НА БАРЖЕ РАННИМ СЕНТЯБРЬСКИМ УТРОМ
В ШТОРМОВОЙ ЛАДОГЕ
На другой день, 17 сентября, примерно, в пять часов утра я проснулся от возгласов: „Вода! Вода!” Вокруг меня на поленьях березовых дров располагались, в основном, курсанты нашего училища. Те из них, которые размещались повыше, продолжали спать, Те же, кто занимал места пониже и ближе к днищу баржи, проснулись и забеспокоились, так как их начала подмачивать вода. Они громко высказывали своё неудовольствие, что им пришлось преждевременно проснуться, поднимались по дровам повыше от днища и пытались заснуть вновь. За бортом был слышен шум разбушевавшегося озера. Ощущались сильные удары волн о корпус баржи, они сотрясали её. Баржу сильно качало. Качка была килевой. Бортовая качка особо не ощущалась, хотя и она имела место. Баржа под воздействием волнения изменяла свою форму, принимала очертания водной поверхности. Эту картину хорошо можно было наблюдать, так как баржа ниже верхней палубы не имела каких-либо переборок, а следовательно, и отсеков. Её продольная прочность была слабой. Такую баржу выпускать в открытое озеро, в котором случаются штормы и, даже, ураганы, было рискованным шагом.
Становилось ясным, что подводная часть баржи потеряла водонепроницаемость. Через появившиеся щели, трещины и другие неплотности в обшивке её подводной части вода из-за борта устремилась в её внутренний объём.
Я со своими товарищами находился в трюме в кормовой части баржи. Мы поняли, что за бортом разыгралась непогода, начинало штормить. В моём сознании появилось необъяснимое желание действовать, принимать какие-то меры против поступления воды внутрь баржи. В чём должны были выражаться эти меры, мы не знали. Но желание действовать было неистребимым. Во мне проснулось чувство самосох-ранения.
Рядом с нами командиров не было, команд или распоряжений никто никаких не отдавал. Никто не пытался успокоить пассажиров баржи, никто не гарантировал им безопасность дальнейшего плавания. Никто из командиров не пытался возглавить борьбу с поступлением воды внутрь баржи. Беспокойство среди пассажиров баржи за свою безопасность нарастало, о чём свидетельствовали их громкие тревожные возгласы. Особую озабоченность и тревогу выражали женщины
Сознание надвигавшейся опасности, возникшей угрозы личной жизни, жизни беспомощных детей, женщин и стариков, инстинкт самосохранения подсказали курсантам ВВМИОЛУ им. Ф.Э.Дзержинского выйти на верхнюю палубу. Такие же намерения имели и другие курсанты и гражданские пассажиры. Время шло, шторм усиливался, деревянная баржа под воздействием внешних сил продолжала медленно разрушаться. При кренах и дифферентах вода внутри баржи уже перекатывалась с борта на борт и с носа на корму и наоборот. В трюме баржи уже почти все люди были на ногах. Старики, женщины и дети были сильно взволнованы. Они с мольбой о помощи в своих глазах смотрели на нас, молодых людей и надеялись, что мы предпримем решительные действия, которые приведут к благополучному исходу.
| К |
урсанты Зобков, Тришкин, Рогачёв, автор этих строк и другие подошли к основному трапу, ведущему из трюма баржи на верхнюю палубу. На верхней палубе баржи, плотной шеренгой стояли незнакомые нам лица, которые никому не разрешали выходить наверх. Этим заслоном командовал лейтенант Сазанов. Он стоял наверху, посредине трапа, размахивал пистолетом, который держал в правой руке, угрожал всем, кто пытался выйти из трюма, требовал всем оставаться внизу и никого не выпускал наверх. Этот заслон, конечно же, организовал один из высоких командиров, находив-шихся на барже. И его имя осталось неизвестным. Лейтенант по своей инициативе такого решения принять не мог. Он был слепым исполнителем чужой воли, выполнял приказание большого эгоиста, который пытался спастись любой ценой, поставив на кон жизни полутора тысяч человек. Все последующие события в тот день свидетельствовали о том, что единого и полновластного командира на барже не было, а если формально такое лицо и было кем-то назначено, то оно в экстремальной обстановке себя ничем не проявило, не настраивало людей на борьбу с разыгравшейся стихией, не воодушевляло их, не поднимало и не мобилизовало их духовные силы, не гасило панического настроения и страх у женщин, стариков, а также и у некоторой части военнослужащих..
