А.С. Пушкин. Воспоминание А.А. Блок. На поле Куликовом – 1

 

  ночь           река    
           
                   
                   
смертный   я   ленивая грусть       путь  
         
                   
                   
сон   ум, подавленный тоской   степь   мгла     татарская стрела
          боль  
                  грудь  
               
                   
                   
награда   воспоминание     тоска   святое знамя     ханская сталь
           
                   
                   
                   
    отвращение       жена     вечный бой    
    трепет            
    проклятие                
    жалобы                
    слезы                
                 
                   
                   
    строк не смываю           степная кобылица    
                 
                   
                   
                вскачь    

 

Из рассмотрения поэтической конструкции стихотворения А.С. Пушкина «Воспоминание» видно, что центральный ключевой образ, вынесенный в заголовок произведения, находится под спудом других ключевых слов.

По своему местоположению в ноэматическом ряду воспоминание опосредует интеллектуальное состояние личности (ум, подавленный тоской), обусловленное природным временем (налегшей ночью), и эмоционально-волевые поступки этой личности (читаю с отвращением, трепещу, проклинаю, горько жалуюсь, горько слезы лью).

Кроме роли посредника в своем ноэматическом ряду, воспоминание противоположено в сравнении каждому ключевому слову из другой ноэмы. Как сон для человека – залог большей награды, – смерти, – так воспоминание – неразрешимая и незаканчивающаяся ситуация выбора между гордыней и борением с малодушием.

Направление движения смыслов в конструктивной схеме стихотворения А.А. Блока (при принципиальном сохранении общей формы) – иное. Если у Пушкина стихотворение трагично (в традициях греческой философии) своей невосстановимостью связи и разъединенностью смыслов, истекающих из одного источника, и самосознанием личного вечного неупокоения, то у Блока все метафорические движения однонаправлены и предельно завершены слиянностью в единое смысловое русло:

 

Степная кобылица Несется вскачь!

 

Этой перенаправленности смыслов способствует антитетическое расширение семантики поступков: список глаголов, передающих у Пушкина эмоционально-волевое состояние личности, у Блока продолжен глаголами конкретного действия: домчимся, озарим, летит, мнет, останови, идут, несется.

В сравнении композиций видны стилевые новации, направленные на изменение психофизического состояния человека и общества. В сравнении с источником происходит преобразование (как в случае с неявной метафорой), а не повтор информации. Ключевой образ тоска из второго ноэматического ряда перемещен в первый;

· и по описанию своего нового местоположения,

· и по сравнению этого местоположения с прежним

вызывает сопутствующий трагикомический эффект, напоминая стихи Пушкина из «Евгения Онегина»:

  Потом увидел ясно он,  
  Что и в деревне скука та же,  
  ……………………………….  
  Хандра ждала его на страже,  
  И бегала за ним она,  
  Как тень иль верная жена.  
  [Пушкин 1986: 206]
   

Ключевой образ, выраженный словом, содержащим в своем вещественном значении понятийную сему память, в структурной схеме стихотворения Блока отсутствует. Как название цикла «На поле Куликовом» – по своей синтаксической структуре представляет собой эллиптическое предложение, так и поэтическая композиция – некий метафорический эллипс, основанный на философском понятии памяти, представленном в схеме фузией ветхозаветных и древнегреческих ассоциаций: боль – грудь – стрела – путь – река, – и ограниченный намеком на литературные прообразы – иронический («Евгений Онегин») и философский («Телега жизни»).

Таким образом, путь стрелы татарской древней воли – это психофизический путь от метаний между малодушием и гордыней к патриотическому горению.

Из примерного анализа выявления метафоры можно заключить, что образование метафоры в художественном произведении словесности подчиняется следующей элементарной фигуре:


Прозаический

прототип

 

Философское

Понятие

                   
 
 
   
 
       

 


Поэтическое Прозо- Метафорическое Действительность

осмысление поэтическая сравнение

ноэма

                   
       
 
   

 

 


Ограничение

инварианта

указанием

на вариант

При анализе образования метафоры в художественном дискурсе оказывается необходимым использование следующих понятий, обозначенных нами рабочими терминами:

1) отдаленная этимология – словесное представление некоторого общего значения, на которое опирается художник, будучи уверенным, что это знание относительно ясно представляется уму читателя;

2) ближайшая этимология – поэтическое осмысление, конкретизация отдаленной этимологии в литературном процессе на данном языке в ближайшее к нам время;

3) тема или прозопоэтическая ноэма – предмет, получивший благодаря отдаленной и ближайшей этимологии ясное словесное выражение в данном речевом произведении;

4) метафора – сравнение темы со значением других слов, выступающих в данном тексте как контекстные синонимы;

5) неявная метафора – отсутствие основания переноса значения слова в данном тексте;

6) явная метафора – истолкование автором основания для переноса значения слова в данном тексте;

7) ключевые слова – замещение темы явными метафорами;

8) метафорическое сравнение – соположение в явной или неявной метафоре двух и более ключевых слов, представляющих тему.

 

 


[*] Перевод выполнен С.С. Аверинцевым по изданиям: Aristoteles 1877, 1959 и 1976

I, 1 Суммируются темы двух первых книг и намечаются темы дальнейшего изложения. Все предыдущее было посвящено тому, что в античной риторической теории именуется «отысканием» аргументов и средств эмоционального воздейст­вия. «Убеждать» можно, как показывается в книге второй, либо действуя на эмоции, либо создавая в умах слушателей (например, судей) благоприятное пред­ставление о собственном характере, либо ведя логическую аргументацию. Энти­мемы в терминологии Аристотеля — риторические силлогизмы, т.е. «вероятные» умозаключения, лишенные логической принудительности; иногда в них остается подразумеваемой и не высказывается одна посылка, но этот признак — второсте­пенный и не обязательный.

 

 

I. 3 Термин «ύπόκρισις» означает, собственно, актерскую игру и актерскую «читку» — исполнение некоего разученного текста. Техника «читки» составляет третий раздел античной риторической теории, следующий за «нахождением» и «расположением», — «исполнение». Проблема ύπόκρισις действительно была общей для теории актерского ремесла или ремесла рапсодов (то и другое Аристотель относит к «поэтике») и для теории красноречия. Поэты могли сами разыгрывать свои трагедии в те начальные времена греческого театра, когда структура трагедии предполагала единственного актера, обменивающегося репликами с хором; этим единственным актером и выступал поэт, самолично «разыгрывавший» трагическое действо при помощи хора. — Главкон Теосский — по-видимому, толкователь Гомера, упоминаемый в «Поэтике» (XXV, 23) и у Платона («Ион», 530D).

