О возражении со стороны истца 3 страница
Не думайте, что это маловероятно; не обольщайтесь уверенностью, что этого не может случиться с вами; вы будете чудом среди адвокатов или не проведете ни одного дела, если так. Правило в этом отношении простое: став у одной лазейки, смотрите, чтобы подсудимый не ушел через другую.
Один человек обвинялся в присвоении денег, вырученных от продажи сена из стога, принадлежавшего его хозяину. Следствием не было доказано, что он получил деньги, а если и получил, оставалось недоказанным, что они поступили к нему по расчету с хозяином и для передачи последнему. Защита доказывала, что единственное возможное обвинение было обвинение в краже. Уголовное преследование за присвоение было прекращено, и он был предан суду за кражу. Защита возражала, что единственное возможное обвинение было обвинение в присвоении, так как он имел право продавать сено. Он был оправдан. Не потому, чтобы не был виновен.
Чтобы показать, как важно точное указание предмета обвинения, а также ясное и систематическое изложение фактов во вступительной речи, равно как и надлежащее распределение доказательств в ходе судебного следствия, возьмем следующий пример. Несколько человек: Броун, Джонс, Робинзон и Томпкинс «с корыстной целью вовлечь в невыгодные по имуществу сделки поименованных ниже лиц 1 апреля такого-то года вступили между собой в тайное соглашение о совместном при общем содействии обманном похищении принадлежавших упомянутым лицам» и проч. (английская терминология еще хуже)
Сомневаюсь, чтобы один человек на сто, не посвященный в законный смысл выражений закона и воспринимающий эти слова только своим здравым смыслом, мог когда-нибудь ответить на них: виновен или не виновен. У него может сложиться вполне определенное убеждение, что Браун, Джонс, Робинзон и Томпкинс (который ведет торговлю под фирмой «Томпкинс и К°») составляют шайку (в житейском смысле слова) мошенников чистой воды, но было ли между ними «соглашение о совместном при общем содействии похищении», невзирая на то, что они находились в четырех концах Британского королевства,— вот в чем трудность. Не изощренные в юридических тонкостях присяжные не в силах уразуметь, является ли с точки зрения законодателя пребывание четырех человек в возможно далеком расстоянии друг от друга их совместным пребыванием или нет; а между тем они проникнуты желанием исполнить свои обязанности со всей строгостью, хотя бы и считали подсудимых явными мошенниками. Поэтому, прежде чем собирать улики с севера, юга, востока и запада и предлагать их присяжным, необходимо разъяснить им, что «совместно» может обозначать «раздельно» и т. п. Убедив присяжных, что это так по закону, хотя и не укладывается, может быть, в голове обыкновенного человека, вы можете приступить к перечислению ваших доказательств; предположим, что первым из них является документ, например письменное требование о поставке товара, изложенное притом не на языке закона, а на коммерческом языке, который присяжные понимают прекрасно и в котором легко подметят первый шаг к обману. После этого документальные доказательства и свидетельские показания при надлежащем сопоставлении их между собой установят по крайней мере одно обстоятельство, а именно, что фирма «Томпкинс и К°» вела обширные и разнообразные дела, хотя, пожалуй, и не отличалась чрезмерной аккуратностью в платежах. Вы покажете, что во всех своих отделениях и по всем своим предприятиям почтенная фирма твердо и неуклонно держалась одного принципа — никогда не платить никому ни копейки, и присяжные без всяких затруднений придут к заключению, что основатели этого торгового дома «вступили между собой во взаимное соглашение о совместном при общем содействии обманном похищении» и т. д., как и было вами указано на самом точном основании буквы и разума закона.
Самое утомительное и вполне бесполезное — это перечисление мелких подробностей, если только они не имеют значения для дела. Конечно, иногда ничтожнейшее обстоятельство может иметь величайшее значение; но разумный адвокат всегда сумеет отличить существенное от ничего не значащего. Мне приходилось наблюдать допросы, продолжавшиеся целыми часами, там, где все нужное можно было сделать в несколько минут, будь это для того, чтобы успокоить нервничающего свидетеля или чтобы повесить кого следует,— а иногда и кого не следует,— смотря по обстоятельствам.
Вопрос. Так вы подошли к двери? — говорит многоречивый обвинитель.
