ФЛАНДРИЯ, БЕЛГРАД, ЦИНДАО. 11 страница
К лету 1915 г. силы Антанты насчитывали 342 дивизии, у Центральных держав было 272. Хотя 36 итальянских дивизий играли незначительную роль, а из 78 британских многие еще формировались или были раскиданы по колониям. Что же касается главных фронтов, то на Западном против 150 дивизий французов, англичан и бельгийцев немцы оставили 91 дивизию. А на Восточном против 112 русских сосредоточилась 131 дивизия немцев и австрийцев. Организовывать новое наступление в Галиции Фалькенгайн не стал. Здесь можно было отобрать у русских еще какую-то территорию, и дальше что? На ходе войны это никак не сказалось бы. Но после того, как армия Макензена и австрийцы продвинулись в Галиции, более отчетливо обозначился Польский выступ – дуга с основанием 300 км.
Фалькенгайн предложил: группировка Макензена повернет не на восток, а на север. А навстречу ей, из Пруссии, будет наступать 12-я армия Гальвица. Сойдутся у Варшавы, 4 русских армии в Польше, попадут в кольцо и будут уничтожены, Россия взмолится о примирении. Гинденбург и Людендорф возражали. У них образовался плацдарм в Прибалтике, и они настаивали, чтобы ударить оттуда. Прорываться не на Варшаву, а на Минск, окружать не 4, а сразу 7 армий. Обход получится более глубокий, русским будет труднее вырваться, а катастрофа России станет более грандиозной, она сразу сдастся на милость победителей. Фалькенгайн считал это авантюрой – для такого окружения попросту не хватит сил. Лучше ставить цели поскромнее, зато наверняка. Вариант Гинденбурга отклонили. Ему предписали передать все резервы в 12-ю армию Гальвица, а прочие операции приостановить.
Но у командования Обер-Ост войск было много, и оно выполнило директиву лишь наполовину. Начало готовить наступление Гальвица, а вдобавок и удар из Прибалтики. А Макензен получил приказ разворачиваться на север. 26 июня его соединения двинулись вдоль Буга и навалились на 3-ю русскую армию, измочаленную в боях. Рассчитывали с ходу раздавить ее. Но генерал Леш умело организовал оборону, у Томашова завязались упорные бои. И входила армия уже не в Юго-Западный фронт Иванова, а в Северо-Западный. Алексеев быстро направил резервы, снял несколько дивизий с других участков и собрал из них группу генерала Олохова. Она внезапно нанесла контрудар по правому флангу наступающих немцев, и в четырехдневном сражении их отбросили (группа Олохова была преобразована в 13-ю армию).
Тогда Макензен перебросил силы на другое крыло армии Леша, подальше от группы Олохова. 1 июля немцы атаковали у Красника, на стыке 3-й и 4-й русских армий. Нашим войскам пришлось очень тяжело. Орудия вообще молчали, не было снарядов. Германские батареи обнаглели, выезжали на открытые позиции и долбили оборону с 1-2 км. Леш нашел выход, приказал создавать в полках группы пулеметов, они выдвигались впереди окопов и расстреливали вражеских артиллеристов. Немецкие части уже изнемогали в непрерывнах боях, полегло немало их солдат, атаки слабели. А на Юго-Западном фронте 11-я армия Щербачева нанесла контрудар у г.Журавно на Днестре. Этого никто не ожидал. Южная армия Линзингена разогналась, преследуя русских, и еще не успела закрепиться на позициях. Корпуса Щербачева вдруг ринулись на нее, смяли, погнали назад, взяли 20 тыс. пленных. Австро-германское командование сразу обеспокоилось и остановило наступательные операции, начало стягивать дополнительные контингенты.