 

I. 4 Аристотель с сомнением смотрит на успехи актерской виртуозности в театре и ораторской виртуозности на поприще «политических состязаний»; необходимость говорить о столь «непочтенном» предмете, как техника повышений и понижений голоса, заражающих слушателя взвинченной эмоцией, смущает его. Он оценивает порядки в греческих городах (прежде всего, в Афинах) как порочные, потому что они представляют слишком много места для «актерства» при обсуждении серьезных дел в Народном собрании, в суде и т. д.

 

I,5 Аристотель исходит из унаследованной от Платона антитезы: «истина» — «мнение». Сказать, что риторика имеет в виду формирование «мнения» — это все равно, что заявить о ее полном безразличии к научной «истине», отыскиваемой на путях логического доказательства. Если бы все люди были философами в арис­тотелевском вкусе и полагались бы только на разум, не поддаваясь эмоциональ­ному воздействию, не доверяя своим настроениям, не ища чувственного удоволь­ствия от модуляций ораторской речи, риторика была бы не нужна. Поскольку это не так, риторику приходится рассматривать как зло, но зло неизбежное.

I,7 Фрасимах Халкидонский — теоретик стиля, принадлежащий к поколе­нию софистов (V—IV вв. до н. э.).

 

II, 9 «Соответствие» (или «пропорция», или «аналогия» —(το άνάλογον) — один из ключевых терминов третьей книги «Риторики».

 

 

II, 12 «Видел я мужа, огнем прилепившего медь к человеку» — эта загадка,
приписываемая традицией поэтессе Клеобулине Линдской, приведена также в «Поэтике» (XXII, 58а26).

II, 13 Ликимний — ученик Горгия, автор трактата об искусстве риторики, цитируемого ниже (XIII, 5). Брисон — софист родом из Гераклеи Понтийской. Тезис Брисона, согласно которому слово есть как бы нагое имя вещи и постольку не может быть непристойным и не обязано быть пристойным, неоднократно повторялся в рассуждениях стоиков и опровергался теоретиками риторики (напр., Цицероном). — «Розоперстая» — постоянный эпитет зари (богини Эос) в гомеровском эпосе («Илиада», I, 477 и др.).

 

 

II, 14 «Матереубийца» и «мститель за отца» — эпитеты Ореста, возникающие у Еврипида в споре Менелая и Ореста.

М е в е л а й. Ты, матереубийца, душегубству рад?

О р е с т. Я метатель за отца, тобой забытого.

(«Орест», ст. 1587-1588)

Симонид — знаменитый лирический поэт (ок. 556—468 гг. до н.э.); прояв­ленное им наивное корыстолюбие отлично согласуется с архаической моралью. — «Победитель» — Анаксил Регийский. — Состязание в беге колесниц, запряжен­ных мулами, было отмечено уже в 444 г. до н.э.; по-видимому, оно недостаточно импонировало воображению греков. Для Аристофана Симонид — олицетворение жадности; высмеивая Софокла, будто бы обогатившегося в экспедиции против Самоса, он приравнивает его к поэту былых времен.

Т р и г е й. До из Софокла вдруг он Симонидом стал.

Г е р м е с. Как Симонидом?

Т р и г е й. Старец и дряхлец, пошел

Он за наживой в море на соломинке.

(«Мир», ст. 697—699; пер. Адр. Пиотровского)

 

II, 15 «Вавилоняне» — утраченная комедия Аристофана. Примеры диминутивов легко найти и в его дошедших комедиях («серебришко» — «Птицы», ст. 1622, «плащишко» — «Лисистрата», ст. 470, «судишко» — «Осы», ст. 803, и др.)

 

III, 1 «Вычурность» — буквально «холодность»; в обиходе античной риторичес­кой критики этим термином обозначалось неестественное, натужное, тяжеловес­ное велеречие. — Ликофрон — ритор эпохи софистов (не смешивать с поэтом Ликофроном!): вероятно, приводимые Аристотелем выражения взяты из его пане­гирика в честь Афин. — Алкидамант — софист IV в., ученик Горгия. — Двукорневые и многокорневые существительные и прилагательные в нашем языке обыч­но относятся к «интеллектуальной» (философской, научной, политической) лек­сике, а потому воспринимаются как «прозаизмы» («самосознание», «закономер­ность», «народнохозяйственный»). Для грека это был прежде всего поэтический пласт речи. Некоторую возможность пережить греческий опыт нам дает знаком­ство с игрой двукорневых слов в старославянских «витийственных» текстах, а также, напр., в переводе «Илиады», выполненном Н. Гнедичем.

III, 3 «Белое» молоко — постоянный эпитет в поэмах Гомера (напр., в «Илиа­де», песнь IV, ст. 434). — «Не "школа Муз", но "природная школа Муз"» — интерпретация и даже текстология этой цитаты из Алкидаманта сомнительны. — Дифирамб — жанр хоровой лирической поэзии, связанный изначально с культом Диониса; выделялся изысканностью лексики, бурной экстатичностью интонаций, причудливостью построения («лирический беспорядок», перешедший в класси­цистическую оду) и общей выспренностью. – «Как сказано выше» — см. гл. I, 9

 

III, 4 «Крепостью законов» — по другому толкованию, «крепостью против зако­на»; «угрозой законам» (έπιτείχισμα чаще означает крепость на вражеской терри­тории). Метафоре «поэзия — зеркало» предстояло стать общим местом (вплоть до современной метафорики «отражения» применительно к литературе), но во вре­мена Аристотеля она была еще чересчур оригинальной. — Филомела и Прокна — героини античного мифа, превращенные богами после страшных приключений соответственно в ласточку и соловья; Горгий и Фукидид исходили из того, что Филомела стала ласточкой, а Прокна — соловьем, но позднейшая европейская традиция связала имя Филомелы с образом соловья.

IV, 1 Цитата из Гомера не вполне точна.

