воначально был реальными деньгами, затем превратился в иде­альные деньги, но вместе с тем они старались сохранить его прежнюю стоимость. А так как стоимость железа, как они могли наблюдать в торговле, изменяется по отношению к золоту и т. д., то идеальный брусок, для того чтобы сохранить свою стоимость, выражает изменяющиеся пропорции действительных количеств железа — трудное вычисление, делающее честь силе абстрак­ции этих господ.) (Каслри в дебатах, вызванных комитетом по слиткам 1810 года, выдвигал сходные путаные представления.)

Красивая фраза Галиани:

«Та бесконечность, которой вещи не достигают, двигаясь в одном направлении, достигается ими путем кругообращения» (Галиани, цит. соч., стр. 158).

Хорошо говорит Галиани относительно потребительной стои­мости:

«Цена есть отношение... Цена вещей — это их пропорция по отноше­нию к нашим потребностям; она еще не имеет твердого мерила. Быть мо­жет, оно будет найдено. Я лично считаю, что таким мерилом является сам человек» (стр. 159, 162).

«В Испании, в те времена, когда она была самой мощной и самой богатой державой, счет вели на реалы и на мельчайшие мараведи» (стр. 172, 173).

«Скорее всего человек есть единственное и истинное богатство» (стр. 188). «Богатство есть отношение между двумя лицами» (стр. 221). «Когда цена какой-либо вещи, или ее пропорция по отношению к другим вещам, изменилась в одинаковом отношении ко всем вещам, то налицо очевидное доказательство того, что изменилась стоимость одной этой вещи, а не стоимость всех других вещей» (стр. 154).

(Издержки по сохранению капитала и по ремонту следует также принимать в расчет.)

[12) РАЗНОЕ]

«Положительное ограничение количества бумажных денег [в законода­тельном порядке] выполнило бы ту единственную полезную задачу, ко­торую издержки производства выполняют по отношению к другим день­гам» (Opdyke. A Treatise on Political Economy. New York, 1851, стр. 300).

Чисто количественное различие денежного материала:

«Деньги» (при займах) «возвращаются только по своему роду[cxxxv]; этот факт отличает это орудие от всех других,.. указывает на природу оказывае­мых им услуг,.. ясно демонстрирует уникальное своеобразие его функций» (там же, стр. 267).

«Владея деньгами, мы должны совершить только один обмен для получения желаемого предмета; если же мы имеем другие продукты, для нас излишние, то мы должны совершить два обмена, из которых первый (получение денег) несравненно труднее, чем второй» (стр. 287—288).

«Банкир отличается от старого ростовщика... тем, что он дает взаймы богатым и редко или никогда — беднякам. Поэтому он одалживает с мень­шим риском и может позволить себе делать это на более легких условиях; по обеим этим причинам он не навлекает на себя ту народную ненависть, которая сопровождала ростовщика» (F. W. Newman. Lectures on Political Economy. London, 1851, стр. 44).

[VII—50] «Все прячут и тайно закапывают свои деньги глубоко в зем­лю, в особенности же язычники, держащие в своих руках почти всю тор­говлю и почти все деньги и одержимые верою, что золото и серебро, кото­рые они прячут в течение своей жизни, будут служить им после смерти» (François Bernier. Voyages contenant la description des Etats du Grand Mo-gol. Tome I, Paris, 1830, стр. 314).

«В своем естественном состоянии материя всегда лишена стоимости. Лишь посредством труда она приобретает меновую стоимость и становится элементом богатства» (MacCulloch. Discours sur l'origine, les progrès, les objets particuliers, et l'importance de l'économie politique. Traduit par Prévost. Genève et Paris, 1825, стр. 57).

«Товары при обмене служат мерой [стоимости] друг для друга» (Storch. Cours d'économie politique. Avec des notes par J. B. Say. Tome I, Paris, 1823, стр. 81). «В торговле между Россией и Китаем серебро служит для оценки всех товаров, и тем не менее эта торговля совершается путем обмена товара на товар» (стр. 88). «Подобно тому как труд не является источником богатств, он не является и их мерой»(стр. 123). «Смит... поддался мнению, что та же самая причина, которая заставляет существовать материальные вещи, является также источником и мерой их стоимости» (стр. 124).

