Глава 3. Разговоры и подарки 3 страница

Он гнал прочь сомнения и страхи, гнал неуверенность и горечь. Он не хотел учиться на Слизерине. Он не был уверен, куда определит его шляпа, но ведь если он очень сильно этого захочет, она может отправить его на Слизерин? Ведь может?

«А пошел бы он за тобой, если бы тебя определили на Гриффиндор?» — осторожно спросило сомнение.

Гарри остановил все мысленные метания, сосредоточившись на этом вопросе.

«Последовал бы он за тобой?»

«Я…не знаю».

— Поттер, Гарри!

Он вздрогнул и поднял голову, целую секунду в зале висела тишина и, наконец, отовсюду пополз возбужденный шепот. «Поттер?» «Тот самый?» «Это он?» «Поттер в Хогвартсе?» Гарри сделал первый шаг навстречу неизвестности, терзаясь сомнениями и страхами.

— Так-так-так, — пропели в его голове, как только широкие полы опустившейся на голову шляпы закрыли ему обзор на затаивший дыхание зал. Мгновение спустя Гарри понял, что голос принадлежал шляпе. — Неужели это тот самый Гарри Поттер, любопытно-любопытно… и что же мы имеем? — голос в голове поцокал языком, по крайней мере, это прозвучало именно так. — Вижу храбрость и преданность, благородство и стремление защищать своих друзей... о! И находчивость… хм… — Шляпа помолчала, — достойные качества для Гриффиндора.

Гарри мысленно застонал.

— Но, — продолжила шляпа, — есть в тебе и то, чего ты и сам не знаешь, чего никто не видел, особые таланты и качества… и все это даст тебе Слизерин.

— Слизерин? — мысленно выдохнул Гарри.

— О да... тебе открыты две двери, мальчик, и обе двери выведут тебя на разные дороги. Гриффиндор подарит тебе верных друзей, научит силе и стойкости, даст шанс обрести дом и семью. Слизерин может забрать у тебя все, стереть тебя нынешнего, разбить твои мечты и надежды… так же, как и помочь тебе возвыситься, измениться и обрести величие, о котором ты и помыслить не мог.

— Мне не нужно величие, известность или слава, — мысленно вздохнул Гарри, — я просто… не хочу потерять друга.

— Величие не всегда означает могущество и власть, — заметила шляпа, — знай, Гарри Поттер, что поистине велик тот, кто смог одолеть и принять самого себя.

— Я не хочу учиться на Слизерине, — Гарри покачал головой, — но если я попаду на Гриффиндор, мы с Томом станем врагами.

— Страх это тоже выбор, мальчик. Подумай, хорошенько подумай, порой наши страхи открывают в нас качества, о которых мы даже не знали, пробуждают что-то, что кроется в тени нашего сознания. В тебе достаточно смелости, чтобы заглянуть в глаза своему страху, но хватит ли тебе воли, чтобы заглянуть в собственную душу?

— Я… не знаю…

Шляпа тихо посмеялась.

— Судьба изменчива и непостоянна… судьба хитрая особа, очень хитрая, Гарри Поттер, и очень мудрая, если ты прислушаешься к её шепоту, многое откроется тебе. Ты сам себя не знаешь, не знаешь, чего ты хочешь, не знаешь, кто ты. Она подскажет тебе. Слушай. Слушай, Гарри Поттер.

Гарри закрыл глаза, и в памяти вспыхнули воспоминания. Он и Том лежат на траве, глядя в небо, каждый из них мечтает о новой жизни, каждый желает чего-то. Их клятва рождает для обоих новое чувство семьи и дома.

Каждый день наполнен смыслом, когда в нем есть кто-то близкий тебе. Разве важно «где» и «когда»? Разве имеют смысл известность и почет? Разве живут в темноте злобные монстры? Разве страх это не просто слово? Разве кого-то волнует время?

