Литературная деятельность Ксенофонта 1 страница
Ксенофонт — писатель плодовитый и разносторонний. Все, что им написано, по-видимому, дошло до нас; вероятно даже, что некоторые из сочинений, носящих его имя, на самом деле не принадлежат ему; но это — вопрос очень спорный: одно и то же сочинение признается одними учеными за подлинное, другими — за подложное. Сочинения, дошедшие под его именем, принято делить на следующие группы: 1) исторические: «Анабасис», «История Греции», «Агесилай», «Киропедия»; 2) философские: «Воспоминания о Сократе», «Защита Сократа на суде», «Домострой», «Пир», «Гиерон»; 3) политические: «Государственное устройство Спарты», «Государственное устройство Афин», «Доходы (Аттики)»; 4) дидактические: «Гиппархик», «О верховой езде», «Кинегетик».
В «Анабасисе» (состоящем из 7 «книг» в древнем смысле) описаны поход Кира против Артаксеркса и отступление «десяти тысяч» греков, кончая передачей этого войска спартанскому полководцу Фимброну. Замечательно, что в «Истории Греции» (III, 1, 2) Ксенофонт говорит: «Как Кир собрал войско и с ним пошел на брата, как произошло сражение и он был с. XIX убит, как после этого греки дошли до моря, — это описано сиракузцем Фемистогеном». Эта фраза дала повод к двум толкованиям. Одни предполагают, что Фемистоген, как и Ксенофонт, также написал книгу об экспедиции Кира; что это сочинение, далеко уступавшее сочинению Ксенофонта, было вытеснено им и забыто, но Ксенофонт по скромности упомянул его вместо своего. Второе предположение принадлежит Плутарху («О славе афинян», гл. 1): по его мнению, Ксенофонт, вдвойне заинтересованный в «Анабасисе», как автор и как действующее лицо в описанных там военных событиях, ставил выше славу в качестве действующего лица, чем славу в качестве автора сочинения, и потому, чтобы внушить полное доверие к своему повествованию, в котором есть доля самовосхваления, он приписал авторство «Анабасиса» другому лицу. Вторая гипотеза, кажется, более правдоподобна; тогда это — первый случай в истории литературы употребления псевдонима. Древние единогласно признавали «Анабасис» произведением Ксенофонта; новые критики также не выражают сомнений в его подлинности, и на «Анабасисе» главным образом основана слава Ксенофонта.
«История Греции» (в 7 книгах) содержит в себе описание событий с 411 года до битвы при Мантинее включительно (362 год). Это сочинение распадается на две, различные по манере изложения, части. Первая часть, обнимающая две первые книги (до конца Пелопоннесской войны), служит продолжением неоконченной истории Фукидида; начинается она без всякого вступления, прямо с того момента, на котором остановился Фукидид, словами: «После этого спустя немного дней…» Изложение — краткое, сухое, в хронологическом порядке, как у Фукидида. Вторая часть, начинающаяся с правления Тридцати, напротив, вообще отличается живым, пространным, ярким изложением, с приведением многих, нередко длинных речей. Написано это сочинение, очевидно, не в один, а в с. XX несколько приемов, в разное время: первые две книги составлены, вероятно, вскоре после 403 года, а последние — под конец жизни Ксенофонта, уже после 357 года, так как в них упоминается событие, относящееся к этому году. В первой части изложение сравнительно объективно, но во второй видны большое пристрастие автора к Спарте, особенно к столь чтимому им Агесилаю, и враждебное отношение к Фивам.
«Агесилай» — небольшое сочинение, представляющее собою панегирик или некролог этого спартанского царя, казавшегося Ксенофонту олицетворением идеала человека и полководца.