Русская Ставка и штаб Северо-Западного фронта обратили внимание на поворот группировки Макензена. Узнали, что неприятель наращивает силы и на северном фасе Польского выступа. Расценили правильно – намечаются клещи. Хорошо понимали, что без боеприпасов отбиться не получится. 5 июля Алексеев получил разрешение оставить Польшу. Но только неискушенному в военном деле человеку кажется, что отступить легко. Специалисты считают отход самым трудным видом боевых действий. Надо обмануть противника, оторваться от него. Отход тяжело действует на психику солдат, они теряют уверенность в себе, паникуют. Просто взять, да и приказать армиям отступать было равносильно самоубийству. Они бросили бы укрепленные позиции, а две неприятельских группировки, уже готовящихся к удару, сразу кинулись бы вдогон, легко прорвали порядки откатывающихся войск, и как раз тут-то исполнились бы планы окружения. Алексеев решил отводить армии поэтапно, всячески задерживая врага, сбивая его первоначальный порыв. При этом эвакуировать тылы, склады, ценное имущество.
Между тем, Гинденбург и Людендорф довели численность армии Гальвица до 10,5 полнокровных дивизий, 180 тыс. штыков и сабель и 1264 орудия. Для организации артподготовки прибыл лучший кайзеровский артиллерист генерал Брухмюллер. 13 июля в районе Прасныша на русскую оборону обрушился ураган огня и металла. На пути у немцев стояла 1-я армия, 7 дивизий неполного состава, 317 орудий, и по 40 снарядов на каждое. Но наши солдаты и офицеры упорно держались. Артиллерия сравняла с землей окопы – они укрывались и отстреливались в воронках. Переходили в контратаки, каждое селение, хутор, превращались в опорные пункты. Враги устилали трупами подступы к ним. За 6 дней сражения армии Гальвица удалось пробиться лишь на 7-8 км.
А 8-я германская армия опять попыталась взять Осовец. По крепости было выпущено 200 тыс. снарядов. Немцы применили и газы, но ими можно было воздействовать только на передовые позиции, а потом хлор сползал в низины, в долину р.Бобр. Защитников фортов силились достать с дальних дистанций химическими снарядами. Но они приспособились. В бронеколпаках орудий и под сводами казематов оставались пузыри воздуха, в них и спасались. Пережидали, пока отрава стечет вниз с холмов, на которых стояли форты. Местность вокруг напоминала кошмарный сон, деревья стояли расщепленные и обугленные, в лесах и болотах погибло все живое: звери, птицы, лягушки. А крепость отвечала врагу меткими залпами батарей, уничтожала пехоту, врывавшуюся в протравленные траншеи.
На южном фасе дуги неприятель наращивал группировку Макензена. В 11-ю германо-австрийскую армию потоком шли подкрепления, и из нее выделили еще одну, Бугскую армию. А кроме 4-й австрийской армии, в подчинение Макензену перебрасывали из Польши 1-ю австрийскую. 15 июля этот кулак из 4 армий перешел в наступление. Нацеливался прорвать стык между Северо-Западным и Юго-Западным фронтами. Но и здесь врага затормозили. Две слабых русских армии, 3-я и 13-я, отчаянно сопротивлялись. Каждый шаг давался немцам и австрийцам с огромным трудом и жертвами. Гросс-адмирал Тирпиц писал в дневнике: “Гвардейская пехота отпять понесла тяжелые потери… Мы здорово увязли на Востоке ”.
Зато в Польше сложились подходящие условия для планов Алексеева. Раньше против 2-й русской армии стояла 9-я германская, против 4-й русской – 1-я австрийская. Теперь ее отправили к Макензену, а 9-й германской пришлось растянуть боевые порядки против двух армий. Им можно было без особого риска отходить. 19 июля Алексеев приказал 2-й и 4-й армиям отвести войска за Вислу. Когда его распоряжение было исполнено, он начал оттягивать назад войска на флангах. Предписал 1-й и 12-й армиям, удерживающим северный фас, отступить за р.Нарев, а обороняющим южный фас 3-й и 13-й к Люблину и Холму.