«…Мы поедем обратно в Лондон… не могу же я остаться здесь, если тебе придется ехать домой…»

«Последовал бы он за тобой?»

А какая разница? Неважно, прав ты или нет, твоё решение всегда принадлежит только тебе, и отвечать за него будешь только ты…

За несколько дней до отъезда в Хогвартс, Гарри вдруг пришла в голову мысль, которую он тут же озвучил другу:

— Том, а если мы попадем на разные факультеты?

— И что?

— Мы останемся друзьями?

— Идиот, мы же лучшие друзья!

— Ну и…?

— Мы не можем попасть на разные факультеты, болван! Это просто невозможно.

Теперь Гарри серьезно задался вопросом, а прав ли был его друг, когда говорил это? Том всегда добивался желаемого. Том всегда точно знал, чего хочет. Том во всем был уверен. И довольно часто желания Арчера становились желаниями Гарри. А знал ли сам Гарри, что ему нужно? Чего он сам хочет?

Всю жизнь Гарри был тем, кем хотели видеть его окружающие. Он всегда менялся, подстраивался и адаптировался в зависимости от среды и окружения. Послушный и тихий для Дурслей, незаметный для школьных учителей, смирившийся слабак для Дадли. Он всегда был тем, кем хотели видеть его окружающие. И никогда не был собой. Даже для Тома он был кем-то другим, кем-то, кого хотел видеть его друг. А что, по сути, в нём вообще увидел Том? Что такого, кроме волшебства, было в самом Гарри, что гордый самоуверенный мальчишка, презирающий всех на свете, вдруг решил стать ему другом? И не изменится ли это решение? И кто вообще такой этот Гарри Поттер? Он и сам не знал этого.

Гарри вполне мог стать гриффиндорцем, в нем всегда жили самоотверженность и преданность, но что насчет хитрости и коварства? Лицемерия? Мог ли Гарри стать таким? И если мог, то для чего? И какой в этом смысл? И есть ли вообще какой-то смысл в происходящем?

Неожиданное понимание оказалось почти шокирующим.

«Я прекрасно могу себе представить Гарри Поттера — гриффиндорца, но мне совершенно незнаком Гарри Поттер — слизеринец».

Так не это ли ответ на вопрос?

Он никогда ничего не делал для себя, никогда не поступал вопреки ожиданиям окружающих. Он всегда хотел оправдывать надежды. Но чего ради он делал это? Одобрение? Чьё? Похвала? Он не удостоился ни одной за всю свою жизнь. Долг? Перед кем? Стремление к идеалам? Он даже не знал толком, что это значит.

Что скажут люди, если он чуть-чуть побудет эгоистом? А важно ли, что они скажут или подумают? В конце концов, в жизни Гарри был только один человек, чье мнение имело для него смысл. И этот человек никогда ничего от него не требовал и ничего не ждал.

— Решение принято? — уточнила шляпа. — Ты уверен?

Гарри глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

— Да.

— Да будет так.

 

* * *

Альбус Дамблдор давно так не волновался. Когда в зал вошли первокурсники, директор тут же принялся искать взглядом одного-единственного мальчика, того самого мальчика, на которого половина магической Британии возлагала огромные надежды, того самого мальчика, которого Альбус мечтал увидеть вот уже десять лет. Того самого Гарри Поттера, которого он так подвел. Его взгляд пристально изучал каждое лицо, пока дети приближались к преподавательскому столу.

Вдруг что-то привлекло внимание директора. Сначала он даже не понял, что заставило его чуть вздрогнуть и насторожиться. Словно среди стоящих перед ним детей был кто-то, кого здесь быть не должно. Он снова осмотрел первокурсников, пока не нашел того, кого искал. Только огромная выдержка и многолетний опыт вкупе с некоторой жизненной мудростью не позволили директору тут же схватиться за свою волшебную палочку. Прямо напротив него стоял человек, который однажды уже оканчивал Хогвартс.

