Романистика Ч. Диккенса: периодизация, тематика, система жанров
Диккенс нашёл себя прежде всего как репортёр. Возродившаяся политическая жизнь в стране, глубокий интерес английской публики к дебатам, происходившим в парламенте, и к событиям, которые этими дебатами сопровождались. Все это привело к возрастанию роли прессы в обществе — росли количество и тиражи газет, увеличивалась потребность в газетных работниках. Как только Диккенс выполнил — на пробу — несколько репортёрских заданий, он сразу же был замечен читающей публикой, которую не переставала удивлять быстрота профессионального роста начинающего журналиста. Все больше и больше поражая своих товарищей репортёров иронией, живостью изложения, богатством языка, Диккенс лихорадочно хватался за любую газетную работу, и все то, что расцветало в нём ещё в детстве и что зарождалось в его фантазии — и получило своеобразный, несколько мучительный уклон в более позднюю пору — выливалось теперь из-под его пера.
Литература — вот что теперь являлось для него лестницей, по которой он поднимется на вершину общества, в то же время совершая благое дело во имя всего человечества, во имя своей страны и, прежде всего, во имя угнетённых.
Первые нравоописательные очерки Диккенса, которые он назвал «Очерками Боза», были напечатаны в 1836. Дух их вполне соответствовал социальному положению Диккенса. Это была, в некоторой степени, беллетристическая декларация интересов разоряющейся мелкой буржуазии. Психологические зарисовки, портреты лондонцев, как и все диккенсовские романы, также сначала выходили в газетном варианте и уже принесли молодому автору достаточно славы.
[править]
«Посмертные записки Пиквикского клуба»
Основная статья: Посмертные записки Пиквикского клуба
Головокружительный успех ожидал Диккенса в этом же году по мере выхода в свет глав его «Посмертных записок Пиквикского клуба» (The Posthumous Papers of the Pickwick Club).
В этом романе он рисует старую Англию с самых различных её сторон, восхищаясь её добродушием и обилием живых и симпатичных черт, присущих лучшим представителям английской мелкой буржуазии. Все эти черты воплощены в добродушнейшем оптимисте, благороднейшем старом чудаке, имя которого — мистер Пиквик — утвердилось в мировой литературе где-то неподалёку от великого имени Дон-Кихота. Если бы Диккенс написал эту свою книгу как серию комических, приключенческих картин, с глубоким расчётом прежде всего завоевать английскую публику, польстив ей, дав ей насладиться прелестью изображения таких чисто английских положительных и отрицательных типов, как сам Пиквик, незабвенный Сэм Уэллер — мудрец в ливрее, Альфред Джингль и т. д., то и тогда можно было бы дивиться верности его чутья. Но скорее всего здесь брала своё необузданная энергия молодости автора и эффект неожиданного успеха, подействовавший на него вдохновляюще. Этот роман Диккенса вызвал необычайный прилив читательского интереса, и надо отдать справедливость автору: он тотчас же использовал высокую трибуну писателя, — на которую взошёл, заставив всю Англию смеяться до колик над каскадом курьёзов Пиквикиады, — для более серьёзных задач.
[править]
«Жизнь и приключения Оливера Твиста» и другие произведения 1838—1843 годов
Двумя годами позднее Диккенс выступил с «Оливером Твистом» и «Николасом Никльби» (The Life and Adventures of Nicholas Nickleby) 1838- 1839.
«Приключения Оливера Твиста»(Oliver Twist; or ,The Parish Boy’s Progress), (1838) — история сироты, родившегося в трущобах Лондона. Мальчик встречает на своём пути низость и благородство, людей преступных и добропорядочных. Жестокая судьба отступает перед его искренним стремлением к честной жизни.
На страницах романа запечатлены картины жизни английского общества XIX века во всем их живом великолепии и безобразии. Широкая социальная картина от работных домов и криминальных притонов лондонского дна до общества богатых и по-диккенсовски добросердечных буржуа-благодетелей. В этом романе Ч. Диккенс выступает как гуманист, утверждая силу добра в человеке.
