Быструю пронзительную речь взволнованной девушки перебил скрип открывшейся двери. 8 страница
Надеюсь, сейчас никто не зайдет в комнату и не увидит меня в таком состоянии.
Я стараюсь быть сильным ради Али. Для Али. Я обязан, и я хочу поддерживать ее. Понимаю, что стал слишком много нервничать в последнее время, слишком много стараться. Я пытаюсь форсировать свое возвращение в реальность, все происходит слишком быстро для меня, но иначе не получается. Она испытывает неловкость, если я говорю с Эм или Эмилем, даже по-испански...особенно, если по-испански. Люди оборачиваются, ей становится стыдно. И мне становится стыдно. Поэтому больше этих двоих в наших жизнях никогда не будет. Сейчас я даже думаю, что зря их придумал.
Переживаю за Алю, поэтому плохо сплю, не отдохнувший как следует мозг соображает еще медленнее, чем обычно, а в моем положении - это недопустимо. В таком состоянии у меня не получается заботиться об Але так, как следует. Если я уделяю ей меньше времени, ей становится хуже, это видно сразу. Она нервничает, у нее идет кровь, что с каждым днем пугает меня все больше. Если Але хуже - я еще больше переживаю, поэтому совсем не могу спать, забываю еще больше информации, чем обычно, ошибаюсь на работе, отчего Аля переживает за меня, ей становится хуже...
Тру глаза.
Бесы в моей голове, как мне выбраться из этого гребанного замкнутого круга? Я не планировал влюбляться, я не планировал так быстро менять себя, я не планировал более в жизни за кого-то переживать.
Спать Аля приходит поздно вечером, все это время она разговаривала с родителями и их друзьями, кажется, она очень расстроена. Отворачивается от меня.
Чувствую, как мне становится хуже.
Следующим днем мы идем к кому-то в гости. Я в основном молчу, как обычно не привлекаю к себе внимания. Аля выглядит разбитой, словно она, как и я, не спала сегодня.
Понимаю, что хочу уехать домой, мне здесь плохо. И ей здесь плохо, что намного важнее.
Идем по главной улице города мимо торгового центра. Вокруг толпы натянуто-улыбающихся людей, сжимающих в руках пакеты с покупками. Их лица напоминают мне клоунские физиономии, меня не покидает чувство, что вокруг меня разыгрывается неудачная театральная постановка, что у всех этих людей большие проблемы, но, несмотря на это, они улыбаются, надеясь получить неплохой гонорар. Бесы, они все что, наглотались антидепрессантов? В их жизнях происходит черт знает что, а они радуются, покупая тряпки на распродажах. В любом случае, меня это не касается, мне нужно дотянуть до вечера, когда я окажусь в темноте и тишине комнаты на втором этаже дома Алиных родителей, а потом, как проснемся, мы поедем домой.
Улица кажется бесконечной. К моему огромному сожалению, из-за отличной погоды мы решили прогуляться, а не ехать на машине. Лучше бы я сидел, чем шел. Интересно, чем сейчас занимались бы Эм с Эмилем, если бы существовали? Ловлю себя на мысли, что я не придумал им занятия на эти выходные. Следовательно, сегодня эти двое не существуют даже в моем воображении. Меня не покидает чувство, что я их медленно убиваю.
Аля в сторону родителей смотрит редко, на мой вопрос "все в порядке?", отвечает "конечно", тему продолжать не хочет. Подходим к светофору.
- Олег, не ты потерял? - отец Али, Константин Петрович, поднимает с земли телефон и притягивает мне.
- Нет, не я, - хлопаю себя по карману.