«Киропедия» (т. е. воспитание Кира) в 8 книгах есть нечто среднее между историческим и философским сочинением: по своей цели это — философское сочинение; исторический элемент служит в нем только декорацией для поучительного содержания; но древние ставили «Киропедию» наряду с собственно историческими сочинениями Ксенофонта, — «Анабасисом» и «Историей Греции». Это — род исторического романа, где описывается, как Кир Старший, основатель персидского царства (умерший в 529 году), был воспитан, как он отличался в качестве государственного человека, полководца и царя, какие советы давал на смертном одре своим сыновьям и министрам. Исторические факты здесь искажены до крайности; даже нет верного изображения персидских идей и обычаев; скорее это — похвальное слово сократовским принципам и спартанской практике; Кир сам — наполовину Сократ, наполовину Агесилай. Рассказ об ассирийском царевиче Абрадате, прекрасная жена которого, Панфея, лишила себя жизни, когда он пал в сражении за Кира, есть самая древняя любовная повесть в европейской литературе. У римлян, в Византии и в новой Европе XVII века «Киропедия» пользовалась большим успехом и вызвала многочисленные философские романы. Для нас она интересна в том отношении, что характеризует политические, нравственные и педагогические идеалы Ксенофонта и с. XXI служит свидетельством его увлечения восточными обычаями и нравами.
О «Воспоминаниях о Сократе», «Защите Сократа на суде», «Пире» и «Домострое», этих четырех «Сократических сочинениях», см. введения к каждому из них.
«Гиерон» — диалог, в котором сиракузский тиран Гиерон II описывает поэту Симониду тяжелое положение такого властителя, как он, а Симонид указывает ему средства, какими он все-таки может приобрести любовь подданных.
В «Государственном устройстве Спарты» автор описывает спартанские учреждения, как они были установлены Ликургом, в которых он видит идеал государственного строя. На самом деле во времена Ксенофонта спартанцы далеко отошли от этого идеала.
«Государственное устройство Афин» в настоящее время все критики признают не принадлежащим Ксенофонту, а считают его сочинением неизвестного автора с олигархическими тенденциями, написанным ранее 424 года, так что этот трактат является древнейшим памятником аттической литературной прозы. Основная мысль автора такова: он не может одобрить выбранную афинянами демократическую форму правления, но признает, что, раз уже они выбрали ее, они прекрасно поддерживают ее и с этой точки зрения поступают целесообразно.
В трактате «Доходы» Ксенофонт подает советы афинянам, как умножить государственные доходы путем увеличения числа метеков (иностранцев), платящих налог, или путем разработки серебряных рудников посредством рабского труда.
«Гиппархик» — наставление гиппарху, т. е. главному командиру афинской кавалерии, о средствах к улучшению конницы.
Сочинение «О верховой езде» написано после «Гиппархика», который в этом сочинении цитируется. Оно обращено к простому кавалеристу и дает практические с. XXII советы о покупке и дрессировке лошади и о вооружении всадника.
«Кинегетик», т. е. трактат об охоте с собаками, содержит восхваление охоты и дает много практических указаний о дрессировке охотничьих собак, об охоте на зайцев, оленей, львов и других зверей. Интересен конец, где автор предостерегает молодых людей от увлечения софистами как преподавателями мудрости и добродетели и убеждает их отдать предпочтение охоте как занятию более пригодному для приобретения добродетели.
Характерные черты Ксенофонта как человека можно наблюсти в «Домострое» лучше, чем в остальных Сократических сочинениях его, потому что в «Домострое» он выражает свои собственные взгляды (см. введение к «Домострою»), тогда как в «Воспоминаниях», «Защите» и «Пире» он излагает лишь мысли других лиц.
Как писателя Ксенофонта очень ценили в древности. Его называли аттической музой, аттической пчелой; Цицерон находит, что его речь слаще меда и что его голосом как бы говорили Музы («Оратор» IX, 32 и XIX, 62); «сами Грации сложили его речь», по словам Квинтилиана (X, 1, 82).
