ПОДОШЛА К МЕСТУ КАТАСТРОФЫ
| К |
четырнадцати часам шторм ослаб, озеро постепенно успокаивалось. Канонерская лодка „Селемджа” подошла к месту катастрофы. Боцманы „Селемджы” спустили за борт несколько штормтрапов. Ими мог воспользоваться любой человек, оказавшийся в воде рядом с кораблем, и спастись, поднявшись самостоятельно по одному из них на палубу корабля. Вначале канонерская лодка приблизилась к носовой надстройке баржи. Корабль и баржа ещё сильно раскачивались на волнах. Швартоваться к полузатопленной барже было опасно: можно было вывести боевой корабль и строя на несколько месяцев. Поэтому спасательный пеньковый конец и пробковый круг были единственными средствами для снятия людей с надстроек баржи.
Краснофлотцы „Селемджы” сбрасывали за борт на спасательном конце пробковый круг, приглашая, тем самым, кого-либо одного из находившихся на надстройке, воспользоваться им. То есть предлагалось одному из терпевших бедствие прыгнуть в воду, примерно, с трех–четырех метровой высоты, всплыть и вцепиться в спасательный круг. На надстройке баржи это люди расценили по другому. Около шести часов они ждали помощи. Ветер, холодная вода, нервное и физическое напряжение ослабили и истощили их физически и морально. Жажда жизни и спасения были беспредельны. Некоторые потеряли хладнокровие и верный расчет в своих действиях. И когда представилась возможность спастись, они пытались превратить её в действительность, не считаясь ни с чем.
Вопреки здравому смыслу каждый раз на спасательный круг прыгал в воду не один человек, а несколько. На борт „Селемджы” матросы поднимали одного, в лучшем случае, двух человек. Нередко на спасательном кругу не оказывалось ни одного человека. И штормтрапами смогли воспользоваться единицы: у остальных не сохранилось для этого сил. Люди погибали неоправданно. Краснофлотцы стали подавать (бросать) пробковые спасательные круги непосредственно на баржу. Теперь только один человек прыгал с ним с надстройки баржи в воду и уже затем поднимался на борт канонерской лодки. И в таких случаях не каждый мог удержаться на кругу, а оказавшись в воде без круга и внешней помощи, не в состоянии был доплыть до корабля и подняться на его палубу. Других путей спасения не было, и „Селемджа” продолжала снимать с надстроек баржи терпящих бедствие людей таким образом. Так перешёл с кормовой надстройки баржи на канонерскую лодку „Селемджа” мой боевой друг и товарищ Максимов Василий Федорович, ныне капитан 1 ранга в отставке.
В те неспокойные годы он последовал за своим родным братом–курсантом первого курса дизельного факультета училища, Максимовым Алексеем Федоро-вичем, и, в первой половине 1941 года, так же стал курсантом Высшего военно-морского инженерного ордена Ленина училища им. Ф.Э.Дзержинского. Как и все курсанты училища набора 1941 года, не учившиеся в специальных военно-морских средних школах, он 11 августа 1941 года, в составе двух рот под командованием старшего лейтенанта Глушкова А.И., четко шагал в курсантском строю по ленинградским проспектам в направлении Варшавского вокзала. Молодые курсанты шли защищать Ленинград. 12 августа они уже были в районе города Котлы Ленинградской области и сменили там курсантов 2-го курса в тогда еще истребительном училищном батальоне. Он вместе со своим братом Алексеем храбро и смело сражался с немецко-фашистскими захватчиками в составе этого батальона, который, в дальнейшем, в боевых порядках оборонявшихся частей Ленинградского фронта значился как 2-ой батальон 2-ой бригады морской пехоты. Василий и его брат Алексей были в разных ротах батальона. Рано утром, на одном из боевых привалов во время сосредоточения батальона в районе деревни Большое Руддилово, на берегу лесной реки или большого ручья, вода которого от быстрого течения журчала и быстро проносилась между большими камнями вниз мимо нас, я, Борис Тришкин и другие курсанты–паросиловики подошли к группе однокашников–дизелистов. Среди них были Тихонов Ю.П., Протопопов Ю.Ф., Иванов В.А., Максимов А.Ф., Рудаков Ю.А., Тихомиров Д.Н. и другие. В той же группе бойцов был и курсант набора 1941 года Максимов Василий. Я его тогда, конечно, не знал. После ночного марш-броска наши однокашники отдыхали: кто сидел, а кто и лежал на чистом желтом речном песке. Очень хорошо запомнилось, что в отличие от остальных курсантов, вооруженных в большинстве своем мосинскими винтовками, на плече у Юры Тихонова висела винтовка с оптическим прицелом. Разговорились, обменялись мнениями и мыслями о прошедшем бое с немцами. Наше настроение было не из лучших: приходилось отходить на другие позиции, отступать. Во время беседы к нам–паросиловикам обратился Максимов Алексей и сказал: „Вот, брата встретил. Из боя вышел невредимым, – и показал рукой в сторону Василия, который стоял поодаль и внимательно слушал наш разговор”. У Василия был довольный вид и по выражению его лица можно было заключить, что он был горд за своего родного брата и за его боевых друзей – курсантов–моряков, которые, несмотря на поражение, были полны оптимизма и творческих планов на будущее. После всех последующих боев и отзыва с фронта батальона курсантов на зимние квартиры, братья А.Ф. и В.Ф. Максимовы были в здании главного Адмиралтейства в Ленинграде. Вечером 16 сентября 1941 года они вместе со своими товарищами, по приказу командования, начали переправу через Ладожское озеро на Большую землю на озерной барже. А утром 17 сентября, около 9 часов утра, во время урагана…
