Характер современного сражения 3 страница
Подобный случай представляет сражение при Нересгейме, которое эрцгерцог Карл дал Моро в суровой альпийской местности 11 августа 1796 г. исключительно с целью облегчить себе отступление; впрочем, признаемся, мы в данном случае никогда не могли полностью разобраться в ходе мыслей этого знаменитого полководца и военного писателя.
Сражение при Росбахе представляет другой пример, поскольку главнокомандующий армиями союзников действительно не имел намерения атаковать Фридриха Великого.
О сражении у Соора король сам сказал, что он принял бой лишь потому, что отступление перед лицом неприятеля ему показалось опасным; впрочем, король приводит и другие основания для принятия этого сражения.
В общем, надо оказать, что, исключая подлинные ночные нечаянные нападения, такие примеры бывают крайне редко, а случаи, когда противник бывал вынужден к бою вследствие окружения, встречаются лишь по отношению к отдельным корпусам, как, например, по отношению к корпусу Финка у Макоена.
Глава девятая.
Генеральное сражение
Решение его
Что такое генеральное сражение? Это бой главной массы вооруженных сил, но, конечно, бой не маловажный, не преследующий второстепенную цель, не простая попытка, от которой тотчас же отказываются, едва только убедятся, что достигнуть цели будет трудно, а бой с полным напряжением сил за подлинную победу.
И в генеральном сражении к главной цели могут быть примешаны цели побочные; и оно может принять разнообразные оттенки в зависимости от обстоятельств, которые его вызвали, ибо и генеральное сражение связывается с более крупным целым, частью которого оно является. Но так как существо войны есть бой, а генеральное сражение есть бой главных сил, то на него следует смотреть как на действительный центр тяжести войны. В общем, отличительной чертой этого сражения является то, что оно, более чем всякий другой бой, происходит само по себе.
Это влияет на характер его решения, на последствия одержанной в нем победы и определяет его ценность для теории как средства к достижению цели. Поэтому мы делаем его предметом нашего особого рассмотрения, и притом именно здесь, еще до упоминания о тех специальных целях, которые с ним могут быть связаны, но которые, если только бой заслуживает названия генерального сражения, не могут изменить существенным образом его характера.
Раз генеральное сражение происходит главным образом само по себе, то причины его решения должны заключаться в нем самом; другими словами, в генеральном сражении надо добиваться победы до тех пор, пока к тому представляется хотя бы малейшая возможность; отказаться от нее можно не из-за каких-либо частных обстоятельств, а лишь единственно тогда, когда выяснится совершенная недостаточность сил.
Как же ближе определить этот момент?
Когда известный искусственный порядок и расстановка войск, как это довольно долго имело место в новейшем военном искусстве, составляли главное условие, при котором храбрость войска могла добиться победы, то решением являлось расстройство этого порядка. Крыло, разбитое и расшатанное до основания, решало и судьбу еще державшихся частей. Когда в другую эпоху сущность обороны заключалась в тесном единении армии с местностью, на которой она сражалась, с ее неровностями и преградами, так что армия и позиция составляли одно целое, тогда захват важного пункта этой позиции являлся решением. Говорили: ключ позиции утрачен, а потому дольше защищать ее нельзя, дольше продолжать бой невозможно. В обоих случаях разбитые армии напоминали лопнувшие струны инструмента, не годные к дальнейшему употреблению.
Как первое, геометрическое, начало, так и второе, географическое, имели тенденцию создавать в сражавшейся армии состояние напряжения, подобное охватывающему все частицы кристалла, что не позволяло использовать все наличные силы до последнего солдата. В настоящее время эти начала по меньшей мере настолько утратили влияние, что не являются господствующими. И теперь армия вступает в бой в известном порядке, но этот порядок не составляет решающего момента; и теперь еще пользуются неровностями местности для усиления обороны, но они не составляют единственной точки опоры.