Но в Прибалтике Гинденбург и Людендорф начали “самостийное” натупление вопреки планам Фалькенгайна. В схему клещей оно никак не вписывалось, и стало для русского командования полной неожиданностью. 20 июля на р.Дубиссе, на стыке 5-й и 10-й армий, загрохотали сотни орудий, и германская Неманская армия двинулась вперед. Здесь стояли кавалерийские корпуса Казакова и Тюлина. Спешенные кавалеристы отбили три атаки, но к вечеру им пришлось оставить позиции. Впрочем, позиций уже не существовало, все было перелопачено снарядами. Прорвав фронт, Неманская армия разделилась. Северная группировка стала обтекать левый фланг 5-й армии, южная – правый фланг 10-й, заставляя их отступать. Алексееву и командующим армиями опять требовалось срочно реагировать, изыскивать, откуда можно взять полки и дивизии, перекидывать их наперерез немцам. Порой города по несколько раз переходили из рук в руки.
Упорное сражение разыгралось под Шавлями (Шауляем), 10 дней шли бои за Митаву (Елгава). Германским войскам все же удалось взять оба города, но дальше их наступление застопорилось. Русские восстановили фронт, выйти в тылы противник не сумел. Но Гинденбург и Людендорф достигли другого резальтата. Вместо узкой приморской полосы в Прибалтике образовался значительный плацдарм. А на прежнем направлении главного удара дела обстояли совсем плохо. Все так же стоял Осовец. А армия Гальвица потеряла 60 тыс. человек, треть своего состава, вслед за отступившими русскими вышла к Нареву, но продвинуться дальше вообще не могла. Поэтому кайзеровская ставка согласилась следующие удары перенести в Прибалтику. Один – вместе с флотом на Ригу, второй – на Ковно и Вильно.
Жаркие схватки кипели уже на всем протяжении Северо-Западного фронта. Немцы засыпали наши войска тяжелыми снарядами, то на одном, то на другом участке пускали газы. Перед газовыми атаками германским солдатам стали выдавать специальные дубинки: добивать отравленных, чтобы не тратить патронов. Противогазов еще не было, русским частям передали британские рекомендации пользоваться ватно-марлевыми повязками. Но они защищали слабо, наши бойцы изобретали свои методы. Наваливали на бруствер хворост, а когда приближалось газовое облако, поджигали и сами прижимались поближе к кострам. Восходящий поток горячего воздуха приподнимал облако, и оно перетекало над головами людей. Часто вместо газа немцы пугали обычным дымом, поджигали кучи тряпок, торфа.
Но взломать русские боевые порядки им не удавалось. Армии отходили с одного рубежа на другой и отчаянно отбивались. В Литве во встречном бою за станцию Трошкуны Каргопольский драгунский полк порубил германскую конницу. Его атаку, в свою очередь, отразила неприятельская пехота. По драгунам стала бить тяжелая артиллерия, а на высотке на нейтральной полосе расположились корректировщики. Уничтожить их вызвались пятеро “охотников” (добровольцев) – старые опытные унтера Мешков и Чернов, ефрейторы Фирсов и Петров и рядовой Рокоссовский. Ночью подползли, перебили отделение немцев и засели в их окопах. Утром враги решили вернуть позицию, их встретили огнем винтовок и трофейного пулемета. Германцы обстреливали высотку из тяжелых орудий, несколько раз атаковали. Но пятеро смельчаков держались до темноты, а потом без потерь вернулись к своим.
На участке 2-й армии, под Горалем на Висле, стоял насмерть Гренадерский корпус – совсем без снарядов, отбрасывал наседающих немцев штыками. На участке 4-й армии под Таржимехи противник двинулся в атаку на 3-й Хоперский полк. Казаки в пешем строю поднялись навстречу с шашками в руках. Начальник пулеметной команды Шкуро со своими “максимами” вылетел на конях впереди хоперцев, лихо развернулся на фланге германских цепей и стал поливать их очередями. По нему открылась бешеная стрельба, и Шкуро спас от смерти только кинжал на поясе – пуля попала в него и отклонилась, лишь вспорола брюшину.
