Глава третья Гром сверху 4 страница

Затем Вячеслав Сергеевич вызвал из приемной Варвару, объяснил ей цель приезда самого помощника генерального прокурора, — на девицу, по ней было видно, эта должность если и произвела впечатление, то скорее в обратном смысле. Так, во всяком случае, сказали ее глаза. После чего, сделав строгое лицо, Баранов вышел.

А Турецкий, достав из своей папки свежий лист протокола допроса свидетеля, принялся заполнять его. Фамилия, имя, отчество, возраст, должность, домашний адрес… Все по анкете. Где учится, на каком курсе. В какой-то момент он даже восхитился собственной прозорливости — все было в точности так, как он и подумал. Но миг восхищения не прошел мимо ее глаз, тут он явно сам дал маху.

Девица заерзала на заскрипевшем стуле, выпрямилась по-спортивному, выпятив небольшую грудь и приоткрыв в ожидании рот, а взгляд ее изобразил настоящее плотское удовольствие, которое находилось от нее буквально на расстоянии протянутой руки. Она только воровато оглянулась на незапертую дверь. И вот этого взгляда Турецкому было достаточно, чтобы немедленно остеречься и изгнать из головы все «крамольные мысли».

— Перейдем к делу, Варвара… э-э… Анатольевна, — откашлявшись, сказал Александр Борисович и нахмурил брови.

— Можете звать меня Варей, так мне привычнее. — Она подвигала плечами и придвинулась на стуле поближе к нему — теперь их разделял только письменный стол, но она, кажется, уже собиралась нырнуть под него.

— Спокойно, Варя, — чувствуя, что у него по-прежнему першит в горле, сказал Турецкий. — Мы с вами делаем серьезное дело. Я должен установить алиби вашего шефа. Действительно ли он пробыл всю ночь, как утверждает, здесь, в кабинете, работая вместе с вами над важными медицинскими документами до самого утра, после чего отправился домой, где и обнаружил… М-м, ну, словом, где он обнаружил бомбу под собственной дверью. Все было так, как он рассказывает?

Она повела плечами и изобразила на лице выражение, которое могло говорить, что, мол, если доктор это сказал, значит, так оно и было. Но это не ответ.

— Тогда расскажите мне, что вы здесь делали, над какими документами работали и сколько на эту вашу работу ушло времени? Вы понимаете, зачем мне это нужно знать?

Она снова молча изобразила согласие, но при этом на лице ее мелькнула недовольная гримаса, будто следователь занимался совершенно не тем, что требовалось в данный момент. Ситуация, понял Турецкий, становилась все более рискованной. Нельзя было исключить, что они — доктор со своей секретаршей — заранее не договорились, а теперь в любой момент могла быть совершена провокация. Или все это глупые страхи испуганной вороны, которая, как известно, куста боится? Да что она, в конце концов, ринется на него, что ли? А если в ответ — по шее?

И вот это изменение в лице Турецкого, видимо, подействовало на нее, девица опустила глаза и протяжно вздохнула:

— Да чего отвечать-то? Неужели не понятно, какие документы он со мной изучал? Был он здесь правда всю ночь. И ушел от меня довольный, если вам именно это надо знать. От меня никто не уходит недовольный, вот!

— Кто у тебя родители, Варя? — строго спросил Турецкий.

А она с вызовом усмехнулась, и лицо ее стало из простоватого и наивного прямо-таки хищным.

— Интересуетесь, где меня достать? Нет, у меня дома нельзя. Но если у вас есть место, я согласна. Вы мне нравитесь. Я люблю таких мужчин — решительных и сильных.

— С чего ты взяла, что я решительный и сильный?

— А увидела, я ж на врача учусь, на психиатра, это нынче модно и денежно.

— Смотри-ка! А здесь что? — Турецкий окинул глазами тесноватый и неприхотливый кабинет.

— Рђ здесь, чтоб иметь РЅР° жизнь, РЅР° шее Сѓ родителей РЅРµ сидеть Рё получать удовольствие. Разве мало?

— Если умеешь — хорошо.

— А вы попробуйте! — Она с вызовом высунула между зубов кончик язычка.

— Не хулигань, — погрозил ей шутливо пальцем Турецкий, — а то накажу. Давай рассказывай, я буду за тобой записывать. Только не надо болтать, чем ты тут с ним действительно занималась.

— Значит, соврать? — улыбнулась она.

— Лучше соври. Он вправду пробыл здесь всю ночь и никуда не выходил?

— Правда. Да он бы и не смог.

— Почему?