Заслон на основном трапе мы преодолели без особых усилий. Когда курсанты без колебаний, монолитной группой и твёрдой походкой двинулись по трапу вверх на выход из трюма, хилая цепь заслона послушно расступилась, лейтенант с пистолетом в руках молчал. Его совесть подсказала ему правильные действия. Мы вышли на верхнюю палубу. Вскоре на трапе и в трюме баржи разыгрались поистине драматические события. Командир, отдавший распоряжение не разрешать никому выходить на верхнюю палубу, не подумал о необходимости, пользе и вреде такого приказания.
Я и мои товарищи поднялись на верхнюю палубу тогда, когда воды в трюме было уже почти по колено, и она прибывала все быстрее и быстрее. Пассажиры, находившиеся в трюме, а их было большинство, стали стремиться выйти на верхнюю палубу. Это можно было сделать по основному трапу и по запасному, который находился в кормовой части баржи. О втором трапе не все пассажиры знали. Люди накапливались у основного трапа. Их путь наверх преграждал заслон. Воды внутри баржи стало так много, что нижняя часть трапа начала всплывать. А это расшатывало и ослабляло его верхнее крепление. Настал момент когда пассажиры устремились вперед на трап, на выход на верхнюю палубу. Заслон был сметен с дороги. Ослабленный трап не выдержал такой силовой нагрузки, обрушился и упал в трюм баржи со всеми людьми, которые на нём в тот момент находились. Часть пассажиров оказалась в трюме, в западне. Но выход из неё нашелся.
В трюме из дров и катушек высоковольтного кабеля курсанты и другие пассажиры начали сооружать пирамиды наподобие лестниц. Они позволили им подняться под верхнюю палубу. Находясь на вершинах таких пирамид–лестниц, они подручными средствами выламывали участки покрытий верхней палубы, благо в некоторых местах она была сделана из тонких досок с большими зазорами между ними. Образовывались дополнительные выходы на верхнюю палубу. Таким способом вышли на верхнюю палубу курсанты первого курса дизельного факультета Дворкин СА.В., Тарасов Н.П. и другие. Курсант Тарасов Н.П. был тренированным спортсменом и обладал приличной силой. Он, лёжа на спине на вершине дровяной пирамиды, уперся согнутыми ногами в верхнюю палубу и выломал несколько её досок. Через этот пролом курсанты и другие пассажиры вышли на верхнюю палубу. Подобные проломы в верхней палубе баржи и запасной выход из трюма наверх спасли многих пассажиров от гибели. По кормовому трапу на верхнюю палубу поднялись курсанты Волдохин С.Е., Шитиков Е.А. и другие пассажиры.
| Н |
а верхней палубе предстал перед каждым из нас безбрежный водный простор. Озеро штормило, и шторм усиливался. Свинцово-серые с белой проседью облака низко и с большой скоростью проносились над нашими головами. Изредка между облаками появлялись разрывы, и в эти мгновения светило солнце. Затем оно вновь быстро исчезало, становилось пасмурно, холодно и мрачно. Седая Ладога несла нам навстречу огромные водяные валы. Они разбивались о правую скулу баржи и её правый борт. Баржа содрогалась от сильных ударов массы воды. „Орёл” продолжал буксировать баржу, но его скорость была уже значительно ниже первоначальной скорости, которую он имел при выходе из базы Осиновец на ленинградском берегу. Теперь скорость буксира с баржой не превышала трех узлов.