Альбусу показалось, что в одно мгновение он перенесся почти на пятьдесят лет назад, попав в тот год, когда перед ним стоял этот самый ребенок с гордо поднятой головой и абсолютным холодом в непроглядно-черных глазах. Тот самый ребенок, который спустя много лет назвал себя Лордом Волдемортом и принес в магический мир всю ту злобу и ненависть, что жили в его душе. Сейчас, в это самое мгновение Альбус смотрел в глаза Тома Марволо Риддла.

Наваждение исчезло так же стремительно, как и появилось. Образ из прошлого растворился, позволяя директору увидеть обычного ребенка, невероятно похожего на юного Тома Риддла, но больше в его тёмных глазах не было того пугающего холода, что жил в них раньше. Просто мальчишка, спокойно ожидающий распределения, взирающий на мир с жаждой знаний и неиссякаемым любопытством, присущим всем детям его возраста. Беспокоило директора только поразительное сходство с другим ребенком, которого Альбус когда-то знал. Усмехнувшись, мальчик что-то прошептал на ухо стоящему возле него первоклашке. Дамблдор перевел взгляд левее и на мгновение захотел выйти из зала, чтобы восстановить душевное равновесие. Гарри Поттер. Это был Гарри Поттер, значит этот мальчик рядом с ним…

— Арчер, Томас! — объявила Минерва.

В голову директора закрался вопрос о том, могли ли у Тёмного Лорда быть дети… или, если уж на то пошло, внуки? Это многое объяснило бы.

«Но как, во имя Мерлина, могло так случиться, что именно этот ребенок стал лучшим другом Гарри Поттера? — размышлял Дамблдор, наблюдая за тем, как Том усаживается на табурет, и МакГонагалл надевает на него шляпу. — И стоит ли мне беспокоиться по этому поводу?» — мысленно добавил он, когда шляпа определила Арчера на Слизерин.

Распределение продолжилось, а директор, тем временем, рассматривал Гарри Поттера. Когда его друг был отправлен на Слизерин, он явно расстроился. Это было видно по его глазам, по тому, какое смятение отразилось в них. Альбус внутренне сочувствовал ему, понимая, что когда тот попадет на Гриффиндор, их дружба закончится, по крайней мере, они сильно отдалятся друг от друга. В конце концов, эти два факультета превращали во врагов даже родных братьев. Единственное, на что надеялся Дамблдор, это то, что Гарри сможет найти на своем факультете хороших друзей, которые помогут ему справиться с ситуацией и поддержат его.

Наконец, настала очередь Поттера, и Дамблдор подался вперед, внимательно наблюдая за происходящим. Шляпа молчала достаточно долго, заставив старика занервничать, но, наконец, ссутуленные плечи Гарри расслабились и директор понял, что Шляпа приняла решение.

«Надеюсь, он будет не сильно переживать...» — начал думать Дамблдор, когда на весь зал раздалось громогласное «СЛИЗЕРИН!»

В Большом зале сделалось очень тихо. Директор поймал взгляд Минервы и готов был поклясться, что прочитал в нем откровенное ехидство. «Я говорила тебе, Альбус», — говорили её глаза, когда она снимала Шляпу с мальчика.

Гарри поднялся на ноги, он был очень бледен. Бросив неуверенный взгляд на МакГонагалл, Поттер направился к своему факультету. В это же мгновение стол Слизерина взорвался аплодисментами.

Дамблдор не заметил, как закончилось распределение. Он даже не мог восстановить в памяти то, о чем думал, пока оно проходило. Он просто смотрел на стол Слизерина, наблюдая за тем, как Гарри Поттер опускается на скамью между Томасом Арчером и Драко Малфоем, как на лице Арчера расплывается довольная ухмылка, и он хлопает друга по плечу, что-то ему говоря, как Драко Малфой приосанивается, бросает пару фраз Поттеру и тот, словно во сне, пожимает его руку.

