МЭРИ УОЛЛСТОУНКРАФТ 6 страница
Винкельманн был, возможно, наиболее значительной фигурой в процессе переосмысления классической культуры в XVIII веке, главным образом потому, что он был способен оживить прошлое, привнести свое собственное видение жизни в ушедшие и полузабытые фигуры античности. Его труды сделали гомоэротические идеалы Древней Греции доступными для гей-сознания в переломный исторический момент, когда геи начали понимать суть своей чувственности и ход мировой истории, в которой было обозначено и их место. Более чем кто-либо в его время Винкельманн обозначил эту чувственность, привнеся глубоко личные и звучные мотивы на фоне растущего культурного самосознания.
22. ГАРРИ ХЭЙ
[Род. 1912]
Гарри Хэй родился 7 апреля 1912 года в Уортинге в Англии. Его отец, бывший управляющий шахтных разработок Уитвотерсренд Дип (южноафриканское месторождение, где добывается примерно половина всего золота в мире), был послан фирмой с заданием открыть новые шахты в районе Золотого Берега в Африке. В этих местах не было налажено никакого медицинского обслуживания, поэтому он был вынужден отправить свою супругу рожать в Англию, где она провела со своим сыном три года, после чего семья вновь воссоединилась на новом месте работы отца в медных копях в Южной Америке. Там его постигло несчастье — он получил серьезную производственную травму, и ему пришлось уехать на лечение в Южную Калифорнию, где и прошли детские и юношеские годы его сына Гарри. Окончив школу в 1929 году, Гарри примерно год работал в одной из адвокатских контор в Лос-Анджелесе. В то время у него уже были регулярные сексуальные контакты с мужчинами, с которыми он знакомился в центральных районах Лос-Анджелеса. На следующий год он поступает в Стэнфордский университет, чтобы изучать историю драмы, и вскоре становится членом гомосексуальной общины в Сан-Франциско, состоящей из актеров, художников и писателей.
После Стэнфорда он возвращается в Лос-Анджелес, и в 1933 году, во время Великой депрессии, не найдя работы в качестве актера, поступает в труппу агитпроповского театра, выступающего перед забастовщиками и на демонстрациях. Этот опыт оказал влияние на политическое мировоззрение Хэя, и в следующем году он вступает в ряды компартии США. Партийная работа заняла последующие пятнадцать лет его жизни и внесла коренные изменения в его личную жизнь. В 1938 году, когда товарищи по партии обнаружили его гомосексуальные наклонности, ему посоветовали избавиться от этих «дегенеративных» сторон его поведения. Он дал честное слово сделать это и вскоре женился на своей партийной подруге Аните Плэтки, полностью посвятив ее в особенности своего затруднительного положения. Этот шаг можно рассматривать как ренегатский, особенно если речь идет о человеке, который считается в Америке основателем движения геев за свои права, однако, как утверждает его друг Джеймс Кепнер, «в сороковые годы для многих геев, которые должны были поддерживать свое социальное лицо, брак был абсолютно необходим». Женитьба и последующее усыновление детей тем не менее полностью не смогли изменить сексуальную сущность Гарри. Он время от времени продолжал встречаться с мужчинами, и в результате одной из таких связей с молодым архитектором по имени Билл Александер, продлившейся целых семь месяцев, его супружеская жизнь была на грани разрушения.
Поработав во время второй мировой войны организатором профсоюзного движения, Хэй в 1945 году оказался вовлеченным в деятельность Народного образовательного центра в Лос-Анджелесе, пропагандировавшего знания среди рабочих. Три года спустя в ходе предвыборной кампании Генри Уоллеса на одной из вечеринок партийных активистов собрались только геи, и именно в этот день в голове Гарри созрела идея создать организацию геев. Но тогда его никто не поддержал. Через два года, в ноябре 1950 года, пятеро — Гарри Хэй, Боб Халл, Чак Роуланд, Дэйл Дженнингс и человек с псевдонимом «R» — тайно встретились в доме Хэя, чтобы обсудить пути создания организации по защите прав гомосексуальных меньшинств. В результате этих первых дискуссий родилось «Мэттэчин Сосайети», названное так в честь «матачинос» — придворных шутов эпохи итальянского Ренессанса. Этим, носившим маски, людям дозволялось открыто говорить всю правду.