Волны то поднимали буксир на свои седые вершины, то гневно бросали вниз, раскачивая его с борта на борт, с носа на корму. „Орёл” то вырастал перед нами, то исчезал среди волн, но каждый раз в такой миг его мачта и дымившаяся труба давали нам знать, что наш ведущий не сдается перед разгулявшейся стихией. Он борется с ней, сопротивляется неимоверной силе, противопоставляя ей свои мореходные качества и искусство своего капитана управлять кораблем во время урагана. Бушующее озеро играло, пыталось завладеть буксиром и погрузить его в свои глубины. Но „Орёл” оправдывал свое имя, крепко вцепился за поверхность воды, держался на ней, как утка, и шел, и шел вперед. И это нам, находившемся на барже в беспомощном положении, придавало уверенность в том, что с нами ничего плохого не произойдет и что мы с помощью буксира и его капитана выстоим и победим гневную силу озера–моря.
Капитан буксира Иван Дмитриевич Ерофеев стоял на капитанском мостике, вел буксир с баржой по заданному курсу, но в душе его было тревожно. Он больше, чем кто-либо чувствовал и предвидел надвигавшуюся беду. Он вместе со старшими командирами, находившимися на борту буксира, уже начал предпринимать меры к спасению баржи и её пассажиров. В той обстановке капитанские возможности были ограниченными. Буксир изменил курс движения с тем, чтобы волнение озера в меньшей степени оказывало пагубное воздействие на состояние баржи. Капитан стремился сохранить жизнь пассажиров. Однако, для этого выполненного маневра с курсом буксира и баржи было недостаточно.
Сила шторма росла и приближалась к урагану. Стальной буксирный трос то погружался в воду, то натягивался, как струна, от которой во все стороны разлетались водяные брызги, словно бисер. На „Орле” было безлюдно, на верхней палубе и, особенно, на корме судна никого не было видно. Расстояние между буксиром и баржой было около сорока метров. Время от времени в кормовой части буксира, с правого борта, появлялся человек, устремлял свой взгляд в сторону баржи и сейчас же исчезал за корабельной надстройкой.
| В |
одяные валы штормового озера с точностью часового механизма катили на нас огромные массы воды и энергии. Высота надводного борта баржи оставалась еще достаточно большой, и поэтому вода на верхнюю палубу не попадала. Иногда нас обдавало её влажной пылью.
Озеро кипело и бушевало, ветер срывал с гребней волн массы водяных брызг. Я, Зобков, Рогачёв и Тришкин обменивались между собой мнениями о происходящем, говорили, что жаль погибать ни за что. В нашем сознании проскальзывала мысль о возможном печальном исходе этой переправы на Большую землю. Баржа продолжала набирать воду в свой внутренний объём и все больше и больше погружалась в воду. Мы начали действовать. И таких, как мы, было немало, особенно среди курсантов нашего училища.
Сзади нас, по корме, в дымке едва был виден силуэт боевого корабля. Мы думали, что к нам идет помощь, надежда на спасение теплилась в наших сердцах.
На верхней палубе баржи были закреплены две грузовых автомашины с техникой и оборудованием Гидрографического управления ВМФ, две легковых автомобиля марки ЗИС-101 и одна типа „Бьюик” и несколько деревянных катушек с электрическим кабелем. Теперь, в светлое время суток, было видно, что на палубе размещался деревянный дом внушительных размеров, в котором жил командир баржи со своей семьей. На флоте командир баржи именуется шкипером. Дом шкипера служил одновременно и рулевой рубкой. Спереди к дому была прикреплена мачта с двумя реями.
В первые минуты, когда мы с товарищами появились на верхней палубе, организованного начала в наших действиях не было. Нами руководило желание выжить самим и помочь другим в борьбе с необузданными силами природы. Одно из двух: или ничем неоправданная и глупейшая гибель, гибель ни за что, мучительная смерть в холодных и разъяренных водах Ладоги, или борьба за жизнь и сама жизнь.