Во II главе этой части мы пытались окинуть общим взглядом природу современного сражения. Согласно картине сражения, которую мы себе составили, боевой порядок является лишь правильным расположением боевых сил для наиболее удобного их использования, а ход боя есть взаимное медленное истребление этих сил в их столкновениях друг с другом, имеющее целью выяснить, который из двух противников будет истощен раньше другого.
Таким образом, решение отказаться от продолжения боя исходит в генеральном сражении, более чем в каком-либо другом, из соотношения между уцелевшими свежими резервами, какими располагает та и другая сторона; ибо лишь они еще обладают всеми своими моральными силами, и с ними нельзя равнять выгоревшие вследствие действия разрушительной стихии боя шлаки, представляемые расстрелянными и расстроенными батальонами. Потерянное пространство также служит мерилом утраты моральных сил, как мы говорили в другом месте; с ним тоже следует считаться, но преимущественно как с признаком понесенной утраты, а не как с непосредственной утратой; количество же свежих резервов всегда остается главным пунктом, приковывающим к себе внимание обоих полководцев.
Обыкновенно сражение с самого начала принимает, хотя и довольно неприметным образом, известный оборот. Часто этот оборот уже заранее резко предопределен мероприятиями, имеющими в виду сражение; [178 такой случай свидетельствует о недостатке проницательности со стороны того полководца, который начинает бой при таких неблагоприятных условиях, не отдавая себе в них отчета. Однако и там, где это не имеет места, ход сражения представляет собой по природе вещей преимущественно медленное изменение равновесия; вначале, как мы указали, оно неприметно, но позднее с каждым новым моментом все более усиливается и становится явным; такое понимание хода генерального сражения ближе к истине, чем уподобление его качанию маятника, колеблющегося справа налево, как обычно его мыслят под влиянием искаженных описаний сражений.
Пусть даже равновесие долгое время остается мало нарушенным или даже, будучи нарушено в одну сторону, оно снова восстанавливается, чтобы быть нарушенным в другую, все же несомненно, что в большинстве случаев побежденный полководец предвидит исход сражения задолго до отступления и что случаи, когда какая-нибудь частность влияет неожиданно и сильно на ход сражения в целом, по большей части встречаются лишь в тех измышлениях, которыми всякий старается скрасить рассказ о своем поражении.
Здесь мы можем лишь сослаться на суждение опытных и беспристрастных людей, которые, несомненно, подтвердят наши слова и будут отстаивать наш взгляд перед теми из наших читателей, которые не знакомы по собственному опыту с войной. Доказательство неизбежности такого хода сражения в силу его природы завело бы нас слишком глубоко в область тактики, к которой эта тема относится; мы же здесь имеем дело лишь с результатом тактических действий.
Когда мы говорим: побежденный полководец обыкновенно предвидит неудачный исход сражения задолго до того момента, когда он решится отказаться от продолжения боя, мы все же допускаем возможность и обратных случаев, ибо иначе мы высказывали бы противоречивое по существу положение. Если бы при всяком решительном обороте, какой принимает сражение, на него приходилось смотреть, как на сражение уже проигранное, то не стоило бы затрачивать больше сил на то, чтобы дать сражению другое течение, и, значит, указанный решительный оборот не должен был бы намного предшествовать моменту отступления. Правда, бывают случаи, когда сражение приняло уже весьма решительный оборот в определенном направлении, и все же решения в нем сменялись одно за другим; но это - случаи не обычные, а, напротив, крайне редкие. На такой-то случай и рассчитывает каждый полководец, к которому счастье повернулось спиной, и он обязан на него рассчитывать до тех пор, пока у него остаются малейшие шансы, что дело повернется в его пользу. Такую перемену он надеется вызвать увеличением напряжения, повышением еще имеющихся моральных сил, тем, что он превзойдет самого себя или, наконец, уцепится за счастливую случайность. Он продолжает вести дело до тех пор, пока борющиеся в нем храбрость и проницательность не разрешат между собою вопроса. Об этом мы поговорим несколько подробнее, но раньше укажем на признаки утраченного равновесия.