«Процент есть цена, которую платят за пользование капиталом» (стр. 336). «Деньги должны обладать непосредственной стоимостью, но основанной на искусственной потребности. Денежный материал не дол­жен быть безусловно необходимым для существования человека; ибо все то количество этого материала, которое применяется в качестве денег, никогда не может употребляться для индивидуального потребления; оно всегда должно находиться в обращении» (том II, стр. 113, 114). «Деньги замещают всё» (стр. 133).

Том V: «Considérations sur la nature du revenu national», Paris, 1824:

«Воспроизводительное потребление по существу представляет собой не расходы, а только авансы, потому что они возмещаются тому, кто их делает» (стр. 54). «Нет ли явного противоречия в том, что народы обога­щаются путем сбережений или лишений, т. е. добровольно осуждая себя на бедность?» (стр. 176).

«В эпоху, когда кожи и меха служили в России деньгами, неудобства, связанные с обращением столь громоздких и столь непрочных денег, натолкнули на мысль заменить их клейменными кусочками кожи, которые вследствие этого стали знаками, подлежавшими оплате кожами и мехами... Эту функцию (а именно, функцию представлять в дальнейшем определен­ные доли серебряной копейки) они сохраняли до 1700 г., по крайней мере в городе Калуге и ее окрестностях, пока Петр I (в 1700 г.) не предписал их сдать взамен мелких медных денег» (том IV, стр. 79).

Намек на чудеса сложных процентов встречается уже у большого борца против ростовщичества XVII века — Джозаи Чайлда в его «Traités sur le commerce et sur les avantages qui résultent de la réduction de 1'interest de l'argent», traduits de l'anglais, Amsterdam et Berlin, 1754, стр. 115—117 (по-англий­ски опубликовано в 1669 г.).

«Фактически товар всегда будет обмениваться на большее количество труда, чем то, которым он был произведен, и как pas этот избыток и обра­зует прибыль» (MacCulloch. The Principles of Political Economy. Edinburgh, 1825, стр. 221).

Отсюда видно, как хорошо г-н Мак-Куллох понимал прин­цип Рикардо. Он различает действительную стоимость и мено­вую стоимость; первая есть количество труда, затраченного на присвоение или производство товара; вторая есть способность купить известное количество труда или других товаров (стр. 211).

«Человек в такой же мере является продуктом труда, как любая ма­шина, построенная им; и нам представляется, что при всех экономических исследованиях его следует рассматривать именно с такой точки зрения» (стр. 115). «Заработная плата по сути дела состоит из части продукта труда рабочего» (стр. 295). «Прибыль капитала есть лишь иное название для заработной платы накопленного труда» (стр. 291).

«Периодическое уничтожение капитала стало необходимым условием существования какого бы то ни было рыночного уровня процента, и, с этой точки зрения, те ужасные несчастья, которые мы обычно ожидаем с таким беспокойством и страхом и которые мы так стремимся предотвратить, быть может представляют собой не что иное, как естественный и необходимый корректив к чрезмерно возросшему и раздутому изобилию, целебную силу, посредством которой наша общественная система, как она сложилась в настоящее время, получает возможность время от времени оправиться от постоянно возвращающегося полнокровия, которое угрожает существо­ванию этой системы, и снова прийти в здоровое и исправное состояние» (John Fullarton. On the Regulation of Currencies. London, 1844, стр. 1G5).

Деньги — «всеобщая покупательная способность» (Чалмерс)[cxxxvi], «Капитал... услуги и товары, применяемые в производстве. Деньги: мера стоимости, средство обмена и всеобщий эквивалент; более прак­тически: средство получить капитал; единственное средство уплатить за капитал, предварительно полученный в кредит; фактически — гарантия получения равноценной стоимости в виде капитала. Торговля есть обмен капитала на капитал через посредство денег, и поскольку обязательство заключено в деньгах, то только при помощи денег можно выполнить это обязательство и погасить долг. При продаже один вид капитала обмени­вается на деньги для получения эквивалентной ему стоимости, специфици­рованной в капитале любого рода. Процент—вознаграждение за денежную ссуду. Если деньги берутся взаймы с целью добыть капитал, то упла­чиваемая компенсация есть вознаграждение за пользование капиталом (сырьем, трудом, товарами и т. д.), который получен на занятые деньги. Если деньги занимаются с целью погасить долг, уплатить за капитал, уже полученный и использованный до этого (при условии уплатить за нею деньгами), тогда компенсация дается за пользование самими деньгами, и в этом отношении процент и учетная ставка сходны. Учет есть вознагра­ждение исключительно за деньги как таковые, за превращение кредитных денег в реальные деньги. Надежный вексель дает ту же самую возмож­ность распоряжаться капиталом, как и банкноты, минус плата за учет; и векселя учитываются с целью получить деньги более удобных купюр для выдачи заработной платы и для мелких платежей наличными или для погашения более крупных обязательств, которым наступил срок; а также ради той выгоды, которая получается, если можно получить наличные деньги путем учета по порме ниже 5%, составляющих обычное вознагра­ждение за наличные деньги. Однако главная цель при учете зависит по существу от спроса и предложения денег, служащих законным средством платежа... Размер процента зависит главным образом от спроса и предло­ жения капитала, а размер учетной ставки зависит всецело от спроса и пред­ ложения денег» («The Economist» от 13 марта 1858 г., Письмо в редакцию).