Ответ. Да, сэр.
В. А потом? Был с вами еще кто-нибудь или нет? О. Была г-жа Броун, сэр. В. Г-жа Броун. А кто такая г-жа Броун? О. Эта наша соседка, сэр. В. Она где живет? О. Рядом с г-жой Мекдудль, сэр.
В. С г-жой Мекдудль. Ну-с, почему же г-жа Броун там оказалась?
О. А мы с ней вместе подошли, сэр.
В. А вы не видали, откуда она пришла?
О. Нет, не видал.
В. Ну хорошо, подошли вместе?
О. Так точно, сэр.
В. Может быть, еще кто-нибудь был?
О. Как же, сэр.
В. Кто такой?
О. Мужчина один, сэр.
В. Что он делал?
О. Трубку курил.
В. Трубку курил. Может, еще что-нибудь делал?
О. Так точно, сэр; руки в карманах держал.
В. Ага, руки в карманах; знали вы его раньше?
О. Никак нет, сэр.
В. Не знали?
О. Никак нет, сэр.
В. И раньше не видали?
О. Никак нет; видал.
В. Часто видали?
О. Никак нет, сэр; один раз.
В. Когда это было?
О. А когда я белье домой носил.
В. А он где был?
О. В трактире, сэр.
В. Ну хорошо. Подошли к двери. Что потом было?
О. Я постучался, сэр.
В. Постучались. А сколько раз постучали? Раз или два?
О. Один раз, сэр.
Вся эта трата времени понадобилась для того, чтобы свидетель «показал», что постучал в дверь; а для чего было это нужно, никто сказать не может, потому что было вовсе не нужно. Но государственное обвинение не может идти просто: оно шествует, подбирая всякий сор. Нечего прибавлять, что подсудимый обвиняется в предумышленном убийстве и за дверью лежит «мертвое тело».
Я не буду повторять сказанного выше о перекрестном допросе со стороны защиты. Вы можете быть уверены, что обильный поток вопросов со стороны вашего противника даст кое-что в пользу обвинения. Нужно быть очень искусным адвокатом, чтобы в длинном перекрестном допросе ни разу не натолкнуть свидетелей на ответы, невыгодные для спрашивающего, не обнаружить фактов, подкрепляющих обвинение. Поэтому вы, как обвинитель, должны следить за каждым вопросом защиты, отмечая каждый ответ, требующий дополнительных вопросов с вашей стороны или пояснений и выводов в вашей обвинительной речи или возражении. Я видал людей, признанных виновными только вследствие ошибок их защитников, видал немало несомненных преступников, уходивших на свободу вследствие неумелости обвинителей. Можно быть превосходным законником и плохим адвокатом. Не зная людей, не обладая большой опытностью, нельзя быть настоящим адвокатом. Но где взять опыт молодому человеку? Где найти жертву, которая согласилась бы служить покорным орудием для его упражнений? Я скажу только, что лучше ему учиться на чужих ошибках, чем на своих, а для этого ему будет представляться случай всякий раз, когда он будет выступать перед судом в качестве обвинителя: ему стоит только внимательно следить за вопросами своего противника и отмечать его промахи; бывают вопросы неудачные, бывают неправильные; это не одно и то же; надо думать о том, как задавать вопросы, и особенно о том, в какой форме предлагать их так, чтобы как можно меньше вредить и как можно больше помогать делу. Одно знание закона не сделает вас адвокатом, как длинный шест не научит ходить по канату. Дайте мужику в руки хорошую шпагу, не думаю, чтобы он проявил ловкость в обращении с нею. Выступление перед судом в качестве обвинителя есть превосходная школа для будущего защитника. Впрочем, одних обвинений для этого мало; некоторые люди никогда не научатся искусству уголовной защиты, сколько бы ни обвиняли на суде.
Я не сказал бы ни слова о возражении обвинителя в уголовных делах; но иные люди, забывая, какое жалкое существо стоит за решеткой перед ними, не всегда умеют удержаться от страстных нападок и так называемых «энергических обращений». Я скажу по этому поводу, что голос того, кто требует осуждения человека, должен звучать спокойно и сдержанно. Следует считаться с теми слабостями, от которых не свободен ни один из нас; где бы ни оказалось место, не занятое бесповоротно обвинением, оно должно быть свободно для дрожащей ноги подсудимого; и все, что может требовать от присяжных обвинитель,— это беспристрастная оценка фактов, перед ними установленных.
