Защитные и адаптивные процессы при истерии

 

Люди с истерической структурой личности используют подав­ление (репрессию), сексуализацию и регрессию. Им свойствен­но противофобическое отреагирование вовне (acting out), обычно связанное с озабоченностью вымышленной властью и опасностью, исходящими от противоположного пола. Они также используют диссоциативные защиты в широком смысле, о чем я еще скажу в следующей главе. Фрейд рассматривал репрессию как центральный ментальный процесс при истерии. Феномен амнезии был ему настолько инте­ресен, что это даже привело его к созданию целой теории струк­туры психики и того, как мы можем "забывать" вещи, которые на каких-то недостижимых уровнях в то же время "знаем". Первые модели репрессии как активной силы, а не случайных провалов памяти, были созданы Фрейдом под впечатлением от его работы с людьми, которые под гипнозом вспоминали и вновь пережива­ли детские травмы, зачастую травмы инцеста, и в результате из­бавлялись от истерических симптомов. В своих самых ранних те­рапевтических попытках, сначала с применением гипнотического, а затем — негипнотического внушения, Фрейд прикладывал всю свою энергию к преодолению репрессии, приглашая пациентов расслабиться и убеждая их позволить своему сознанию быть откры­тым для воспоминаний. Он выяснил: когда травматические вос­поминания возвращаются со своей первоначальной эмоциональной силой, истерические нарушения исчезают*. Подавленные воспоминания и связанные с ними аффекты ста­ли центральным объектом психоаналитического изучения. Высво­бождение репрессированного представлялось основной терапевти­ческой задачей. Даже сейчас большинство динамически ориенти­рованных методов направлено на то, что бы докопаться до забы­тых воспоминаний и получить понимание реального прошлого, хотя большинство аналитиков признает, что реконструкция про­шлого всегда приблизительна, и эта работа напоминает больше со­здание (заново) правдоподобной истории, чем восстановление ис­торических фактов (Spence, 1982). Из-за неопределенного, осно­ванного на впечатлениях характера познания многих истерических людей, создание взаимосвязанной и непротиворечивой истории их индивидуальной жизни имеет особый терапевтический эффект. В конце концов Фрейд убедился, что некоторые из "воспоминаний" истерических пациентов были фактически фантазиями, и его интерес сдвинулся с амнезии травм к репрессиям желаний, страхов, инфантильных теорий и болезненных аффектов. Явление, известное под названием "перчаточный паралич "перчаточная анестезия", когда поражается только кисть руки (OHI не может иметь неврологической природы, поскольку в любо^. случае паралич кисти охватывает всю руку) было нередким во вре­мена Фрейда и требовало своего объяснения. Именно симптомы, подобные "перчаточному параличу", вдохновили Фрейда на рассмотрение истерических заболеваний как явлений, обеспечивающих первичную выгоду в разрешении конф­ликта между желанием (например, мастурбировать) и запретом (против мастурбации), а также вторичную выгоду в форме заботь! и интереса со стороны окружающих. Вторичная выгода компенси­ровала больному потерю сексуального внимания проявлением не­эротического внимания к своему телу и его повреждению. С раз­витием структурной теории данная динамика была переосмыслена как конфликт между Ид и супер-Эго. Фрейд также считал, что такое решение было чрезвычайно не­устойчивым, поскольку сексуальная энергия блокировалась, а не находила выражения или сублимирования, и он был склонен ин­терпретировать любые вспышки сексуального интереса как "возвра­щение подавленного". Репрессия может оказаться очень полезной защитой, но она хрупка и ненадежна, когда применяется против нормальных импульсов, которые продолжают стимулироваться и оказывают давление, требующее разрядки. Оригинальная трактовка Фрейдом высокой степени беспокойства, наблюдающейся у ис­териков, гласила, что невротики обращают (конвертируют) запер­тую сексуальную энергию в диффузную нервозность (см. главу 2). Я останавливаюсь на данной формулировке истерических сим­птомов постольку, поскольку подобный процесс может быть ин­терполирован на характерологический уровень. Люди, которые подавляют эротические побуждения и конфликты, кажущиеся опасными или неприемлемыми, обычно чувствуют себя сексуально неудовлетворенными и несколько беспокойными. Их нормальные желания близости и любви усиливаются, как если бы они подпитывались неудовлетворенным сексуальным желанием. Они бывают очень сексуально провоцирующими (возвращение подавленного), но при этом не осознают сексуального предложения, кроющегося в их поведении. И действительно, они зачастую бывают шокированы, когда их действия воспринимаются как