Исход сражения в целом состоит из суммы результатов всех частных боев; последние же запечатлеваются в трех различных видах.
Во-первых, в простой моральной силе сознания вождей. Если начальник дивизии видел, как были разбиты его батальоны, то это отразится на его поведении и на его донесениях, а последние в свою очередь окажут влияние на мероприятия главнокомандующего. Таким образом, даже те неудачные частные бои, которые, по-видимому, потом заглаживаются, не пропадают в смысле их результатов, и впечатления от них суммируются в душе полководца без всякого его старания и даже против его воли.
Во-вторых, в более быстром таянии наших войск, что при медленном, малоподвижном течении современных сражений установить нетрудно.
В-третьих - в потере пространства.
Все эти данные служат для глаза полководца верным компасом, чтобы определить направление, какое принимает корабль его сражения. Если у него потеряны целые батареи, а у неприятеля не взята ни одна; если целые батальоны его пехоты опрокинуты неприятельской конницей, между тем как батальоны противника всюду стоят непроницаемой массой; если линия огня его боевого порядка против воли отодвигается назад с одного места на другое; если для захвата известных пунктов производятся напрасные усилия, а подходящие батальоны каждый раз рассыпаются от хорошо организованного града картечи; если огонь наших батарей начинает ослабевать под действием орудийного огня противника; если наши стоящие под огнем противника батальоны чересчур быстро тают, ибо вместе с ранеными уходят толпами здоровые; если, благодаря нарушению общего плана сражения, отдельные части отрезываются и берутся в плен; если самому отступлению начинает угрожать опасность, - то полководец вынужден опознать во всех этих явлениях тот оборот, какой для него принимает сражение. Чем дольше продолжается ход сражения в таком направлении, чем оно становится определеннее, тем труднее будет поворот колеса, тем быстрее приближается мгновение, когда полководец вынужден будет отказаться от боя; об этом-то моменте мы и хотим теперь поговорить.
Мы уже неоднократно высказывали, что главным основанием для окончательного решения является по большей части численное соотношение резервов, оставшихся нетронутыми у той и у другой стороны; тот полководец, который видит резкий перевес своего противника в этом отношении, решается на отступление. Особенностью современных сражений как раз является то, что все неудачи и потери, имеющие место в течение их хода, могут быть исправлены введением свежих сил, ибо современные боевые порядки и способ, которым войска вводятся в бой, допускают пользование ими почти повсюду и во всяком положении. Поэтому пока у полководца, для которого, по-видимому, сражение принимает неблагоприятный оборот, еще имеется перевес резервов, он не откажется от дела. Но с того момента, как его резервы начинают становиться слабее, чем резервы противника, надо считать решение как бы предуказанным, и то, что он еще предпримет, зависит отчасти от конкретной обстановки, отчасти от степени мужества и стойкости полководца, данных ему от природы; [180 последние, впрочем, порою могут переходить в неразумное упрямство. Каким образом полководцу удается определить соотношение резервов обеих сторон - это дело специального навыка и умения, о которых здесь во всяком случае не место говорить; нас интересует лишь результат, складывающийся в его суждении. Но этот результат еще не является самым моментом решения, ибо мотиву, возникающему постепенно, это не подобает; он является лишь общей направляющей решения, а последнее, чтобы быть принятым, требует еще особых побуждений. Таких постоянно повторяющихся побуждений главным образом два, а именно: угроза пути отступления и наступление ночи.
Если отступлению с каждым дальнейшим шагом, который делает ход сражения, угрожает все большая опасность и если резервы настолько растаяли, что их уже не хватит для того, чтобы отбросить противника, то ничего другого не остается, как предаться на волю судьбы и искать спасения в упорядоченном отступлении, которое при дальнейшем промедлении оказалось бы невыполнимым и привело бы, конечно, к полному разгрому и беспорядочному бегству.
Ночь также обычно прекращает все бои, ибо лишь в особых условиях ночной бой может явиться выгодным; а так как ночь - более подходящее время для отступления, чем день, то тот, кто считает последнее неизбежным или в высшей степени вероятным, предпочитает для этого воспользоваться ночью.