Глава XI
О защите на суде
Хотя большая часть сказанного мной в этой книге относится в равной мере и к гражданским и к уголовным делам, я считаю, однако, небесполезным сделать несколько указаний, касающихся непосредственно ведения защиты в уголовном процессе.
Молодым адвокатам нередко приходится выступать защитниками уже на предварительном разбирательстве дела в судебно-полицейском порядке (предварительное следствие происходит устно, в состязательном порядке, перед полицейским судьей; оно оканчивается определением о прекращении уголовного преследования или о передаче дела в обвинительную камеру). Я полагаю, что некоторые указания в этом отношении могли бы пригодиться им. Защита обвиняемых перед полицейским судом часто представляется мне своего рода предварительным возмездием за все гарантии, предоставленные им при судебном разбирательстве. Молодой человек, успевший провести каких-нибудь две-три защиты по делам о буйстве или появлении в нетрезвом виде в публичном месте, незнакомый с более серьезными делами, сразу выступает перед присяжными по делу об умышленном убийстве или другом тяжком преступлении с неизбежным обвинительным исходом. Что может он сделать, чтобы оградить интересы подсудимого? Только одно: держать язык за зубами. Глядя на ту легкость, с которой молодой адвокат готов выйти на арену и вступить в бой за подсудимого, можно подумать, что уголовная защита есть самая простая вещь в мире, не требующая ни подготовки, ни знаний, ни опыта: стоит только быть принятым в сословие или попасть в списки стряпчих или быть назначенным письмоводителем стряпчего. Это все равно, как если бы подмастерье становился мастером, подписав с хозяином договор об учении. Если молодому стряпчему или письмоводителю стряпчего поручена при таких условиях уголовная защита при судебно-полицейском производстве, я смело советую ему набрать в рот воды на все время разбора дела. В противном случае он почти неизбежно должен повредить подсудимому; и, что всего хуже, он почти наверное свяжет руки тому, кому придется защищать его перед общим судом.
Иногда может оказаться нужным закрепить два-три факта в актах полицейского производства, но для того, чтобы разобрать, какие именно факты нужны, уже требуется некоторая опытность. Необходима величайшая осмотрительность, чтобы решить, следует ли предложить известный вопрос или нет; за весьма редкими исключениями, можно сказать, что следует воздержаться от перекрестного допроса, если имеется в виду предание обвиняемого суду.
А делается как раз наоборот. Начинается длинный перекрестный допрос; точнее говоря, молодой человек, которому поручена защита, старается задавать как можно больше вопросов каждому свидетелю в уверенности, что это и есть перекрестный допрос, и получает невыгодные, а иногда и губительные, роковые для обвиняемого ответы. Чтобы сажать под замок всяких злополучных «преступников», правительству нет нужды заботиться о государственных обвинителях, пока существуют начинающие защитники, ибо эти молодые люди могут задавать свидетелям вопросы по таким обстоятельствам, о которых обвинитель не имеет права спрашивать; мало этого, они имеют возможность опросить обвиняемого наедине, а потом, под видом вопросов свидетелям, рассказать во всеуслышание все, что от него узнали с глазу на глаз, и между прочим такие факты, которые исключают предположение о его невиновности, подтверждая, например, его присутствие на месте преступления, тогда как защита на суде должна заключаться в установлении алиби.
Я не могу отказаться и от грустной мысли, что немало невиновных людей погибло от «последствий» строгого перекрестного допроса в этом роде. В представлении многих юных защитников перекрестный допрос, по-видимому, заключается в повторении каждого заданного обвинителем вопроса со всей суровостью, доступной еще ломающемуся юношескому голосу, и с предварением: вы готовы подтвердить это под присягой, сэр?— или в виде разнообразия, чтобы не показаться лишенным оригинальности,— вы не забыли о присяге, сэр?