Мы начинаем оглядываться в поисках хозяина трубки, им, а точнее ей, оказывается девочка лет тринадцати:
- Огромное вам спасибо! Это уже третий телефон в этом месяце, меня бы дома "убили" родители, - радуется ребенок. Она обращается ко мне, но я киваю на Константина Петровича, показывая, кто сегодня герой. Девочка выглядит такой счастливой, что мы тоже не можем сдержать улыбок. Помимо нас с Алиной семьей она кажется единственным реальным человеком на этой улице. Я оглядываюсь по сторонам, хочется скорее рассказать Але об этом забавном случае, и вижу, как они с матерью перебегают дорогу на красный цвет светофора. Одна из машин тормозит, яростно сигналя, водитель появляется из окна и злостно ругается, но я не слышу, что он говорит....
Не обращая никакого внимания на идущих навстречу людей, делаю несколько шагов в сторону, подхожу к дороге...
- Смотри куда идешь! - возмущается налетевшая на меня актриса.
Боже, мне действительно становится хуже...
Яростно тру глаза.
Мне дурно.
Картинка перед глазами расплывается, резко меняется, становясь черно-белой. Ощущение, будто я куда-то лечу, напрягаю мышцы рук и ног, чтобы не упасть. Лечу или падаю... Я ощущаю себя, но это уже не я... вернее я, но в прошлом.
Я вижу Алину на противоположной стороне дороги. Не Алю, а Алину. Вижу, как она машет мне. Я нервничаю, так как мы опаздываем в гости, показываю ей знаками, как сильно недоволен ее халатным отношением. Она невинно пожимает плечами. Нас разделяет две полосы встречного движения. Светофор очень долгий, мы ждем. Я еще больше нервничаю, хожу из стороны в строну. Светофор горит красным. Я махаю рукой, понимая, что уже точно опоздал, а встреча была для меня очень важной. Бесы, я даже не могу вспомнить, с кем именно у меня была встреча... Укоризненно качаю головой... делаю все, чтобы Алине стало стыдно. Она достает косметичку и красит губы... Чертова идиотка, она думает о макияже, пока я от бешенства рву на себе волосы!
Резко поворачиваюсь спиной к ней и ухожу, сжимая кулаки от злости, но вдруг слышу позади себя визг трения шин об асфальт, крики. И ее крик. Оборачиваюсь и вижу Алину, но уже лежащую на асфальте. Она подумала, что я обиделся, она побежала меня догонять, надеясь, что успеет проскочить...
В момент я подбегаю к Але и дергаю ее за руку:
- Ты совсем рехнулась? - кричу. - Ты понимаешь, мать твою, что ты делаешь?
Она пробует отойти, но я не пускаю.
- Олег, мне больно, на нас смотрят, - пытается меня успокоить, поглядывая по сторонам, но я не обращаю внимания.
Я вижу перед собой аварию. Лужу крови, бледное тело...
- Если у тебя не хватает мозгов, запомнить на какой сигнал светофора следует переходить дорогу, то будешь всегда ходить со мной за руку! - кричу. - Ты себе представляешь силу удара даже на сорока километрах в час? Когда ты начнешь думать головой? - истошно кричу.
- Олег, Олег, милый, все в порядке, - говорит быстро, ласково. Проводит рукой по щеке, успокаивая, но я отворачиваюсь. Снова дергаю ее за запястье, в которое вцепился мертвым хватом. Мне кажется, что если я отпущу - Али не станет, что я навсегда потеряю ее.
- Олег, прости меня, пожалуйста, - заглядывает в глаза, - я не подумала.
- Ты не подумала! - ору я на всю улицу. - Как мне заставить тебя думать о таких вещах?!
- Я теперь всегда буду думать, я клянусь тебе. Олег, родной, честное слово. Больше такого не повторится. Я всегда буду переходить только на зеленый, и смотреть по сторонам.
Она меня обнимает, прижимается. Я быстро ощупываю ее тело, проверяя, нет ли травм, хотя и понимаю, что им взяться неоткуда. Просто мне так спокойнее.
- У вас все в порядке? - рядом с нами замерли ее родители.
- Да, - говорит Аля. Я прячу лицо в ее волосах, радуясь, что она живая и здоровая.