«Мэттэчин Сосайети» состояло из интеллектуалов марксистской ориентации. В ходе своих дискуссий они пришли к пониманию того, что гомосексуалы являются, по сути, представителями социально угнетенного меньшинства, хотя разобщены и не понимают свой статус. Большинство гомосексуалистов находилось под влиянием ложных представлений, считая себя скорее личностями с ненормальными наклонностями, чем коллективной силой. Структура созданного тайного общества представляла собой совокупность ячеек, а в тактике они взяли многое от коммунистов.
В апреле 1951 года Общество тайно распространило свой первый одностраничный манифест. Первые встречи проходили в атмосфере страха: никто не был уверен в том, что их действия не являются незаконными, даже если встречи происходят за закрытыми дверями в частных домах и без допуска посторонних. Постепенно, однако, чувство страха рассеялось и возникло ощущение взаимной поддержки. Через два года общество «Мэттэчин» насчитывало уже две тысячи членов, разбитых на сотню дискуссионных групп. Общество выпускает свою ежемесячную газету, называющуюся «One», тиражом две тысячи экземпляров.
Тем временем, зная отношение коммунистов к гомосексуализму, Хэй выходит из рядов компартии. Но прошлое все равно настигает его. В 1953 году в США прокатывается волна антикоммунистических гонений, инициаторами которой были сенатор Джозеф Маккарти и его помощник Рой Кон. Опасаясь того, что его бывшие связи с коммунистами могут повредить «Мэттэчин Сосайети», Хэй решает сложить с себя полномочия должностного лица в этом обществе.
Необходимость принятия этого решения чуть не довела его до самоубийства. Семья его к тому времени распалась, да и отношения с его сожителем — вечно чем-то недовольным молодым человеком из Дании Йорном Камгреном — тоже были неважными. Выплата алиментов приводила к постоянной нехватке денежных средств. В это трудное время Хэй интенсивно изучал природу гомосексуальности, и его особенно заинтересовали шаманствующие мужчины-женщины в культурах индейцев Северной Америки (см. далее Ви-Уа [53]). В последующие двадцать лет Хэй поглощен титаническим трудом — изучением «вклада гей-сознания в развитие человеческой цивилизации». По иронии судьбы, его вклад в изучение вопросов гомосексуальности был позднее осмеян теми самыми учеными, само появление которых в научном мире было бы невозможным без начального толчка, данного этим исследованиям в первую очередь именно Хэем.
В мае 1955 года он был вызван для дачи показаний в Комитет по расследованию антиамериканской деятельности, и в результате «Мэттэчин Сосайети» еще больше отстранилось от своего основателя.
В 60-е годы Хэй продолжает участвовать в борьбе за права геев: он помог организовать первый гей-парад в Лос-Анджелесе (возможно, это был первый подобный парад в стране), а в 1966 году он стал председателем лосанджелесского Комитета борьбы против исключения гомосексуалов из американской армии (хотя, когда война во Вьетнаме приняла затяжной характер, пацифист Хэй стал адвокатом при призывном пункте). Вероятно, приметой времени можно считать тот факт, что Хэй вместе со своим любовником Джоном Бернсайдом открыл в те годы фабрику по производству калейдоскопов. Он повстречался с ним в 1963 году, и вдвоем они организовали Кружок любовников-компаньонов. Когда стоунуоллские беспорядки [5] сотрясали в 1969 году Нью-Йорк, Хэй не испытывал по этому поводу особого восторга — «из-за того, что в шестидесятые годы мы в Лос-Анджелесе уже осуществили много легальных мероприятий в защиту геев. Насколько я понимаю, события в Стоунуолле означают то, что и Восточное побережье наконец просыпается от спячки». Тем не менее вскоре он почувствовал новый прилив энтузиазма. В декабре этого же года он стал первым выбранным председателем фронта освободительной борьбы геев Южной Калифорнии, одной из множества групп, распространившихся по Америке вслед за событиями в Стоунуолл-Инн. Среди мероприятий группы было: организация «Гей-Ин» — однодневного открытого сбора геев вопреки запрету полиции на подобные собрания в общественных местах, спонсорство «вечеров танцев для геев» в нарушение одного из калифорнийских законов, запрещающего танцы людей одного пола.<
В 1970 году Хэй и Бернсайд переместили свою фабрику по производству калейдоскопов в Нью-Мексико — место, которое манило Хэя еще с тех пор, когда он впервые попал туда в 1950 году, пытаясь взять интервью у настоящего индейского шамана. Эта попытка тогда закончилась неудачей. Возможно, находясь под влиянием особой атмосферы Нью-Мексико, в конце семидесятых — начале восьмидесятых Хэй все больше начинает интересоваться вопросами духовности. Он образует «Radical Faeries» — сплотившее геев движение, целью которого были защита окружающей среды и поиск духовной истины. Первый съезд «Radical Faeries» состоялся в аризонской пустыне в 1978 году. Прибыло около двухсот геев. Хэй выступил перед ними, сказав следующее: «Отбросим ненавистную дешевку гетероимитации, чтобы найти сияющего принца из волшебного царства». Его воображение рисовало сеть специализированных центров, где геи могли лечиться и получать уход. Он затратил много времени и сил на то, чтобы купить землю под первый такой центр для сообщества «Radical Faeries». Вскоре, однако, отношения Хэя с этим сообществом стали напряженными и, точно так же, как это было и в случае с «Мэттэчин Сосайети» тридцать лет ранее, он лишился лидерства в организации.