Наконец, последние ученики расселись по своим местам, и в зале наступила выжидательная тишина. Пересилив себя, директор широко улыбнулся, поднимаясь из-за стола, чтобы произнести традиционную речь.

— …И прежде, чем мы приступим к праздничному ужину, я хотел бы сообщить, что прогулки по Запретному лесу и блуждания по коридорам школы после отбоя, как бы вас это ни печалило, запрещены… — он говорил и сам себя не слышал, почему-то в голове вертелась только одна единственная мысль: «Что пошло не так?»

— …и напоследок, — он указал рукой на одного из преподавателей сидевшего в дальнем конце стола, — прошу поприветствовать нашего нового профессора по Защите от Темных Искусств Ремуса Люпина!

Под шум аплодисментов профессор защиты чуть привстал со своего места и приветственно улыбнулся студентам, хотя взгляд его то и дело останавливался на слизеринцах.

Дамблдор развел руки в стороны.

— Да будет пир!

На столах появилась еда, на которую тут же набросились оголодавшие студенты, а директор школы подумал о том, что у него, увы, пропал аппетит.

 

* * *

Праздничный пир, долгий путь в подземелья, череда незнакомых лиц и имен, которые он не запомнил, пронеслись для Гарри как в тумане. Он даже не знал, что вымотало его сильнее. Дорога в Хогвартс или последующие волнения из-за распределения. В любом случае, теперь все закончилось, и Гарри не желал делать никаких выводов из произошедшего. Что сделано, то сделано. Он не будет жалеть и переживать. Не будет размышлять об этом и строить глупые предположения, начинающиеся со слов «если бы…». Теперь он был слизеринцем, и в этом тоже должно было быть что-то хорошее.

«Сегодня слишком много всего случилось, — думал он, ложась в кровать, — мне кажется, я теперь вообще не смогу уснуть».

Мгновение спустя Гарри уже крепко спал, укутавшись в одеяло.

А на соседней кровати, закинув руки за голову и уставившись в одну точку, лежал его лучший друг, с лица которого не сходила лучезарная улыбка. Томас Арчер ещё никогда в жизни не был так счастлив.

Примечание:

(1) Используется фрагмент из книги «Гарри Поттер и философский камень»,немного измененный, не моё не претендую, не знаю, зачем вообще так подробно все описывала, кажется, ностальгирую по книге =))

Глава опубликована: 22.11.2011

Редактировать текст главы

Глава 5. Быть слизеринцем

Дамблдор почти слышал, как из подземелий к нему мчится, сметая все на своём пути, декан факультета Слизерин, поэтому, когда дверь распахнулась, директор только отстраненно подумал, что его профессора в последнее время взяли странную моду врываться в его кабинет без стука.

— Это что, шутка? — с порога поинтересовался профессор зельеварения Северус Снейп, не заботясь ни о нормах элементарной вежливости, ни о том, чтобы окружающие его поняли.

Минерва, сидящая в кресле напротив Дамблдора, опустила чашку с чаем на блюдце и спокойно взглянула на своего начальника.

— Вы были правы, Альбус, — заметила она.

— Северус, — директор улыбнулся Снейпу, который сверлил его смертоносным взглядом, — я как раз ждал тебя. Присаживайся, пожалуйста. Чаю?

Тот его проигнорировал.

— Ни за что в жизни я не потерплю Поттера на своем факультете! — рявкнул он. — Я и так десять лет настраивался на то, что мне рано или поздно придется учить этого паршивца, но никто не говорил мне, что мне предстоит ещё и терпеть его на своем факультете!

Альбус подумал, что Снейп возможно слишком долго себя сдерживал и теперь стоит терпеливо подождать, пока тот накричится и успокоится. Или хотя бы выдохнется.

— Я требую, чтобы его перевели на другой факультет! — продолжал декан Слизерина.

— Боюсь это невозможно, Северус, — осторожно возразил Дамблдор, — решения Шляпы не оспариваются.