Роман вызвал широкий общественный резонанс. После его выхода прошел ряд скандальных разбирательств в работных домах Лондона, которые, по сути, были полутюремными заведениями, где нещадно использовался детский труд.
Слава Диккенса росла стремительно. Своего союзника видели в нём и либералы, поскольку они защищали свободу, и консерваторы, поскольку они указывали на жестокость новых общественных взаимоотношений.
После путешествия в Америку, где публика встретила Диккенса с не меньшим энтузиазмом, чем англичане, Диккенс пишет своего «Мартина Чезльвита» (The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, 1843). Кроме незабываемых образов Пекснифа и миссис Гамп, роман этот замечателен пародией на американцев.
Многое в молодой капиталистической стране показалось Диккенсу сумасбродным, фантастическим, беспорядочным, и он не постеснялся сказать янки много правды о них. Ещё в конце пребывания Диккенса в Америке он позволял себе «бестактности», весьма омрачившие отношение к нему американцев. Роман же его вызвал бурные протесты со стороны заокеанской публики.
Однако острые, колющие элементы своего творчества Диккенс умел, как уже было сказано, смягчать, сглаживать. Ему это легко удавалось, ибо он был и тонким поэтом самых коренных черт английской мелкой буржуазии, которые выходили далеко за пределы этого класса.
Культ уюта, комфорта, красивых традиционных церемоний и обычаев, культ семьи, как бы вылился в гимн к Рождеству, этому празднику праздников, с изумительной, волнующей силой был выражен в его «Рождественских рассказах» — в 1843 вышла «Рождественская песнь» (А Christmas Carol), за которой последовали «Колокола» (The Chimes), «Сверчок на печи» (The Cricket on the Hearth), «Битва жизни» (The Battle of Life), «Одержимый» (The Haunted Man).
Кривить душой Диккенсу здесь не приходилось: он сам принадлежал к числу восторженнейших поклонников этого зимнего праздника, во время которого домашний камелёк, дорогие лица, праздничные блюда и вкусные напитки создавали какую-то идиллию среди снегов и ветров беспощадной зимы.
В это же время Диккенс стал главным редактором «Daily News». В этой газете он получил возможность выражать свои социально-политические взгляды.
[править]
«Домби и сын»
Многие особенности таланта Диккенса ярко сказываются в одном из лучших его романов — «Торговый дом „Домби и сын“. Торговля оптом, в розницу и на экспорт» (Dealings with the Firm of Dombey and Son: Wholesale, Retail and for Exportation, 1848). Бесконечная вереница фигур и жизненных положений в этом произведении изумляет. Немного романов в мировой литературе, которые по богатству красок и разнообразию тона могут быть поставлены в один ряд с «Домби и Сыном», не считая некоторых позднейших произведений самого Диккенса. Как мелкобуржуазные персонажи, так и представители лондонской бедноты созданы им с большой любовью. Все эти люди почти сплошь да рядом чудаки, но чудачества, заставляющее вас смеяться, делают этих персонажей ещё ближе и милее. Правда, этот дружелюбный, этот безобидный смех заставляет вас не замечать их узости, ограниченности, тяжёлых условий, в которых им приходится жить; но уж таков Диккенс… Надо заметить, однако, что когда он обращает свои громы и молнии против угнетателей, против чванного негоцианта Домби, против негодяев, вроде его старшего приказчика Каркера, он находит столь разящие слова негодования, что они порой граничат с революционным пафосом.
[править]
«Дэвид Копперфильд»
Основная статья: Дэвид Копперфильд (роман)
Ещё более ослаблен юмор в следующем крупнейшем произведении Диккенса — «Дэвиде Копперфильде» (The Personal History, Adventures, Experience and Observation of David Copperfield the Younger of Blunderstone Rookery (Which He Never Meant to Publish on Any Account), (1849—1850).