— Я ж говорю, что от меня не уйти, пока я сама не отпущу. А ты не веришь. Попробуй вот!

— Когда он ушел домой? В котором часу?

— Он уехал на своей лайбе ровно в шесть часов утра, еще темно было, а я вернулась на диван в ординаторскую. Поспать до работы.

— Вы смотрели с ним личные дела ваших пациентов? — Турецкий, сдвинув брови, посмотрел на нее в упор.

— А чем же еще можно всю ночь заниматься? — усмехнулась она. — Конечно, делами пациентов. Я в них вечно что-то не так пишу, а он сердится и исправляет. Но с работы не гонит, слава богу. А ты куда ездишь обычно, когда подворачивается ситуация, а?

— И последний вопрос…

— Жалко.

— Что тебе жалко? — уже грубовато спросил Турецкий.

— Что последний. Раз СѓР¶ ничего Сѓ нас РЅРµ получится, так хотя Р±С‹ РїРѕРіРѕРІРѕСЂРёРј, — уже СЃ откровенной насмешкой ответила РѕРЅР°. — Трепачи РІС‹ РІСЃРµ! Рђ как РґРѕ дела…

— Ты всех ваших пациентов знаешь?

— Ну не всех, многих, а что?

— Есть среди них такие, кто хотели бы… или решились за что-то отомстить доктору?

— Так на это каждый обдолбанный наркоша способен. А вот взрыв устроить, как Артемовой, это вряд ли.

— Почему?

— Рђ ты сам РЅРµ понимаешь? — РћРЅР° уже СѓРїРѕСЂРЅРѕ называла его РЅР° «ты», РЅРѕ Турецкий РЅРµ обижался — Сѓ нее это получалось очень непосредственно. — РћРЅРё же, наркоши наши, СЃ техникой РЅРµ РІ ладах. Ручонки трясутся.

Александр Борисович вспомнил аргумент Баранова по поводу какого-нибудь обиженного на него пациента и понял, что девица абсолютно права. Тут мог действовать только совершенно трезвый и здоровый профессионал. А раз это так, то нужно искать взрывника не в кругу врагов доктора, а среди его знакомых и приятелей. Такая вот получалась логика.

— Хорошо, — сказал он, — спасибо за подсказку.

— Это по поводу кого? — удивилась она.

— По поводу ваших обдолбанных, как ты выразилась. Вот прочитай протокол и напиши на этой и обратной стороне, что с твоих слов записано верно. Если что-то не так, поправь.

РћРЅР° стала читать. Расписалась РЅР° РѕРґРЅРѕР№ стороне, перевернула лист, СЃРЅРѕРІР° прочла Рё опять расписалась.

— Эй, что это? — нахмурился Турецкий, видя, как она выводит в конце цифры.

— Мой мобильный. На всякий случай. — Она хитро уставилась на него. — Вдруг тебе потребуется что-нибудь срочно уточнить? Так учти, я всегда готова, как юная пионерка.

— Ну ты и хулиганка. — Турецкий улыбнулся, пряча лист в папку.

— Этого ты еще не знаешь! — предупредила она и поднялась. Выпрямилась, потянулась всем телом, предъявив длинные ноги, и добавила: — Если у нас уже все, тогда я пошла?

— Иди, свободна.

Через минуту вернулся Баранов и уже от дверей с вопросительным интересом уставился на гостя. Турецкий сказал:

— Варвара Анатольевна подтвердила ваше алиби, можете не волноваться, к вам по этой части больше вопросов тоже нет. Но я хотел бы вас попросить, Вячеслав Сергеевич, взять лист бумаги и все же перечислить мне как минимум десяток фамилий людей, коих вы можете подозревать во враждебности к вам лично. Ну тех, о которых мы уже говорили у вас дома. Полагаю, поскольку среди наркологов или психиатров вам известны многие, то антипатии круга этих лиц вполне могли распространяться помимо вас также и на покойную теперь Артемову. Не так ли?

— А что? Вполне.

— А среди них могут оказаться не только явные враги, иногда случаются и фальшивые друзья, их нам далеко не всегда удается распознать с ходу. И должности их, пожалуйста. Если помните телефоны — тоже. Следственная работа — это не такая простая штука, уважаемый Вячеслав Сергеевич. А рутинная, нудная и кропотливая работа, так же как и ваша.

— Да-да, в самом деле… Но, я надеюсь, вы не станете сообщать им, будто бы я… Есть же, как я упоминал, этическая сторона!..

— Ни в коем случае, можете на меня полностью положиться, как и в случае с… — Турецкий как бы непроизвольно взглянул на дверь, вслед ушедшей секретарше, — вы понимаете?