Восторженный отзыв о Ксенофонте, особенно о речах в «Анабасисе», дает Дион Златоуст (около 100 года н. э.) в речи XVIII (т. 1, стр. 284 издания Диндорфа) (Dindorf), где он говорит об авторах, на которых следует учиться будущему оратору. «Ксенофонт, думаю я, даже один — из древних может быть достаточным для государственного деятеля. Будет ли кто полководцем на войне, или правителем города, или оратором в народном собрании, совете, суде и пожелает не только как оратор, но и как государственный деятель и царский сановник сказать речь, действительно соответствующую такому мужу, — самый лучший, самый полезный для всего этого автор, по моему мнению, Ксенофонт. Мысли его ясны, просты, для всякого доступны; способ выражения мягок, приятен, увлекателен; много в с. XXIII нем силы убеждения, много прелести, украшений, так что его искусство похоже не только на мастерство слова, но даже на очарование. Вот, например, если пожелаешь хорошенько вчитаться в его “Анабасис”, то не найдешь ни одной темы, на которую тебе представится возможность говорить, чтобы у него не было на нее рассуждения, и он может служить образцом для всякого, кто хочет им руководиться или ему подражать. Нужно государственному деятелю ободрить упавших духом, — он много раз показывает, как это делать. Нужно к чему-нибудь склонить и побудить, — на всякого знающего греческий язык подействуют увещательные речи Ксенофонта; у меня по крайней мере дух приходит в волнение, я плачу иногда, читая речи среди таких великих деяний. Нужно побеседовать разумно с людьми, имеющими о себе преувеличенное понятие, и не навлечь на себя неприятности от их недовольства и в то же время не унизиться до позорного раболепства перед ними, но при этом всячески постараться доставить им удовольствие, — и это есть у него. Как вести тайные переговоры с высшими военными чинами (губернаторами) без народа, а равно и переговоры с народом; каким образом вести беседы с царскими сановниками; как обманывать врагов с целью вредить им, а друзей — для их пользы; как людям во время фальшивой тревоги говорить правду безобидно и внушить им доверие; к каким обманам прибегают сильные; какие военные хитрости употребляют люди и на какие они попадаются, — все это в достаточном количестве содержат его сочинения. Так как, думается мне, он примешивает к действиям речи, не понаслышке известные ему и не сочиненные в подражание действительным, но которые он произносил при своих действиях, то они вышли у него очень убедительными во всех сочинениях, а особенно в упомянутом мною выше. Будь уверен, ты ни в коем случае не пожалеешь об этом: нет, и в совете и в народном собрании ты с. XXIV почувствуешь, что он протягивает тебе руку помощи, если ты ревностно будешь стремиться беседовать с ним».
Более сдержанный отзыв дает о нем Дионисий Галикарнасский, говоря, что речь его, хотя и приятна в высшей степени, но не красива, насколько должна бы быть («О сочетании слов», гл. X). Смысл этой фразы тот, что в речи Ксенофонта нет высоты стиля и полновесности, какая есть, например, у Фукидида; поэтому, как замечает Цицерон, речь Ксенофонта не годится оратору для подражания. А приятность его стиля заключается в простоте и ясности; у него нет риторических прикрас. Сократические сочинения в этом отношении тоже не представляют исключения: тут легкая, разговорная, но изящная речь. Но один упрек Дионисия справедлив: у Ксенофонта нет «этопеи» (какой особенно отличается Лисий); он не старается придать речам говорящих у него лиц соответствующий им колорит, так что «людям необразованным и варварам он влагает в уста иногда речи философские» — это относится все больше к «Киропедии». Но и в «Домострое» звучит неестественно в устах Сократа упоминание о заботах персидского царя о земледелии и особенно упоминание Кира и его похода (IV, 18—19).
Кроме своего основного значения, как свидетельство непосредственного слушателя Сократа о его жизни, действиях и учении, Сократические сочинения Ксенофонта представляют для современного читателя еще большой исторический и культурно-бытовой интерес. В них много жанровых картинок, в которых ярко рисуется афинская жизнь в конце V века до н. э.
ПРИМЕЧАНИЯ
КНИГА ПЕРВАЯ
(к воспоминаниям о Сократе)
Глава 1
1. Слово "приблизительно" показывает, что Ксенофонт не имел подлинного текста жалобы; вероятно, он узнал его по сообщению кого-либо из знакомых; но он одинаков с подлинным, как его передает со слов Фаворина Диоген Лаэртский (разногласие лишь в одном слове).