Роман этот в значительной мере автобиографичен. Тема его серьезна и тщательно продумана. Дух восхваления старых устоев морали и семьи, дух протеста против новой капиталистической Англии громко звучит и здесь. Многие ценители творчества Диккенса, в том числе такие литературные авторитеты как Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, Шарлотта Бронте, Генри Джеймс, Вирджиния Вулф, считали этот роман его величайшим произведением.
В 1850-ых гг. Диккенс достиг зенита славы. Он был баловнем судьбы — прославленным писателем, властителем дум и обеспеченным человеком, — словом, личностью, для которой судьба не поскупилась на дары.
Портрет Диккенса той поры довольно удачно нарисован Честертоном:
Диккенс был среднего роста. Его природная живость и малопредставительная наружность были причиной того, что он производил на окружающих впечатление человека низкорослого или, во всяком случае, очень миниатюрного сложения. В молодости на его голове была чересчур экстравагантная, даже для той эпохи, шапка каштановых волос, а позже он носил тёмные усы и густую, пышную, тёмную эспаньолку такой оригинальной формы, что она делала его похожим на иностранца.
Прежняя прозрачная бледность лица, блеск и выразительность глаз остались у него; «отмечу ещё подвижный рот актёра и его экстравагантную манеру одеваться». Честертон пишет об этом:
Он носил бархатную куртку, какие-то невероятные жилеты, напоминавшие своим цветом совершенно неправдоподобные солнечные закаты, невиданные в ту пору белые шляпы, совершенно необыкновенной, режущей глаза белизны. Он охотно наряжался и в сногсшибательные халаты; рассказывают даже, что он в таком одеянии позировал для портрета.
За этой внешностью, в которой было столько позёрства и нервности, таилась большая трагедия.
Потребности членов семьи Диккенса превышали его доходы. Беспорядочная, чисто богемная натура, не позволяла ему внести какой бы то ни было порядок в свои дела. Он не только перетруждал свой богатый и плодотворный мозг, заставляя его чрезмерно работать творчески, но будучи необыкновенно блестящим чтецом, он старался зарабатывать приличные гонорары лекциями и чтением отрывков из своих романов. Впечатление от этого чисто актёрского чтения было всегда колоссальным. По-видимому, Диккенс был одним из величайших виртуозов чтения. Но в своих поездках он попадал в руки каких-то сомнительных антрепренёров и, зарабатывая, в то же время доводил себя до изнеможения.
2 апреля 1836 года Чарльз женился на старшей дочери своего приятеля, журналиста Джорджа Хогарта. Кэтрин Хогарт была верной женой и родила восьмерых детей. Но семейная жизнь Диккенса сложилась не вполне удачно. Начались размолвки с женой, какие-то сложные и тёмные отношения с её семьёй, страх за болезненных детей делали семью для Диккенса источном постоянных забот и мучений. В 1857 году Чарльз встретил 18-летнюю актрису Эллен Тернан и сразу влюбился. Снял для нее квартиру, долгие годы навещал свою любовь. Их роман продлился до смерти писателя. На сцену она больше не вышла.
Но все это не так важно, как обуревавшая Диккенса меланхолическая мысль о том, что, по-существу, серьёзнейшее в его трудах — его поучения, его призывы к совести власть имущих — остаётся втуне, что, в действительности, нет никаких надежд на улучшение того ужасного положения, создавшегося в стране, из которого он не видел выхода, даже глядя на жизнь сквозь юмористические очки, смягчавшие резкие контуры действительности в глазах автора и его читателей. Он пишет в это время:
С каждым часом во мне крепнет старое убеждение, что наша политическая аристократия вкупе с нашими паразитическими элементами убивают Англию. Я не вижу ни малейшего проблеска надежды. Что же касается народа, то он так резко отвернулся и от парламента, и от правительства, и проявляет по отношению и к тому, и к другому такое глубокое равнодушие, что подобный порядок вещей начинает внушать мне самые серьёзные и тревожные опасения. Дворянские предрассудки, с одной стороны, и привычка к подчинению — с другой, — совершенно парализуют волю народа. Все рухнуло после великого XVII века. Больше не на что надеяться.