А под Люблином и Холмом наши воины из последних сил сдерживали натиск группировки Макензена. Свежая Бугская армия перемесила снарядами оборону частей 3-й армии у Холма, расшвыряла их и стала углубляться в тылы Северо-Западного фронта. Заняла г. Влодава, наводила мосты через Буг. Алексеев направил к месту переправы пехотные соединения, а задержала врага авиация. Ее численность за год значительно уменьшилась. Старые самолеты погибали, выходили из строя, а новых машин и запчастей не было. В 3-й армии из трех авиаторядов остался один, 31-й, в нем было лишь 5 аэропланов. Но они сделали невозможное. 1 и 2 августа пилоты по шесть раз за день вылетали в бой. Бомбили мосты, били немцев из пулеметов. Приземлившись на аэродроме, заправлялись, пополняли боезапас и тут же взлетали снова. За два дня сбросили 250 пудов бомб (4 тонны), выпустили 3 тыс. патронов. Помешали неприятелю переправить через реку крупные силы, а затем подоспела пехота, кинулась в контратаки. Форсировать Буг германцам не дали.
Но теперь основание дуги уменьшилось до 200 км, от Осовца до Влодавы. Противник с севера и с юга приблизился к ключевым железным дорогам Варшава – Вильно и Варшава – Минск. 5 августа Алексеев приказал оставить Варшаву. Вражескую разведку обманули, провели по городу отборные сибирские дивизии, поле чего их скрытно грузили в эшелоны и увозили на восток. Немцы сочло, что Варшаву будут отстаивать до последнего. Приближались к ней осторожно и в город вступали с оглядкой, все еще ждали подвоха. А Алексеев предвидел что неприятель перенацелится в Прибалтику. Войска, выведенные из Польши, направлял туда. 12-я армия расформировывалась, и под Ригой создавалась новая 12-я под командованием Радко-Дмитриева. Вторая группировка сосредотачивалась под Вильно.
Фронт приблизился к линии приграничных русских крепостей. В XIX в. они считались основой долговременной обороны. Но развивалась артиллерия и стало ясно, что эти твердыни уже слабоваты. Перестраивать их было чрезвычайно дорого, и Франция, Германия, Австрия взялись модернизировать лишь важнейшие крепости, а остальные упраздняли. В России разоружили крепости Варшава, Ивангород, а усилить намечалось Ковно, Гродно, Осовец, Брест-Литовск и Новогеоргиевск. Но переоборудование требовало огромных средств, шло медленно. К войне успели перестроить Осовец и Ковно, в Гродно работы не были закончены, а в Бресте и не начинались, тут укрепления были не бетонными, а кирпичными (и оставались такими в 1941 г).
А Новогеоргиевск когда-то был самой сильной крепостью, имел железобетонные казематы, его дорабатывать не стали. Хотя его перекрытия были рассчитаны по максимуму на попадания шестидюймовых снарядов (152 мм). Впрочем, модернизации были все равно бесполезны. Самые современные крепости не выдерживали обстрела 350 и 420-мм махин. Исключение составили Осовец и Верден, но в обоих случаях долговременные форты удачно сочетались с полевой обороной. Упраздненные крепости, Варшаву и Ивангород, Алексеев даже не пытался удержать. Но нужно было затормозить немцев, выиграть время, чтобы отступили соединения, сражавшиеся на Нареве и оставшиеся за Бугом. Новогеоргиевск (Модлин), расположенный в 30 км от Варшавы, у слияния Буга и Вислы, получил жестокий, но вынужденный приказ, какие иногда приходится выполнять военным людям. Стоять до конца.
По сути, командование жертвовало крепостью. После сдачи Варшавы она осталась на острие узкого выступа фронта, неприятель обходил ее с двух сторон. Правда, Новогеоргиевск был гораздо больше Осовца, ощетинился стволами 300 орудий, имел изрядные запасы снарядов (армия ими воспользоваться не могла, в крепостях стояли морские орудия, для полевой артиллерии снаряды не подходили). Но Осовец защищал сплоченный и обученный гарнизон, а у коменданта Новогеоргиевска генерал-лейтенанта Де Витта было лишь несколько ополченских дружин и потрепанная дивизия в 8 тыс. штыков. С последними прорвавшимися эшелонами ему сумели подбросить подкрепления. Но у командования фронта резервов не было, прислали 6 тыс. ополченцев и 100 прапорщиков, даже не разобранных по подразделениям.
