Март 2009 г. Из невыдуманный историй

 

У тёти Сельмы – длинное пятнистое лицо, всё в резких глубоких морщинах, как у деревянных литовских фигурок. А глаза – ярко-синие, длинные, девичьи, как у Огневушки-Поскакушки. Они ничего не видят, эти глаза, уже много лет ничего не видят, совсем. Они и синими-то такими кажутся не столько из-за радужки, сколько из-за непомерно расширенного зрачка. Почему-то я стесняюсь в них смотреть.

— Вон – Наташенька наша идёт, - говорит тётя Сельма, стоя у окна своей квартиры на девятом этаже. – Что-то поздно как сегодня.

 

А за окном – непроглядная темень, ни один фонарь не горит. Я вглядываюсь в эту темень, но ничего не могу в ней различить, тем более – с такой высоты. Вглядываюсь до тех пор, пока не вздрагиваю от длинного звонка в дверь.

— Привет, - говорит моя подруга Наташка и суёт мне сумку с продуктами. – Здрасьте, тётя Сельма!

 

Тётя Сельма равнодушно кивает и уходит в свою комнату, чтобы больше оттуда не показываться.

— Ты думаешь, она такая, потому что слепая? Ничего подобного. Она всю жизнь была такой, сколько я её помню. Сроду ей был никто не нужен, такой характер… Может, это национальные какие-то особенности, чёрт её знает.

— А кто она по национальности?

— Да чёрт её знает! Отчим сначала говорил, что он финн, а потом стал говорить, что литовец. Да слушать-то его – он врал же всё время! Сколько я его помню – всё время врал, ни слова правды не сказал!

 

Тётя Сельма – сестра Наташкиного отчима. Стало быть, Наташке она даже и не кровная родня. Но Наташка терпеливо переносит тёти-Сельмино присутствие в её доме. Впрочем, тётя Сельма, что может, всё делает для себя сама, только газ не зажигает – Наташка ей не велит, боится пожара.

— Уйдёт к себе в комнату и сидит там часами. Сидит и сидит. Видеть меня не хочет. Ну… то есть, не в смысле "видеть", а вообще, фигурально. Это вот характер такой противный. Как у отчима был характер, так и у неё, только у неё ещё хуже, у неё он вообще твердокаменный, как у скифскоой бабы какой-нибудь. И я, в общем, так и не знаю – то ли она меня терпеть не может, то ли ей всё по фигу, в том числе и я. Скорее всего – второе.

— А она тебе – как?

— Да ну… Старый человек, какой с неё спрос. Конечно, я её не люблю. За что мне её любить-то? Вон – скифская баба в музее. Её с таким же успехом можно любить. И главное – с такой же отдачей… Да на что она, эта любовь – в данном-то случае? Очень даже нормально живём. Не мешаем друг другу – и ладно. Блин! Опять чайник тёплый! Тётя Сельма! Ну, я же вас просила без меня чайник не кипятить! И суп не разогревать! Блин… Откуда суп-то? Я же сегодня не варила!

— Тётка, значит, сварила, кому ж ещё?

— На фига, спрашивается? Она его не ест никогда, этот суп! И чай, между прочем, не пьёт, один кефир хлещет бидонами… Тётя Сельма! Тьфу.. Всё равно бесполезно. Ни за что не отзовётся. Презирает.

 

Дверь в комнату Сельмы – как дверь в древний скифский курган. В щели между дверью и полом – непроглядная темень, густая, страшноватая и как будто живая.

 

На днях я зашла к Наташке вернуть ключи от её квартиры. Из-под двери в комнату тёти Сельмы сочился тусклый жёлтый свет и слышался бубнящий Наташкин голос. Я приоткрыла курганную дверь и заглянула внутрь. Внутри кургана было чисто и прибрано, на диване сидела тётя Сельма, напротив неё – Наташка с книгой на коленях.

— Ой! – сказала она мне. – Привет! А я и не слыхала, как ты вошла!

— А что вы читаете? – глупо спросила я.

— Кребийон-младший! – гордо сказала Наташка. – «Заблуждения сердца и ума». Обалденный детектив, между прочим.

— Хм… А ты уверена, что тётё Сельме?.. - ещё глупее спросила я и прикусила язык..

— А что? Нам нравится! Правда! Я тебе потом дам, если ты не читала – отличная вещь!.. Тётя Сельма, тебе не дует? Давай я тебя платком укрою получше…

— Не надо, - хмурится тётя Сельма. На её длинном скифском лице – ни малейшего движения чувств. – Лучше включи верхний свет Тебе же темно.

— Откуда она знает, какой свет включён? – спрашиваю я потом, на кухне, у Наташки. - И вообще – как она отличает свет от темноты?

— Чёрт её знает, как. По-моему, по запаху. Она мне как-то что-то такое говорила, что у темноты и света – разный запах. Врёт, наверняка. Как братец её врал всё время, так и она врёт… Наверняка она что-то видит. Немножко, но видит. А прикидывается, что совсем слепая…. Блин, надо же ей, кстати, за лекарством сходить! Совсем забыла, идиотка такая! Придётся теперь в аптеку тащится на ночь глядя!

— В такой темноте? У вас же ни один фонарь тут не горит! Может, до завтра?

— Не. До завтра не пойдёт. Надо сегодня. А чего темнота – подумаешь! Если что – буду по запаху ориентироваться!