— Ваша Шляпа впала в маразм, раз решила, что Поттер приживется на Слизерине! — огрызнулся Снейп. — А сумасшедшую ересь сбрендивших галантерейных предметов легко оспорить. Зная вас, я ожидал, что вы уже готовите документы для перевода! В жизни не поверю, что вы так легко смирились с пребыванием своего золотого героя на Слизерине, — взгляд Снейпа упал на профессора трансфигурации, которую он, судя по всему, только заметил. — О, чудесно, и декан Гриффиндора тут как тут, думаю, Минерва будет не против забрать себе нашу шрамоголовую реликвию.

— Северус, — Дамблдор пристально взглянул на него, призывая его к спокойствию, — перевод Гарри невозможен, и ты знаешь это не хуже меня.

Снейп очень долго молчал, переводя свирепый взгляд с Минервы на Альбуса. Наконец, он резко выдохнул и сел в предложенное ему ранее кресло.

— Что-то вы слишком спокойны для человека, все надежды которого обрушились в одно мгновение, — заметил он.

МакГонагалл скрыла язвительную улыбку за чашкой чая. Она-то прекрасно знала, насколько НЕ спокоен был директор, ведь именно она последний час слушала его печальное «Но как же так, Минерва?», но Снейпу об этом можно было не говорить. В конце концов, она сама была удивлена подобным решением шляпы, только в отличие от Снейпа или директора, втайне предвидела подобное развитие событий. Гарри был прирожденным гриффиндорцем, а гриффиндорцы имели обыкновение преданно следовать за своими друзьями. На данный момент её беспокоила только безопасность мальчика и его душевное состояние. Слизерин был жестоким факультетом, и если Гарри не придется там ко двору, у него могут быть серьезные проблемы.

«Впрочем, если мальчик пострадает, — подумала заместитель директора, — я лично сверну Снейпу шею».

Дамблдор, тем временем, пустился в долгую пространную речь на тему судьбы, принятия решений и позитивных сторон ситуации, не забывая приправлять практически каждое предложение настойчивым: «Мальчик важен для нас, Северус», «Мальчика нужно защитить, Северус» и «Я верю в тебя, Северус».

Минерва прекрасно знала, как действуют на людей эти «успокоительные» речи директора, и даже Снейпу было сложно сопротивляться такому давлению. Она пила чай, наблюдая за тем, как постепенно гаснет гнев в его глазах, сменяясь удрученным смирением. Впрочем, ему все равно некуда было деваться, Альбус был прав, говоря, что решения Шляпы не оспариваются, но ещё одна истина была в том, что оспорить решение самого Гарри было гораздо сложнее. А значит, тот будет слизеринцем, хотят они того или нет.

Северус просто не мог поверить, что эта парочка гриффиндорцев до мозга костей сидела тут и говорила ему, что ничего ужасного в том, что их драгоценный Поттер попал на Слизерин, нет. На все его заявления, что мальчишку удавят на первой же неделе обучения хотя бы потому, что чёртов сын чертова Джеймса Поттера просто НЕ мог не достать весь факультет, разбивались о железобетонное спокойствие. МакГонагалл невозмутимо попивала чай, ехидно поглядывая на Снейпа, Дамблдор загадочно мерцал глазами, и никто не проявлял ни капли беспокойства. Что, Мордред их раздери, здесь происходит? Да Минерва должна была с ума сходить от горя, что их обожаемый герой оказался на вражеском факультете, так почему же она ничего не говорит? Почему ведет себя так, словно ни секунду не удивилась?

— Вы знаете что-то, чего не знаю я, — Северус с параноидальным подозрением посмотрел сначала на директора, потом на профессора трансфигурации. Они обменялись теми самыми особыми гриффиндорскими взглядами, которые не в силах был понять ни один слизеринец. На жердочке возле директорского стола с тихим вскриком вспыхнул феникс. В кабинете повисла тишина. Минерва и Альбус обратили повышенное внимание на птицу, пока она не прогорела окончательно, оставив после себя горку пепла на серебряном блюде под жердочкой.