Бывают, однако, случаи, когда выяснение всех обстоятельств происшествия при судебно-полицейском разбирательстве может предупредить предание заподозренного суду. Это возможно иногда и в делах о самых тяжких преступлениях. Но при таких условиях защиту нельзя поручать неопытному адвокату. Не так давно в Лондоне случилось убийство, привлекшее общее внимание некоторыми необычайными подробностями преступления. В одном из притонов близ улицы Гасфорда была зверским образом зарезана женщина. Полиция, как полагается, напала на след; оставалось только захватить виновника. Агенты пошли по следам с той необыкновенной ловкостью, которая всегда проявляется ими в трудных делах; на одно мгновение след потерялся на судне, уходившем в океан, но был немедленно найден на том же самом месте, где потерялся. К сожалению, вместо того, чтобы задержать того, кого «по имевшимся негласным указаниям» следовало, они накинулись на безобидного, добродушного пастора и арестовали его по подозрению в умышленном убийстве. Очень скоро нашлись и свидетели (предложение в Лондоне всегда отвечает спросу, какой бы товар ни понадобился), видавшие пастора выходившим из публичного дома, в котором немедленно за тем было обнаружено убийство. По замечательному совпадению задержанный был действительно необыкновенно похож на того, которого они не видали выходившим из того же дома и которого агенты не сумели найти. Было вполне очевидно, что обвинение на суде невозможно, но тем не менее представлялось, конечно, в высшей степени желательным предупредить самое предание суду. Защите пришлось выступить активно; свидетели полиции были подвергнуты перекрестному допросу; со стороны заподозренного также были выставлены свидетели, и вне всяких сомнений пастор оказался совершенно непричастным к делу; выяснилось, что он находился в другом месте в то время, когда его будто бы видели на улице, и во всем его поведении не нашлось ни одного сомнительного обстоятельства.
Бывает много таких случаев, где участие опытного защитника в судебно-полицейском производстве могло бы немедленно освободить заподозренного от уголовного преследования; но в этих случаях защита может быть поручена только опытному адвокату. Можно сказать в виде общего правила, что, если предание суду неизбежно, защиты в собственном смысле слова на предварительном разбирательстве быть не должно. Надо внимательно следить за данными полицейского розыска, задавая лишь изредка короткий вопрос в тех случаях, когда несомненно, что ответ будет в пользу заподозренного. Если ответ сомнителен, спрашивать нельзя. Строгий перекрестный допрос и великолепные защитные речи на полицейском производстве выгодны только для обвинения.
В тех случаях, однако, когда защита основана на свидетельских показаниях в пользу подсудимого, свидетели должны быть представлены уже к судебно-полицейскому разбирательству; ибо отсутствие их может вредно отразиться на защите перед судом. Это представляет еще и ту выгоду, что издержки по вызову их могут быть приняты на казну, если судья признает их показания существенными и заслуживающими доверия.
Но если даже свидетели защиты вызваны к полицейскому разбирательству, следует ограничиться лишь общими чертами из фактов, им известных; подробности благоразумно оставить в стороне до судебного следствия. Иногда бывает полезно вызвать свидетелей к судебно-полицейскому разбирательству, но не допрашивать их, если это не окажется необходимым. Это предупреждает ядовитые вопросы обвинителя: «Были ли вы на допросе перед полицейским судьей?» или: «Когда вас просили быть свидетелем по этому делу?» Это очень часто может оказаться, как сказал бы Брум, «целесообразным».
Предположим теперь, что полицейский судья не прекратил преследования и ваш клиент передан суду. Первая обязанность адвоката, приглашенного для защиты,— это просмотреть обвинительный акт. Я подозреваю, что молодые адвокаты в большинстве случаев забывают об этом, а последствием этого иногда бывает осуждение подсудимого без законных к тому оснований. Возможно, что в обвинительном пункте нет состава преступления; иногда, напротив, в нем их несколько: что-нибудь существенное может быть выпущено или очень много лишнего приписано. Короче говоря, может найтись ошибка, воспользовавшись которой можно обеспечить оправдание. Такая возможность встречается чаще, чем можно думать, и потому внимательное рассмотрение обвинительного акта имеет большое значение. Считая, что пишу для адвокатов, которые вместе с тем хорошие законники, я предполагаю, что вы тщательно прочитали и разобрали данные обвинительного акта, знаете твердо все, что в нем есть, и не станете требовать его отмены иначе как по необходимости (ибо это далеко не безопасный шаг); что вы не предоставили обвинительной власти изменить обвинение, чтобы сохранить за собой право предъявить своевременно «возражение» и тем принудить противника указать тот пункт, по которому он будет поддерживать обвинение, и, наконец, что вы не станете и возражать в слабой надежде на отмену предания суду, вместо того чтобы приберечь свои доводы для решительного боя.
