Взгляните на это бедное тело! Что оно выстрадало и чего
Страстно желало, вот что пыталась объяснить себе эта бедная
Душа -- она объясняла это как радость убийства и алчность к
Счастью ножа.
Кто теперь становится больным, на того нападает зло,
Которое теперь считается злом: страдание хочет он причинять тем
Самым, что ему причиняет страдание. Но были другие времена и
Другое зло и добро.
Некогда были злом сомнение и воля к самому себе. Тогда
становился больной еретиком и колдуном: как еретик и колдун,
Страдал он и хотел заставить страдать других.
Но это не вмещается в ваши уши: это вредит вашим добрым,
Говорите вы мне. Но что мне за дело до ваших добрых!
Многое в ваших добрых вызывает во мне отвращение, и
Поистине не их зло. Я хотел бы, чтобы безумие охватило их, от
Которого они бы погибли, как этот бледный преступник!
Поистине, я хотел бы, чтобы их безумие называлось истиной,
Или верностью, или справедливостью; но у них есть своя
Добродетель, чтобы долго жить в жалком довольстве собою.
Я -- перила моста на стремительном потоке: держись за
Меня, кто может за меня держаться. Но вашим костылем не служу
Я.
Так говорил Заратустра.
О чтении и письме
Из всего написанного люблю я только то, что пишется своей
Кровью. Пиши кровью -- и ты узнаешь, что кровь есть дух.
Не легко понять чужую кровь: я ненавижу читающих
Бездельников.
Кто знает читателя, тот ничего не делает для читателя. Еще
Одно столетие читателей -- и дух сам будет смердеть.
То, что каждый имеет право учиться читать, портит надолго
Не только писание, но и мысль.
Некогда дух был Богом, потом стал человеком, а ныне
Становится он даже чернью.
Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не
Читали, а заучивали наизусть.
В горах кратчайший путь -- с вершины на вершину; но для
Этого надо иметь длинные ноги. Притчи должны быть вершинами: и
Те, к кому говорят они, -- большими и рослыми.
Воздух разреженный и чистый, опасность близкая и дух,
Полный радостной злобы, -- все это хорошо идет одно к другому.
Я хочу, чтобы вокруг меня были кобольды, ибо мужествен я.
Мужество гонит призраки, само создает себе кобольдов --
Мужество хочет смеяться.
Я не чувствую больше вместе с вами: эта туча, что я вижу
под собой, эта чернота и тяжесть, над которыми я смеюсь, --
Такова ваша грозовая туча.
Вы смотрите вверх, когда вы стремитесь подняться. А я
Смотрю вниз, ибо я поднялся.
Кто из вас может одновременно смеяться и быть высоко?
Кто поднимается на высочайшие горы, тот смеется над всякой
Трагедией сцены и жизни.
Беззаботными, насмешливыми, сильными -- такими хочет
Нас мудрость: она -- женщина и любит всегда только
Воина.
Вы говорите мне: "жизнь тяжело нести". Но к чему была бы
Вам ваша гордость поутру и ваша покорность вечером?
Жизнь тяжело нести; но не притворяйтесь же такими нежными!
Мы все прекрасные вьючные ослы и ослицы.
Что у нас общего с розовой почкой, которая дрожит, ибо
Капля росы лежит у нее на теле?
Правда, мы любим жизнь, но не потому, что к жизни, а
Потому, что к любви мы привыкли.
В любви всегда есть немного безумия. Но и в безумии всегда
Есть немного разума.
И даже мне, расположенному к жизни, кажется, что мотыльки
И мыльные пузыри и те, кто похож на них среди людей, больше
Всех знают о счастье.
Зреть, как порхают они, эти легкие вздорные ломкие бойкие
Душеньки -- вот что пьянит Заратустру до песен и слез.
Я бы поверил только в такого Бога, который умел бы
Танцевать.
И когда я увидел своего демона, я нашел его серьезным,
веским, глубоким и торжественным: это был дух тяжести,
Благодаря ему все вещи падают на землю.
Убивают не гневом, а смехом. Вставайте, помогите нам убить
Дух тяжести!
Я научился ходить; с тех пор я позволяю себе бегать. Я
Научился летать; с тех пор я не жду толчка, чтобы сдвинуться с
Места.
Теперь я легок, теперь я летаю, теперь я вижу себя под
Собой, теперь Бог танцует во мне.
Так говорил Заратустра.
О дереве на горе