Но помимо этих двух поводов, самых обыкновенных и главных, могут быть и многие другие - меньшие, более индивидуальные, которых, само собою разумеется, не перечислишь, ибо, чем больше сражение клонится к полному нарушению равновесия, тем чувствительнее отзывается на равновесии всякий частичный результат. Так, потеря какой-нибудь одной батареи, удачный прорыв двух-трех полков неприятельской кавалерии и т.п. могут окончательно оформить уже назревшее решение отступить.
В заключение мы должны еще несколько остановиться на том пункте, когда в полководце мужество и проницательность должны выдержать борьбу между собою.
Хотя, с одной стороны, властолюбивая гордость победоносного завоевателя или непреклонная воля природного упорства, или, наконец, судорожное сопротивление благородного воодушевления не хотят отступить с поля боя, где они должны будут оставить свою честь, но, с другой стороны, проницательность разума советует не тратить всего до конца, не ставить последнее на карту, а сохранить хотя бы столько, сколько необходимо для упорядоченного отступления. Как ни высоко надлежит ценить мужество и стойкость на войне и как ни мало шансов добиться победы у того, кто не может решиться искать ее с полным напряжением всех своих сил, все же наступает момент, за которым дальнейшее упорство является отчаянием безумца; такое упорство не может встретить одобрения со стороны критика. В самом знаменитом из всех сражений, сражении при Бель-Альянсе[87], Бонапарт поставил на карту свои последние силы, чтобы повернуть в свою пользу ход сражения; когда его повернуть уже было невозможно, он поставил ребром последнюю копейку, а потом бежал, как нищий, и с поля сражения и из своего государства.
Глава десятая.
Генеральное сражение (Продолжение)
Влияние победы
В зависимости от принятой точки зрения приходится равно удивляться как экстраординарным последствиям, которые имели некоторые победы, так и ничтожности результатов, которые дали другие. Теперь мы несколько остановимся на природе влияния, оказываемого крупной победой.
Здесь нетрудно различить три вопроса: 1) влияние на само орудие победы, а именно - на полководцев и их армии, 2) влияние на заинтересованные государства и, наконец, 3) подлинный результат, складывающийся из того, как скажутся эти влияния на дальнейшем ходе войны.
Тот, кто остановится лишь на ничтожной разнице между потерями, понесенными на поле сражения убитыми, ранеными, пленными и отнятыми орудиями победителем и побежденным, тому последствия, вытекающие из этого ничтожного явления, покажутся совершенно непонятными; тем не менее, обычно все тут вполне естественно.
Уже в VII главе[88]мы говорили, что размер победы возрастает не пропорционально количеству побежденных сил, но в значительно большей степени. Моральные последствия, вызываемые исходом крупного боя, гораздо значительнее у побежденного, чем у победителя; они ведут к весьма крупным материальным потерям, и последние в свою очередь отражаются новыми потерями моральных сил; в таком взаимодействии те и другие потери растут и усиливаются. Этому моральному воздействию надлежит, следовательно, придавать особое значение. Оно отражается в противоположных направлениях на обеих сторонах: как оно подрывает силы побежденного, так же оно поднимает силы и деятельность победителя. Но главное воздействие все же сказывается на побежденном, ибо здесь оно является непосредственной причиной новых потерь; сверх того, оно обладает однородной природой с опасностью, трудами и. лишениями, - словом, со всеми теми тяготами, среди которых протекает война, и потому вступает с ними некоторым образом в союз и растет при их помощи, в то время как те же обстоятельства у победителя являются лишь бременем, умеряющим подъем мужества. Таким образом, мы видим, что падение побежденного ниже уровня первоначального равновесия и много больше подъема над ним победителя; поэтому, говоря о воздействии, производимом победой, мы главным образом имеем в виду воздействие, оказываемое ею на побежденную армию. Если оно сильнее после крупного боя, чем после незначительного, то оно также много сильнее после генерального сражения, чем после второстепенного. Генеральное сражение существует само по себе, ради победы, которую оно должно