 

 

 

IV, 3 Андротион — аттический оратор и хронист IV в. до н. э.; участвовал в посольстве к карийскому царьку Мавсолу (377—361), которому наследовал его брат Идриэй, некоторое время находившийся в заключении. Феодамант, Архи­дам, Евксен — неизвестные лица. Острота имеет примерно такой смысл: Архидам равен Евксену минус знание геометрии. — Из «Государства» Платона Аристотель берет три сравнения: 469Д, 488А и 601В. — Изречение Перикла о беотийцах не вполне понятно: то ли дубы падают один на другой и валят друг друга в бурю, то ли они дают материал для орудий своего уничтожения (скажем, для рукоятки топора, для клиньев и т.д.?) — Демосфен — по-видимому, не великий оратор (упоминаемый Аристотелем всего один раз, и то лишь при разборе отрицательных суждений о нем его противника Демада, «Риторика», кн. II, гл. XXIV, 8), а пол­ководец времен Пелопоннесской войны. — Демократ упоминается у Плутарха как едкий насмешник, запомнившийся афинянам своими обидными остротами. Двух носителей этого имени упоминают аттические ораторы IV в. «Риторы» изречении Демократа — политические деятели Афин. — Антисфен — по-видимому, основатель кинической философской школы; Кефисодот — оратор, упоминаемый у Демосфена с похвалой его красноречию; три его остроты процитированы ниже, в X главе (1411а).

IV, 4 Обратимость метафоры рассматривается также в «Поэтике», гл. XXI, 6. Для нее необходимо, чтобы оба предмета были «однородными», т.е. попадали в одну логическую категорию и рассматривались в соотнесении с ней: так, «кубок» и «щит» попадают в категорию «характерный атрибут божества» (соответственно Диониса и Ареса). Возникает «уравнение»: как кубок относится к Дионису, так щит относится к Аресу. «Кубком Ареса» назвал щит лирический поэт Тимофей в одном из своих дифирамбов; эта метафора неоднократно пародировалась.

V, 1 Аристотель систематически смешивает два требования, по-видимому, в его время еще не различавшиеся: «пуристическое» требование чистоты «истинно-эллинской» речи и утилитарно-логическое требование ясности. Перевод этого места наталкивался на трудности: ключевой термин «συνδεσμος» означает одновременно 1) факт синтаксической связи, 2) выявляющий эту связь союз или соединитель­ную частицу вроде μέν или δέ, 3) охваченное этой связью простое предложение (главное, подчиненное или вводное), которое входит в состав сложного предложе­ния, и 4) отдельное слово, попадающее в поле действия синтаксической связи.

 

 

 

V, 4 Примечательно уничтожающее суждение о великом мастере философской поэзии Эмпедокле. В «Поэтике», I,11 Аристотель отказывает Эмпедоклу в праве называться поэтом. Диоген Лаэрций в своей биографии Аристотеля приписывает философу, напротив, высокое мнение о «гомеровском характере», «мощи слова» Эмпедокла (VIII, 57). — Изречение, цитируемое Аристотелем, было, согласно рас­сказу Геродота, дано лидийскому царю Крезу в Дельфах; поверив оракулу и перейдя Реку Галис, т.е. границу персидских владений, Крез «расточил великое царст­во» — свое собственное.

V, 5 Протагор — знаменитый софист V в. до н. э. Софисты положили начало грамматической теории.

V, 6 Цитата из Гераклита, данная без пунктуации.

V, 7 Солецизм — погрешность против правильности языка.

VI, 4 «К ахейским устремляясь гаваням» — цитата из неизвестного (трагичес­кого?) поэта. — «Таблички складни вижу многосложные» — Еврипид, «Ифигения в Тавриде», ст. 727. «Таблица» письма, о которой идет речь, представляет собой складень, но, конечно, не «складни».

 

VI, 4 «К ахейским устремляясь гаваням» — цитата из неизвестного (трагичес­кого?) поэта. — «Таблички складни вижу многосложные» — Еврипид, «Ифигения в Тавриде», ст. 727. «Таблица» письма, о которой идет речь, представляет собой складень, но, конечно, не «складни».

VI, 7 Антимах Кларосский — эпический поэт V—IV вв. до н. э., автор поэмы «Фиваида». Поскольку в цитате вовсе не присутствует прием, о котором идет речь (описание предмета через перечисление свойств, которых у него нет), следует по­лагать, что Аристотель просто указывает первые слова длинного пассажа, кото­рый был у всех в памяти. То же самое делает Страбон, упоминая отрывок из Антимаха и приводя его начало в своем описании Беотии (кн. ГХ, гл. 2).

VII, 2 Клеофонт — по-видимому, трагический поэт, упоминаемый в «Поэтике» (гл. II и XXII) и в византийском словаре «Суда».

 

VII, 3 «Если жалостные — униженно». — Античная практика судопроизводст­ва допускала попытки разжалобить судей; Сократ навлек на себя неудовольствие и смертный приговор тем, что отказался от таких попыток.

VII, 4 «Душа дается в обман» — Аристотель не раз называет риторическое вну­шение «обманом». На этот раз он хочет сказать, что иллюзия естественной, не­произвольной эмоциональной реакции принуждает слушателя принимать на веру реальность обстоятельств, якобы вызвавших эту реакцию. — «Что бы ни было на самом деле» — возможно, интерполяция.

VII, 6«Обнаружение дела посредством знаков...» — не вполне ясное место, по-разному понимаемое различными комментаторами и переводчиками. — «Состоя­ние» (έξις) — один из центральных терминов Аристотелевой этики и психологии; имеется в виду устойчивое (в отличие от страсти — πάθος,) расположение души, моральное предрасположение к ряду поступков, в своей единообразной совокуп­ности образующих «образ жизни» (βίος; — этически оцениваемая и характерологи­чески определяемая жизнь, в отличие от физиологической жизни — ζωή; визан­тийский лексикон XII в. расшифровывает слово «βίος,» как «είδος ζωής» (т. е. имен­но «образ жизни»). Категории «έξις» и «βίος», соотнесены с категорией «ήθος» («ха­рактер»).

 

VII, 7 «Говорить слова, сообразные состоянию» — так называемая этопея. Мас­тером имитировать речь, присущую тому или иному человеческому типу, был Лисий. — «Сочинители речей» — в афинском суде каждый должен был говорить за себя сам, не прибегая к помощи адвоката, но можно было заказать свою речь профессиональному сочинителю и затем разучить наизусть.