2. В подлиннике "daimovnion", что буквально значит "божественное". Какова сущность этого демония, было непонятно уже ученикам Сократа. В "Защите", параграф 12, Сократ сам определяет его как "голос бога, указывающий, что следует делать". В "Воспоминаниях" Ксенофонт говорит (ниже, параграф 4), что благодаря указаниям этого голоса он давал советы друзьям и всегда советы эти оправдывались. Таким образом, по словам Ксенофонта, Сократ признавал за собою дар пророчества. Но свидетельство Платона гласит совершенно иначе. Он ничего не сообщает ни о предсказаниях, ни о положительных велениях, обращенных к Сократу, ни о каких бы то ни было советах друзьям. "У меня это началось с детства, — говорит Сократ в Платоновой "Апологии" (31d), — является какой-то голос и, когда явится, всегда отвращает меня от того, что я намереваюсь делать, и никогда не побуждает". Некоторые считают этот демоний за предчувствие или голос совести. [*** Плутарх в своем диалоге "О Сократовом демонии" (гл. 10) рассказывает такой интересный случай (может быть, анекдот). Однажды Сократ шел со своими друзьями; им надо было дальше идти по одной улице. Вдруг Сократ остановился, углубился в себя, потом, ссылаясь на указание демония, пошел по другой улице, позвавши назад и тех, которые успели уже пройти несколько вперед по первому направлению; но некоторые из них не послушались и пошли прямым путем, чтобы доказать лживость демония. Внезапно навстречу им попалось стадо покрытых грязью свиней; посторониться от них некуда было; одних свиньи опрокинули, других выпачкали грязью. — И.М., А.С.]
3. Ксенофонт считает демоний Сократа главным основанием для обвинения в том, что он вводит новые божества, т. е. как будто допускает, что были и другие поводы для этого; но нам решительно ничего не известно другого, что могло бы подать повод к этому.
4. Греки верили в полную зависимость всех явлений природы и всей человеческой жизни от воли богов и в то, что боги иногда открывают свою волю человеку посредством разных знамений. К числу явлений, посредством которых можно узнать волю богов, относятся голоса, сны, приметы, жертвы и вещие птицы. Под голосами разумелись случайно услышанные слова людей, например прохожих на улице. Так, Одиссей, намереваясь произвести избиение женихов Пенелопы, услышал голос служанки, желавшей гибели женихов ("Одиссея" XX 98 и след.), и принял это за доброе предзнаменование. Гадание по птицам было основано на вере, что птицы, поднимаясь высоко над землею, приближаются к небесным жилищам богов и потому, преимущественно пред другими живыми существами, являются вестниками воли богов. При их появлении наблюдалось множество специальных примет как относительно рода птиц, так и относительно способа их полета, места появления, крика и т. д. Наиболее вещими считались орел, коршун, ворон и ворона. Наряду с гаданием по птицам было распространено гадание по разным метеорологическим и астрономическим явлениям (что в нашем месте разумеется под словом "приметы"), каковы гром, молния, солнечные и лунные затмения, кометы, падающие звезды и т.п. Напротив, гадание по звездам (все, что относится к астрологии) в цветущие времена Эллады почти не было известно. Астрологические предсказания стали распространяться только со времени Александра Македонского и не вошли в состав религиозного культа. Гадания по жертвам были главным образом двух видов: а) наблюдение и объяснение различных знаков при заклании животного и горении жертвенных частей; б) гадания по внутренностям жертвенных животных. При жертвоприношениях наблюдалось много признаков, из которых выводились хорошие или дурные предзнаменования. Так, например, считали очень хорошим знамением, если животное добровольно шло к алтарю и даже кивком головы давало согласие на убиение (чего, впрочем, достигали маленькими хитростями), и, напротив, дурным, если оно упиралось; еще хуже было, если оно вырывалось и убегало от жертвенника и т.п.
5. "Я никогда не был ничьим учителем, — говорит Сократ в Платоновой "Апологии" (33a). — Если кто хотел слушать, что я говорю, и видеть, что я делаю, молодой ли, пожилой ли, я никому никогда не отказывал". Поэтому и Ксенофонт никогда не называет собеседников Сократа учениками, а по большей части употребляет выражение "находившиеся с Сократом". Я перевожу это словами: "друзья", "собеседники" и т.п.
6. Под "необходимыми" делами разумеются дела обыденные, исход которых уже по опыту известен.
7. Примером этого может служить сам Ксенофонт, которому Сократ посоветовал обратиться к оракулу для решения вопроса, следует ли ему ехать к Киру. См. выше биографию Ксенофонта.