Василий был смыт с верхней палубы баржи накатившейся волной и оказался под водой. Над ним было много людей, снесенных в воду вместе с ним, и он не мог выбраться на поверхность через сплошную стену человеческих тел. Кругом вода, дышать нечем, начал захлёбываться, мгновенно в голове промелькнула вся его короткая, молодая, но полная веры в правоту своего дела жизнь. Борьба за жизнь, за право жить на этом свете и силы природы выбросили Василия на поверхность воды. Баржа была рядом. Дальше мешкать было нельзя, и он решительно поплыл к барже, энергично работая руками и ногами. Очередная набежавшая волна помогла ему подняться на уцелевшую палубу кормовой надстройки. Василий ползком добрался до троса поломанного рулевого устройства баржи и мертвой хваткой зацепился за него. За этот же трос и за деревянные кнехты баржи держалось несколько десятков человек. Трос на обоих своих концах оказался надежно закрепленным. В течение нескольких часов люди находились на барже и ждали помощи и своего спасения. Огромные волны накатывались на надстройки баржи, с ног до головы окатывали людей холодной водой, быстро исчезали в озере, освобождая место новым громадам, которые с шумом и шипением неслись навстречу своим жертвам. Некоторых из тех, кто не мог противостоять разыгравшейся стихии, волны унесли с собой в пучину. В короткие мгновения, когда буйная лавина воды, обдав с ног до головы своим холодом и измочив до последней нитки боровшихся за жизнь людей, срывалась с палубы, начинал свистеть в ушах порывистый ветер, воздушные потоки которого, перемешанные с мелкой водяной пылью, продолжали охлаждать и губить жизни. Всё это было перед глазами Василия: и товарищи, которых уносила разъяренная Ладога в свои глубины, и люди, которые плавали в воде и отчаянно боролись за право остаться и жить на белом свете. Но их становилось всё меньше и меньше. Разгулявшаяся Ладога поглощала и поглощала людей, отправляла их в свое подводное царство, они канули в вечность. Василий наблюдал, как буксир „Орёл” подбирал погибавших людей, и как его матросы поднимали их на верхнюю палубу. Стихия сделала всех равными и несчастными. Рядом с ним стоял и держался за трос и деревянный кнехт политрук Носов, который последовал дурному примеру некоторых молодых командиров и курсантов, разделся до нижнего белья перед очевидной катастрофой и теперь стоял на верхней палубе кормовой надстройки баржи в одних кальсонах, периодически омывавшийся то холодной водой, то жгучим, холодным ветром. Политрук самоотверженно боролся за жизнь и спасся. Наконец, люди, находившиеся на надстройках баржи, увидали канонерскую лодку „Селемджа”, которая медленно приближалась к ним…
| В |
асилий схватил в свои руки спасательный круг, брошенный с борта „Селемджы”, и прыгнул с ним в бурлящую и холодную воду между баржой и корпусом канонерской лодки. Раздумывать было нечего, нужно было воспользоваться представлявшейся возможностью остаться в живых. Другой помощи не было, и никто больше помочь не мог. Краснофлотцы канонерской лодки подтянули спасательный круг с Василием к борту корабля. Один из моряков схватил его за руки и пытался вытащить из воды на верхнюю палубу. На озере шторм продолжался, огромные волны одна за другой накатывались на погруженную в воду баржу и канонерскую лодку. „Селемджа” на волне раскачивалась с борта на борт и с носа на корму. И когда канонерская лодка накренилась на противоположный борт, Василий завис в воздухе на руках краснофлотца. Сил у последнего не хватило, чтобы удержать Василия, и он выпустил его из своих рук. Оказавшись без помощи, потерявший силы Василий вновь оказался в холодной воде и начал тонуть. Но в тот момент судьба оказалась благосклонной к нему. Очередной набежавший водяной вал ударился о борт „Селемджы”, его верхний гребень поднялся почти вровень с верхней палубой канонерской лодки. Два краснофлотца схватили Василия, оказавшегося совершенно случайно на гребне этого вала, за руки и вытащили на палубу. К этому времени он потерял почти все свои силы. Порция спирта, данная ему сразу после спасения на верхней палубе канонерской лодки, сделала свое дело. Он быстро спустился в кубрик и заснул…
Когда проснулся, вышел на палубу. Шторм утих. Озеро было относительно спокойно. Василию стало грустно: всего лишь несколько часов тому назад погибло столько людей! Оставалась надежда, что родной брат, которого он видел на палубе баржи в пятнадцати метрах от себя за несколько минут до катастрофы, окажется в числе спасенных.