Де Витт с ходу формировал из них команды и посылал на позиции, а немцы уже начали атаки. Ополченцы не выдержали, 12 августа оборона на флангах была прорвана, крепость взяли в кольцо. По отработанной схеме подвезли “Толстые Берты”. На крепость посыпались огромные снаряды, прошибали перекрытия. Один из фортов рухнул с первого удачного залпа. По очереди, систематически расстреливали другие. И тем не менее, неопытные, впервые попавшие в бой ополченцы, мальчишки-прапорщики, отбивались в этом аду неделю. Драгоценную неделю! Теперь у немцев не было лишних корпусов, чтобы оставить их для осады и обходиться без них. Корпуса, застрявшие под Новогеоргиевском, выпали из преследования. Неприятели, двигавшиеся за нашими войсками, ослабили натиск. Русские отрывались, уходили на восток.
В это время враг перешел в наступление и в Литве. Завязались тяжелые бои возле г.Вилькомира (Укмерге). Алексеев был готов к такому развитию событий. Он специально собирал группировку у Вильно, чтобы нанести контрудар во фланг прорывающимся немцам. Но блестяще задуманный маневр был сорван. Катастрофа, которую никто не мог предвидеть, грянула в крепости Ковно. Вот тут-то имелись все условия для неприступной обороны. Крепость была недавно дооборудована, ее прикрывало несколько полноводных рек. Она не была изолирована, рядом держали фронт полевые войска. Но… комендант Ковно престарелый генерал Григорьев оказался трусом. Когда германские осадные пушки открыли бомбардировку, он настолько ошалел, что уже не контролировал собственных действий и попросту удрал.
Об этом узнали солдаты, пошел разброд – шутка ли, начальство сбежало, а их бросило! У такого командира и помощники были соответствующими. Вместо того, чтобы взять командование на себя, навести порядок и возглавить бой, долго искали Григорьева, запрашивали указаний свыше. А немцы времени не теряли, полезли на штурм и проникли в Ковно. 18 августа крепость пала. Но ее орудия и форты прикрывали участок в десятки километров. Во фронте открылась брешь, и в нее хлынули германские дивизии (Григорьева нашли в 100 км от фронта, в Вильно. Он совершенно потеряв голову и сидел безвылазно в номере гостиницы “Бристоль”. Получил 15 лет за дезертирство).
А на следующий день сдались остатки защитников Новогеоргиевска. Немцам требовалось оправдать собственные потери, и они подняли шум о фантанстической победе. Писали о 700 взятых орудиях, о 90 тыс. пленных, в том числе 30 генералах. Наверное, Де Витт был бы счастлив иметь в три раза меньше подчиненных. Какие уж генералы, если у него офицеров не хватало! А из 16 тыс. солдат после недельного сражения уцелели немногие. Но если уж врать, чего ж стесняться? Добавили произвольных пленных, отставных генералов, захваченных в Варшаве, пересчитали в арсеналах допотопные пушки из разоруженных крепостей, сваленные в ожидании переплавки.
Однако Новогеоргиевск, в отличие от Ковно, свою задачу выполнил. За то время, пока он сковывал немцев, русские армии вышли из польского мешка. А Осовец до последнего момента держал северный фланг выступа. 6,5 месяцев он стоял под бомбардировками, отбил все штурмы.. Дальше оборонять его было бессмысленно, немцы приближались с тыла. Генерал Свешников получил разрешение оставить крепость. Она осталась непобежденной, гарнизон ушел по приказу. Тем не менее, даже захват пустого полуразрушенного Осовца враг объявил “феноменальным триумфом”. (М.С. Свешникову посчастливилось пережить все смуты, впоследствии он преподавал в академии им. Фрунзе).