Обсудив внимательно все эти соображения, остановившись твердо на определенной системе защиты и помня при этом, что одно надежное возражение против обвинения лучше двух, вам надо теперь внимательно следить за вступительной речью обвинителя. Если обвинитель поставит обвинение шире, чем бы следовало, тем лучше для вас. «Виновный,— говорит Уэтли,— может часто (надеюсь, не слишком часто) ускользнуть от наказания благодаря преувеличенному обвинению, так же, как и благодаря чрезмерному изобилию доказательств, если в этом множестве окажутся в числе верных и не совсем прочные; так, подсудимый может иногда склонить присяжных к оправданию, указав им, что один из свидетелей бесчестный доносчик или шпион; между тем не будь таких доказательств, обвинение было бы обеспечено по другим данным дела».
Если ваш противник, излагая во вступительной речи обстоятельства дела, допустит существенные отклонения от показаний, данных свидетелями при судебно-полицейском разбирательстве, вы можете впоследствии с успехом воспользоваться этой ошибкой. Но пока не возражайте против его заявлений; вы не знаете доказательств, которые будут им представлены, а если по поверке доказательств окажется, что он не мог подтвердить всего, что утверждал, тем лучше для вашего клиента. Но надо внимательно следить и должно возразить, если обвинитель собирается огласить частную переписку или письменные акты, не подлежащие оглашению, или передаст разговор, о содержании которого свидетели не имеют права показывать. Раз дело сделано, его исправить нельзя. Судья скажет присяжным: «Этот документ или этот разговор по закону не признается судебным доказательством, и вы должны совершенно забыть о нем при решении вопроса о виновности»; но эти слова останутся словами. Присяжные не могут забыть того, что слышали, и что бы вы ни говорили, слышанное останется для них доказательством и по свойству природы человеческой должно оказать влияние на их решение. Деревенский законник настойчиво убеждал человека, сидевшего в колодках, что его нельзя было сажать в колодки; но тот с такой же настойчивостью отвечал ему: «Однако сижу».
Настояв на устранении документа из числа доказательств, необходимо следить за тем, чтобы противник не делал каких-либо ссылок на этот документ; это часто делается без этого умысла, но это составляет существенное нарушение интересов подсудимого.
Нет нужды записывать показания свидетелей; следите по мере допроса каждого за протоколом судебно-полицейского разбирательства, но не для того, чтобы придираться к словам или ловить всякую пустую ошибку или разноречие, а для того, чтобы отметить существенное различие и существенные противоречия. Если такие найдутся, вы укажете на них присяжным при перекрестном допросе. Это надо сделать, ибо иначе они не узнают об этих противоречиях. Ниже я остановлюсь на этом с большей подробностью, ибо это требует большого умения и имеет большое значение. Если перед вами в лице свидетеля ловкий человек, он сумеет так искусно примирить все противоречия и ошибки в данном им показании или, по крайней мере, настолько сгладить их, что они потеряют значение в глазах присяжных. Ваша задача вовсе не в том, чтобы устранить его ошибки или помочь ему выпутаться из них, а, напротив, закрепить их перед присяжными и подчеркнуть, а не сгладить его противоречия. Следя за противоречиями в показаниях свидетелей при полицейском производстве и на судебном следствии, должно следить и за разноречиями свидетелей между собой, равно как и за совпадениями в их показаниях. Имейте в виду следующее соображение: их показания могут совпадать в некоторых обстоятельствах, вам выгодных, и расходиться в частях, вам опасных; в сущности, всякое разноречие между свидетелями может быть обращено в пользу защиты. При некотором опыте и большой наблюдательности вы научитесь отличать мелочи, иной раз выдающие лжесвидетельство, от мелочей, лишенных всякого значения; отличать неточности в показаниях, вызванные привычкой к небрежному мышлению, от неточностей, злонамеренно вплетенных в правду, чтобы ввести в заблуждение судей.