дать и которой в нем добиваются с величайшим напряжением. Осилить противника именно здесь, на этом месте и в этот час, составляет задачу, на которую направлен весь военный план всеми его нитями; здесь сходятся все отдаленные надежды и смутные представления о будущем; здесь перед нами встает сама судьба, чтобы дать ответ на наш дерзновенный вопрос. В генеральном сражении сосредоточивается духовное напряжение не одного только полководца, но и всей его армии, вплоть до последнего обозного, - правда, с понижающейся интенсивностью и с уменьшающимся значением. Во все времена, по самой природе вещей, генеральное сражение никогда не являлось неподготовленным, неожиданным, слепым отправлением служебных обязанностей, но всегда было грандиозным фактом, который сам собой, отчасти по воле вождей, выдвигался из ряда обычных действий, дабы выше поднять духовное напряжение всех участников. Но чем сильнее это напряжение в генеральном сражении, тем сильнее должно оказаться воздействие его исхода. И опять-таки моральные следствия победы в современных сражениях должны быть сильнее, чем в прежних сражениях новейшей военной истории. Если современные сражения, как мы их описали, представляют собой подлинную борьбу до последних сил, то и решает эти сражения сумма сил, как материальных, так и моральных, в большей мере, чем отдельные распоряжения или даже случайность.
Сделанную ошибку можно в следующий раз исправить, от счастья и случая можно ожидать в другой раз больше благосклонности, но сумма моральных в материальных сил не меняется так быстро, а поэтому, видимо, и тот приговор, какой им вынесла одна победа, имеет много большее значение для всего будущего. Правда, лишь меньшинство участников сражения и причастных к нему задумывалось над этим различием; но самый ход сражения навязывает такой вывод сознанию всякого, кто при нем присутствует, а рассказ о нем в официальных отчетах, как бы они ни были приукрашены отдельными втиснутыми в них эпизодами, показывает в большей или меньшей степени остальному миру, что причины исхода скорее лежат в целом, чем в частностях. Тот, кто никогда лично не присутствовал при большом проигранном сражении, едва ли может составить себе живое, а следовательно, совершенно правдивое представление о нем[89]. Отвлеченное же представление о тех или иных небольших потерях никогда не исчерпывает сущности понятия проигранного сражения. Остановимся несколько мгновений на этой картине.
Первое, что действует на воображение и, можно смело сказать, на рассудок в несчастливом сражении, - это таяние масс, затем потеря пространства, которая в той или другой степени имеет место всегда, а следовательно, и у наступающего, когда он терпит неудачу; [183 затем разрушение начального порядка, перемешивание частей, опасности, угрожающие отступлению, которые за немногими исключениями всегда более или менее нарастают, а там и отступление, которое обычно начинается ночью или, по крайней мере, продолжается в течение всей ночи. Уже на этом первом переходе мы вынуждены оставить множество выбившихся из сил и отбившихся, порою как раз самых храбрых, которые в бою наиболее отважно продвигались вперед и держались дольше других; чувство поражения, охватывавшее на поле битвы одних только старших офицеров, опускается теперь по всем ступеням до рядовых и усиливается отвратительным впечатлением оставления в руках врага стольких храбрых товарищей, которые как раз во время боя нам стали особенно дороги; чувство поражения еще увеличивается вследствие все более возрастающего недоверия к вождям, которым всякий подчиненный в большей или меньшей степени ставит в вину безуспешность своих усилий. И такое ощущение поражения не есть что-либо воображаемое, с чем можно справиться; теперь это очевидная истина, что противник оказался сильнее нас; эта истина могла быть настолько скрыта среди множества причин, что раньше ее не замечали; но при исходе боя она выступает всегда с настойчивой очевидностью, которую, может быть, и раньше уже сознавали, но которой, за неимением ничего более реального, противопоставляли надежду на случайность, веру в счастье и в судьбу, дерзкую отвагу. Теперь же оказалось, что всего этого недостаточно, и перед нами встает строго и повелительно суровая правда.