8. В этой фразе в оригинале есть "анаколуф", т. е. неправильное построение; оно оставлено мною и в переводе.
8*.Фразу пришлось менять, поскольку у С.И.Соболевского — небольшой пропуск, так что не беремся отвечать за точность передачи анаколуфа.
9. Сократ имеет в виду возможность изгнания из отечества "влиятельных лиц", причем той же участи подвергнется и их родственник.
10. По словам Геродота (II 109), греки заимствовали у вавилонян солнечные часы, солнечный показатель и деление дня на двенадцать частей. Тем не менее в повседневной жизни время определяли не часами, а более общими обозначениями: утро, когда площадь бывает полна народа, полдень, время после полудня, сумерки. Время, когда площадь бывает полна народа, соответствует приблизительно нашим 10-12 часам утра.
11. Слово "космос" (греч. kovsmo") буквально значит "порядок". Пифагор первый стал употреблять его в смысле "вселенная", вследствие господствующего в ней порядка. В таком значении это слово перешло в философский язык, например к Платону, где оно означает отчасти "мировой порядок", отчасти "вселенная", отчасти "мир" (в противоположность земле), "небо". У Аристотеля космос есть "мир" и "мировой порядок", причем космос пространственно распадается на подлунный мир и горний — надлунный. У стоиков космос имеет троякое значение: "душа мира" (божество), "мир" (как благоустроенная система небесных тел), "мировое целое" (состоящее из соединения мировой души и мирового тела). В смысле "земля", в каком смысле и мы употребляем слова "мир", "вселенная", слово "космос" стало употребляться лишь после эпохи Птолемеев, например в языке "Нового Завета".
12. Об отношении Сократа к физическим наукам см. введение к "Воспоминаниям", а также IV 7, 2 сл.
13. Что мир составляет одно целое, учили Фалес, Пифагор и другие; что он составлен из бесчисленного множества неделимых частиц (атомов), было мнением Левкиппа и Демокрита.
14. Что все вечно движется и рождается, учил Гераклит; что ничто никогда не движется и не рождается, учил Зенон.
15. Афинский Совет пятисот делился на 10 секций по 50 человек, принадлежавших к одной филе, которые составляли постоянную комиссию. Каждая такая секция по очереди заведовала делами в течение десятой части года (35-36 дней), подготовляла предложения для внесения в Совет, созывала и руководила заседаниями Совета и Народного собрания. Эти 50 человек назывались пританами. Из пританов ежедневно избирался на сутки "эпистат", который может быть назван президентом Афинской республики. Он председательствовал в Совете и в Народном собрании и предлагал на баллотировку вновь внесенные предложения. Если же он находил, что такое предложение противоречит законам, то мог не ставить его на голосование.
16. В 406 году, в конце июля или в начале августа, афинский флот одержал блестящую победу над пелопоннесским при Аргинусских островах (близ острова Лесбоса). Но последствия этой победы были самые неожиданные: победителей-стратегов в Афинах ожидали вместо награды суд и казнь. Дело в том, что победа сопровождалась тяжкими потерями: не менее 12 судов, попорченных и не годных к плаванию, носились после сражения по волнам; на этих судах были живые люди. После сражения стратеги поручили Ферамену и Фрасибулу подать помощь потерпевшим крушение и спасти кого можно. Но разразившаяся буря помешала этому. Таким образом, не только не были оказаны подобающие почести павшим в бою, но многие граждане погибли не от руки врага и не в самом сражении, а уже после него, в волнах моря, потому что им не была оказана помощь. В Афинах говорили, что виновники этого — стратеги, что они не приняли надлежащих мер. Восемь стратегов, участвовавших в битве, были смещены. Двое из них, предчувствуя беду, не поехали в Афины; остальные шесть явились. Они были арестованы и преданы суду. В Народном собрании главным обвинителем их выступил Ферамен, который, по-видимому, опасался, что вина падет на него, если не будут обвинены стратеги. При общем возбуждении против них они были лишены возможности защищаться; их дело рассматривалось не обычным судебным путем, не в суде присяжных, а в Народном собрании, причем вопреки обычному порядку судопроизводства, по которому следовало судить каждого виновного индивидуально, Совет пятисот предложил голосовать обо всех сразу. Сократ, бывший в этот день эпистатом, отказался поставить это предложение на голосование. Однако оно было принято Народным собранием [*** Надо заметить, что в нашем месте Ксенофонт, по-видимому, неверно называет Сократа эпистатом: сам он в своей "Истории Греции" (I 7, 14) говорит только, что Сократ был одним из пританов; также в Платоновой "Апологии" (32) Сократ называет себя единственным из пританов, воспротивившимся незаконному предложению. Если Сократ был действительно эпистатом и упорствовал до конца, то надо предположить еще один противозаконный момент в этом деле: кто-нибудь другой поставил на голосование предложение Совета пятисот и вообще руководил действиями Народного собрания. Подробнее об этом см. Busolt, "Griechische Geschihte", III, 1605-1606.>. Приговор был смертная казнь, которая и была приведена в исполнение по отношению к шести стратегам, бывшим налицо. — И.М., А.С.]