Когда Василий в числе 24 человек, спасенных канонерской лодкой „Селемджа”, сошел на берег в порту Новая Ладога, он побежал к дому, стоявшему на берегу озера в порту, в котором размещались курсанты, спасенные буксиром „Орёл”. Среди них родного брата не нашёл…Ладога поглотила его навечно. А ведь брат желал остаться в г. Ленинграде и стать добровольцем в числе его защитников. Однако, на это он не получил разрешения командования батальона.
Василий был одним из последних пассажиров, терпевших бедствие, которого сняла канонерская лодка „Селемджа” с разрушенной и полузатонувшей баржи № Б–752 в Ладожском озере в районе острова Сухо 17 сентября 1941 года.
С ноября 1947 по июль 1949 года я вместе с Василием Федоровичем Максимовым служил в 174 бригаде эсминцев эскадры Тихоокеанского флота на лидере эскадренных миноносцев „Тбилиси”. В третий раз наши пути в Военно-Морском Флоте пересеклись на Северодвинском судостроительном заводе, где мы участвовали в строительстве, испытаниях и освоении эксплуатации первых отечественных атомных подводных лодок проектов 627, 627А и 658.
Краснофлотцы канонерской лодки сумели на руках перенести на корабль с носовой надстройки баржи курсанта набора 1941 года Авакумова В.И.: он настолько ослаб, что был без движений и в бессознательном состоянии.
| К |
урсант Толстобров Олег Леонидович, выпускник 1941 года Горьковской военно-морской специальной школы, мечтал быть корабельным инженером, служить на боевых кораблях, создавать новую корабельную технику и управлять ею. Весной 1941 года его мечта начала сбываться: он стал курсантом Высшего военно-морского инженерного ордена Ленина училища им. Ф.Э.Дзержинского. Утром 17 сентября 1941 года Олег был на барже. В начальный момент катастрофы, когда большинство пассажиров баржи оказалось в воде с поленом дров под правой или левой рукой, или на сорванной с баржи и ломавшейся на волнах досчатой палубе, он сумел удержаться на кормовой надстройке баржи за тросы сломанного рулевого устройства. Олег выдержал все испытания, которые выпали на долю всех, кто оказался вместе с ним на этой надстройке баржи. Он собрал свои физические и моральные силы воедино, противопоставил их силам стихии. Вера в жизнь рождалась его неистощимым внутренним сопротивлением холоду и силе волн. Рядом с Толстобровым находились курсанты Максимов В.Ф., Фейгин Л.М. и политрук Носов Ф.В. Когда „Селемджа” подошла к кормовой надстройке баржи, все трое держались за трос рулевого устройства и один из деревянных кнехтов. Их физическое состояние было плохим. Почти на протяжении шести часов они оказывались то на воздухе, то под водяным душем накатывавшихся волн. Их закоченелые руки намертво держались за обрывки рулевого троса и за кнехт. Кисти рук не повиновались их воле. „Селемджа” не изменила порядка снятия людей с баржи. Курсант Толстобров по необъяснимым причинам, не ожидая спасательного круга, бросился в воду. Он оказался между корпусами корабля и баржи. Как только его голова показалась над водой, он начал энергично работать руками и ногами и плыть в сторону канонерской лодки. Ещё…ещё…ещё несколько взмахов рук недостает, чтобы можно было схватиться за балясину штормтрапа. И вот этот долгожданный миг: Олег на штормтрапе. Сознание того, что это последний шанс остаться живым, сделало невозможное возможным. Он самостоятельно поднялся на палубу „Селемджи”. Курсант Фейгин и политрук Носов к тому моменту были сняты с баржи краснофлотцами и находились на палубе корабля.