— Мне казалось, он перерождался совсем недавно, — задумчиво отметила МакГонагалл.

— Только в прошлом году, — Дамблдор покивал, — это очень меня тревожит, возможно, с ним что-то не так…

Они впали в обеспокоенное молчание. Снейп готов был на убийство, он резко поднялся на ноги, смерив коллег презрительным взглядом, те тут же переключили на него свое внимание.

— Уже уходишь, Северус? — ласково поинтересовалась Минерва.

— Да, — отрывисто бросил он, — пойду, подсчитаю день, когда мальчишка в слезах прибежит к вам, умоляя перевести его на другой факультет.

«Я даже окажу ему честь, натолкнув на эту чудесную мысль, если он вдруг не дойдет до неё сам», — в мрачном предвкушении подумал он, покидая кабинет Дамблдора.

 

* * *

С точки зрения учебы, первые недели в Хогвартсе оказались достаточно легкими. В основном все уроки были вводными, профессора знакомились с учениками, рассказывали о значении и важности предметов, которые вели, и задавали сравнительно небольшие домашние задания. Гарри даже поймал себя на том, что немного разочарован, ему казалось, что на первом же уроке их засыплют градом информации, выдадут фейерверк заклинаний и завалят домашними заданиями. На практике же все оказалось довольно буднично и спокойно. Впрочем, это ещё не было поводом для того, чтобы расслабляться.

У Гарри всегда был талант к тому, чтобы себя накручивать и доводить до паранойи, особенно он грешил этим в последнее время, а вкупе с тем, что теперь он с утра до ночи был окружен потенциальными врагами, это его нервозное состояние вознеслось на новые высоты. Он даже не представлял, что слова Рона о слизеринцах, сказанные в Хогвартс-экспрессе, и предупреждение профессора МакГонагалл в Косом переулке так повлияют на его мировосприятие. Его не покидало ощущение, что он сидит на бомбе с часовым механизмом, которая вот-вот взорвется.

Но шли дни, а ничего не происходило. Потенциально хладнокровные убийцы, с которыми он ел за одним столом, ходил на одни уроки и спал в одной спальне, не спешили травить, душить и проклинать его. Самый страшный факультет Хогвартса не проявлял к Гарри Поттеру ни толики той кровожадной враждебности, о которой все говорили. Его сокурсники отнеслись к мальчику-который-выжил со спокойным любопытством. Никто не кидался на него с просьбами показать шрам, не таращился круглые сутки и не тыкал пальцем, чего, к слову сказать, было предостаточно со стороны других факультетов. Слизеринцы в большинстве своем были самыми обыкновенными детьми, у каждого из которых были свои недостатки и достоинства. Весьма сдержанные, довольно скрытные и, что приятно удивило Гарри, абсолютно самодостаточные. Конечно, нельзя было исключать высокомерия и чудовищного самомнения, которые в большей или меньшей степени присутствовали у всех слизеринцев, но Гарри достаточно долго общался с Томом, чтобы не обращать на это внимания.

К присутствию на их факультете победителя Волдеморта все отнеслись по-разному. Кто-то предпочитал игнорировать его, кто-то пытался завязать с ним дружбу, кто-то избегал и даже немного побаивался его, но ни разу он не удостоился открытого выражения неприязни. Безусловно, везде говорилось о двуличности и лживости слизеринцев, и нельзя было исключать возможности удара в спину, но Гарри так надоело пугаться малейшего шороха, что, доведя себя до высшей точки эмоционального напряжения, он, вдруг впал в равнодушие. И это ощущение невероятно ему понравилось. Впервые в жизни ему было просто плевать, кто и что о нём подумает. Он не стремился кому-то понравиться, не пытался на кого-то походить, не хотел никому ничего доказывать.