Глава 2
1. Разумеются атлеты, обжорливость которых вошла в пословицу.
2. Кого разумеет Ксенофонт под словом "обвинитель"? У старых читателей и комментаторов не было сомнения, что он разумеет Мелета. Но у новых критиков очень распространено мнение, что в 1, 2, 9, 12, 26, 49, 51, 52, 56, 58 под обвинителем разумеется Поликрат, о котором я упоминал во введении. Впервые это мнение высказал известный голландский критик Кобет в книге "Novae lectiones", 1858, стр. 664 и след. Поликрат был софист, написавший в конце девяностых годов IV века до н. э. памфлет "Обвинение Сократа". Он до нас не дошел, но о содержании его можно судить по сочинению Либания, софиста и ритора IV века н. э., "Апология Сократа", которая написана (как и Платонова "Апология") в виде речи, произнесенной на суде одним другом Сократа в его защиту. Поликрат в ней, конечно, не упоминается; но критики предполагают, что в этой "Апологии" Либаний опровергает доводы его. Гипотеза — очень остроумная; но так как о содержании Поликратова памфлета мы ничего не знаем (кроме того, что Исократ приводит из него об Алкивиаде), то все рассуждение построено на догадках и потому проблематично. Вследствие этого далеко не все ученые и после Кобета верят в эту гипотезу. В доказательство того, что Ксенофонт в указанных сейчас местах имеет в виду Поликрата, приводят между прочим то, что в них обвинитель обозначается словом kaqhvgoro", а там, где речь идет несомненно о Мелете и его товарищах, употребляется слово grayavmeno" (I 2, 64) и grayavmenoi (I 1, 1). Я считаю эту гипотезу не доказанной; это — только одна из возможностей. Укажу другую возможность (нисколько не думая придавать ей решительного значения). В лексиконе Суды есть сообщение, что Поликрат написал две речи против Сократа — для Анита и Мелета; другие поздние авторы тоже с некоторыми вариациями передают подобное известие. Критики отвергают эти известия (Кобет даже с бранью по адресу этих авторов, называя их stercoreos homines — гнусные люди (лат.).). Однако разве есть в этих известиях что-нибудь абсолютно невозможное? Напротив, очень вероятно, что Анит, кожевенный торговец, заклятый враг софистов, человек ограниченный (по характеристике у Платона), вероятно, мало образованный, не сам сочинил речь для произнесения на суде против Сократа, а обратился за помощью к "логографу", специалисту по написанию судебных речей (см. о логографах введение к моему переводу речей Лисия, стр. 13 и след.). Таким логографом и мог быть Поликрат, "искусный ритор" (у Свиды); известный в древности памфлет его мог быть вторым изданием этой речи (с какими-нибудь добавлениями и изменениями), вследствие чего аргументы, приведенные в нем, вполне совпадают с аргументами речи, произнесенной Анитом на суде. По предположению критиков, памфлет Поликрата имел форму речи, произнесенной именно Анитом. Таким образом, "обвинитель" у Ксенофонта в указанных местах, может быть, и есть Анит. Ввиду спорности этого вопроса я перевел слова grayavmeno" и kaqhvgoro" разными терминами: "кто возбудил судебный процесс" и "обвинитель".