Часть командиров, курсантов и гражданских лиц выбрали второе и начали действовать. Мы приняли вызов стихии и вступили с ней в противоборство. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Каждый боролся как мог и в силу своих возможностей. Большинство же пассажиров притихли и молча наблюдали за нашими действиями.
Командиры и курсанты – дзержинцы – боевые товарищи по Чудской военной флотилии и второму батальону 2-ой отдельной бригады морской пехоты были активны и решительны. Смело действовали командиры Попов, Носов Ф.В., Волкопялов, курсанты Зобков Н.Н, Тришкин Б.Г., Рогачев М.А., Волдохин С.Е., Виноградов Л.В., Ефремов С.С., Ермаков А.В., Шитиков Е.А., Протопопов Ю.Ф., Тихонов Ю.П., Дворкин СА.В., Солонцев В.Д., Гусев Б.Д., Толстобров О.Л., Соловьев В.М., Боборыкин Н.А., Коровин С.В., Максимов А.Ф., Максимов В.Ф., Дорощук Ю.И., Александровский Ю.В., Серебровский В.П., Левиков Я.М., Авакумов В.И. и многие другие.
Совершенно стихийно курсанты окружили автомашины и деревянные катушки с электрическим кабелем, стоявшие на верхней палубе, и решили их сбросить за борт для уменьшения веса баржи. Поочередно все автомобили и катушки с электрическим кабелем оказались за бортом, в пучине, но положение баржи и её пассажиров не улучшилось. И действительно, для боль-шой озерной баржи вес в пятнадцать-двадцать тонн почти ничего не менял в её водоизмещении.
Водоотливные насосы на барже приводились в действие энергией ветра, ветряными вертушками, и, казалось бы, что в такую ветряную погоду они должны были работать на полную мощность. Но ни один из них не действовал, все они были неисправными. Курсантам ввести их в строй не удалось из-за сильных поломок и повреждений. Командиры, курсанты и гражданские пассажиры вслух гневно возмущались и негодовали. Шкипер с женой и детьми, а их было трое дошкольников, закрылся в своем доме. Он, видимо, чувствовал свою вину в том, что водоотливные насосы оказались неисправны-ми.
Ладога продолжала ломать баржу. Она все больше и больше погружалась в воду. Вода поступала внутрь её в огромных количествах, и откачать её водоотливные насосы, если бы они и были исправными, всё равно не смогли бы. Если бы они были в идеальном порядке и откачивали бы воду, то это не изменило бы положения баржи и участи находившихся на ней людей. В условиях урагана в каждый момент времени внутрь баржи поступало в десятки, а то и в сотни раз воды больше по сравнению с количеством, которое одновременно выбрасывали бы за борт все насосы баржи. Насосы баржи не являлись аварийным средством, а предназначались для подсушки трюмов при обычной её эксплуатации при плавании по озеру вне штормовых, вне экстремальных условиях.
Но в то штормовое утро такие рассуждения во внимание никем не принимались. Учитывалось то, что было на виду: насосы были поломаны и воду из трюма не откачивали. Гнев людей был безграничным.
Радиосвязи между баржой и капитаном буксира „Орёл” не было. Капитан буксира не имел информации о положении на барже, кроме данных визуального наблюдения. В те отчаянные минуты борьбы за жизнь курсанты первого курса дизельного факультета пытались установить связь с „Орлом” с помощью семафорной азбуки, но дело не пошло дальше попытки. Квалификация курсантов в этой области морской практики оказалась низкой, и от этой затеи пришлось отказаться.
„Орёл” по-прежнему шел установленным курсом без снижения скорости. Трудяга–буксир делал то, что ему полагалось, надёжно.
Люди ждали помощь извне. Мы еще надеялись, что никто из нас не окажется в холодных объятиях ревущего озера и не будет бороться за свою жизнь с ним один на один. Мы делали всё, что укрепляло эту веру и в нас самих, и у окружавших нас пассажиров.
Наша активная деятельность ослабла после того, как не удалось запустить в работу водоотливные насосы, а сброс с верхней палубы автомобилей и катушек с электрическим кабелем не изменил положения баржи. Но не надолго. Мы вновь пришли в движение и начали азартно работать, когда услышали брошенный кем-то клич: „Откачивать воду ведрами!”