Длинная и неординарная жизнь Гарри Хэя может быть сравнена со своеобразным барометром жизни геев в США в нашем веке. Значимость его жизненных достижений заключается в том, что он всегда был на передовой борьбы за перемены, всегда предвосхищал движущие силы исторических процессов, непрерывно изменяющих облик нашей культуры. Хотя «Мэттэчин Сосайети» подверглось массированной критике за его политическую слабость в 60-е годы, факт остается фактом — деятельность этого общества была первым, беспрецедентным по своему мужеству опытом в долгой битве за права геев в Америке. Тот, кто критикует это общество, рассматривает его с позиций сегодняшнего дня, будучи хорошо защищенным свободами, за которые в свое время «Мэттэчин Сосайети» пришлось так много сражаться. Поэтому, образно говоря, тень Гарри Хэя простирается далеко и отчетливо различима в истории.
23. ХАРВИ МИЛК
[1930 - 1978]
Харви Милк родился 22 мая 1930 года в Вудмире, Лонг-Айленд. В Бэйшорской школе он был посредственным учеником, игравшим в баскетбольных и футбольных командах, а по пятницам уезжавшим на поезде в Манхэттен. Там он посещал оперу и театр, в который был просто влюблен. Он также с четырнадцати лет был страстным поклонником секса с мужчинами и во время своих увеселительных визитов в Манхэттен никогда не упускал возможности прогуляться по Центральному парку. Когда ему было семнадцать, он был арестован в парке за неприличный внешний вид (всего лишь снял рубашку, но этого по тем временам было уже достаточно). В полиции ему вынесли предупреждение и отпустили домой.
В 1951 году Милк окончил педагогический колледж и стал работать преподавателем математики в Олбани, заодно являясь редактором спортивного раздела школьной стенгазеты. Три месяца спустя, воодушевленный идеей остановить коммунизм в Корее, он записался добровольцем во флот. Быстро шагая по армейской должностной лестнице, он вскоре становится старшиной на авианосце «Киттихок», курсирующем в Тихом океане. Хотя он впоследствии заявлял, что его несправедливо уволили из флага за гомосексуализм, дело, похоже, было не в этом. Он ушел из флота в августе 1955 года, прослужив три года одиннадцать месяцев — на месяц меньше, чем было положено, что было поощрением за хорошую службу. Возвратившись в июле следующего года в Лонг-Айленд, он начал вновь преподавать в старших классах школы и в Райе Бич повстречал красавчика Джо Кэмпбелла. Между ними возникла любовь, и они начали жить дружной, зажиточной семьей в Манхэттене, где Милк сначала работал статистиком Всеамериканской страховой компании, а затем в инвестиционной компании на Уолл-стрит. Когда в 1962 году его отношения с Кэмпбеллом закончились, Милк съехался для совместной жизни с молодым левым радикалом Грегом Родуэллом, который попытался вовлечь своего консервативного друга в политику. Но Милк не желал менять свои убеждения: в 1964 году он добровольно участвовал в избирательной кампании правого политика Барри Голдуотера. Однако в конце 60-х социальный и политический консерватизм Милка стал-таки меняться. Через своего нового друга, умопомрачительного Джека Маккинли, он подружился с людьми нью-йоркской театральной богемы, особенно с Томом 0'Хоргеном - прославленным продюсером таких нашумевших бродвейских мюзиклов, как «Волосы» и «Иисус Христос — суперзвезда». Милк оставил Уолл-стрит, отрастил волосы, принял облик хиппи, в знак протеста против войны во Вьетнаме сжег свою кредитную карточку «Бэнк оф Америка». В 1972 году он вместе со своим другом-любовником Скоттом Смитом переезжает в Сан-Франциско, где они открывают фотомагазин на Кастро-стрит — месте, быстро становящемся раем для геев. Милк так объяснил привлекательность этого места: «Я люблю сидеть и смотреть в окно на проходящих мимо очаровательных юношей».