[VII—51] Г-н К. Арнд, который вполне на своем месте, когда рассуждает о «собачьем налоге»[78], сделал следующее интересное открытие:

«В ходе естественного созидания благ имеется только одно явление, которое — во вполне цивилизованных странах — до известной степени как бы призвано регулировать ставку процента: это — то отношение, в ко­тором древесные массы европейских лесов увеличиваются вследствие еже­годного прироста. Прирост этот происходит, совершенно независимо от их меновой стоимости, в пропорции от 3 до 4 на сотню» (К. Arnd. Die natur-gemässe Volkswirthschaft, gegenüber dem Monopoliengeiste und dem Com-munismus. Hanau, 1845, стр. 124—125).

Это заслуживает названия: «ставка процента, вырастающая в лесу».

«Остающаяся [после покрытия всех производственных расходов) стоимость, или избыток, в каждой отрасли будет пропорциональна стои­мости примененного капитала» (Ricardo. On the Principles of Political Economy, and Taxation. 3rd edition, London, 1821, стр. 84) [Русский пере­вод, том I, стр. 83].

ПРОЦЕНТ И ПРИБЫЛЬ

В отношении процента следует рассмотреть две стороны дела.

Во-первых, разделение прибыли на процент и прибыль. (Как единство того и другого англичане называют прибыль gross profit[cxxxvii].) Различие становится ощутимым, осязательным, когда класс денежных капиталистов противостоит классу промышлен­ных капиталистов. Во-вторых, сам капитал становится товаром, или товар (деньги) продается в качестве капитала. Так, напри­мер, говорят, что капитал, подобно всем другим товарам, сооб­разует свою цену со спросом и предложением. Спрос и предло­жение определяют, следовательно, ставку процента. Стало быть, здесь капитал как таковой вступает в обращение.

Денежные капиталисты и промышленные капиталисты могут образовать два отдельных класса только потому, что прибыль способна расщепиться на две отрасли дохода. Два сорта капи­талистов выражают собой лишь самый факт; но должно быть налицо распадение, расщепление прибыли на две особых формы дохода, для того чтобы на этой почве могли вырасти два особых класса капиталистов.

Форма процента древнее формы прибыли. Высокий уровень процента в Индии для простых земледельцев вовсе не говорит? о высоком уровне прибыли, а говорит о том, что как прибыль, так и часть заработной платы присваиваются ростовщиком в форме процента. Когда г-н Кэри сравнивает этот процент с тем, который господствует на английском денежном рынке и уплачивается английским капиталистом, и делает отсюда вы­вод, насколько выше «норма труда» (доля труда в продукте) в Англии, чем в Индии, то такого рода операция вполне до­стойна уровня исторического чутья г-на Кэри. Ему следовало бы привлечь для сравнения проценты, уплачиваемые в Англии ручными ткачами, например в Дербишире, которым капита­листы авансируют (одалживают) материал и инструмент. Он нашел бы, что эти проценты настолько высоки, что после уплаты по всем статьям расхода рабочие в конце концов еще оказы­ваются должниками, хотя они не только вернули капиталисту его авансы, но еще вдобавок присоединили к ним бесплатно свой труд.

Историческая форма промышленной прибыли появляется лишь после того, как капитал перестает выступать наряду с самостоятельным работником. Поэтому первоначально прибыль представляется определяемой процентом. Но в буржуазной экономике процент определяется прибылью и есть лишь часть ее. Таким образом, прибыль должна быть настолько велика, чтобы часть ее могла обособиться в виде процента. Историче­ски наоборот: процент должен быть снижен до такого уровня, чтобы часть прибавочной стоимости могла обособиться в виде прибыли.