Курсанты быстро и без суеты выстроились в одну шеренгу от трапа по левому борту. Я, Зобков, Тришкин, Протопопов, Шитиков, Тихонов, Дворкин, Коровин, Гусев, Боченков, Соловьев, Виноградов, Ефремов и другие стояли в этой шеренге. Сняли с противопожарных щитов, укрепленных на стенах шкиперского дома, несколько ведер, и эстафета по откачке воды заработала с предельной скоростью. Вскоре пришло разочарование: разве можно было осушить трюм баржи тремя ведрами? Это же ничто иное, как пример классической утопии. Цепочка курсантов распалась.
На правом борту баржи, держась обоими руками за дом шкипера, стоял неизвестный нам командир. На рукаовах его черной шинели было нашито по четыре золотых средних галуна с красным просветом. Это был политработник – полковой комиссар. Он громко подал команду, которая предназначалась для нас:
– Откачивать воду бескозырками!
Это был крик отчаяния. Его команда действия не возымела.
Наши надежды на помощь извне таяли с каждой минутой. Вера покидала нас. Все и каждый в отдельности стали готовиться к худшему. Подавляющее большинство пассажиров находилось вокруг дома шкипера на верхней палубе. Были люди на носовой и кормовой надстройках баржи. И командиры, и курсанты, и красноармейцы, и гражданские лица перемешались между собой. Каждый действовал сам по себе. Люди притаились и ждали…
| Я |
с друзьями стоял в кормовой части баржи на правом борту в нескольких метрах от дома шкипера и в метре от борта. Люди искали спасения всюду. Курсант первого курса паросилового факультета Шумилин Г.И. поднялся на мачту до верхней реи, сел на неё, свесив ноги вниз, и смотрел на нас с высоты своего положения, как на обреченных на верную смерть. Вторая, нижняя, рея также была занята курсантом из набора 1941 г. и имя которого я не знал.
Наступал критический момент. Пассажиры баржи со стихией ничего уже сделать не могли. Они стояли на носовой и кормовой надстройках и на верхней палубе плотной, монолитной массой и ждали своей участи. На верхней палубе их уравнителем был дом шкипера: пассажиры, стоявшие рядом с домом, держались за него руками, остальные держались за них и далее друг за друга. Детей и женщин курсанты начали быстро переправлять по своим головам, как по настилу мостовой, к дому шкипера, а затем поднимали их на его крышу. На крышу дома взобрались некоторые командиры и курсанты.
Над нашими головами в небе на небольшой высоте пролетели немецкие самолеты. Было три самолета. Они сбросили на нас бомбы, но промахнулись. Бомбы упали далеко за кормой баржи. Вреда нам немецко-фашистские самолеты не причинили и над нами больше не появлялись.
Озеро по-прежнему не унималось и яростно бушевало. Сила шторма нарастала и нарастала, баржа всё глубже и глубже погружалась в воду, высота надводного борта уменьшалась и „таяла” на глазах, волны за бортом приближались к нам всё ближе и ближе. „Орёл” продолжал движение, буксировал баржу. Люди на барже притихли, притаились и в мыслях готовились к борьбе с огромными седовласыми волнами и холодной водой. Они ждали…Да, ждали неотвратимого и жестокого испытания. Каждый надеялся выжить, никто не желал погибать. Теперь обостренное чувство самосохранения стало проявляться у всех одинаково: все безотказно и дружно принимали за истину и выполняли любое предложение, даже, если они ничего не меняли в нашем трагическом положении. Раздались призывы:
– Махать простыней с крыши дома! Звать корабль на помощь! На помощь! На помощь! Махать простыней, махать!…
– Простыню, простыню! – неслось со всех сторон.