Баранов так же непроизвольно кивнул.

— Вот и отлично. Поэтому сделайте одолжение напишите.

И Баранов, хотя по нему было заметно, как он не хотел этого делать, стал писать столбиком фамилии, указывая против каждой должность и телефонный номер — и все по памяти. Она у него была, вероятно, исключительной.

Еще в тот же день Турецкий решил съездить к Алексееву — чтобы окончательно расставить для себя все точки над «и».

Заместитель мэра был «безумно» занят, так предупредила секретарша — важная дама, так повторил и его помощник, который даже попытался выведать, с чем прибыл в мэрию первый помощник генерального прокурора, но Александр Борисович был непроницаем. Пришлось срочно прерывать какое-то срочное совещание и запускать его в кабинет.

— Ну наконец-то! — Это была первая фраза, которой мнимый потерпевший — сейчас Турецкий определял его именно так — встретил важное прокурорское лицо.

Самое невероятное, что с ходу понял и оценил Александр Борисович, заключалось в том, что этот руководитель действительно считал себя абсолютно правым в своих подозрениях. Да что там подозрения! Какие еще они могут быть, когда это твердая его уверенность!

Парадокс заключался в том, что однажды на Алексеева уже была совершена попытка покушения, к счастью неудачная. Стреляли метко, но одна из пуль лишь едва задела макушку Георгия Витальевича, обозначив на ней розовую, безволосую дорожку. Которая, кстати, скоро заросла, и все о ней забыли. Так, во всяком случае, утверждали «злые языки». Но Алексеев долго ходил с перевязанной головой, принимая заботливое сочувствие и сострадание от коллег и посетителей.

Вот, вероятно, с тех пор и отложился глубоко в его душе страх перед заказным убийцей. И потому уже саму весть о взрыве, не говоря о его страшных последствиях, Георгий Витальевич немедленно переадресовал на себя, любимого. Жена якобы оказалась совершенно случайной жертвой. Ужасно, обидно, горько, но… было бы гораздо хуже, если бы дело коснулось его. Такую вот видел во всем происшедшем логику Александр Борисович, и она, честно говоря, даже если бы полностью соответствовала действительности, все равно не вызывала в душе ни малейшего сочувствия к овдовевшему Алексееву.

Но если бы все, что он сейчас чувствовал, рискнул бы изложить в этом кабинете, хотя бы и предельно доказательно, разразился бы невероятной силы скандал! И до тех пор, пока следствие не скажет настоящую правду, вот эту ненужную работу придется тем не менее проводить! И в этом тоже своеобразная и по-своему всесильная логика времени…

Александр Борисович решил не оригинальничать. Он кратко известил чиновника, что указанием генерального прокурора на него, госсоветника юстиции третьего класса Турецкого, возложена миссия — досконально разобраться в этом запутанном деле.

— Да ничего тут запутанного! — воскликнул побагровевший Алексеев. — Не понимаю, кому могла прийти в голову эта идиотская мысль, будто здесь какая-то неразбериха?!

— Именно по этой самой причине, — тоном педантичного учителя оборвал заместителя мэра Турецкий. — Я прибыл сюда, оторвав вас, естественно, от важнейших, государственного значения, дел, чтобы выяснить раз и навсегда главный вопрос, а не заставлять прокуратуру, да и руководство столицы, не говоря уже о президентской администрации, питаться пока сплошными необоснованными слухами и домыслами. Итак, — он положил перед собой на стол новый лист протокола допроса потерпевшего, снял колпачок с авторучки, — чем, как вы полагаете, была вызвана эта жестокая попытка убрать вас? Извините, что я вынужден ставить вопрос с такой римской прямотой. О вашей супруге мы пока речь не ведем, хотя я искренне приношу вам глубокие соболезнования.

— Спасибо… А причин сколько угодно, — стал вроде бы успокаиваться Алексеев. — Да хоть начиная с наших строительных проблем! И пусть я к ним не имею прямого отношения, сам этот факт нельзя рассматривать иначе как попытку не просто устранить с дороги одного из ответственных государственных лиц, а желание придать совершенно иное направление всей политике Московского правительства. Это безусловно!