3. По афинским законам, должностные лица назначались или по выбору в Народном собрании, или по жребию. По выбору замещались лишь немногие должности, требовавшие политической или военной опытности или каких-либо специальных познаний, например военные начальники, финансовые чиновники; остальные должности замещались по жребию. Но и в том и в другом случаях кандидат на какую-либо должность подвергался до вступления в нее "докимасии", т. е. испытанию, при котором обращалось внимание не на способности кандидата, знание им законов и обязанностей службы, а на поведение, гражданские права и соответствие некоторым формальным условиям, требовавшимся для данной должности. В таком замещении должностей по жребию древние видели гарантию демократического равенства: Аристотель, например, определяет демократию как "государственное устройство, в котором делят должности по жребию" ("Риторика" I 8, 1365 b 32). Однако такой способ употреблялся и в олигархиях. Введение жребия как института было тесно связано с религиозными верованиями: это был выбор, указанный богами; введение жребия должно быть приписано не Клисфену или Аристиду, а отнесено к гораздо более древней эпохе, когда религия вообще оказывала несравненно более непосредственное влияние на все государственные учреждения и когда все магистраты еще были облечены жреческим достоинством. Жеребьевка производилась так: ставили два сосуда, из которых в одном были таблички с именами кандидатов на должности, в другом — соответственное количество белых и черных бобов; в одно время вынимались табличка и боб; белый боб был избирательный, черный — неизбирательный.
4. Критий — родился около 460 года, был богат, знатен (см. ниже, параграф 25). В 411 году был членом олигархической коллегии Четырехсот. В 407 году был изгнан из Афин и удалился в Фессалию, где возмущал пенестов (крепостных, вроде спартанских илотов) против крупных землевладельцев с целью произвести там государственный переворот и учредить демократию, хотя сам был ярым врагом демократии. В 404 году он вернулся в Афины и был главою коллегии Тридцати. В 403 году был убит в сражении с Пирейской партией при Мунихии. Подробнее см. введение к речи XII Лисия в моем переводе, стр. 163-172.
5. Алкивиад — родился незадолго до 450 года, был богат и знатен. По смерти отца в 447 году он воспитывался у своего родственника и опекуна Перикла. В 432 году участвовал вместе с Сократом в сражении при Потидее, а в 424 году с ним же в сражении при Делии, потом был несколько раз стратегом. В 415 году был отправлен в должности стратега в Сицилийскую экспедицию, но, так как на него пало подозрение в изуродовании герм, то был отозван обратно в Афины. По пути ему удалось бежать. Он был заочно осужден, перешел на сторону спартанцев и причинил много зла своему отечеству; между прочим в 413 году посоветовал им занять в Аттике Декелею, откуда они делали набеги на страну. После неудачного для спартанцев сражения при Милете в 412 году спартанцы стали относиться к нему с подозрением и хотели его убить. Он бежал к персидскому сатрапу Тиссаферну, с его помощью стал вредить спартанцам и обратился к стратегам, начальствовавшим над афинским флотом при Самосе, с предложением вместо ненавистной для него со времени его осуждения в 415 году демократии ввести в Афинах аристократическое правление, обещая в случае такого переворота убедить Тиссаферна оказать помощь афинянам (в ноябре 412 года). Но только после падения олигархии Четырехсот Алкивиад был восстановлен в правах летом 411 года, однако в течение 4 лет не возвращался в Афины, а вел войну со спартанцами. Одержанные им победы доставили ему большую популярность: он с триумфом возвратился в Афины, после чего был избран стратегом с неограниченными полномочиями (в июне 408 года). Однако первая же неудача в действиях флота при Нотии сразу лишила его популярности (осенью 407 года). На последовавших вскоре после этого выборах стратегов он не был более избран и добровольно удалился вновь в изгнание в Херсонес Фракийский (теперешний полуостров Галлиполи) — на этот раз навсегда. Когда Афины были взяты спартанцами в 404 году, Алкивиад, считая берега Фракии недостаточно безопасным для себя убежищем, удалился в Азию к сатрапу Фарнабазу и там пал от рук подосланных убийц, причем инициатива его убийства, по-видимому, исходила от Крития. Подробнее см. введение к речи XII Лисия в моем переводе, стр. 152-172.