 

 

VII, 11 «Неистовство» — Аристотель употребляет формы от глагола ένθουσιάζω, восходящего к прилагательному ενθεος; «имеющий внутри себя бога», «обуревае­мый», «обуянный», «одержимый» (семантика древних оргий, на которых чело­век «выходил из себя» в буквальном значении этих слов, чтобы говорить и дейст­вовать от лица «вселившегося» в него бога). Восторг исступленного самозабвения как предпосылка поэтического творчества — тема рассуждений Демокрита (по свидетельству Цицерона, «Демокрит утверждает, что никто не может быть вели­ким поэтом, не впадая в безумие») и Платона (диалог «Ион»). — «Как это делает Исократ под конец своего "Панегирика". — § 186; § 97. — «Каковы примеры этого в "Федре"» — имеются в виду такие места диалога Платона, как 231D или 241Е.

VIII, 1«Клеона» — неясно, какой носитель этого имени (знаменитый демагог V в. до н. э.?) имеется в виду.

VIII, 5 «Метричны» — т. е. метрическая природа выявлена отчетливо и не может укрыться от уха.

VIII, 6 Образцы первого вида пэана взяты из восхваления Аполлона.

IX, 1 «Подобным <строфам и> антистрофам старых поэтов» — имеется в виду момент строгой структурности текста хоровой лирики или хоровой части траге­дии, членящегося на замкнутые части: строфу и отвечающую ей антистрофу. Так же замкнут и структурно утроен период.

IX, 2 «Это изложение истории Геродота Фурийского...» — начальные слова исторического труда Геродота. Труд этот в целом приводится как пример старомодной «нанизывающей» манеры.

IX,4Аристотель ошибается: ямбическая строка взята не из Софокла, а из тра­гедии Еврипида «Мелеагр». Она дает правильный смысл только вместе с последу­ющим стихом:

Вот Калидов, земля Пелопоннесская

На том краю пролива простирается...

(вспомним, что в древности невозможно было устранить двусмысленность средствами пунктуации).

IX,5 Кóлон — метрико-синтаксическая часть периода.

 

IX, 6 Демокрит Хиосский — поэт и музыкант V—IV вв. до н.э. Меланиппид Мелийский — мастер дифирамбической поэзии во времена начала Пелопоннес­ской войны, когда приходящая в упадок жанровая форма дифирамба вызывала нарекания за свою экстравагантность, произвольность, композиционную рыхлость. Пространный зачин дифирамба, не подчиняющийся законам строения строф и антистроф, — для Аристотеля пример дурной «беспредельности». — «Горе себе причиняет...» — пародийная переделка общеизвестной сентенции Гесиода («Тру­ды и дни», стр. 263).

IX, 7 «Часто дивился я...» — этот и последующие девять примеров взяты из «Панегирика» Исократа. — Пифолай и Ликофрон — фессалийцы, братья жены Александра Ферского, убившие его и завладевшие его властью. Смысл остроты: в Фессалии они продают афинян (как рабов), а в Афинах они покупают афинских судей (взятками).

 

IX, 8 Объяснение «приятности» сопоставления противоположностей из удобст­ва их «распознавания» характерно для интеллектуалистического уклона эстети­ки Аристотеля. С этой точки зрения силлогистическая структура может быть источником «приятности».

IX, 9 «Противоположение» (антитеза) — контраст значения; «приравнивание» — параллелизм построения; «уподобление» — параллелизм звучания. «Уподобле­ние» делится на «гомеотелевт» (сходные звуки в конце), «гомеокатаркт» (сходные звуки в начале) и «парономасию» (сходство звучания или корневое родство слов в целом). Приводимые Аристотелем примеры взяты последовательно из Аристофа­на (фр. 649), Гомера («Илиада», IX, 526), неизвестных риторов. По большей части они непереводимы. Четвертый пример можно было бы перевести так: «при силь­нейших треволнениях и малейших упованиях»; седьмой пример — «что было бы безобразного, если бы ты его увидел праздного?» Гомеотелевт представляет собой аналогию нашей рифме, но отличается от нее в двух отношениях: 1) наш вкус оценивает появление рифмы в прозе как снижающий фактор (тирады капитана Лебядкина из «Бесов» Достоевского!), античный вкус оценивал гомеотелевты в прозе как фактор великолепия; 2) современный вкус предпочитает рифмовку мор­фологически разнородных слов, античный риторический гомеотелевт предпочи­тает сопрягать грамматически однородные слова. «Камень» и «пламень», «лю­бовь» и «кровь», «ненавижу» и «обижу» — банальные рифмы, но образцовые гомеотелевты.

 

 