Разгневанный лживостью сенатских слушаний по поводу уотергейтского скандала, Милк решил сделать донкихотский поступок — выставить свою кандидатуру на выборах в городской наблюдательный совет Сан-Франциско в 1973 году. «Человек из Ла-Манчи», с его стремлением осуществить неосуществимые мечты, всегда был его любимым произведением Милка, и его избирательная кампания, как он считал, была таким же безнадежным делом. Заявив о себе открыто как гей, он вызвал у более пожилых и наученных жизнью быть осторожными геев тревогу, переходящую в недовольство. Его имидж хиппи также отпугнул многих избирателей. Тем не менее он по итогам выборов стал десятым в списке из тридцати двух кандидатов и собрал впечатляюще много голосов — 17 000.
Он решил отнестись к своему политическому имиджу серьезнее: постригся, перестал курить марихуану и поклялся никогда больше не «тусоваться» в банях Сан-Франциско. В 1974 году он создал Ассоциацию Кастро-вилледж — организацию местных торговцев, а также основал ярмарку на Кастро-стрит. Два года спустя она стала ежегодным событием, собирающим толпу до ста тысяч человек. Задолго до этого у Милка уже сложилась в округе репутация «мэра Кастро-стрит»; при этом он содержал правление своей «мэрии», исходя из ограниченных финансовых возможностей фотомагазина.
Получив мощную поддержку от профсоюзов, чему в немалой степени послужила его деятельная общественная работа во время забастовок, он вновь включился в избирательную кампанию в 1975 году и на этот раз стал по итогам выборов седьмым. В следующем году мэр города Джордж Москоун включил Милка в состав правительства города, что было признанием растущего политического влияния городской общины геев. Это был первый в истории страны случай назначения на высокий административный пост человека, открыто заявляющего о себе как о гее. Но Милк никогда не был способен играть по правилам; он вскоре спасся бегством от политической машины демократической партии, объявив себя кандидатом на вакантное место в законодательное собрание штата. Это место было Москоуном без лишней огласки обещано какому-то своему человеку. Уволенный из правительства города, Милк проиграл и выборы — он получил всего лишь 3600 голосов из 33 000. Годы лихорадочной политической кампании не прошли бесследно: заброшенный Милком торговый бизнес практически был на грани финансового краха, его любовник Скотт Смит ушел от него. Вошедшие в политический истеблишмент геи имели хороший повод порадоваться поражению Милка: с этим выскочкой явно было покончено. Но он разрушил их ожидания. В ноябре 1977 года, проводя политическую кампанию в рамках широкой предвыборной платформы, куда, помимо тезисов о защите прав геев, вошли пункты об улучшении детского здравоохранения, бесплатном муниципальном транспорте и понижении арендной платы, а также создании гражданского комитета контроля за действиями полиции, он выиграл выборы, войдя в городской наблюдательный совет от пятого муниципального округа Сан-Франциско. Проходя по списку из 16 кандидатов, он собрал около 30 процентов голосов. Это был первый случай, когда «открытый» гей был избран на столь ответственный пост в крупном городе США, и сторонники Харви Милка были в исступленном восторге. «Это не только моя победа, — провозгласил он, — эта победа всех вас. Если гей может победить на выборах, это означает, что существует надежда на то, что система может быть справедливой ко всем меньшинствам, если только за это бороться. Мы дали им эту надежду».
Через неделю после его победы на выборах он надиктовал на пленку свое завещание, в котором с леденящей душу прозорливостью выразил свои мрачные пожелания: «Если пуле суждено пронзить мой мозг, пусть она разрушит дверь каждого кабинета».
На посту члена городского наблюдательного совета он боролся с финансовыми корпорациями и компаниями, специализирующимися на спекуляциях недвижимостью, вставал на защиту прав пожилых горожан, ввел в практику такие популярные меры, как, например, правила, требующие от владельцев домашних животных убирать за ними на улицах. По его представлению городской совет принял постановление о правах геев девятью голосами «за» и лишь одним «против».
