Глава 2. По пути в бюро Федор Пантелеевич страшно нервничал, хоть и кругом оглядывался, но, кажется, ничего вокруг себя не замечал

 

По пути в бюро Федор Пантелеевич страшно нервничал, хоть и кругом оглядывался, но, кажется, ничего вокруг себя не замечал, даже споткнулся несколько раз. Так сражен был своим непониманием, что вылетел из квартиры сломя голову, только портфельчик успел захватить, а вот работу свою - над чем три недели к ряду все вечера корпел, так и позабыл в развернутом виде на столе в кабинете, но этого он пока еще не знает, хотя, я ему очень не завидую - стоило бы знать, вроде бы, с виду человек ответственный, опытный, а такие оплошности совершает, это ему еще и боком выйдет, спешу вас уверить.

-Здравия желаю, уважаемый Федор Пантелеевич, - неожиданно преградил дорогу Аким Бенедиктович - местный сторож, некогда знаменитый труженик бюро, желавший и на пенсии приносить пользу, но все более путавшийся под ногами.

Федор Пантелеевич был совершенно растерян внезапным появлением Акима Бенедиктовича, и растерян был совершенно зря, потому как растерянность его была совсем не кстати, она была ему просто ни к лицу, а после того как Аким Бенедиктович добавил: "А что это Вы сегодня без шляпы, уважаемый Федор Пантелеевич?", Федор Пантелеевич растерялся настолько, что только и смог выкрикнуть: "Как без шляпы?", и, ощупав голову, убедившись что он действительно без шляпы, перестал понимать и Акима Бенедиктовича, а два непонимания за одно утро, это уж согласитесь - слишком!

Залетел он в свой кабинет и на ключ заперся, хотя, какой это "свой", кабинет-то был общий. Так как Федор Пантелеевич жил ближе всех и был человеком крайне пунктуальным, то и решил лет двадцать тому назад привычку в себе выработать - приходить спозаранку - кофею наваривать, но сегодня ему явно было не до кофею, потому решил он свободное время с хитростью употребить. Посидел с минутку, отдышался, повертел в руках ручку шариковую и принялся мыслями своими командовать, дрессировки их подвергать, а то совсем распоясались. "Ладно, - размышлял он, - допустим, Любовь Аркадьевна, - но на место Любви Аркадьевны никто не появлялся - совершеннейшая пустота - вакуум. Федор Пантелеевич неудовлетворенно поморщился, - черт с ней, с этой Любовью Аркадьевной, пусть будет - жена, - но и место жены никто не спешил занимать, пусто и все тут - обрадовался Федор Пантелеевич, облегченно выдохнул и поспешно вычеркнул и Любовь Аркадьевну, и жену, так сказать - развод в одностороннем порядке." Опосля, по-хозяйски, взялся он за Акима Бенедиктовича - сторожа, вертел он его в воздухе мыслию, так что у самого Федора Пантелеевича голова кругом пошла, к верх ногами его ставил, по пояс обрубал, в калач сворачивал, но и сантиметру к пониманию не прибавил, разозлился тогда Федор Пантелеевич на Акима Бенедиктовича, плюнул ему в самую морду и даже утереться не дал - вычеркнул. "Да, - продолжал Федор Пантелеевич сам в себе, - мегеру эту совсем не жалко, хватит мне кровину сворачивать! А вот Аким Бенедиктович хороший ведь был человек, порядочный - всегда улыбнется, поздоровается, и ведь полезен был, обходителен, с ним расставаться ой как не хочется, одним словом - сущая несправедливость, ну и к черту его!". Избавился он от людей и возрадовался, стоит заметить, впервые за долгое время. Сидит на стуле, качается, ей богу, как первоклашка, совсем не замечает что в дверь к нему уж как десять минут ломятся, аж штукатурка со стен валится - настоящая радость, ничего не скажешь, искренняя.

-Федор Пантелеевич, имейте же совесть, откройте, - умолял за дверью Тимофей Платонович - архитектор, - я ведь из дому не завтракавши! Бросьте Вы это дурачество, нам и работать сегодня надо, не все ж в прятки играть!

-Феденька, - подключилась Лариса Трофимовна - секретарь, - за что Вы на нас сердитесь? Это за то, что я Вашим циркулем на прошлой неделе пользовалась, не спросивши?

-Федор Пантелеевич, - продолжал архитектор в приказном тоне, - я Вам настоятельно рекомендую открыть, Ваше шутовство переходит допустимые рамки.

-Феденька, Феденька, Вы это бросьте, я и пирожных к кофею принесла, между прочим, Ваших любимых - медовых. Забудем обиды.

Тимофей Платонович наклонился, посмотрел в замочную скважину и увидав там качающегося на стуле счастливейшего Федора Пантелеевича, озлобился сильно и заколотил в дверь:

-Федор Пантелеевич, я Вам приказываю открыть! Я вынужден буду рапортовать начальству о том, что вы срываете сроки производственного плана!

Откровенно говоря, ни стуки, ни злющие крики не могли возыметь на Федора Пантелеевича должного разумения, и хочу Вас уверить, начнись сию же минуту великий потоп, Федор Пантелеевич, не шелохнувшись, так бы и захлебнулся в радостях на стуле. Ничего его сейчас не волновало, не коробило, в конце концов можно же понять человека, не каждый день приходится вот так осчастливиться. Так бы и долбились Тимофей Платонович с Ларисой Трофимовной до самого вечера и ушли б ни с чем, если бы не то самое обстоятельство, о котором я упомянул в самом начале главы, тех самых чертежей, что дожидались Федора Пантелеевича на столе и уж тоже, в свою очередь, на него были рассержены - за невнимание. Вспомнились Федору Пантелеевичу кадастровые номера, как рука его их старательно начертала, вспомнились ему формы и углы развернутые, что ночи напролет из под карандаша с линейкой вырисовывались, вспомнился ему и срок сдачи - 15 августа, а вместе с ним и комиссия районная. Схватился Федор Пантелеевич вновь за голову, и понесся сломя голову обезумевши, только теперь в обратном порядке в сторону дома. Отпер дверь одним махом и сбил Тимофея Платоновича, не заметивши. Тимофей Платонович повалился наземь, только глаза и выпучил, умеет удивлять Федор Пантелеевич, экой разбойник!