Но и само по себе отступление очень тяжело сказывалось на состоянии войск. Безответный гром германской артиллерии вгонял в отчаяние. Солдаты шагали десятки километров не зная куда, падали духом. На маршах нарушалось снабжение, отставали кухни. Перебивались сухарями, голодали. Особенно худо было там, где выбило офицеров или они не справлялись со своими обязанностями. Порой целые роты паниковали и сдавались. Естественно, нижние чины и младшие командиры не знали общего положения на фронте, замыслов начальства. Это тоже создавало проблемы. Каково было тем, кого бросали в контратаки, чтобы спасти положение на каком-то соседнем участке? Солдатам не объяснишь, что деревня, на которую предстоит наступать, на самом-то деле не нужна. Ее берут, потеряв товарищей. После чего получают приказ отойти. Дело уже сделано, противник перенацелил сюда свои части, и соседи выбрались из беды. Но ведь те, кто атаковал, этого не знают. Они побеждали, пролили столько крови – и отдавать за здорово живешь? А 10-я армия занимала в Августовских лесах очень сильные позиции. Оборону наращивали три месяца. И вдруг отступать вообще без боя (когда неприятель обходил с тыла). Рождались слухи – “измена”! Или – “глупость”…
А уж тыловая “общественность” совсем разбушевалась. В Думе, светских и политических салонах возмущались Алексеевым, обвиняли в “мании отхода”, клеймили за то, что он “сохраняет живую силу, но топит дух”. Однако падение Ковно сломало весь фронт в Литве. Теперь нужно было отступать гораздо дальше, чем намечалось изначально. Ставка из Барановичей перебазировалась на 300 км восточнее, в Могилев. Алексеев приказал без боя эвакуировать крепости Гродно и Брест-Литовск, они устарели и стали бы только ловушками для гарнизонов. Войска отводились на линию Гродно – Пружаны – р. Ясельда (приток Припяти).
Алексеев прекрасно представлял, какой вой вызовет его решение у тыловых “болельщиков” и 30 августа, одновременно с директивой об отходе, подал рапорт об отставке. Великий князь Николай Николаевич ее не принял. Уж он-то знал, что Михаил Васильевич совершил невероятное. В жутких условиях, без снарядов и резервов, спас фронт, спас Россию. Армии понесли большие потери, но разгромом и не пахло. Они отошли организованно, враг не сумел окружить и уничтожить ни одного корпуса! Части останавливались на намеченных позициях, снова чувствовали плечи соседей. Налаживалась управление, связь, питание. Солдаты обживали новые окопы, получали хоть какой-то отдых, приободрялись. Уныние рассеивалось, возвращалась уверенность в своих силах. Они снова были готовы сражаться. А германские соединения, пройдя всю Польшу, вымотались не меньше русских. Численность их заметно поубавилась. Они оторвались от тыловых баз, снаряды требовалось везти издалека, и им уже трудно было поддерживать свое главное преимущество, в артиллерии.
На рубежах белорусских речек врага наконец-то остановили. И сами русские вовсе не считали себя побежденными. Британский представитель в России генерал Нокс решил узнать их настроения, спросил первого встречного солдата, что он думает по поводу такого поражения? Тот отшутился: “А чего? Если надо, будем отступать до Урала. Но и от преследующих армий тогда останется один немец и один австриец. Австрийца, как водится, возьмем в плен, а немца убьем”. С чувством юмора у Нокса было туговато, он в ужасе доложил в Лондон, что союзники готовы отступать до Урала. Немцы оценивали наших предков более объективно, на своей шкуре испробовали. Мемуары их военачальников пестрят выражениями “упорство”, “воля”, “отчаянная решимость” “все более сильное сопротивление” русских. Фалькенгайн округло подводил итог: “Операции не достигли вполне своей цели”. Гинденбург сформулировал точнее: “Русские вырвались из клещей и добились фронтального отхода в желательном для них направлении”.
БАЛТИКА И ВОЛЫНЬ.
После того, как немцы захватили Либаву, их флот получил базу на русском берегу, стал действовать гораздо активнее. В море гремели бои. Германская подводная лодка U-26, уже имеющая на счету крейсер “Паллада”, потопила минный заградитель “Енисей”. А начальник связи Балтфлота контр-адмирал Непенин увлеченно экспериментировал с техническими новинками и впервые применил радионаведение. Запеленговал отряд вражеских кораблей и навел на него наши крейсера. 2 июля они перехватили врага у о.Готланд, вывели из строя минный заградитель и повредили 2 германских крейсера, они сбежали с поля боя.
