Античность. стремление соединить мудрость с красотой и поль­зой и создать «популярную» — понятную всем обра­зованным людям

 

стремление соединить мудрость с красотой и поль­зой и создать «популярную» — понятную всем обра­зованным людям, — «красноречивую» и применимую на практике философию. Вместе с тем по мере выдви­жения новых грандиозных спекулятивных систем, подобных учениям Декарта, Спинозы и Лейбница, «популярная» философия Цицерона становилась все менее привлекательной для философов-профессио­налов. В сравнении с теоретической строгостью и метафизической углубленностью этих учений, а тем более возникших позднее учений классического не­мецкого идеализма философия Цицерона восприни­малась как развлекательная беллетристика. С другой стороны, расширение историко-философского кру­гозора, позволившее в конце концов по достоинству оценить значение великих античных систем Демо­крита, Платона и Аристотеля, а также учений основ­ных эллинистических школ, опять же ставило Цице­рона в невыгодное положение. Сопоставление его с греческими корифеями приводило исследователей к выводу о сугубой подражательности и эклектичнос­ти его философии. Роковую роль в падении репута­ции Цицерона в XIX в. сыграли два известных немец­ких историка — Моммзен и Друмапн, представившие его в своих «Историях Рима» и самом дурном свете и как политического деятеля, и как мыслителя. Т. Момм­зен видел в сочинениях Цицерона только упражнения «фельетониста и адвоката». Под влиянием подобной гиперкритики русский биограф Цицерона Е. Орлов говорил о нем, что «он не дал ни одной мысли, кото­рая обогатила бы сумму наших идей». Такие оценки вообще типичны для прошлого века.

Правда, французский историк Г. Буасье, автор ве­ликолепно написанной монографии «Цицерон и его друзья», считал Цицерона родоначальником новой, специфически римской философии с ее ориентаци­ей на практичность и рациональность, полагая, что народы Запада только через ее посредство смогли потом воспринять философию греческую. Позднее взгляд на Цицерона как на учителя Запада подробно развил выдающийся представитель русской школы

546 -,>

классической филологии Ф. Зелинский в работе «Цицерон в ходе веков», изданной на немецком язы­ке. Другой представитель той же школы — М. По­кровский характеризовал Цицерона как «одного из крупнейших римских и европейских гуманистов-просветителей». Так что стремление по достоинству оценить Цицерона имело место и в тот период, ког­да в относящейся к римской эпохе историографии почти безраздельно господствовали мнения Момм-зена. В более близкие к нам времена это стремление нашло свое выражение в двух работах, имеющих од­но и то же название «Цицерон и его время», — италь­янского историка Э. Чачери и советского ученого С. Л. Утчснко. Касаясь попроси об исторической ро­ли философского тпорчсстиа Цицерона, Утченко спрансдлино отмечает, что i паипой заслугой Цице­рона как мыслители i недуст»• i и тать не то, что он по­пулярно иа/южил римлянам греческую философию и привил им вкус к философии нообщс, и даже не то, что он создал латинскую научно-философскую тер­минологию, которой европейцы пользуются и те­перь, а то, что он осуществил сознательный и целе­направленный синтез идей греческой философии «на основе извлечении и отбора всего, по его мне­нию, наиболее приемлемого» для здравого смысла римлян.

Отрывки из произведений Цицерона приводятся в переводе М. И. Рижского по изданию: Цицерон. «Философские трактаты». М., 1985.

«ОДИВИНАЦИИ*