До родственников Али мы идем быстрым шагом, я держу ее за руку, она меня гладит по плечу, иногда шепчет что-то нежное. Я хочу принять успокоительные, но понимаю, что это будет уже четвертая таблетка за день, при норме две за сутки, а еще даже не обед.
А потом я понимаю, что устроил сцену посреди улицы, на глазах у ее родителей. Бесы...
Сижу за столом, молчу, ни с кем не разговариваю. Смотрю на синяки на запястье Али от моего захвата. Перевожу взгляд на часы, мечтая скорее оказаться дома.
В психбольнице, во время тестов, всегда спрашивают: какой сегодня день недели, какое число. Какая по счету моя кровать от двери, если считать слева-направо. А если справа-налево? Что я ел на завтрак. Если отвечаешь на все вопросы, могут попросить рассказать Теорему Пифагора, законы Ньютона. Необходимый минимум знаний здорового человека.
Далеко не всем удавалось ответить на столь "каверзные" вопросы. Я провалил тесты раз двадцать.
Если бы меня спросили сейчас, какой сегодня день недели, месяц, год - я бы не ответил.
Я сижу и нервно вздрагиваю, периодически заверяя Алю, что со мной все в порядке.
Я пытаюсь быть сильным мужчиной. Для нее.
Пялюсь на светло-фиолетовые стены. Иногда они становятся бледно зелеными, иногда розоватыми. Надеюсь, что это из-за освещения. Вокруг много людей, но у меня не получается сфокусировать взгляд ни на одном лице. Мне определенно не идет новое лекарство.
Очень сильно хочется спать.
- А это правда, - спрашивает меня девочка подросток, - что Вы совершали самоубийства?
Вижу два голубых блюдца ее глаз, смотрящих на меня в диком восхищении. Позади нее стоят еще три девочки и два юноши, всем на вид - около пятнадцати.
- Довольно неудачные, как видишь, - отвечаю, слегка улыбаясь. Пью воду из стакана, становится чуть легче.
- А расскажите, как это, - они уже сидят вокруг меня, подперев ладонями подбородки, глаза горят, рты от нетерпения и предвкушения запретных знаний приоткрыты.
- Я думал, - говорю, - что принадлежать к субкультуре "Эмо" уже не модно.
- Вы наш кумир, - уверенно заверяет одна из девочек, - когда тетя Света рассказала о новом женихе Али, мы пришли в полный восторг! Совершить подобное может только очень сильный человек, - переглядываются в поисках поддержки, кивают друг другу. Кажется, они говорят искренне.
- Напротив, - отвечаю, - сильные люди остаются на земле, они сражаются. А слабые сдаются, сбегают от проблем. Чтобы покончить с собой много ума не надо.
- Я пыталась несколько раз, - шепчет девочка с волосами, окрашенными в седой цвет. Она одета во все черное, отмечаю кожаный шипованный напульсник на запястье, наверное, представительница субкультуры "Готов". - Но не смогла, - снимает его, чтобы показать мне запястье, где есть тоненькая полоска зажимающего шрама, как от пореза во время готовки обеда. Кажется, она хвастается. Все заглядывают мне в глаза в ожидании похвалы.
Ну что ж. Показываю им свои запястья с грубыми белыми шрамами.
- Вау! - восклицают детки.
- А расскажите как это, умирать, - мечтательно спрашивает девочка с седыми волосами.
- Правда, что вся жизнь проносится перед глазами?
- Не правда, - одергивает юноша, - это все вранье. Просто душа покидает тело. Вы же видели свое тело со стороны?
- А свет в конце туннеля?
- Ну, - смеюсь, - думаю, самоубийцы свет в конце туннеля не увидят. По крайней мере, я не видел.
- А что Вы видели?- пододвигаются ближе.
- Ничего, просто темно, - отвечаю. Дети разочарованно вздыхают.
- Резать вены слишком больно, - говорит голубоглазая девочка, - я бы лучше отравилась. Это очень красивая, быстрая смерть. Ты выглядишь как живая, как будто бы спишь, просто мертвая...