X, 7 О метафорах, основанных на соответствии, см. выше IV, 4. — «Перикл говорил...» — Аристотель цитирует это сравнение в первой книге «Риторики» (VII, 34), указывая, что оно взято из «Надгробной речи»; в том пересказе Перикловой «Надгробной речи», который дается у Фукидида, такое сравнение отсутст­вует. — Лептин — афинский политический деятель, современник и противник Демосфена. — «Чтобы Эллада окривела на один глаз» — Спарта (Лакедемон) и Афины, соперничавшие друг с другом за первенство среди греческих городов-государств, уподоблены двум «глазам» Эллады (метафора не раз использовалась в античной литературе и позднее, вплоть до «Возвращенного Рая» Мильтона). — Харет — начальник наемных войск в Олинфской войне (349 г. до н. э.). — Кефи­содот — см. выше примечание к IV, 3. — «Прихватив вместо провианта Мильти­адову псефизму» — не вполне ясное место, вызывающее текстологические сомне­ния; надо полагать, «Мильтиадова псефизма» — санкция установки на добыва­ние провианта грабежом местного населения (ибо на подготовку провианта перед походом не остается времени). — Ификрат — см. выше прим. к II, 10. — «Эпидавр» — слабый сосед, которого удобно было бы грабить при военной необходи­мости, почему Ификрат, как представитель военщины, и сожалеет, что Афины связали себя договорными отношениями. — Пифолай — по-видимому, тот же, что в IX, 7. — Парала — быстрое государственное судно, посылаемое афинскими властями для ареста преступников и мятежников. — Сеет — город на Геллеспон­те, важный торговый пункт для закупки хлеба, ввозимого из Черноморья. «Бельмо на глазу Пирея» — это обозначение Эгины приписывалось также Демаду (Афиней, III, 99D) и часто цитировалось позднеантичными авторами. — Мэрокл современник Демосфена и деятель антимакедонской партии, имел репутацию жад­ного и расчетливого человека. Анаксандрид — представитель средней аттической комедии, поэт IV в. до н. э. Полиевкт — аттический оратор, современник и спо­движник Демосфена. — «Недугом с пятью колодками» (буквально «с пятью от­верстиями») — для ног, рук и головы. — «Кефисодот называл триеры расписны­ми мельницами» — по распространенному толкованию, как орудие «перемалыва­ния» афинских «союзников», превратившихся в данников Афинской державы. — Пёс — знаменитый кинический философ Диоген, прозванный «Псом» за свою неприхотливость, неустрашимость и шумную задиристость. — «Фидитии» — об­щие трапезы полноправных граждан Спарты; контраст между архаической риту­альностью этих обязательных трапез и вольной развязностью афинянина в хар­чевне — это контраст между спартанской аристократической дисциплиной и оби­ходом аттической демократии, так что перед нами метафора «по соответствию». — Эсион — афинский оратор времен Демосфена. — «Государство выплеснули в Си­цилию» — речь идет о неудачной военной экспедиции в Сицилию в 415—413 гг. до н. э., исчерпавшей силы афинского государства. — «У Исократа <употреблено то же слово>» — «Филипп», 12. — «В "Надгробном слове" — Лисий, «Надгроб­ное слово», 60 (речь идет о павших в битве при Эгоспотамах к концу Пелопоннес­ской войны, так что упоминание «Саламинской битвы» — либо ошибка памяти Аристотеля, либо, скорее всего, следствие порчи текста). — «Как выразился Ификрат» — во время судебного процесса, возбужденного против него в 355 г. до н. э. Аристофаном и Харетом. — «Звать опасности...» — источник неизвестен. — Ликолеонт — афинский оратор IV в. до н.э. В 366 г. до н. э. он был привлечен к суду, в связи с чем Ликолеонт и произнес цитируемую фразу. Медная статуя Хабрия, поставленная при его жизни во славу его прежних подвигов, изображала его при­павшим в бою на одно колено; она была видна из помещения суда, а ее поза, напоминавшая о военных заслугах подсудимого перед отечеством, одновременно могла быть истолкована как поза мольбы. — «Всеми способами стараясь... » — Исократ, «Панегирик», 161. — «Зажгло внутри души свет ума» — источник не­известен. — «Мы не прекращаем войны...» — Исократ, «Панегирик», 172. «Мир­ный договор есть трофей более прекрасный» — там же, 180. — «Государства платят великую пеню...» — источник неизвестен; ср. Исократ, «О мире», 120.

 

XI, 2 Термин «ένέργεια» и дериваты от него в контексте этой главы означают «действие», «активность»; надо, однако, помнить то, что сказано о месте этих терминов в философском языке Аристотеля по поводу X, б. — «Назвать хорошего человека «четырехугольником» — метафора, столь же странная для нашего вос­приятия, сколь убедительная для античного. Возможно, она восходит к пифаго­рейцам, усматривавшим в четырехугольной фигуре и ее числовых соответствиях символ правильности, полноты, завершенной целокупности; возможно также, что пифагорейцы сами заимствовали более древнюю символику. Уже у лирика Симонида (фр. 5) шла речь о «добром человеке, четырехугольном и руками, и ногами, и умом». У Аристотеля в «Никомаховой этике» есть характерная формула: «он поистине хорош и безупречно четырехуголен» (I, 11, 1100Ь21). — «Он цветет своею силою» — Исократ, «Филипп», 10. — «Тебя, пасущегося на просторе» — там же, 127. — «Тут эллины взметнули ноги быстрые» — Еврипид, «Ифигения в Авлиде», 800 (цитата расходится с дошедшим до нас текстом трагедии).

XI, 3 Цитаты взяты соответственно из «Одиссеи», XI, 598, и из «Илиады». XIII, 588; IV, 126; XI, 574; XV, 541. Мы пользовались переводами В. А. Жуков­ского и Н. И. Гнедича.

 

XI, 4«Горы клокочущих волн...» — «Илиада», ХШ, 798—799; пер. Н. И. Гведича.

XI, 5«Как уже было сказано» — II, 12; X, 5; ср. ниже XI, 10. — Архит — знаменитый математик и философ-пифагореец IV в. до н.э. из Тарента. — «Кремафра» — этот термин обычно означал подвесную корзину, применявшуюся в театре; значение слова в данном контексте сомнительно. — «Государства сравня­лись между собой» — ср. Исократ, «Филипп», 40.

 

XI, 7 «Когда, например, говорится» — игра со словом άρχη («начальство» и «на­чало»). — «Исократ сказал» — «Филипп», 61; «Панегирик», 119; «О мире», 101.

XI, 8 Ανασχετος — имя собственное, άνάσχετος; — «сносный». Острота звучит, как «сносный несносен». — «Не должно, чтобы странник... » — стих из неизвестной комедии; ξένος— «гость» и «чужеземец» (и поскольку «чужак», в лучшем случае диковинный, забавный и бестактный, в худшем случае ненавистный). — Анаксандрид — см. выше прим. к X, 7.

XI, 9 Это место подытоживает длинные рассуждения Аристотеля об интеллектуалистических, познавательных корнях наслаждения красноречием: остроумная фраза дает мгновенное и неожиданное озарение — максимум нового знания при минимуме затраченного времени.

XI, 11 «Щит – чаша Ареса» - ср. выше IV, 4. – Форминга – струнный музыкальный инструмент.

XI, 13 Филоктет, согласно мифу, ставшему для афинян особенно наглядным благодаря трагедии Софокла, получил незаживающую рану от укуса змеи, после чего был брошен товарищами в полном одиночестве на острове Лемносе, где и жил в убогом, запущенном состоянии: гротескный вид оборванного и длинноволосого страдальца со зловонной язвой вспомнился софисту Фрасимаху Халкидонскому (см. выше I, 7) при взгляде на траурный облик удрученного рапсода Никерата. – «Как сельдерея стебли, кривы голени», - источник этой стихотворной цитаты, как и следующей, неизвестен. «Как Филаммон, дерется со своим мешком», - речь идет о кулачном бойце, упражняющемся на досуге.

XI, 14 «Как у карпафийца с зайцем» - жители острова Карпафа (между Критом и Родосом) вошли в пословицу, ввезя на остров пару зайцев, которые расплодились и принялись катастрофически опустошать поля.