От всех этих впечатлений еще далеко до панического страха, который никогда не является последствием проигранного сражения у обладающей воинской доблестью армии и редко - у всякой другой; указанные же впечатления должны возникнуть у самой лучшей армии, и если благодаря втянутости в войну, привычке к победам и глубокому доверию к полководцу, они кое-где и бывают несколько смягчены, то в первое мгновение они все же никогда не оказываются отсутствующими. Вместе с тем эти впечатления не являются простым следствием утраты трофеев; последние теряются обычно лишь позднее, и об этом не так быстро становится всем известно; те же впечатления будут получаться и при самом медленном и постепенном нарушении равновесия и всегда будут составлять воздействие победы; на них во всех случаях можно рассчитывать.
Количество утраченных трофеев, как мы уже говорили, также усиливает это впечатление.
Ясно, насколько армия, находящаяся в таком состоянии, будет ослаблена в качестве инструмента и как мало можно рассчитывать на то, чтобы она в этом расслабленном состоянии, которое, как уже сказано, находит новых врагов во всех обычных трудностях, сопряженных с войною, оказалась в состоянии вернуть новым усилием утраченное. Перед сражением между обеими армиями существовало кажущееся или действительное равновесие; это равновесие теперь нарушено, и необходима внешняя причина, чтобы снова его восстановить; всякое новое напряжение сил без такой внешней точки опоры поведет лишь к новым потерям.
Таким образом, в самой скромной победе над главной массой вооруженных сил заключается толчок к постоянному понижению чашки весов, пока новые обстоятельства не дадут другого оборота всему делу. Если такие обстоятельства далеки и если победитель - неутомимый враг, обуреваемый жаждой славы, преследующий высокие цели, то требуется выдающийся полководец и превосходный, закаленный во многих боях воинский дух армии, чтобы не дать окончательно прорваться бушующему потоку перевеса сил, но умерить его порыв мелким многократным отпором до тех пор, пока сила победы не истощится у предела определенных достижений.
Теперь о влиянии поражения на народ и правительство. Это - внезапная гибель напряженнейших надежд, полное сокрушение чувства собственного достоинства. На место этих уничтоженных сил в образовавшуюся таким образом пустоту вливается страх с его пагубной способностью распространения, завершающий общий паралич. Подлинный нервный удар получает один из двух борцов от электрической искры, произведенной генеральным сражением. И это воздействие, в какой бы различной степени оно ни проявлялось тут и там, никогда не отсутствует полностью. Вместо того, чтобы каждому решительно поспешить для отражения надвигающейся беды, каждый боится, что его усилие окажется напрасным, и в нерешительности останавливается в тот момент, когда он должен был бы спешить, или же малодушно опускает руки, становясь фаталистом и предоставляя все на волю судьбы. Следствия, которые вызывает воздействие победы в ходе самой войны, зависят отчасти от характера и талантов победоносного полководца, но еще более от обстоятельств, из которых явилась победа и к которым она привела. Без отваги и предприимчивости полководца самая блестящая победа не даст крупных результатов; но еще скорее истощается сила победы от обстоятельств, если они будут противодействовать ей во всем своем объеме и силе. Насколько иначе использовал бы Фридрих Великий победу под Коллином, чем Даун, и насколько иных последствий по сравнению с Пруссией добилась бы Франция от такого сражения, как при Лейтене!
С условиями, дающими возможность ожидать крупных следствий от крупной победы, мы познакомимся, когда будем изучать вопросы, с которыми эта тема связана; лишь тогда станет понятным то несоответствие, которое на первый взгляд может усматриваться между величиной победы и ее следствиями и которое слишком часто склонны приписывать недостатку энергии победителя. Здесь, когда мы имеем дело с генеральным сражением самим в себе, мы ограничимся указанием на то, что очерченные воздействия победы всегда имеются налицо, и они возрастают с интенсивностью победы, возрастают тем больше, чем больше сражение было сражением генеральным, т.е. чем больше в нем была сосредоточена вся вооруженная сила, а в вооруженной силе - вся сила государства.