- Вообще-то, - говорю, - не совсем так. Рассчитать смертельную дозировку лекарств - практически невозможно. Думаю, не каждый врач сможет составить себе идеальный яд для быстрой смерти. В любом случае, организм борется до последнего. Когда отрава попадает внутрь, сразу же начинается сильна рвота. Режущая, нестерпимая боль в желудке и рвота. Какая бы поза не была запланирована для смерти, человек оказывается на четвереньках. Если повезет, он успевает добежать до унитаза, мне не повезло. И вот ты плачешь от невыносимой боли, не в силах справиться со спазмами. Тошнит не переставая. Но отрава уже попадает в кровь и разносится по органам. Голова кружится, клетки мозга гибнут, отчего болит затылок и виски. В ушах стреляет. В глазах то темнеет, то светлеет, появляются разноцветные пятна. Контролировать тело практически невозможно. Снова и снова падаешь на пол. Голова такая тяжелая, что шея не справляется, приходится поддерживать руками. Все это время продолжает тошнить. И единственная мысль - не захлебнуться, не упасть и не задохнуться в собственных рвотных массах. А сил уже нет. Падаешь, поднимаешься, снова падаешь, снова поднимаешься.... И тут, вдруг, появляется сумасшедшее, неудержимое желание жить. Думаю, это срабатывают инстинкты. Не получается просто расслабиться и отключиться, ты барахтаешься, скользишь, приводишь себя в чувства, зовешь на помощь. Борешься, цепляешься за этот мир до последнего. А потом, если повезет, или не повезет, тебя находят в омерзительном состоянии и откачивают. Несколько дней жуткие боли в животе, трубки во рту, постоянное промывание желудка, а тебя все тошнит и тошнит...
- Достаточно, Олег, - Аля кладет руки мне на плечи, - я думаю, молодежь уже поняла, что травиться не стоит.
Дети, глаза которых, кажется, сейчас вылезут из орбит, медленно кивают и рассасываются по комнате.
- Перегнул, да? - сжимаю губы, - воспоминания...
- Надеюсь, это несколько отрезвит детей, а то Люда жалуется, что чуть что - я покончу с собой. Ультиматумы сплошные.
Домой добираемся на такси, а утром уезжаем. Константин Петрович собирает нам сумку со свежими помидорами и баночкой тыквенно-персикового варенья. Кажется, знакомство с родителями прошло вполне успешно, по крайней мере, никто ни с кем не поссорился.
***
- Жаль, что не получилось задержаться у родителей еще на день, - говорит мне Аля, когда мы поднимаемся в лифте на работу, - а по-хорошему, так еще недельку бы отдохнуть в тишине и спокойствии. Обожаю бывать у мамы с папой.
- А ты никогда не думала над тем, чтобы вернуться в свой родной город?
- Что? - Аля смеется, - никогда в жизни. Ты что? Бросить карьеру? Да я лучше умру! - договаривает уже по пути к своему кабинету.
- Нина, доброе утро. Сергей уже в офисе?
- Доброе утро. Насколько мне известно, начальства еще нет.
- Передай ему, как появится, что я жажду с ним встречи. Мне написали москвичи, в пятницу они будут у нас.
- Ура! Поздравляю, Алла Константиновна, - Нина хлопает в ладоши. Наблюдать восхождение на эшафот нет ни сил, ни желания, я молча направляюсь в свой кабинет.
Следующие несколько дней мне казалось, что я снова стал одиноким. Круглые сутки был предоставлен самому себе, и даже ночью не имел возможности привлекать ее внимание. Аля работала. Впереди маячил грандиозный проект, грандиозный шанс, бешеные деньги. Успешные врачи, а я собирался стать именно успешным врачом, зарабатывают не плохо, знаю по своим родителям. Но суммы, которые называла мне Аля, не шли ни в какое сравнение даже с пятилетней заработной платой специалиста в области медицины.