И простыня нашлась быстро. Она уже на крыше дома шкипера, где воентехники 1 ранга Логвиненко, Антоненко и интендант 3 ранга Купцов приладили её к длинному шесту. Логвиненко встал во весь рост на крыше дома и с большой амплитудой начал размахивать из стороны в сторону флагом с огромным белым полотнищем. Он звал на помощь корабль, силуэт которого мы видели вдали за кормой. Теперь известно, что этим кораблем была канонерская лодка Ладожской военной флотилии „Селемджа”. Корабль, который мог бы спасти многих из пассажиров баржи, так и остался для нас неподвижным „силуэтом вдали за кормой”. Через несколько часов канонерская лодка подойдет к месту гибели баржи и людей, но этот её маневр окажется запоздалым.
– Дать залп из винтовок! Белый флаг они не видят! Дать залп из винтовок! Из винтовок! Из винтовок! – раздавались просьбы и призывы пассажиров.
Просили и призывали многие: погибать никому не хотелось Женщины плакали. Дети прижимались к взрослым и цепко за них держались. Они наподобие губки впитывали в себя настроения и чувства окружавших их людей, общую картину трагедии, которая разыгрывалась перед их глазами, и преломляли все это в своём чистом детском сознании. Перед ними была жестокая явь, отличная от сказок, книг и кинофильмов со счастливым концом, которые им совсем недавно рассказывали или показывали бабушки, дедушки, мамы и папы. Перед ними была бесплодность и беспомощность усилий взрослых. Все их существо выражало страх и растерянность. Они ждали от взрослых подсказок, что делать, как поступать дальше, смотрели на своих мам печальными полными слёз глазами.
В кормовой части баржи, рядом с нами, очень быстро разместилось человек десять красноармейцев с винтовками. Только они имели на барже огнестрельное оружие. Они по команде старшего дали несколько залпов. Звуки ружейных выстрелов, даже мы, стоявшие рядом со стрелками, плохо слышали: шум штормового озера поглощал их. И эта мольба о помощи осталась безответной.
Баржа всё больше и больше погружалась в пучину. Вот, вот волной нас смоет с палубы за борт. Люди образовали единый монолит, плотно прижались друг к другу. Ждали…
На крыше дома шкипера кое-кто из курсантов, командиров и гражданских лиц начали раздеваться, снимать с себя верхнюю одежду вплоть до нижнего белья. Этим они подали плохой пример некоторым пассажирам баржи. Мы с товарищами сняли только шинели и накинули их на плечи. Дул пронизывающий влажный и холодный ветер. Было сыро, холодно и мрачно. Наступало ужасное время…
Я и мои товарищи чётко видели, как с левого борта баржи, примерно с её середины, обняв большое полено дров, бросился за борт курсант 1-го курса нашего факультета Боченков В.А. Позднее некоторые спасшиеся распространяли в училище одну из версий этого поступка. Капитан 1 ранга Серебровский В.П. рассказывал автору этих строк, что Боченков бросился в воду спасать жену полкового комиссара Богданова, которую якобы смыло за борт одной из набежавших волн. Вслед за Боченковым с той же целью прыгнул в воду и второй курсант, имя которого никто не знает. Полковой комиссар Богданов остался на верхней палубе. Серебровский, продолжая рассказ, сообщил мне, что вскоре на гребне волны пассажиры баржи наблюдали Боченкова с курсантом и жену Богданова, которые, держась друг за друга руками, боролись с волной и стужей. Как смог курсант Боченков найти в воде курсанта и жену полкового комиссара уму непостижимо: ведь в бушующем озере во время урагана один человек, что иголка в стоге сена.
Со стороны левого борта баржи показался буксир „Орёл”. Он шел обратным курсом. Он обрубил буксирный трос, бросил баржу и приготовился к спасению людей. Паровой сиреной он подавал сигналы тревоги. Звуки сирены никто из нас не слышал, мы видели только малые и частые порции пара, которые вырывались из корпуса сирены, которая была закреплена на его дымовой трубе. “Орёл” звал на помощь, но кого? Он дал по радио сигнал SOS – спасите наши души. Это было началом конца.