В августе следующего года произошла трагедия. Как пишет Рэнди Шилтс, дома у Харви вечно околачивались неприкаянные молодые беспризорники. Его последний любовник, молодой американец мексиканского происхождения Джек Лира, не был исключением. В один из дней он повесился в квартире Милка.
Большая часть энергии Милка в 1978 году ушла на борьбу против законопроекта, выдвинутого сенатором от штата Калифорния Джоном Бриггсом. В нем предписывалось немедленно увольнять любого учителя, замеченного в «публичном гомосексуальном поведении», которое закон широко определял как «пропаганду, внушение, поощрение или содействие скрытых или открытых проявлений гомосексуализма напрямую или в виде привлечения внимания в отношении учеников школ и/или других школьных служащих». Во многом благодаря неустанной контрпропаганде Милка этот законопроект с треском провалился в Калифорнии.
Через три недели после своего избрания, 27 ноября 1978 года, Харви Милк и мэр Сан-Франциско Москоун были убиты бывшим членом наблюдательного совета Дэном Уайтом, защитником «семейных ценностей», который был давним недругом Милка из-за разногласий в вопросе о геях. Незадолго до того полномочия Уайта в городском совете закончились, и он жаждал вновь получить эту должность. Однако Москоун по настоянию Милка отказал ему и в то утро накануне убийства готовился встретиться с другим кандидатом на место Уайта. Бывший офицер полиции, Уайт вскарабкался на подоконник Сити-Холл, проник в кабинет мэра и после короткой словесной перепалки выстрелил в него четыре раза. Затем он перезарядил пистолет, ворвался в офис Милка и уложил его также четырьмя выстрелами. После этого он присел рядом с телом и хладнокровно выпустил последнюю пулю прямо в голову Милка.
На суде адвокат Уайта избрал постыдно циничную линию защиты — он утверждал, что его подзащитный объелся какого-то зелья в китайском ресторане и на время стал невменяемым. Суд признал Уайта виновным в предумышленном убийстве, и он был приговорен к семи годам и восьми месяцам заключения за двойное убийство. Приговор вызвал возмущение гей-общины Сан-Франциско, и тысячи разъяренных демонстрантов собрались возле Сити-Холл. Возникшие беспорядки назвали «Уайт Найтс» (белые ночи).
Оценивая роль Милка, Уэйн Дайне писал: «Мифология последующего времени представила нам Милка в виде эдакого левого радикала, однако более внимательный анализ позволяет утверждать, что он до самого конца сохранял элементы характерного для него консерватизма. Его душе был близок почти джефферсоновский идеал автономии небольших общин, процветающих в сфере малого бизнеса и уделяющих первоочередное внимание своим внутренним проблемам... Милк предвосхитил возникшую позже стратегию «коалиции цветов радуги» и благодаря своей личной одаренности, а также времени и обстоятельствам, в которых он жил, смог воплотить эту концепцию в политике в отношении геев и лесбиянок гораздо более эффективно, чем кто-либо делал это до или после него».
Милк всегда настаивал:«Я никогда не считал себя просто кандидатом. Я всегда считал себя частью нашего движения».
И он был прав: его избрание стало имеющим историческое значение фактом слияния социальных и политических сил. Его гений проявлялся во всем — в умении выбрать время для нужного действия, в его имидже, в понимании потребностей людей. Влияние Милка на ход американской истории, как первого в США открытого гея, одержавшего победу на выборах, неоценимо. На практике его мужественный пример проложил дорогу в политику таким открытым геям, как Барни Франк. В чисто житейском плане Милк стал для геев и лесбиянок, возможно, впервые в их истории лидером, открыто представляющим их интересы и защищающим их права. Он был для геев и лесбиянок их Мартином Лютером Кингом, а его мученическая смерть стала горьким напоминанием о том, сколь долгой и трудной бывает дорога к свободе; пример его героической жизни навсегда стал призывом к борьбе.