- Если наша компания получит этот заказ, мы взлетим на новый уровень, понимаешь? - взахлеб рассказывала она мне. - Олег, после этого договора в наших жизнях все изменится!
В чем, в чем, а в этом я не сомневался.
"Олег, не мешай, я занята".
"Олег, еще час и поедем домой, подожди немного".
"Олег, ты можешь поставить себя на мое место? Потерпи, скоро все станет по-прежнему".
Ну и я терпел, а что мне оставалось делать?
К лекарствам я, кажется, адаптировался. По крайней мере, многие побочные эффекты прошли. Или я к ним привык и перестал замечать, не знаю. Во всяком случае, после поездки к родителям Али хуже мне не стало.
К презентации готовились всем офисом. Уборщики отдраили помещение, вымыли окна. Руководство закупило в переговорную новое оборудование и удобные мягкие кресла, Нине полностью обновили компьютер, докупили канцелярских принадлежностей. Народ вырядился чуть ли не в смокинги и бальные платья. Цирк. После того как утром я решил неудачно пошутить над всем этим ажиотажем, Аля запретила мне одеваться как обычно, пришлось тоже надеть брюки со стрелками и белую рубашку, что сразу же ухудшило мое настроение.
Хотя, когда я смотрел на мою девочку, настроение поднималось моментально. Поднималось и оттопыривало штаны, насколько было возможно.
Новый костюм невероятно шел Але, в нем она казалась еще более хрупкой и женственной. Облегающие, чуть зауженные к низу брюки стройнили ее не хуже привычных узких юбок, пиджак подчеркивал тонкость талии, дополнял образ топ в цвет. Я бы подписал любой договор, лишь бы только работать с такой девушкой. Свои мысли я озвучил вслух, за что Аля очень тепло поблагодарила за поддержку. Она нервничала, несмотря на полную готовность к встрече. Сергей страшно боялся упустить новых клиентов, поэтому усиленно давил на Алю, сваливая на нее ответственность за предстоящую встречу, это не могло не чувствоваться.
В день "Икс" поведение Сергея хоть и было крайне предсказуемым, все равно застало нас всех врасплох.
Москвичи, в количестве семи человек, вальяжно расхаживали по приемной, а наш директор, как мальчик на побегушках, носился вокруг них, предлагая то чай, то кофе, то воду, спрашивая, как они долетели, не твердые ли были кресла в салоне самолета, не жесткой ли туалетная бумага в отеле...
Наши гости оказались мужчинами за пятьдесят. Полные, неприятные на вид, но, судя по глазам, самоуверенные и считающие, что мир принадлежит только им. Вероятно, я преувеличиваю, и к нам приехали совершенно обычные люди, просто мне с самого начала не понравилась эта сделка, поэтому не пришли по нраву и ее участники.
Сергей и несколько его помощников, запыхавшихся в попытке угодить, лишь подтверждали впечатление.
Я уже давно закончил готовить к презентации переговорную, поэтому сейчас сидел в своем кабинете, через опущенные жалюзи наблюдая за гостями.
- Они идут к нам! - воскликнул залетевший в кабинет Александр, мой прямой руководитель. Бросился к своему компьютеру, молниеносно набрал пароль, пригладил волосы, открыл свернутую страницу браузера и принялся закрывать вкладки со страницами форумов и прочей информацией, не относящейся к работе.
- Думаешь, они будут проверять, чем ты занимаешься? - спрашиваю, скептически приподнимая брови.
- Ты лучше молчи, - говорит мне, - Олег, ты хороший парень, но чтобы не спросили - ты молчи. А то ляпнешь еще что-нибудь...