Неточные свидетели при искусном перекрестном допросе нередко разбивают показание самых точных, вызывая сомнения, которые иначе возникнуть бы не могли. Поэтому не следует упускать из виду неточности по отношению к числам месяцев, времени, месту, положению действующих лиц, к тому, что было сказано, кем, и т. п., считаясь, однако, при этом с тем, что сказано выше о мелочах, лишенных значения. Следя с величайшим вниманием за тем, чтобы на судебном следствии не оглашались данные, оглашению не подлежащие, нельзя, однако, возражать на этом основании против каждого вопроса противника, ни против каждого наводящего или вообще неправильного вопроса. Слишком частные возражения обращаются в пустую проволочку времени и вызывают несправедливое подозрение в присяжных против подсудимого.
Нужно ли упоминать о том, что защитник должен соблюдать невозмутимое спокойствие в обращении на суде? Ваше спокойствие — один из элементов самой защиты, и далеко не последний. Придирчивость и раздражительность — плохие союзники в самом надежном деле; и если вам удастся выиграть его, то не благодаря, а вопреки их содействию.
Пусть говорится против вас все, что угодно; лишь бы не было все доказано. Вот о чем надо заботиться, тщательно следя за словами свидетелей обвинения.
При перекрестном допросе, скажу еще раз, необходима величайшая осмотрительность; иначе факты, вместо того чтобы несколько «полинять», станут еще более наглядны. Опасность настолько велика для злосчастного существа, участь которого может быть решена одним неразумным вопросом, что лучше совсем воздержаться от перекрестного допроса, если у вас нет безусловной уверенности в том, что вы идете по верному пути и что ваши вопросы не ставят на карту его свободу или жизнь. Если вы не знаете, о чем спрашивать, не спрашивайте совсем.
Я считаю, что, как бы ни был умен адвокат, ему не должно брать на себя защиту по серьезному делу, пока он не приобрел некоторого опыта. Не имея опыта, нельзя вести перекрестный допрос иначе как с большим риском. Неопытный защитник будет задавать вопросы и получать ответы, но он должен родиться под исключительно счастливой звездой, чтобы не повредить подсудимому больше, чем свидетелям. Доведя до конца энергичный перекрестный допрос, молодые защитники не раз обращались ко мне с вопросом: «Кажется, я его прикончил?» По сердечной обходительности своей я отвечал: «Кажется, прикончили». Не сомневаюсь, однако, что мы говорили совсем о разных лицах: они разумели свидетелей, а я — злополучного подсудимого.
Лучшей подготовкой к умению вести перекрестный допрос служит внимательное изучение приемов истинных мастеров этого искусства, а также изучение характера, природы человека, того, что называется «светом». Одному это дается легче, другому труднее, но никто не может сколько-нибудь приблизиться к совершенству иначе, как путем долгих упражнений и многолетних наблюдений. Поэтому человек обыкновенных способностей не должен жалеть работы на основательное изучение этого искусства. Пока вы будете допрашивать свидетелей обвинения, ваш противник будет следить за новыми уликами в их словах и ловить повод обнаружить перед присяжными такие данные, которых ранее касаться не мог. Не будь этого так называемого перекрестного допроса, он во многих случаях не нашел бы в деле достаточных оснований к тому, чтобы требовать обвинительного вердикта; знайте это и спрашивайте как можно меньше. Если вы не можете помочь подсудимому, старайтесь не повредить ему. Само собой разумеется, что чем больше у вас навыка и знания, тем больше сумеете вы сделать немногими вопросами.
В начале допроса бывает полезно задать два-три неважных и безобидных вопроса, чтобы уяснить себе характер и настроение свидетеля. Этим достигается также, когда нужно, некоторое взаимное расположение между вами. Возможно, что он вызван в суд против его желания и был вынужден сказать то, что сказал; будьте ласковы с ним, и в большинстве случаев он пойдет за вами с такой же готовностью, как и дружеский свидетель. Возможно, что он знает гораздо больше того, что сказал, а то, что он знает, может во многом осветить уже сказанное. В конце концов, он может даже оказаться благоприятным для подсудимого свидетелем, может быть склонен придать всему делу другую окраску. Вы знаете, что небольшое количество краски может изменить вид голой стены; также может измениться и вид голого факта. А если вы сразу начнете с неприязненного обращения к свидетелю, как бы заранее признавая, что в качестве свидетеля обвинения он должен быть врагом подсудимого, вы потеряете все то, что он мог бы сказать ему на пользу.