Это случалось с Гарри довольно редко, но когда на него все-таки нападало подобное состояние, он становился молчаливым и отстраненным. Он никого не игнорировал и не избегал, отвечал, если с ним заговаривали, смеялся, шутил, но ни к кому не испытывал глубоких эмоций, не пытался из кожи вон лезть, чтобы быть тем, кого они хотели видеть, не давал никаких оценок окружающим, предпочитая просто плыть по течению. Поэтому, уже неделю спустя, слизеринцы успокоились, решив, что, в принципе, этот Поттер вполне нормальный и можно не беспокоиться о том, что он опозорит их факультет какими-нибудь гриффиндорскими глупостями. Для всех слизеринцев Гарри стал просто обычным мальчишкой, в котором кроме шрама на лбу не было ничего примечательного.

Вскоре они поняли, что это было заблуждением. На первом же уроке полётов Поттер умудрился поругаться с Малфоем из-за глупой напоминалки какого-то гриффиндорца, нарушить школьные правила, нарваться на взыскание у МакГонагалл, проявить выдающийся талант в полетах на метле и, с разрешения декана Слизерина и директора, попасть в команду по квиддичу, став самым молодым ловцом за последнее столетие. Тем самым, в лице Гарри Поттера Слизерин приобрел себе не только знаменитость, но и талантливого ловца. А Слизерин всегда превыше всего ценил выгоду. Оставалось только отучить мальчишку делать всякие глупости в духе идиота-гриффиндорца, научить его некоторой сдержанности, и тогда пребывание на факультете победителя Волдеморта стало бы не прискорбным фактом, а полезным приобретением. Ведь, кто знает, какие ещё таланты откроются у юного героя, и какие идеалы у него сформируются?

Сложившиеся отношения с сокурсниками вполне устраивали Гарри, и он даже начал получать удовольствие от общения, не думая каждую секунду о том, что дружба с ними каким-то образом предаст память о родителях. В конце концов, что плохого в том, чтобы учиться на Слизерине? Это ведь совсем не делает его таким же, как Тот-Чьё-Имя-Все-Боятся-Произносить.

Тем более, вместе с ним учился его лучший друг, который, кстати сказать, чувствовал себя на этом факультете, как рыба в воде. С первых же дней Том выстроил для себя определенную схему поведения, которой всегда придерживался, чтобы произвести на окружающих именно то впечатление, которое ему было нужно. Как оказалось, со слизеринцами подобная практика работала так же прекрасно, как и с остальными. Пара вскользь брошенных фраз, несколько таинственных улыбок и красноречивых пауз и его сокурсники сами начали строить самые невероятные догадки о том, кем могли быть родители Арчера. Они вспоминали фамилии чистокровных семей, обсуждали цвет глаз и черты лица Тома, пытаясь выявить его родословную, и уже через месяц все поголовно были уверены, что Арчер — чистокровный волшебник, которому просто не повезло попасть в детстве к магглам.

Как Тому удается ТАК водить людей за нос, всегда было для Гарри загадкой, но работало это просто превосходно. Даже влюбленный в себя до самозабвения Малфой, считающий, что Земля вращается исключительно для него, относился к Арчеру с предельным уважением, предпочитая быть его другом и союзником.

«Просто молчи и позволяй людям верить в собственные фантазии, — пожимал плечами Том, глядя на лучшего друга с самодовольной ухмылкой. — Что может быть проще?»

Словом, просыпаясь изо дня в день в слизеринском общежитии, Гарри неожиданно для себя обнаружил, что это не так уж и плохо — быть слизеринцем.

 

* * *

Наблюдая за тем, как Поттер строит отношения со своими сокурсниками, Минерва и Альбус не могли не радоваться, что мальчика никто не травит, и сам Гарри ничуть не переживает. Всё вроде бы даже складывалось вполне мирно, но среди этого был один человек, который искренне не понимал, почему, чёрт побери, всё идет так хорошо, когда уже давно пора бы быть плохо?