24. КОРОЛЕВА ШВЕЦИИ КРИСТИНА
[1626 - 1689]
Кристина, дочь короля Швеции Густава II и Марии Элеоноры Бранденбургской, родилась 8 декабря 1626 года. Ее интеллект и сила характера проявлялись уже в раннем детстве, и она получила образование, достойное принцессы. В шестилетнем возрасте она после смерти отца, погибшего в битве при Лютцене, стала наследницей престола. До 1644 года за Кристину правил регент граф Аксель Густафссон Оксинштерн, который был канцлером при дворе ее отца. Граф учил Кристину секретам политики, и в возрасте четырнадцати лет она уже начала присутствовать на заседаниях Государственного совета. В момент восшествия на престол королева Кристина уже успела сыграть значительную роль в достижении Вестфальского мира, окончательно завершившего опустошительную для Европы, и в том числе для Швеции, Тридцатилетнюю войну. Однако ее интерес к познанию превосходил интерес к государственным делам. Она окружила свой двор музыкантами, поэтами и учеными, заслужив репутацию «Северной Минервы». Она частенько просыпалась в пять утра и начинала читать. Философию ей, в частности, преподавал великий Рене Декарт. Кристина предпочитала мужской стиль одежды.
6 июня 1654 года Кристина шокировала Европу своим добровольным отречением от трона, сославшись на то, что она много болеет и что управление страной слишком тяжкая ноша для женщины. По ее выбору трон занял ее двоюродный брат Карл X. Однако было широко известно, что под словами «тяжкая ноша» она на самом деле подразумевала то, что ей так или иначе придется выйти замуж и рожать наследника.
После отречения она оставила Швецию и отправилась в романтическое путешествие на юг Европы. Во время остановки в Инсбруке она сделала еще одно шокирующее заявление, объявив о том, что отрекается от лютеранской веры и переходит в католичество. В строго соблюдающей каноны протестантства Швеции такое отречение было почти преступным. Этот шаг Кристины стал несказанным подарком для римского папы и подлинным ударом для европейских протестантов. В декабре 1655 года папа Александр VII принял новообращенную в Ватикане с распростертыми объятиями. Как пишет Эдвард Карпентер [9]:
«Говорят, что она при этом так сердечно трясла руку папы, что тот впоследствии был вынужден прибегнуть к медицинской помощи!»
Вскоре, однако, жаждущий в ее лице пропаганды католицизма папа был разочарован заявлением Кристины о том, что она считает вопрос веры сугубо личным делом каждого. Более того, ее поведение наделало много шума в Риме. Обустроившись в Вечном городе, она начала плести политические интриги с французским министром иностранных дел. Целью этих интриг был захват города Неаполя, тогда контролировавшегося испанцами, объявление его своим королевством, а французского принца наследником. Однако в 1657 году этот план рухнул во время ее визита во Францию, в Фонтенбло. Подозревая, что один из ее ближайших советников Жан Рикардо Мональдечи предал ее, она приказала казнить его без суда и следствия. Некоторые историки считают, что Мональдечи пострадал за то, что проведал о лесбиянских наклонностях Кристины. Как бы там ни было, эта поспешная акция, кровавая и мстительная, возмутила французский двор. Между тем папа Александр VII дал понять, что возвращение Кристины в Рим было бы нежелательным.
Она, все-таки, вернулась в Рим и со свойственной ей энергией принялась обустраиваться в своем чудесном дворце Риарио, где, как и в Стокгольме, она окружила себя художниками, учеными, музыкантами. Хормейстером у нее служил сам Алессандро Скарлатти. Арканджело Корелли (который был геем) дирижировал оркестром. Скульптор Бернини был обязан ей всем в своей жизни за ту помощь, которую Кристина оказала ему в трудные моменты. Она являлась, вне всякого сомнения, одной из влиятельнейших особ своего времени. Имея дружеские отношения с четырьмя сменяющими друг друга римскими папами, проявляя великосветскую щедрость, хотя и постоянно испытывая нехватку денежных средств, Кристина основала в Риме Академию Аркадия (эта организация процветает и по сей день), активно помогала открытию в Риме первой оперы, воинственно отстаивала принципы гражданских свобод личности в обществе. Она, в частности, покровительствовала римской еврейской общине.
После смерти Карла X, в 1660 году, она возвращалась в Швецию первый раз, а в 1667 году — во второй, оба раза пытаясь вернуть себе корону, но встречая в ответ неприязнь. В итоге она осела в Италии, окружив себя блестящим двором.