— Но, прошу прощения, такое важное и чрезвычайно опасное дело, как физическое устранение государственного лица, обычно вызывает и достаточно предсказуемые последствия. Это, к сожалению, смерть какого-нибудь бомжа может расследоваться годами, если еще будет по этому факту возбуждено уголовное дело, — Турецкий сознательно произнес слово с ударением на «у», как это делают в прокуратурах, — а по вашему делу нет никаких сомнений, что следствие уже в самое ближайшее время способно выйти на заказчиков. Но с одним непременным условием, Георгий Витальевич! Вы должны прямо при мне, сейчас, продумать и назвать лиц, на которых падает ваше подозрение. А уж раскручивать их, требуя признательных показаний, — это сугубо наше собственное, профессиональное дело. Найдем мы, разумеется, и исполнителей, с этим тоже, я уверен, проблем не возникнет, особенно когда дело на личном контроле у генерального прокурора! Если бы вы только слышали, какой это был гром среди ясного неба! Повторять слова президента, адресованные нашему генеральному, Владимиру Анатольевичу Кудрявцеву, я вам не стану, но, можете мне поверить, я бы не хотел их слышать в свой, скажем, личный адрес. Итак, я вас слушаю.

И произошла осечка.

Алексеев открыл рот, но, видя напряженную готовность Турецкого записывать каждое его слово, подумал и рот все-таки закрыл.

— Вы правы, я действительно должен хорошо подумать, чтобы не оговорить приличных людей. Мне просто собственная совесть не простит тогда такой ошибки…

— РЇ готов подождать сколько вам будет СѓРіРѕРґРЅРѕ, Георгий Витальевич, — учтиво заявил Турецкий. — И выслушать вас, РєРѕРіРґР° Сѓ вас появится возможность для нашего закрытого для всех остальных краткого разговора. Рђ что касается следов киллера, как теперь РјРѕРґРЅРѕ называть СѓР±РёР№С†-исполнителей, то Сѓ нас уже имеются РєРѕРµ-какие наметки. РЇ внимательно смотрел РІСЃРµ материалы РїРѕ этому уголовному делу, РѕРЅРѕ возбуждено, — повторил Турецкий, — РїРѕ признакам статьи сто пятой Уголовного кодекса РРѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, Рё, поверьте РјРЅРµ, РёСЃС…РѕРґСЏ РёР· собственной многолетней практики, СЏ РјРѕРіСѓ заявить СЃРѕ всей ответственностью, что дело будет раскрыто Рё преступники строго наказаны.

— Да, — покачал головой Алексеев, — это все, конечно, ужасно и еще раз ужасно… Но я в самом деле должен подумать, Александр Борисович…

О, уже первая победа! Он вспомнил имя-отчество следователя.

— Тогда не стану больше вас задерживать и прошу запомнить — по первому же вашему звонку… Вот моя визитка, здесь есть номер мобильного. Поручите, пожалуйста, своему симпатичному помощнику, мы с ним уже познакомились, и он немедленно известит меня о нашей с вами очередной встрече.

Турецкий встал, откланялся, пожал дружески протянутую ему руку и, четко повернувшись, как человек военный, покинул кабинет.

«Ты у меня теперь долго будешь думать, — злорадно ухмылялся Александр Борисович, покидая здание мэрии. — И заодно перестанешь нам морочить голову своими глупостями».

Когда будут названы фамилии, придется сделать по каждой из них телефонный звонок, а затем по возможности встретиться и переговорить со всеми, на кого только падет «карающий взор» Алексеева. А это все то драгоценное время, которое будет хотя и потеряно, но не совсем бездарно.

Глава четвертая Военный совет

Меркулов пристыдил-таки Грязнова, и тот назначил съезд гостей.

Собственно, это были вовсе и не гости, а старые товарищи, да к тому же одни, без жен, что больше напоминало не дружескую вечеринку, а военный совет. Ибо у всех в головах роились сходные мысли: что делать с этими наглыми посылами чиновника от мэрии?

То есть что делать конкретно именно с посылами, было ясно: пересылать их подальше, по уже давно известному адресу. Но чисто этические соображения указывали на необходимость делать это по меньшей мере элегантно. Все ведь вокруг играют не только в новую для себя демократию, они еще и пытаются сохранять при этом светское выражение на лицах, так что о подлинной, забытой римской прямоте, стоящей, как известно, дорогого, не может идти и речи. Поэтому и первый, заданный Грязновым вопрос прозвучал именно в этом ключе:

— А что, нельзя популярно объяснить президенту, что на этого типа никто и не собирался покушаться? Зачем тратить драгоценные минуты жизни на расследование явно ложной версии?

— У тебя сразу две логические ошибки, Вячеслав, — спокойно охладил разгоряченного хозяина медлительный сегодня Меркулов. — Первая, прошу заметить, касается адресата. Никто, ни один человек, с кем бы я ни разговаривал, не может ответить с полной уверенностью, что таково было указание президента. Они сами узнали это от мэра, который был накануне у президента.