Если, напротив, вы заметили, что свидетель сильно заинтересован в исходе процесса, старайтесь допрашивать его как можно меньше. Он вгонит по самую шляпку каждый гвоздь, не забитый до конца обвинителем. Вы задали ему один вопрос, он ответит так, как будто их было двадцать, и каждый ответ будет вам во вред. Лучше вам собственной головой бить в свидетельскую решетку, чем допрашивать такого свидетеля; оно не так опасно для подсудимого. Если вам удастся получить благоприятный ответ, это будет случайность, и произойдет это от того, что ни он, ни вы не подозревали того, что заключалось в вопросе. Каждое ваше слово дает ему желанный повод для обвинительной речи против подсудимого. Если вам представится возможность одним, двумя вопросами изобличить его пристрастие, это все, что можно сделать с таким свидетелем, если только нет возможности изобличить его во лжи. Вне этого у вас нет благоприятных шансов в его словах.
Но если перед судом прошли несколько свидетелей, враждебных подсудимому, следует особо считаться со степенью враждебности и с настроением каждого из них. Иногда бывает возможно уничтожить значение неблагоприятного свидетеля, вызвав у присяжных усиленное представление о неприязненном отношении его к подсудимому. Можно навести его на явное преувеличение; иной раз он откажется от своих слов, а затем может повторить ранее сказанное. Если вам не удается стащить его с высокого коня в одну сторону, попробуйте столкнуть его в противоположную; надо свалить его, а где он свалится — для вас безразлично. Возможно, что, потеряв самообладание, он выдаст свое озлобление против подсудимого, а это будет полезно для вас, потому что присяжные не любят озлобленных свидетелей.
Каждый задаваемый вопрос должен иметь определенное назначение сообразно принятой системе защиты. Сами по себе противоречия в показаниях ни к чему привести не могут; надо показать, что они несовместимы с утверждаемыми вами вероятностями.
Сделав что должно в этом направлении, вы, однако, будете слишком осмотрительны, чтобы «представить суду, что данные дела не дают оснований для обращения его на обсуждение присяжных заседателей» («No evidence to go to the jury». Председатель имеет право предложить присяжным прекратить уголовное преследование подсудимого в любой момент процесса, если находит улики явно недостаточными), когда данные, хотя и незначительные, существуют; напротив того, вы подумаете о том, не следует ли потребовать допроса свидетелей со стороны подсудимого, если только заблаговременно уже не решили поступить так или иначе. Если улики против подсудимого слабы, а показания ваших свидетелей не слишком сильны,— воздержитесь от допроса. Иначе вы потеряете право последнего слова, и, что, может быть, еще несравненно важнее, вы рискуете подкрепить имеющиеся против подсудимого улики, предоставив противнику возможность перекрестного допроса ваших свидетелей. Эта ошибка часто ведет к гибели подсудимого.
Если вы все-таки признаете необходимым выставить своих свидетелей, старайтесь, чтобы их не было больше, чем нужно, точнее — больше, чем нужно, чтобы установить необходимые обстоятельства. Один хороший свидетель стоит дюжины посредственных; а в двенадцати показаниях гораздо легче найти противоречие, чем в двух или трех; между тем, как бы ни были правдивы свидетели, в показаниях всегда могут оказаться противоречия. Не забывайте, что противоречия между вашими свидетелями имеют несравненно больше значения, чем между свидетелями обвинения, ибо, хотя закон и признает всякого невиновным, пока не доказана виновность, присяжные считают всякого подсудимого виновным, пока не убедятся, что собранные против него улики недостаточны. В большинстве случаев они относятся к доказательствам в пользу подсудимого с некоторым недоверием, и каждая спивая точка в них будет представляться им в увеличенном виде. В большинстве случаев свидетели защиты или спасают или топят подсудимого. Если показания имеют значение, а сами свидетели заслуживают доверия, они могут принести неоцененную пользу, но коль скоро свидетели не кажутся безупречными, их показания будут казаться сомнительными и могут только повредить делу.