XI, 16 «Или хоть столько давал мне…» - «Илиада», IX, 385 и 388 – 390; пер. Н.И. Гнедича. – «Этим больше всего пользуются аттические ораторы» - по-видимому, позднейшая интерполяция: во-первых, фраза досадно перебивает ход рассуждения о «мальчишеском» характере гиперболы, не подходящей поэтому к почтенному возрасту; во-вторых, словосочетание «аттические ораторы» чуждо языку Аристотеля и скорее всего характерно для поздней античности, привыкшей к эллинистическому канону «десяти аттических ораторов».

XII, 1 Здесь и ниже Аристотель обсуждает проблему различия критериев, по которым оцениваются стилистические достоинства устной и письменной речи. Это проблема, едва ли не впервые вставшая во всей отчетливости именно перед поколением Аристотеля. Раньше красноречие было всегда устным красноречием, хотя бы и плодом разучивания написанного текста; лирическая поэзия жила в музыкальном исполнении, эпическая — в декламации рапсодов, драматическая — в театре. Теперь появляется представление об особых, самоценных возможностях, связанных с бытованием литературы как литературы для чтения. По преданию, Аристотель получил от своего учителя Платона прозвище «читатель» (проница­тельный разбор этого сообщения в широкой культурно-исторической перспективе дан А. И. Доватуром в статье «Платон об Аристотеле»; см.: Доватур 1966). «Чи­татель» как бытовое явление был новшеством; до самого конца античности будут говорить преимущественно о «слушателе» и «слушании» речей и стихов, даже тогда, когда на деле подразумевается читательское восприятие литературы. Тем важнее инициатива Аристотеля, поставившего проблему запросов читателя в их специфичности по отношению к запросам слушателя.

XII, 2 Хэремон — афинский поэт IV в. до н.э. Аристотель сравнивает продуман­ность его трагедий с продуманностью судебных речей, сочиняемых профессиона­лами-логографами. — Ликимний — см. выше прим. к II, 13.

 

 

XII, 3 Анаксандрид — см. выше, прим. к X, 7.

XII, 4 Наиболее известный пример «бессоюзия», каким его культивировала анти­чная риторика, — слова Цезаря: «пришел, увидел, победил». Пример — из «Илиады», II, 671-674.

 

XIII, 2 Противопоставление πρόβλημα и άπόδειξις взято из рабочей терминологии «диалектики» в античном смысле этого слова.

XIII, 3 Принятое теперь деление» — по-видимому, Аристотель имеет в виду риторическую теорию своего постоянного оппонента — Исократа (см. Миллер 1978). Эпидейктический род красноречия — парадное красноречие «похвальных слов», «порицаний», «панегириков» и т.п. — «Но <они присутствуют там> не постольку, поскольку речь относится к совещательному роду» — то есть являют собой «акциденции», моменты, случайные относительно сущности совещательно­го рода и не предполагаемые его понятием. Совещательный род красноречия — речи в народном собрании и т.п., т.е. речи с практическим и конкретным, однако не судебным, а политическим содержанием, в которых говорящий «советует» ор­гану власти принять одни меры или воздержаться от других; сюда же относится неполитическое «увещание».

 

XIII, 5 Феодор — см. наше примечание к XI, 6. — Ликимний — см. выше прим. к II. 13.

XIV, 1 «Как флейтисты наперед собирают в зачине» — существует и другая, более сложная интерпретация этого места: «флейтисты сначала играют все, что могут хорошо сыграть, и затем прикрепляют это к ключевой ноте темы». — «Еле­на» Исократа — эпидейктическая речь, представляющая собой декоративную, парадоксально-игровую разработку мифологической темы; во вступлении к этой речи содержится полемика с «эристиками», под которыми имеются в виду преж­де всего сократики во главе с Платоном.

XIV, 2 «Олимпийская речь» — речь Горгия, произнесенная в 392 г. до н.э. со ступеней храма Зевса в Олимпии перед людьми, собравшимися со всей Эллады на Олимпийские игры; Горгий говорит в ней о единстве Эллады перед лицом варвар­ского мира. — «Исократ же, напротив, хулит» — «Панегирик», 1—2.

 

XIV, 3 «Сам он хвалит Аристида» — неясно, о каком авторе идет речь. — «Бес­славен, но не лишен достоинств...» — по-видимому, цитируется «Похвальное сло­во Александру» (неизвестного ритора), упоминаемое во второй книге «Риторики» (XXIII, 5, 8, 12; XXIV, 7, 9).

XIV, 4 Хэрил — эпический поэт V в. до н.э. родом с Самоса, младший современ­ник и почитатель Геродота, автор «Персеиды» — эпической поэмы о греко-пер­сидских войнах. — «Ныне у каждого поля...» — цитата из вступления к «Персеиде»: «Счастлив, кто песнь воспевал в то доброе старое время. Музам служил, когда пашни еще нетронуты были. Ныне у каждого поля — владелец, и межи повсюду». Смысл: Хэрил жалуется на ситуацию эпигона, который пришел в лите­ратуру тогда, когда возможности эпоса исчерпаны.

XIV, 5 «Ради тебя...» — фрагмент дифирамба, автор которого неизвестен.

 

XIV, 6 «Гнев, богиня, воспой...» — начало «Илиады» (пер. Н. И. Гнедича). — «Муза, скажи мне о том многоопытном муже...» — начало «Одиссеи» (пер. В. А. Жуковского). «Слово иное начни...» — начало «Персеиды» Хэрила Самосского (см. выше примечание к XIV. 4). «Отец мой был Полиб» — Софокл: «Эдип-царь», 774 (стих взят отнюдь не из пролога).

XIV, 7 «Дурной славы» — непереводимое греческое слово διαβολη по своему зна­чению занимает место где-то между «обвинением» и «клеветой». В отличие от клеветы, она может не быть ложью; но она непременно связана с инсинуацией, с расчетливым замыслом опорочить.

 

XIV, 10 «...По правде не могу я...» — Софокл, «Антигона», 223—224. — «...К чему ты...» — Еврипид, «Ифигения в Тавриде», 1162.

XIV, 11 «Выше было сказано» — кн. II, гл. 3 и 8. — «Дружбу мне дай...» — Гомер, «Одиссея», кн. VII, стр. 327. — «Верно <слово> Сократа» — Платон, «Ме-нексен», 235D.

XIV, 12 «Не помахав кулаками» — метафора взята из сферы кулачного боя.

 

XV, 1 Продолжается разбор вопроса о вступлениях. В предыдущей главе было отмечено, что одна из задач вступления — попытка обезвредить дурную репута­цию говорящего; эта тема разрабатывается более пристально.