Должна ли, однако, теория признавать это воздействие победы как нечто абсолютно необходимое? Не должна ли она, напротив, стремиться к тому, чтобы найти против него надлежащее средство и таким образом парализовать это действие? Казалось бы, нет ничего естественнее, как дать утвердительный ответ на этот вопрос; но храни нас небо от этого свойственного большинству теорий заблуждения, на почве которого возникают взаимно уничтожающиеся рго и contra.
Безусловно, это воздействие совершенно неизбежно, ибо оно заложено в самой природе дела и будет существовать и тогда, когда мы найдем средства ему противодействовать; так ядро, выстреленное из пушки, продолжает подчиняться вращательному движению земли, хотя бы оно было выпущено с востока на запад и вследствие этого противоположного движения утратило часть общей скорости.
Война в целом исходит из предпосылки человеческой слабости, и против нее она и направлена.
Следовательно, когда мы в дальнейшем изложении по другому поводу будем представлять свои соображения относительно того, что можно предпринять после проигранного сражения, когда мы будем рассматривать средства, которыми еще можно располагать в самом отчаянном положении, когда и при таких условиях мы еще будем верить в возможность все поправить, - то это не значит, что мы убеждены в возможности свести постепенно на нет все следствия такого поражения, так как силы и средства, которые будут теперь употреблены на восстановление, могли бы быть использованы для достижения позитивных целей. Это в одинаковой степени относится к силам как моральным, так и материальным.
Другой вопрос - не пробуждает ли проигранное генеральное сражение такие силы, которые иначе никогда не появились бы в жизни. Такой случай, конечно, вполне мыслим, и у многих народов он действительно наблюдался. Но вызов такой усиленной реакции уже не входит в компетенцию военного искусства; последнее может считаться с нею лишь там, где для нее имеются все предпосылки.
Если, следовательно, бывают случаи, когда последствия победы, вследствие реакции пробужденных ею сил, могут оказаться скорее пагубными, случаи, относящиеся, впрочем, к числу самых редких исключений, - то тем определеннее надо принимать во внимание ту разницу в следствиях, какую может вызвать одна и та же победа в зависимости от характера побежденного народа и государства.
Глава одиннадцатая.
Генеральное сражение (Продолжение)
Применение сражения
Какое бы оформление война ни принимала в отдельных случаях и чтобы нам в зависимости от него ни пришлось признать необходимым на войне, нам стоит только обратиться к понятию войны, чтобы высказать с полной убежденностью:
1) уничтожение неприятельских боевых сил составляет основной ее принцип и главный путь к цели во всей области позитивных действий;
2) это уничтожение сил достигается преимущественно только боем;
3) лишь крупные бои общего характера дают крупные результаты;
4) самые крупные результаты достигаются тогда, когда бои объединяются в одно большое сражение;
5) лишь в генеральном сражении полководец правит делом собственными руками, и естественно, что он охотнее всего доверяет его своим рукам.
Из этих истин вытекает двойной закон, части которого взаимно подкрепляют друг друга, а именно: 1) уничтожение боевых сил неприятеля надо преимущественно искать в больших сражениях и в их результатах и 2) главная цель больших сражений должна заключаться в уничтожении неприятельских вооруженных сил.
Правда, принцип уничтожения можно в большей или меньшей степени усмотреть и в других средствах. Встречаются случаи, когда благодаря особо благоприятным обстоятельствам в небольшом бою может быть уничтожено несоответственно большое количество неприятельских сил (Максен). С другой стороны, в генеральном сражении может иметь место преобладание захвата или удержания известного пункта как чрезвычайно важная цель, но в общем неоспоримой и преобладающей истиной остается та, что генеральные сражения даются лишь для уничтожения боевых сил противника и что эта цель достигается только генеральным сражением.