Всего „Селемджа” спасла и доставила в Новую Ладогу во второй половине дня 17 сентября двадцать четыре человека. Эту цифру мне назвал капитан 1 ранга Толстобров О.Л.. По другим источникам канонерская лодка спасла двадцать шесть человек.
В Новой Ладоге буксир „Орёл” встречал комендант города военный инженер 1 ранга Максимов, бывший преподаватель кафедры химии нашего училища. На первом курсе в 1940 году он читал нам курс лекций по технической химии.
В Новой Ладоге разместили нас в пустовавших деревянных домах, располагавшихся рядом с деревянным причалом. Для нашего училища был выделен отдельный достаточно внушительных размеров дом, который стоял первым по счету, если считать от озера, и справа от дороги, ведущей из порта в город. В момент высадки с буксира было пасмурно и холодно. Ветер без устали гнал бело-серые тучи, кое-где проступали их бледно-голубые клочья. Они неслись сплошным потоком низко над землей с материка в сторону озера. Дневное светило не одаривало землю яркими лучами, теплом и светом. Его обычная щедрость в тот трагический день была не для нас. В порту пустынно, если не считать трех женщин, одетых в черные ватники, и с шерстяными платками на головах. Одна из них обратила внимание своих подруг громким возгласом:
– Смотрите-ка! Смотрите-ка! Пленных никак ведут.
Только они и команда буксира „Орёл” наблюдали, как мы быстро, почти бегом, покидали буксир по сходне и, ведомые своими командирами, преодолевали расстояние по суше до отведенных домов…
Курсанты и командиры в мокрой одежде сидели вдоль стен на деревянном полу в пустой комнате избы и еще находились под впечатлением массовой гибели людей, они молчали и были отрешены от окружавшего их мира. О чём каждый думали в тот момент, сказать трудно. Можно только предположить, что непредвиденная трагедия пронеслась в сознании и перед глазами каждого вновь и вновь от начала и до конца. Грустные думы вызвали дополнительные волнения, трепет, боль в сердцах, горе и печаль по погибшим товарищам, близким и родственникам. Среди курсантов я не видел друзей, товарищей и однокашников Бориса Тришкина, Михаила Рогачёва, Маркела Карельских, Александра Денисова, Льва Магнитова и других. Они погибли.
В комнату вошло несколько человек из командного состава, которые переправлялись на Большую землю на буксире. К ним присоединились спасшиеся командиры. Они несколько минут совещались посредине комнаты, затем разошлись в разные стороны. К нашей группе подошел инженер-капитан-лейтенант Волкопялов. Когда мы учились на 1 курсе, он был командиром роты курсантов 2-го курса паросилового факультета. Поэтому мы его знали в лицо. Он был одет налегке: на нём были белые хлопчатобумажные кальсоны с незавязанными штрипками и белая нижняя рубашка с рукавами, на ногах – темно-синие флотские носки.
Волкопялов окинул нас мимолётным взглядом, принял положение „смирно”, вытянул правую руку в сторону и подал команду:
– Паросиловой факультет слушай мою команду! В одну шеренгу стано-вись!
Мы быстро покинули свои места и встали в строй. Форма одежды курсантов оказалась произвольной. Сам командир стоял перед строем в нижнем белье и без ботинок, на нескольких курсантах были только одни трусы, на других – были суконные фланельки, брюки и ботинки. Инженер-капитан-лейтенант подал очередную команду:
– Справа по порядку номеров рас-счи-тайсь!
Расчёт нашего строя закончился числом „тринадцать”.
Командиры уточнили число и фамилии спасенных. Немного погодя, когда на улице уже стало темнеть, командование местного гарнизона на автомашинах подвезло для нас ватные армейские брюки, ватники, солдатские ботинки и пилотки. Нам стало теплее.
В поселок Правдинск Горьковской области, где к тому времени находилось училище, мы добирались с тремя пересадками и на трех видах транспорта: на автобусах – от Новой Ладоги до Волховстроя, в теплушках по железной дороге – от Волховстроя до Череповца, на теплоходе местной линии – от Череповца до Рыбинска, далее по Волге на теплоходе „Хальзунов” до Горького. В Горьком на железнодорожной станции „Сталинская” мы погрузились в пригородный поезд и доехали до конечной станции „Правдинск”.
В городе Череповце в затоне на Волге у стенки стояло несколько речных барж, нагруженных военно-морским обмундированием. Они были эвакуированы из Ленинграда по водной системе и принадлежали тылу Балтийского флота. Командиры барж, мичманы, с желанием надежных и преданных земляков выдали каждому из нас, курсантам и командирам, полный комплект флотского обмундирования.