 

XV, 2 В числе спорных пунктов есть такие, которые могут показаться тождест­венными. По-видимому, в четвертом пункте акцент лежит на маловажности вре­да, нанесенного обвинителю, в шестом пункте — на маловажности юридического состава преступления, в восьмом пункте — на маловажности вины в этическом аспекте. — Ификрат — см. прим. к II, 10. О сути его спора с Навсикратом ничего не известно.

 

XV, 3 Софокл — по-видимому, не поэт.

 

XV, 8 Гигиэнонт — лицо неизвестное. — Дело об обмене состояниями могло возникнуть, если афинский гражданин был обвинен в недобросовестном исполне­нии общественной повинности, требующей затрат с его стороны (так называемой «литургии»); обвинителю иногда предлагалось либо взять затраты на себя, либо обменяться с обвиняемым состояниями. — «Язык поклялся...» — знаменитый стих из трагедии «Ипполит» (608), при помощи которого герой обосновывает свое моральное право нарушить клятву; стих этот был спародирован Аристофаном и вообще являлся скандальной сенсацией. В свою защиту Еврипид ссылается на то, что приговор обо всей трагедии в целом уже вынесен судьями на театральном состязании.

XV, 9 «Тевкр» — трагедия Софокла; текст ее утрачен. Гесиона — сестра Приама. отданная по велению оракула морскому чудищу, избавленная Гераклом и отданная им в жены Теламону, которому она родила Тевкра. В аргументации Одиссея кровное родство Приама и его племянника Тевкра — «знак» их естест­венной симпатии, а потому улика вероятности предательства со стороны Тевкра по отношению к ахейскому делу. В аргументации Тевкра позиция отца (с анти­чной точки зрения, более близкого из двух родителей) — «знак» вероятности того, что позиция сына такова же; поступок самого Тевкра по отношению к ахейским соглядатаям в Трое — еще более убедительный знак того, что она на самом деле такова. Понятие «знака» приближается к нашему понятию «косвенной ули­ки».

 

XVI, 1 – 2 Речи эпидейктического рода, напр., похвальные слова, строились по жесткому логическому плану, наподобие того, как это считается желательным для школьных сочинений. Целое делилось на пункты, пункты — на подпункты: скажем, хваля кого-либо, надо было начать с его происхождения, последователь­но восхвалив: а) родину героя, б) род героя, в) родителей героя. Его «деяния» должны были служить иллюстрацией к тезису о наличии у него определенных добродетелей и соответственно разносились по графам.

XVI, 3 «Немногие знают...» — после этих слов в тексте лакуна.

 

XVI, 4 Требование стремительного ритма и сжатого стиля для повествования выдвигалось риторами — прежде всего Исократом, постоянным оппонентом рас­суждений Аристотеля, но также и софистами V в. Тисием и Горгием. Критикуя их, софист Продик. если верить Платону («Федр». 267В), высказал мысль, совпа­дающую с приговором Аристотеля: речи «не должны быть ни длинными, ни крат­кими, но в меру» (пер. А. Н. Егунова).

XVI, 5 По рассказу Геродота, пограничные солдаты Псамметиха решили отде­литься от него и уйти в Эфиопию. Псамметих уговаривал их не бросать жен и детей, на что один солдат ответил, что пока детородные части целы, будут у него и жены, и дети (II, 30).

XVI, 7 «Быв разыграны» — т.е. представлены как происходящие на глазах у слушателей, не в отстраненно-эпической, но в картинно-эмоциональной манере. — Рассказ у Алкиноя ведет Одиссей на протяжении IX—XII книг «Одиссеи»; для Пенелопы он пересказывает те же сюжеты не в шестидесяти, а в пятидесяти пяти гексаметрах («Одиссея», кн. XXIII, ст. 264 —284 и 310—348). — Файл — лицо неизвестное. — Кикл — эпос кикликов, в данном случае — разрабатываемые в нем сюжеты. — «Ойней» — утраченная трагедия Еврипида; четыре с половиной строки, уцелевшие от ее пролога, подтверждают суждение Аристотеля.

 

XVI, 10 От «нрава» Аристотель переходит к «страсти», от «этоса» — к «пафо­су». — Эсхин — вероятно, сократик (не смешивать со знаменитым оратором). — «Известное становится ручательством за неизвестное. — слушатели знают, что людям в состоянии аффекта свойственно себя так вести, и они верят, что все так и было, хотя этого как раз не знают; наглядность рассказа якобы гарантирует его правдивость.

XVI, 11 «Совещательный оратор делает не свое дело» — хвала и хула принадле­жат эпидейктическому роду, создание и рассеивание подозрений — судебному. — •Эдип» — утраченная трагедия Каркина. — «Гемон у Софокла» — «Антигона», 701-704.

XVII, 3 Амплификация — риторическая операция по «увеличению» предмета речи при помощи сопоставлений, контрастов, работы с понятиями и т. п.

XVII, 6 Столько, о друг, ты изрек...» — «Одиссея», IV. 204.

 

XVII, 14 Каллистрат — афинский политический деятель IV в. до н. э. Вероятно, речь идет о посольстве в Пелопоннес, куда Каллистрат был отправлен незадолго до битвы при Мантинее (362 г. до н. э.)

XVII, 15 «Сперва богинь...» — Еврипид, «Троянки», 969 и 971. Ситуация тако­ва: Елена возражает на укоризны Гекубы, ссылаясь на суд Париса и роковую волю Афродиты, перед которой ее воля бессильна. Как в глазах Аристотеля, так и в глазах самого Еврипида это слабейший из доводов Елены; по всем правилам риторики он скрыт в середине речи. Гекуба, возражая, выхватывает именно этот довод:

Не думаю, что Гера с вечнодевственной

Палладою до глупости такой дошли... —

чтобы действовать в соответствии с условиями суда Париса.

 

XVII, 16 «Как делает Исократ в "Филиппе" и в речи "Об обмене состояниями"» — Аристотель, основательно или нет, видит в передаче «клеветы» врагов Филиппа («Филипп», 72—78) дипломатическое выражение мыслей самого Исократа. В речи «Об обмене состояниями» (141 — 142) Исократ выводит своего друга, выражающе­го высокое мнение о заслугах автора. — Архилох — знаменитый лирик. Язвитель­ность его ямбов вошла в пословицу; но здесь, по-видимому, «хула» приписана ему по недоразумению. — «Отца, говорящего о дочери» — имеются в виду Ликамб и Необула, преследуемые насмешками в ряде стихотворений Архилоха. Однако цитируемое стихотворение (не ямбическое, а хореическое), по крайней мере, в дошедшей части посвящено другой теме — солнечному затмению 6 апреля 648 г.:

Можно ждать чего угодно, не ручайся ни за что.