Ходило много слухов о подробностях ее жизни. Историк Лилиан Фэйдерман пишет, что такие современники Кристины, как граф Палатин, герцог де Гиз и мадемуазель Монпансье, так или иначе подтверждали ее неравнодушие к женщинам. Особенно интригующими кажутся ее, написанные во время путешествия, страстные письма некой Эббе Спарре: «Если ты не забыла то, какую власть ты имела надо мной, ты должна помнить и то, что я была во власти твоей любви двенадцать лет; я вся твоя настолько, что ты никогда не посмеешь оставить меня; и только моя смерть остановит мою любовь к тебе». Хотя таков был обычный язык романтической дружбы в то время, многие комментаторы увидели явный и повторяющийся сексуальный контекст в отношениях Кристины с женщинами. В 1719 году, тридцать лет спустя после ее смерти, графиня Палатин — мать принца Орлеанского, в своих воспоминаниях писала, что Кристина однажды «силой пыталась овладеть мадам де Бреньи, которая едва-едва сумела от нее отбиться».
Известный сексолог XIX века Хэйвлок Эллис писал: «Ее ярко выраженные мужские манеры в совокупности с высоким интеллектом сочетались, по-видимому, с явно гомосексуальным или бисексуальным темпераментом». В более поздние годы своей жизни у нее были тесные отношения с кардиналом Аззолини — лидером группы кардиналов, известных как squadrone volante, и ходили слухи, что они были любовниками. Когда 19 апреля 1689 года она умерла, кардинал Аззолини стал ее официальным наследником. Королева Кристина похоронена в соборе Святого Петра в Риме.
Сиятельная, могущественная, производившая неизгладимое впечатление как на друзей, так и на врагов, королева Кристина — это выдающаяся личность на исторической сцене: женщина неукротимой сексуальности и большого мужества, настойчиво пытавшаяся изменить мир. В этой книге я помещаю ее рядом с английским королем Эдуардом II [25] как одну из наиболее известных представительниц монархов, являвшихся гомосексуалами. Можно было бы включить в эту книгу и других женщин-монархов, таких, как русская царица Екатерина II (1729—1796) и английская королева Анна (1665—1714).
Образ Кристины увековечен Гретой Гарбо в знаменитом фильме 1933 года «Королева Кристина», где она изображает ее с пикантной сексуальной неопределенностью.
25. ЭДУАРД II
[1284 - 1327]
Эдуард II родился 25 апреля 1284 года в замке Кэрнервон в Уэльсе. Являясь единственным наследником Эдуарда I («Молота шотландцев») и Элеоноры Кастильской, Эдуард сильно расстраивал своего воинственного отца тем, что питал отвращение ко всяким военным забавам. Когда Эдуард I пригласил Пьера Гавестона для обучения сына военному искусству, между Гавестоном и Эдуардом возникла любовь, и король, хотя и симпатизировавший Гавестону, был вынужден изгнать его из своего окружения. 8 июля 1307 года Эдуард II взошел на трон, и первым делом он вернул Гавестона из ссылки и даровал ему графство Корнуэлл. Он также посадил в тюрьму премьер-министра правительства своего отца и начал кардинально менять политику государства, в частности, начал сворачивать затянувшуюся войну с Шотландией. В 1308 году Эдуард женился на Изабелле Французской, дочери Филиппа IV, и у них родилось четверо детей.
Эдуарда мало интересовали государственные дела, и он почти полностью передал управление страной Гавестону, который, хотя и старался, все равно сумел нажить себе врагов среди могущественных баронов, которые проявляли неповиновение еще в годы правления Эдуарда I. В 1310 году они объединились и вынудили его признать совет «лордов-распорядителей». Этот совет из 24 человек выпустил манифест под названием «Указы», который ликвидировал полномочия Гавестона и резко ограничивал королевскую власть Эдуарда. Гавестон недолго пробыл в ссылке и вскоре вернулся ко двору Эдуарда, после чего в июне 1312 года разгневанные бароны выследили и убили любовника короля. Этот жестокий акт внес раскол в правительство «лордовраспорядителей», но ненадолго: в 1314 году в битве при Бэллонберне Эдуард потерпел сокрушительное поражение от шотландского короля Роберта I Брюса, и бароны вновь объединились против него. Вдохновленные победой шотландцы оккупировали большую часть Северной Англии и Ирландии, и в стране воцарились голод и хаос. В 1321 году в Англии в самом разгаре была гражданская война, которая частично была спровоцирована ненавистью баронов к новому фавориту Эдуарда — Хью ле Деспенсеру младшему. Хью и его отец были изгнаны в 1321 году, однако раздоры среди баронов дали Эдуарду возможность контратаковать, и в марте 1322 года был пленен и казнен лидер оппозиции — двоюродный брат короля Томас, граф Ланкастерский.