Голос Сергея за дверью становится громче, кажется, он специально нас предупреждает о том, что скоро зайдет, вероятно, чтобы мы успели прекратить неприличные, порочащие компанию дела, которыми якобы занимаемся. Ну и бред. Итак, дверь в наш небольшой, более чем скромный кабинет открывается. Александр, вечно сутулившийся, худой, но жилистый мужчина около тридцати лет, резко выпрямляется на стуле, я и не подозревал, что он умеет сидеть настолько прямо... Его губы расползаются в широчайшей улыбке коммивояжера, обнаруженного на пороге вашего дома воскресным утром, с целью предложить вам купить косметику с большой скидкой. Александр косится на меня, показывая знаки, что надо улыбаться. Я пытаюсь, честное слово.
- А это кабинет системных администраторов, бессменных лекарей основных трудяг нашей компании, железных, разумеется, - подмигивая, представляет нас Сергей. Мне одному кажется, что сравнение выглядит более чем убого? - Александр и Олег.
Помимо гостей в кабинет заходят Аля, Нина с подносом, на котором стоят бутылки с минералкой и лежит шоколад, ну и сам Сергей, разумеется. В и без того небольшом кабинете становится тяжело дышать. Мне кажется, что это лучший момент, для того, чтобы попросить добавить нам несколько квадратным метров и поставить кулер, но я продолжаю молчать. Смотрю на пол в поисках красной ковровой дорожки, не нахожу, слава моим бесам.
Один из мужчин, как я понял, самый главный, делает шаг вперед, смотрит на меня. Он очень крупный, хоть и невысокий мужчина, с огромным пивным животом. Глаза - узкие щелки, полные губы расползаются в улыбке, открывая вид на идеально-ровные зубы.
- А, это тот самый Олег? - спрашивает он, упираясь рукой о мой стол. Я киваю, так как в любом случае, я единственный работник в компании с этим именем, но обращаются, по-видимому, не ко мне. Отвечает Сергей, который, кажется, нервничает. Закатывает рукава пиджака, тут же раскатывает обратно, мнется на месте:
- Да, это он.
Некоторое время все рассматривают меня, а я их.
- Знаете, при всем моем уважении, но мы бы не хотели сотрудничать с компанией, где столь ответственную должность занимает ненадежный человек, - говорит гость низким голосом, стараясь поддерживать дружелюбные интонации.
- Я с вами совершенно согласен... - начинает Сергей, но гость его перебивает:
- Я думаю, что это прекрасно, если вы, а, значит, теперь и мы, помогаем людям с проблемами такого плана, но, понимаете... - делает паузу.
- Конечно, сегодня же мы его уволим! - горячо заверяет Сергей.
- Нет, что Вы, Сергей Игоревич. Ни в коем случае. Я думаю, что Олегу больше бы подошла должность в отделе клининга. Ему бы самому стало легче. Меньше нервов, напряжений от высокой ответственности.
- Я с Вами полностью согласен, Нина, немедленно подготовь приказ о переводе.
- А почему вы все говорите так, как будто меня здесь нет? - подаю я голос. Говорю нейтрально, но тут же натыкаюсь на яростный взгляд Сергея, сопровождающийся резкими жестами недвусмысленно предлагающими "заткнуться".
- Сынок, скажи, тебе нравится работать в этой компании? Тебе удобно здесь? - нарочито дружелюбно обращается ко мне гость. Таким же тоном мой отец разговаривает с младшим из детей Кати, которому три года.
- Хм, - выдавливаю из себя, - меня все устраивает, - вижу знаки Сергея и добавляю, - спасибо, что спросили.
- Вот и славно, - он треплет меня по голове, я уклоняюсь.
- А теперь мне, наконец, покажут кабинет святая святых - отдела разработки? - спрашивает гость, после чего они все уходят. Аля на меня не смотрит. Нина, которая покидает комнату последней, пожимает плечами, словно извиняясь.
Кажется, меня только что переквалифицировали в уборщики.
Жду Алю до последнего. На часах уже почти два, я отчаянно борюсь со сном на привычном месте в углу приемной. Голоса из переговорной не утихают ни на минуту. Да сколько можно мусолить одну и ту же тему!? За день, помимо основной работы, я успел очистить свой компьютер от личной информации, подготовить документы и памятки для нового сотрудника. Я даже кое-где наклеил стикеры... В общем, издевался над собой как мог. А Али все нет.