Все считай теперь возможным, раз уж Зевс, отец богов,

В полдень ночь послал на землю, заградивши свет лучей...

(пер. В. В. Вересаева с некоторыми уточнениями).

Гигес — лидийский царь, здесь олицетворение богатства (как для нас — Крез, другой лидийский царь). От моно­лога, вложенного в уста плотника Харона, дошло четыре строки:

О многозлатном Гигесе не думаю

И зависти не знаю. На деяния

Богов не негодую. Царств не нужно мне.

Все это очень далеко от глаз моих.

(Пер. В. В. Вересаева)

«У Софокла Гемон говорит» — «Антигона», 688—700.

 

XVIII, 1 Лампон — известный гадатель и прорицатель времен Перикла; в ряде исторических анекдотов выступает как оппонент рационализма, исповедуемого кружком Перикла. «Спасительницы» — Деметры.

XVIII, 2 «Сократ, будучи обвинен Мелетом...» — этот диалог находится в Плато­новой «Апологии» (27).

XVIII, 4 «Слушатели> недоумевают и шумят» — если принять давно предло­женное исправление текста, перевод будет иным: «<слушатели> думают, что он пришел в замешательство, и шумят».

 

XVIII, 5 «Ясно из "Топики"» — Аристотель, «Топика», VIII, 4.

XVIII, 6 Софокла — государственного деятеля и оратора, по-видимому, отлично­го от великого трагического поэта. Антидемократический режим «Четырехсот» пришел к власти решением коллегии десяти пробулов, учрежденной после прова­ла Сицилийской экспедиции в 413 г. до н.э. — «Лакедемонянина» — лицо неиз­вестное. О продажности спартанских эфоров Аристотель говорит в «Политике», II, 9, 1270b10.

XIX, 1 Топика, к которой следует прибегать, желая представить кого-либо поч­тенным или дурным, рассмотрена выше — в первой книге «Риторики», IX.

XIX, 2 «Ранее изложена топика» — во второй книге «Риторики», XIX.

XIX, 3 «Общие места указаны выше» — во второй книге «Риторики», I—XI.

 

XIX, 6 Пример бессоюзного заключения, который, как отмечают комментато­ры, заодно служит довольно подходящим заключением для самой «Риторики», навеян концом одной из лучших речей Лисия — речи XII («Против Эратосфена»: «...я заканчиваю мое обвинение: вы услышали, вы увидели, вы восчувствовали — дело за вами, судите!».

 

[2] Рит. корр.; Рит. 1748; Соч. 1759 вступлению предшествовало следующее посвящение: Е. и. в. пресветлейшему государю, великому князю Петру Федоровичу, внуку государя императора Петра Великого, высокому наследнику Всероссийския империи, наследнику норвежскому, владеющему герцогу голстейн-шлезвигскому, стормарнскому и дитмарсенскому, графу олденбургскому и делменгорстскому и прочая, милостивейшему государю. Пресветлейший государь, великий князь, милостивейший государь! Блаженство рода человеческого коль много от слова зависит, всяк довольно усмотреть может. Собраться рассеянным народам в общежития, созидать грады, строить храмы и корабли, ополчаться против неприятеля и другие нужные, союзных сил требующие дела производить как бы возможно было, если бы они способа не имели сообщать свои мысли друг другу? Того ради всевышняя премудрость к дарованию разума присовокупила человеку и слова дарование, в котором остроумные люди уже в древние времена приметили, что оное искусством увеличено и тем с вящею пользою употреблено быть может, и для того многое старание и неусыпные труды полагали, чтобы слово свое учением возвысить и украсить, в чем они великие успехи имели и в обществе показывали знатные услуги. В нынешние веки хотя нет толь великого употребления украшенного слова, а особливо в судебных делах, каково было у древних греков и римлян, однако в предложении Божия слова, в исправлении нравов человеческих, в описании славных дел великих героев и во многих политических поведениях коль оное полезно, ясно показывает состояние тех народов, в которых словесные науки процветают. Язык, которым Российская держава великой части света повелевает, по ея могуществу имеет природное изобилие, красоту и силу, чем ни единому европейскому языку не уступает. И для того нет сумнения, чтобы российское слово не могло приведено быть в такое совершенство, каковому в других удивляемся. Сим обнадежен, предприял я сочинение сего руководства, но больше в таком намерении, чтобы другие, увидев возможность, по сей малой стезе в украшении российского слова дерзновенно простирались. О успехах сего дела весьма не можно сумневаться, когда уже купно с прочими и словесные науки, великим в. и. в. дедом основанные, ныне божественным благодеянием августейшия дщери его, всемилостивейшия монархини нашея, умножены и обогащены. О сем настоящем счастии радость нашу умножает твердая и о будущем надежда, которую превосходные в. в. дарования в сердцах наших возбуждают, ибо не токмо пространныя Российския империи, но и высоких Петровых добродетелей наследником в. в. по единой крови и по природным высоким свойствам почитаем. Взирая на мужественную в. в. бодрость, купно с летами возрастающую, завистники благополучия нашего трепещут. Но мы радостию восхищаемся, имея в особе в. в. дражайший залог России, от вышнего данный в уверение о непременных его к ней щедротах. Благополучны многочисленные народы, которым державою в. в. в свое время управляемым и защищаемым быть щедрая судьба определила. Благополучны возрастающие в России науки, к которым сам будущий их расширитель, подражая великому оных основателю, собственным своим примером поощряет сынов российских. Благополучно российское слово, которое, под тению милости Петровой отрасли произрастая, великие дела его живыми цветами изобразить достойно будет. Коль благополучно и краткое сие о красноречии учение, по мере малого моего таланта с возможным рачением сочиненное и в. в. со благоговением приносимое, когда милостивейшего принятия не лишено будет! Всесильная вышнего десница да покроет и укрепит дражайшее в. в. здравие к умножению благополучия в наследной империи, к украшению и защищению всего севера и к увеселению человеческого рода и да утвердит Петрово семя на всероссийском престоле вовеки, от искреннего усердия желаю, пресветлейший государь, великий князь, милостивейший государь, в. и. в. всенижайший и всеусерднейший раб Михайло Ломоносов.