В августе Гинденбург и Людендорф планировали наступление не только в Литве, но и на Ригу. Взять ее рассчитывали примерно так же, как Либаву. Немецкий флот накроет берег огнем, высадит десанты. Легкие корабли войдут в устье Двины (Даугавы), к самому городу. А с суши можно направить небольшую подвижную группировку, не отвлекать войска с главных направлений. При такой атаке с моря Рига никуда не денется, ее возьмут одним броском. Огромная эскадра двинулась к цели. Но достичь ее оказалось не так-то просто. На входе в Рижский залив она наткнулась на минные заграждения, понаставенные Колчаком. Начали тралить проходы, а наши моряки всячески мешали. Обстреливали тральщики, бомбили с гидропланов, атаковали подводными лодками. Не уставали добавлять новые мины под носом у врага, на только что очищенных местах.
Погибали германские миноносцы, тральщики, тонули транспорты. Несколько крейсеров подорвались, их отбуксировали на базу. Когда немцы проходили по протраленным фарватерам, их встречали корабли Балтфлота. 16 августа старенький броненосец “Слава” дерзко вступил в бой с двумя линкорами. Орудий у них было в 5 раз больше. Но они решили вообще не рисковать. Дальность огня у них была тоже больше, попытались расстрелять русский корабль, а самим оставаться вне досягаемости его пушек. Тогда команда “Славы” затопила отсеки одного борта. Броненосец накренился, угол подъема орудий увеличился. Линкоры получили несколько попаданий и предпочли убраться. 17 августа эсминец “Новик” схлестнулся с новейшими германскими эсминцами V-99 и V-100. Одного загнал на минное поле, он подорвался и затонул. Другой скрылся, исковерканный снарядами.
Наконец, вся вражеская эскадра влезла в залив. Но пока ее задерживали, под Ригу успели перебросить значительные подкрепления. 17 августа Северо-Западный фронт был разделен на два, Северный и Западный. Главнокомандующим Северного стал Рузский, ему подчинялись 3 армии – 6-я прикрывала побережье, 12-я Ригу, а 5-я оборонялась восточнее до стыка с Западным фронтом Алексеева. Атаковать берег германский флот уже не смог, на важнейших участках выставили батареи. Зато в ограниченном пространстве залива негде было укрыться от русских субмарин, а отряд Колчака продолжал ставить мины в самых неожиданных местах. Опять погибали корабли. Эскадра потопталась на месте и 22 августа во избежание дальнейших потерь покинула Рижский залив. Из-за этого пришлось отменить наступление с суши. Тирпиц писал, что в “Рижской экспедиции… мы и вправду потерпели фиаско и понесли чувствительные потери без всякой пользы”. Кайзер выразился более откровенно:“Мы совершили прыжок в воздух, а русские одержали большую морскую победу”.
В это же время разыгралось ожесточенное сражение далеко на юге, на Украине. В течение июля положение тут оставалось стабильным. 8-я, 11-я и 9-я армии Юго-Западного фронта стояли по Западному Бугу, Стрыпе и Днестру. Привели себя в порядок, пополнились. Но Ставка забирала отсюда то одно, то другое соединение, чтобы подкрепить фронт Алексеева и восстановить его на новых рубежах. А в августе между германским и австрийским командованием возникли разногласия. Немцы намеревались развивать свои операции в Прибалтике и Белоруссии, а на юге предлагали перейти к позиционной войне. Но Конрад жаждал отобрать у русских оставшиеся районы Галиции, а заодно прихватить российскую Волынь. К общему мнению так и не пришли, каждый настаивал на своем. Что ж, коли так, Германия просто вывела войска Макензена из подчинения австрийцам. Однако Конрад решил действовать самостоятельно, австрийскими армиями.