Когда полчаса назад я попытался заглянуть в кабинет, чтобы спросить долго еще будет сие собрание мирового значения, она мне махнула выйти, а потом написала смс: "не мешай, они у нас на крючке".
Больше я не мешал, сидел тихо, ждал.
Но как же долго, бесы!
Хорошо, что хоть не принял успокоительные, а то уснул бы прямо на столе.
Бесконечное ожидание, бесконечная усталость от столкновения с новым проявлением несправедливости. Вот так, за одну минуту я, проработавший здесь больше года, потерял место, потому что не понравился новому клиенту.
Представляю себе лица наших сотрудников, когда их бывший сисадмин наравне с уборщицами, будет гонять со шваброй по кабинетам... Унизительно. Так не пойдет. Придется искать другую работу. Но какую? Кто меня еще может взять с моей проблемой? Если только пойти убираться в другую организацию... Родители Али меня точно возненавидят. Как же хочется вернуть то чувство, которое не покидало меня после выхода из больницы, а именно - безразличие ко всему миру. На душе было так легко, так спокойно. От меня никто ничего не ждал, это была настоящая свобода, сродни той, что испытывают живущие на улице бродяги. Сейчас, из-за Алечки, все иначе. Мне обязательно нужно что-то придумать. Ради нее. Ради нас...
Двери открываются, и гости высыпают в приемную. Я, как обычно, подрываюсь с места, но подходить не спешу.
- Алла Константиновна, Вы просто чудо. Шикарная презентация, - моей Але целуют ручки, - мы еще никогда не имели чести работать со столь компетентной и приятной женщиной, - говорит один из мужчин. Раскрасневшийся от удовольствия Сергей стоит чуть позади.
- Вы меня смущаете, - говорит Аля, оглядываясь.
- Только мы совершенно бессовестно Вас с Сергеем задержали! Вы уж простите нас, дотошных. Мы просто обязаны доставить Вас до дома в целости и сохранности. У нас два лимузина.
- Нет, спасибо, я за рулем, - говорит Аля, мягко забирая руку.
- Вы очень устали, я настаиваю, чтобы Вы приняли наше предложение. Мы Вам компанию составить, увы, не сможем, сразу поедем в гостиницу, но вторая машина полностью в Вашем, Алла Константиновна, распоряжении.
Аля в нерешительности смотрит на меня, потом на Сергея, который качает головой, дескать, не вздумай проговориться, что ты живешь с ним. Несколько секунд она сомневается, потом вздыхает и говорит:
- Хорошо, спасибо.
- Вот и чудесно.
Они покидают приемную, гася за собой свет. Я остаюсь один и в темноте.
***
Я на нее не обижаюсь. Отметаю даже мысль о возможности подобного, которая возникает во время анализа получившегося инцидента.
Аля поступила именно так, как требовал от нее здравый смысл. Все в порядке.
Я иду по ночному городу, руки в карманах куртки, смотрю на асфальт перед собой, другими словами, куда иду - не вижу.
Нет, разумеется, я не обижаюсь. И телефон я выключил не потому, что не хочу слышать ее голос, я всегда рад ее звонкам. Просто, мне нужно побыть одному, подумать.
Происходят слишком резкие перемены в жизни. Утром у меня была работа, женщина... наверное, я был вполне счастлив.
Холодный осенний ветер покалывает уши и лицо, чувствую, как закладывает нос, что является предвестником насморка. Чихаю.
Возвращение происходило слишком быстро, слишком удачно все складывалось. Находясь в клинике, я планировал потратить на адаптацию как минимум полтора года. А тут - бах- неплохая должность, бах - гражданский брак ... Я удачливый сукин сын, однако. Так мне сказал один из врачей, когда я пришел в себя после ударных доз транквилизаторов и умудрился вспомнить, а потом рассказать обо всех ужасах содержания в больнице прокурору.