Существует существенная связь между заработной платой и прибылью — между необходимым трудом и прибавочным тру­дом; но имеется ли какая-либо связь между прибылью и про­центом кроме той, которая определяется соперничеством этих двух классов, получающих эти различные формы дохода? Но для того чтобы существовали как это соперничество, так и оба класса, уже предположено разделение прибавочной стоимости на прибыль и процент. Капитал, рассматриваемый в общем виде [im Allgemeinen], не является всего лишь абстракцией. Если, например, я рассматриваю совокупный капитал какой-либо нации в отличие от совокупного наемного труда (или также земельной собственности) или же рассматриваю капитал как всеобщий экономический базис одного класса в отличие от дру­гого класса, то я рассматриваю капитал вообще. Так же, как, например, я рассматриваю с физиологической точки зрения человека в отличие от животного. Действительное различие между прибылью и процентом существует в виде различия между классом денежных капиталистов и классом промыш­ленных капиталистов. Но для того чтобы два таких класса могли противостоять друг другу, их двойное существование предпола­гает расщепление прибавочной стоимости, созданной капиталом.

(Политическая экономия имеет дело со специфическими об­щественными формами богатства, или, точнее, производства богатства. Вещество богатства, будь то субъективное, как труд, или объективное, как предметы, служащие для удовлетворе­ния естественных или исторических потребностей, представ­ляется сначала общим для всех эпох производства. Поэтому это вещество представляется сначала всего лишь предпосылкой, лежащей целиком за пределами политической экономии и вхо­дящей в сферу ее рассмотрения лишь тогда, когда оно видо­изменяется отношениями, присущими форме, или само высту­пает как видоизменяющее их. То общее, что обычно говорится об этом, ограничивается абстракциями, которые представляли некоторую историческую ценность в эпоху первых опытов политической экономии, когда формы еще с большим трудом вышелушивались из вещественного содержания и с большим напряжением фиксировались как подлинный объект иссле­дования. Позднее они становятся скучными общими местами, тем более противными, чем больше они выступают с претензией на научность. Это относится ко всему тому, о чем немецкие экономисты обычно болтают под рубрикой категории «благ».)

Важно то, что как процент, так и прибыль выражают соот­ношения капитала. Капитал, приносящий проценты, противо­стоит как особая форма не труду, а капиталу, приносящему прибыль. То отношение, когда, с одной стороны, рабочий высту­пает еще как самостоятельный работник, т. е. не как наемный рабочий, но когда, с другой стороны, предметные условия та­кого работника уже обладают самостоятельным существова­нием рядом с ним самим, являясь собственностью особого класса ростовщиков, по необходимости развивается при всех способах производства, более или менее покоящихся на об­мене, — вместе с развитием купеческого имущества или денеж­ного имущества, в противоположность особенным и ограничен­ным формам земледельческого или ремесленного имущества. Само развитие этого меркантильного имущества можно рас­сматривать как развитие меновой стоимости и поэтому как развитие обращения и денежных отношений в указанных сфе­рах. Это отношение, с одной стороны, показывает нам, правда, обособление, отделение условий труда — которые всё более и более приходят из обращения и всё более и более зависят от него — от экономического бытия рабочего. Но с другой сто­роны, последнее еще не подчинено процессу капитала. Поэтому способ производства еще существенно не видоизменяется. Если указанное отношение повторяется в рамках буржуазной эко­номики, то это имеет место в отсталых отраслях производства или в таких, которые еще [VII—52] сопротивляются грозящей им гибели в современном способе производства. В этих отрас­лях имеет место самая гнусная эксплуатация труда без того, чтобы здесь отношение капитала и труда носило в себе базис для развития новых производительных сил и зародыш новых исторических форм. В самом способе производства капитал еще выступает здесь как вещественно подчиненный отдельному работнику или рабочей семье — будь то в ремесленном произ­водстве или в мелком земледелии. Имеет место эксплуатация со стороны капитала без капиталистического способа производ­ства. Процентная ставка очень высока, так как процент вклю­чает в себя прибыль и даже часть заработной платы. Эта форма ростовщичества, при которой капитал не овладевает производ­ством и, следовательно, является капиталом лишь формально, предполагает господство добуржуазных форм производства, но она снова воспроизводится во второстепенных сферах в рам­ках самой буржуазной экономики.