Хью ле Деспенсер возвратился к королю, и Эдуард установил в стране террор, отменив «Указы», устраивая массовые казни своих противников, отбирая имущество у их семей. 24 сентября 1326 года отвергнутая жена Эдуарда Изабелла начала военную кампанию против своего мужа. В Харвиче высадились войска под командованием ее любовника Роберта Мортимера — давнего недруга короля из баронской оппозиции. Ее армия, не встречая сопротивления, вошла в Лондон. Эдуарда предали его союзники. Хью ле Деспенсер был взят в плен и, согласно свидетельству средневекового историка Жана Фроссе, Изабелла (прозванная «французской волчицей») приказала отрезать и на ее глазах сжечь его половой орган, прежде чем он был обезглавлен.
Как видите, этот исторический материал очень неплох для драматургии, и не случайно Кристофер Мэрлоу [19] использовал его.
Эдуард бежал в замок Деспенсеров в Глэморгане (Уэльс), где и был захвачен в плен 16 ноября 1326 года. Под угрозой отстранения от королевской власти всей его династии он отрекся от престола в пользу своего наследника Эдуарда III, который был коронован 25 января 1327 года. Заточенный в замок Беркли в Глоучестершире, Эдуард предпринял неудачную попытку побега, и 21 сентября 1327 года его убили, воткнув ему в задний проход раскаленный докрасна железный прут. Эта ужасающая расправа была не просто казнью, а еще и символизировала наказание Эдуарда за его гомосексуализм. После убийства тело Эдуарда было продемонстрировано с целью показать то, что на нем, дескать, нет никаких ран и, следовательно, узник умер сам. Однако причину смерти Эдуарда можно было скрыть разве что от полных дураков — ведь его вопли были слышны по всему замку.
Историк Джон Босуэлл пишет: «Хотя мы не можем оценить того, как в целом относились подданные к тому, что их король — гей, вне всякого сомнения, его эротические пристрастия были в то время широко известны, и именно они были причиной его низложения. Наиболее сдержанный из его биографов в «Жизни Эдуарда II» отмечал, что любовь Эдуарда к Гавестону, подобно любви Давида к Ионафану, была «возвышеннее любви к женщинам». Другой хронист лаконично упоминал, что «Эдуард неумеренно предавался содомскому греху и, похоже, в течение всей жизни его преследовали неудачи». Ральф Хигден однозначно увязал сексуальные наклонности Эдуарда с его политическими проблемами. «Он был пылко влюблен в одного из своих друзей, которого он возвеличивал, одаривал, продвигал и вознаграждал с необыкновенной щедростью. Это стало причиной позора Эдуарда, ненависти к его любовнику, общественного скандала и ущерба королевству в целом». Чтобы как-то умерить эту жесткую оценку, Босуэлл допускает, что «беспрецедентная щедрость, которую якобы Эдуард проявлял по отношению к Гавестону, была явно преувеличена историками, как средневековыми, так и современными, с целью усилить отвращение к природе их связи». Ученый и гей А. Л. Роуз, автор книги «Гомосексуалы в истории», делает попытку как-то реабилитировать этого совсем уж очерненного короля: «Он не любил сражений и даже просто рыцарских турниров: из-за этого его невзлюбили всякого рода воинственные глупцы, особенно бароны. Его вкусы были непритязательными и отнюдь не аристократическими. Высокий, стройный, дружелюбный, он любил прогулки, спортивные развлечения, скачки и охоту, игру в кости. Он, что необычно для монарха, неплохо владел некоторыми ремеслами, например кузнечным делом; он любил проводить время в веселых и раскованных компаниях подвыпивших мастеровых, конюхов, матросов...
Если не считать лишь нескольких особо приближенных ему лиц, Эдуард избегал общества высшего света, что было для многих обидным. Его главной и величайшей ошибкой было то, что он не принимал участия в политических интригах и вообще считал политику невыносимо скучным делом. Это и сказалось фатальным образом на его правлении, которым он пренебрегал или занимался лишь урывками».
В истории Англии были и другие монархи-геи, среди них Вильям II, Ричард Львиное Сердце, Джеймс I, Вильям III и, возможно, Георг III. Эдуарда II я выбрал потому, что его образ всегда имел непреходящую значимость для гей-сознания: от Кристофера Мэрлоу [19] в XVI веке до Дерека Джармена [82] в наши дни. Частично это можно объяснить загадочными обстоятельствами смерти Эдуарда, но дело не только в этом: его верность Пьеру Гавестону дает нам исторический пример самоотверженной любви, на которую может быть способен гомосексуалист.