О том, как в "камере смертников" кровати стояли вплотную друг к другу, врачи не имели возможности подойти к пациенту при необходимости. О том, что некоторые пациенты спали на раскладушках в коридоре, потому что в состоянии рецидива они требовали к себе круглосуточное внимание, особый уход, а коридор, в отличие от палат, легко проглядывался на дальнее расстояние... О тумаках, о мерзкой пище, которой нас кормили, о воровстве наших личных вещей из передач родственников...
Это были мои собственные круги ада, через которые я был обязан пройти, чтобы измениться. Чтобы захотеть снова жить.
Ноги сами приводят меня к "трущобам, в которых невозможно жить". Обычная хрущевка, расположенная в спальном районе, каких в нашем городе сотни. В окнах моей бывшей квартиры горит свет. Счастливчики.
Но спать где-то нужно, поэтому я направляюсь в сторону ближайшей гостиницы. Я бы взял такси, но наличных у меня нет, а поблизости как назло ни одного рабочего банкомата.
Перед уходом домой, Нина зашла в мой уже теперь бывший кабинет и сказала, чтобы я пару дней не появлялся на работе. Не маячил на глазах перед клиентами и Сергеем. Они с Алей собирались попробовать уговорить директора передумать.
Хорошо, что определенный минимум лекарств у меня всегда с собой, поэтому я засыпаю быстро. Сил нет даже на изложения.
Да и кто их теперь будет читать? Почему-то раньше в написании своих мыслей я видел какой-то смысл помимо того, чтобы рассказать о них Але.
Она, кстати, мне не звонила. Я включил сотовый перед сном.
***
Просыпаюсь я поздно - у меня же выходной. Брожу по городу, перекусываю фастфудом и орешками, которые купил в супермаркете.
Аля мне не звонит, а я не звоню ей. У нас обоюдное молчание. Очень медленно, с трудом шевеля остатками извилин, понимаю, что меня, кажется, бросили.
Сижу на лавочке в парке несколько часов, практически не шевелясь, обдумывая последние месяцы своей жизни. Пытаюсь понять, что именно я сделал не так, почему ее чувства резко изменились. Вероятно, новым клиентам удалось сделать то, что не получилось ни у начальства, ни у друзей Али, ни у наших с ней родителей - донести до девушки весь ужас отношений с психом.
Внутри пусто. Придется в любом случае увольняться, потому что видеть ее каждый день...
Разве я могу ее оставить? Как же она без меня?
А, может, я ошибаюсь и у нее все хорошо? Сам придумал ей осложнения от стрессов, почивал таблетками, а девушка абсолютно здорова. Может, мне хотелось думать, что ей нужна помощь? Для того, что было не так мерзко от собственной неполноценности.
Если мы останемся вместе, то вся наша жизнь будет походить на события последней недели. Моя аудитория - детки-эмо, которые еще не поняли, что жить чудесно, а умирать страшно. Мои друзья... хм. Никто из моих друзей не стремится со мной общаться, правда, я тоже не стремлюсь, но это же понятно почему. Практически у всех семьи, дети. Я непредсказуем, я могу быть опасен. Я не хочу ставить кого бы то ни было в неудобное положение. Аля всегда будет тянуться к здоровым людям, к нормальному общению.
Мне нужно взять себя в руки, чтобы не поехала крыша. Не допустить рецидива.
Когда я планировал свою реабилитацию, я и мысли не допускал об отношениях с женщиной.
Так или иначе, я еду к ней домой на метро. Мне необходимы лекарства и дневники. Хотя бы последний. Думаю, остальные вещи можно будет забрать позже. Просто мне жизненно необходимы мои дневники, чтобы перечитать свои мысли.
Кажется, мне становится хуже.
Я должен еще раз поразмыслить над ситуацией, чтобы окончательно понять, что у нее все будет хорошо без меня.