Консервативно-революционный субъект рождается в ходе модернизации

Сама архаика не способна себя спасти. Так где же точка врача?

Понятно, что в мейнстриме ее нет, понятно, что в широком запросе масс ее нет (потому что запроса на это нет).

Тут мы должны обратиться к аналогичной ситуации в европейском опыте. Когда и при каких обстоятельствах возникла Консервативная Революция в Германии? Она возникла тогда, когда бурно модернизирующееся германское общество, которое было самым архаичным из европейских, вдруг начинает осознавать процесс модернизации как возможность выбора – рационального волевого выбора. Самое внимание обратите на эту формулу, из нее вытекает, что Консервативная революция – это не архаика!

Это не всплеск архаики. Все, что является всплеском архаики, это археомодерн, и наличие архаики нас ни в какое традиционное общество, и тем более ни в какую Консервативную Революцию не приводит. Всплеск архаики в рамках археомодерна фундаментально купирован при любых обстоятельствах наличием этой болезненной конструкции. А Консервативная Революция возникает тогда, когда появляется движение в сторону реальной модернизации, когда появляется разумный и волевой субъект. Но это субъект, появившись, рассматривает эту модернизацию не как судьбу, а как вызов. И тогда он только и может поставить под сомнение оправданность керигмы модерна. Консервативно-революционный субъект ставит под сомнение модерн и делает сознательный и волевой выбор в сторону структуры.

Это рассудок, который сознательно и волевым образом становится в психоаналитической модели на сторону сновидений. Пример такого выбора: Карл Густав Юнг. Фрейд, который стоял на стороне керигмы против структуры для того, чтобы ее извести, создает методологию работы с структурой. И вдруг появляется его ученик, модернист и психоаналитик Юнг, который говорит: «А не встать ли мне на сторону архетипов, не признать ли за ними онтологические свойства?» То есть, не пересмотреть ли эту критику иррефлексивного внутри субъекта в пользу иррефлексивного?

Это сходная черта очень многих консервативных революционеров: их глубокое увлечение керигмой, модернизмом, юность, проходящая в самых революционных радикальных кружках, занятие революционной прогрессистской философией. Этим они и отличаются принципиально от остальных консерваторов. Консерваторы всегда выступают за сохранение: будь-то сохранение архаических структур или того же археомодерна. Консерваторы не фиксируют внимания на субъектной рационально-волевой сфере, они либо до нее не доходят, действуя по инерции, либо сразу проскальзывают тот момент, где существует выбор, и становятся на сторону модернистов, как это сделал Чаадаев.

В пространстве своеобразно понятой модернизации, рационализации, отрыва от корней, перехода к субъекту, к волевой сфере, на границе между керигмой и структурой, находится возможность Консервативной Революции.

Консервативная Революция никогда не может быть простой данью инерции. Когда мы говорим: «Ну, мы – русские, мы люди, у нас работают архетипы» - это будет археомодерн. Это похоже и на постмодерн, и на Консервативную Революцию, но это не постмодерн и не Консервативная Революция, это археомодерн. Настоящая Консервативная Революция – это дело субъекта, это сознательный и волевой выбор, обдуманное и неинерциальное обращение к структуре как к ценности.

Это воинствующий структурализм, структурализм с пулеметом наперевес. Не случайно одним из основателей структурализма был князь Николай Сергеевич Трубецкой, которого на Западе знают все представители структуралистского и постструктуралистского направления как фонолога и крупнейшего структурного лингвиста, но никто не знает, что он применял эти модели к политической философии евразийства.

Консервативная Революция – это выбор субъектного начала, то есть, той особой инстанции, которая проходит модернизацию, замечает археомодерн, осознает его как болезнь, но принимает решение, что помимо двух напрашивающихся возможностей работы с археомодерном – сохранение status quo и экзорцизмом структуры – есть и третий путь. Это путь славянофилов и евразийцев. Ведь не случайно именно из их среды родилось понятие «революционный консерватизм». Его вывел Самарин, потом уже Томас Манн его взял, а у Томаса Манна его заимствовали наши ортодоксальные учителя и авторитеты, как Артур Мюллер Ван ден Брук, Эрнст Юнгер,Освальд Шпенглер, Карл Шмитт и другие.