приглашение к сексуальному контакту. Более того, если они уступают такому неожиданному предложению (как они иногда и поступают как для того, что бы умиротворить пугающий сексуальный объект, так и для того, чтобы смягчить чувство вины за последствия своего по­ ведения), в этом случае они обычно не получают сексуального удовлетворения. В дополнение к этим взаимодействующим процессам репрес­сии и сексуализации, люди с истерической организацией прибегают к регрессии. Чувствуя незащищенность, опасность отвержения или сталкиваясь с затруднением, которое стимулирует подсоз­нательное чувство вины и страха, они могут стать беспомощными и ребячливыми в попытке защититься от неприятностей, обезору­живая потенциальных обидчиков и людей, чьего отвержения которые боятся. Подобно всем людям, находящимся в состоянии сильного беспокойства (сравн. с "Стокгольмским синдромом" или "Феноменом Пэтти Хэрса", терминами, обозначающими ситуации, в ко­торых пленные начинают испытывать доверие к своим преследо­вателям или похитителям), истерические личности с легкостью поддаются внушению. Если они относительно высокофункциональны, то, прибегая к регрессии, бывают чрезвычайно обаятельными. В пограничном и психотическом диапазонах театральные пациенты могут становиться психически больными, привязчиво зависимыми или превращаться в нытиков. Регрессивный компонент истерического поведения был настолько распространен до недавнего времени в некоторых женских субкультурах, что наигран­ное онемение, девичьи смешки и излияния чувств по отношению к большим, сильным мужчинам считались нормальным поведе­нием. В XIX веке его эквивалентом стали обмороки. Отреагирование вовне (acting out) у истерических людей обыч­но имеет противофобическую природу: они стремятся к тому, чего бессознательно боятся. Соблазнения при страхе перед сексом -только один пример. Они также склонны к эксгибиционистской демонстрации своего тела при том, что сами его стыдятся, стре­мятся находиться в центре внимания, в то время как субъективно чувствуют, что хуже других; бравируют и совершают героические поступки, бессознательно опасаясь агрессии, провоцируют лиц у власти, будучи напуганы их силой. Изображение Театрального расстройства личности в DSM-IY в разделе "Приблизительные критерии" (Американская психиатрическая ассоциация, 1993) подчеркивает актерские аспекты истерического характера в ущерб другим не менее важным чертам. Хотя противофобические отреагирования, очевидно, являются наиболее заметными из чисто поведенческих черт, связанных с феноменом истерии,— и именно они естественным образом при­влекают внимание людей, — значение такого поведения также яв­ляется важным для диагноза, а наиболее существенной внутренней характеристикой истерического стиля становится тревога. Поскольку люди с истерической структурой имеют избыток бессознательной тревоги, вины и стыда, и, возможно, также по­ тому, что по темпераменту они напряжены и подвержены перестимуляции, они оказываются легко подавляемы. Переживания, выносимые для людей другого психологического типа, могут ока­заться травматическими для истериков. Следовательно, они час­ то прибегают к механизму диссоциации для уменьшения количе­ства аффективно заряженной информации, с которой они должны одновременно иметь дело. Иллюстрацией тому могут послужить явления, которые французские психиатры XIX века назвали "оча­ровательное безразличие" (la belle indifference) — своего рода стран­ная минимизация тяжести ситуации или симптома; "ложные воспоминания" (fausse reconnaissance) — уверенность при воспомина­нии того, чего не было на самом деле; "фантазийная псевдологи­ка" (pseudologia fantastica) — склонность рассказывать вопиющую ложь и при этом, по крайней мере, в процессе рассказа, верить в нее; состояния фуг; телесная память о травмирующих событиях, не вспоминаемых сознательно; диссоциированное поведение - неуемность в еде или приступы истерической ярости и т.д.

Одна из пациенток, чрезвычайно удачливая, в свои 60 лет очень преуспевающая профессионально женщина, которая посвятила большую часть своей карьеры обучению людей безопасному сек­су, во время конференции обнаружила, что отправляется в постель с мужчиной, с которым она не была готова иметь сексуальные отношения ("Он хотел этого, и каким-то образом данное обстоя­тельство воспринималось как последнее слово"). Ей не пришло в голову попросить партнера использовать презерватив. Она диссоциировала свою способность говорить "нет" и свое понимание опасности секса без защищающих средств. Источники ее диссо­циации включали в себя нарциссического отца и непрестанные "послания" из детства, приводящие к тому, что нужды других людей всегда оказываются на первом месте.