В ходе русского отступления фронты Алексеева и Иванова разделило Полесье – обширная долина Припяти, покрытая лесами и болотами. Все военные разработки признавали ее непригодной для боевых действий. 3-я армия Леша (13-я была расформирована и слилась с ней) откатывалась на северо-восток, обтекая Полесье. Ей пришлось отойти несколько дальше, чем войскам Юго-Западного фронта. В итоге между ней и 8-й армией Брусилова образовался разрыв в 70 км, прикрытый только кавалерией и болотами. А разведка обнаружила, что австрийцы собираются наступать. Иванов очень обеспокоился и надумал уравнять линию своего фронта с соседним. Приказал армии Брусилова отойти в пределы России, занять оборону по р.Стырь, а правым флангом опереться на г. Луцк – считалось, что севернее этого города начинаются непроходимые болота. А южнее отводились и пристраивались к 8-й армии 11-я Щербачева и 9-я Лечицкого.
Конрад даже не верил, неужели и впрямь ему представился такой редкий случай! Его войска как раз готовились атаковать, а русские бросили позиции! Немедленно бросил армии вперед – смять отступающих и захватить побольше российской территории. Иванов узнал, что австрийцы навалились по всему фронту, и совершенно запаниковал. Засыпал Ставку рапортами, считал Украину до Днепра уже потерянной. Указывал, что к Австрии наверняка присоединится Румыния, и тогда вообще конец. Предлагал эвакуировать Киев, Одессу, выселить и выжечь полосу в 100 км, и неприятель застрянет в ней без продовольствия. Опустошать землю ему не позволили, но его прогнозы стали известныв тылу. В Киеве поднялся переполох, горожане начали уезжать. По всей Украине ползли слухи, крестьяне не сеяли озимых – зачем, если придется бежать? А в Подольской губернии решили помочь войскам, по собственному разумению взялись рыть окопы.
Но если Юго-Западному фронту не повезло с главнокомандующим, ему повезло с командармами. Отход они организовали четко и грамотно, а когда австрийцы ринулись за ними, то сами крепко получили. Лечицкий встретил их внезапным контрударом на Хотинском шоссе, опрокинул и гнал чуть ли не до Черновиц, откуда русские отступили еще в мае. А 2 корпуса Щербачева под Тернополем устроили врагу ловушку. Врезались с двух сторон в преследующую их группировку и наголову разгромили ее, взяли 35 тыс. пленных.
Но главный удар Конрад планировал на северном фланге. Когда расформировали группу Макензена, высвободились 1-я и 4-я австрийские армии. 1-я должна была наступать на армию Брусилова с фронта, связать ее, а 4-я через открытую дыру в Полесье зайти в тыл. Русская 8-я армия была очень ослаблена, половину ее соединений забрали к соседям, на Северо-Западный фронт. Она отходила с тяжелыми боями, сдерживала врага на промежуточных рубежах. Командиру 13-го полка Железной дивизии Маркову было приказано прикрыть мост через Стырь, пока не пройдут наши части. Но местное население знало о бесчинствах австрийцеы, и за войсками хлынули обозы беженцев. Армия ушла, Марков остался с одним своим полком и еще целые сутки отбивал лезущие на него волны врагов. Лишь после того, как переправилась последняя беженская подвода, он увел солдат за реку и взорвал мост.
А тем временем 4-я вражеская армия сбила в Полесье кавалерийские заслоны, с ходу взяла г.Ковель. Среди болот она даже не пыталась развернуться, сплошная масса пехоты, конницы и артиллерии покатилась по шоссе на юго-восток, наперерез нашим отступающим войскам. В штаб 8-й армии и фронта поступили тревожные донесения: от Ковеля на Луцк движутся огромные неприятельские колонны – и явно опережают отходящих русских. Иванов приказал Брусилову задержать противника, отправил к нему свой единственный резерв, 39-й корпус. Он был слабым, его еще только формировали из ополченских дружин, и в любом случае он опаздывал. Но командир корпуса генерал Стельницкий выехал с первыми тремя батальонами и успел вовремя. А у Брусилова из наличных сил была лишь Оренбургская казачья дивизия. Командующий отдал казаков Стельницкому, послал их защищать Луцк.