Северус Снейп всегда знал, что мелкий паршивец однажды приедет в Хогвартс, чтобы отравлять его существование и нарушать все имеющиеся школьные правила, как и его безмозглый папаша до него. Единственным, чего не ожидал Северус, было то, что Поттер попадет на Слизерин.

«Какого дьявола? — не переставал думать он. — Почему вдруг драгоценный любимчик Дамблдора стал слизеринцем, когда ему на роду написано быть чёртовым гриффиндорцем-спасителем?»

Впрочем, декан змеиного факультета тешил себя мыслью, что уже через неделю Поттер будет биться в истерике, умоляя перевести его на другой факультет, и Альбус не сможет отказать своему обожаемому золотому мальчику.

Но почему-то вместо того чтобы унылой тенью страдать в тёмных углах Хогвартса и плакаться каждому встречному о своей несчастной судьбе, мальчишка продолжал проживать в слизеринском общежитии и даже умудрился нормально общаться с сокурсниками. Снейп ожидал от паршивца вспышек отцовского темперамента, но вместо агрессивности и враждебности видел спокойную доброжелательность. Поттер не нарушал правил, не выделывался перед окружающими, не кичился своей известностью, наоборот, казалось, он всеми силами старался быть обычным и незаметным. И если бы Северус не знал паршивца, он бы решил, что это скромность. Но скорее всего маленький паразит просто строил из себя ангела, чтобы потом, нарушив правила, таращиться на всех невинными глазками и горячо убеждать их в том, что он здесь совершенно не при чем.

В силу того, что к поведению Поттера было сложно придраться, Снейп решил отыграться на его знаниях, ведь было очевидно, что мальчишка просто бездарный лентяй, купающийся в лучах славы. Вариант казался беспроигрышным, ведь это не только испортит отношение его сокурсников, но и позволит Снейпу как следует отвести душу. Тем более, если паршивец будет пререкаться, Северус всегда может назначить ему взыскание, и заставить его безмолвно трястись от злости.

Чудесный план разбился вдребезги в тот самый день, когда мелкий идиот чуть не свернул себе шею на уроках полетов, и свихнувшаяся от восторга Минерва не ворвалась к нему в кабинет с требованием немедленно зачислить Поттера в команду по квиддичу.

— Ты повредилась умом? — спокойно поинтересовался Снейп, оторвавшись от созерцания учебного плана. — Смею напомнить, что если Поттера примут в команду, то это будет слизеринская команда.

— Я прекрасно это понимаю, — оскорбилась волшебница.

— Тогда о чем мы разговариваем?

— У Гарри талант, Северус, — сообщила Минерва, — и хоронить его было бы просто преступно, — она помрачнела, явно жутко завидуя. — Пусть даже он будет играть за другую команду. К тому же, как бы ты ни прикидывался, что презираешь квиддич всеми фибрами души, мне прекрасно известно, что ты только спишь и видишь, как бы заполучить кубок в этом году, — она самодовольно улыбнулась.

— Вот только не нужно все валить с больной головы на здоровую, — поморщился Северус. — Я никогда не бился в истеричных конвульсиях, если проигрывала моя команда.

— Да, ты просто собирал свою команду и долго в красках описывал, какой именно будет их смерть, если они проиграют в следующий раз, — язвительно заметила Минерва. — Брось, Северус, ты же понимаешь, что Гарри для тебя находка. Лучшего ловца у тебя не будет, поверь мне.

— Ну, конечно, принять мальчишку в команду, чтобы он ещё больше проникся чувством собственной исключительности и лопнул от самодовольства, — он презрительно фыркнул. — Ни за что.

— Ну-ну, Северус, мне думается, что ты преувеличиваешь, — Снейп резко обернулся. Из его камина на него, мерцая мудрыми голубыми глазами, смотрел Дамблдор. Профессор зелий обреченно вздохнул, коль скоро сам директор явился по его душу, этот спор можно считать заведомо проигранным…