ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ: МЕТАФИЗИКА ГЛОБАЛИЗМА
Итак, этнические войны различного масштаба и с различной мотивацией сопровождают всю историю человечества.
Но вот непраздный вопрос: а каковы же мотивы не локальных, а огромных, мировых войн, до которых доросло человечество в ХХ веке и которым суждено в будущем только наращивать масштабы и изощряться в средствах? Что решается в ходе подобных гигантских столкновений? Ведь основные государства, развязавшие и ведшие Первую, Вторую, а тем более – Третью (холодную) мировые войны, вовсе не относились к числу беднейших, задавленных нуждой и готовых на любое преступление ради куска хлеба. Жители этих стран, в т.ч. СССР, имели, в большинстве, пищу, одежду, крышу над головой, мужчинам хватало женщин, территории были достаточны (немцы жаловались на дефицит «жизненного пространства», но на деле плотность населения в Германии заметно уступала таковой, например, в неагрессивной Бельгии). Финал Третьей мировой войны показал, что полное уничтожение, «съедение» противника и даже его грабительская оккупация не входили в планы воюющих сторон или, во всяком случае, не были непосредственной ближайшей целью[193]. Что же заставляло их тратить неслыханно огромные силы и средства на то, чтобы сломать хребет противнику? За что воевали?
Метаполитика отвечает на этот вопрос ясно и однозначно. Коллективное (этническое в данном случае) «Я – могу» не знает и не желает знать границ своих стремлений. Принципиально и онтологически. Все дальнейшее зависит лишь от масштабов арены, на которой эти этнические стремления сталкиваются. В нашем случае – с мировыми войнами – речь идет о всемирной арене. О глобальных амбициях. О стремлении к мировому господству, которое развивается у особенно выросших и усилившихся наций. В этом весь смысл процесса глобализации, о котором стоит поговорить подробнее, ибо в нем раскрывается важнейшая суть мировой истории.
Что есть глобализация[194]
Спорят и рассуждают об этом феномене много (есть даже целый институт проблем глобализации), а в подтверждение его реальности выдвигают, главным образом, четыре соображения:
1) мир становится единым в смысле информационном, в любой точке мира вы подключаетесь к интернету и получаете нужную информацию – и обратно: нечто, произошедшее где угодно, становится тут же известным везде, где угодно;
2) мир становится единым (или почти единым) в смысле финансовом, вы можете, не сходя с места, совершить сделку в любой точке мира, а попав в другую страну – обменять одну валюту на другую или использовать электронные деньги;
3) мир становится единым в смысле разделения труда в процессе создания промышленных и всех иных продуктов, транснациональные корпорации обеспечивают занятость населения, независимо от страны проживания;
4) мир становится единым в смысле быстрого и легкого достижения любой точки земного шара с помощью современных транспортных средств: тринадцать часов полета, и вы хотите – в Нью-Йорке, хотите – на Камчатке.
Отсюда делается вывод о неизбежном полном единстве мира, о его столь же неизбежной конечной однополярности и о существовании некоего единого, якобы, человечества, которому, ясное дело, просто необходим единый центр управления – единое мировое правительство (претендент на роль управляющего центра особо не прячется). Нам внушается мысль, что глобализация неотвратима и необратима и что финал ее – «конец истории» – именно таков, как сказано выше.
Но так ли это все на деле? Нет, не так. Для того, чтобы понять это, надо воспарить над современностью и окинуть взором довольно значительный период истории.
Давайте задумаемся и вспомним: а разве раньше никогда не было такого феномена, как глобализация? Разве впервые перед нами разворачивается некий глобальный проект? Конечно же, в истории человечества бывали и раньше глобальные проекты, и далеко не один раз. Просто все дело в том, что представления о Земле были другими, они менялись со временем, и претензии на глобальность, соответственно, тоже менялись не один раз.
Первый глобальный проект развернулся при Александре Македонском (356-323 до н.э.). Тогда никто еще не ведал и не подозревал, что Земля – круглая, что на свете есть материки Америка и Австралия, о Китае тоже никто еще не имел представления (первое объединение Китая под властью Цинь Ши-хуанди было еще впереди, а большое государство Западная Хань создано лишь в середине первого века до н.э.). Ясно, что никто и не стремился взять под контроль эти регионы. Более того, не все вообще открытые эллинами земли интересовали глобалистов того времени. Ибо под словом «мир» подразумевалась лишь «ойкумена» – очеловеченное, окультуренное человеком пространство. Отправляясь в свой поход, Александр заключил мир с кельтами, скифами, фракийцами и трибаллами. Он отлично знал об их существовании, но интереса к их землям, лежащим на севере, не питал никакого: это были дикие земли, заселенные, с его точки зрения, недочеловеками – зачем было туда двигаться? Ни чести, ни славы, ни реальных драгоценных приобретений, ни культурных открытий. Контроль над миром в то время подразумевал исключительно контроль над древними культурными государствами – и именно туда устремил свои войска Александр: Персида, Египет, Сирия, Палестина, Вавилония, Месопотамия, Сузиана, Парфия, Мидия, Ариана, Согдиана, Бактрия (эллины дошли до Ходжента, Самарканда, Кандагара) и, наконец, венец стремлений – Индия. Вот что такое была пресловутая «ойкумена», вот на что замахнулся Александр, вот каков был масштаб первого глобализационного проекта в истории человечества!
Надо сказать, Александр во многом преуспел. На большей части территории, завоеванной его войсками, на добрых триста лет установился период так называемого «эллинизма», когда ментальной доминантой стала эллинская культура, наука, философия, религия, а административное и военное устройство копировало греческие аналоги. Яркий пример – Египет, где даже династия фараонов Птолемеев, основанная соратником Александра, просуществовала вплоть до Клеопатры, утвердив свой трон в городе, не случайно названном Александрией.
На смену Эллинскому пришел новый глобализационный проект – Римский. К тому времени представления о мире, в том числе окультуренном, весьма расширились (хотя Землю по-прежнему считали плоской), и в сферу латинских амбиций – pax Romana – попали уже и те территории, на которые не приходило в голову позариться Александру: Иберия, Галлия (Циз- и Трансальпинская), Фракия, Германия, Паннония и даже далекий туманный Альбион с Каледонией. Вершиной римского глобализационного проекта стал 146 г. до н.э., когда одновременно пали Карфаген, с которым шла война за мировое господство, и Коринф – последний независимый центр былого эллинского величия. Недаром именно в те годы греческий историк Полибий, заложником живший в Риме, выдвинул идею «всемирной» или «универсальной» истории.
Глобализационным был и Исламский проект в виде Арабского халифата, захвативший территорию размером примерно с империю Александра. Покушались и на большее, на Запад (Испанию так-таки захватили), но наткнулись на сильного противника и вынужденно остановились.
Не меньшими были глобальные претензии Империи франков, но у них было существенно меньше сил, чем у арабов (сарацинов).
О господстве над всем миром мечтали Чингисхан и Тамерлан. Монголам мало было покорить великий Китай и всю Сибирь, они намеревались подчинить себе и Европу, уже преуспевали в этом, и только случай остановил это намерение. Но до земель, на которых некогда раздавались шаги македонской фаланги, они-таки дошли. И Среднюю Азию и даже Индию (в отличие от Александра) покорили. Сомневаться в глобальных претензиях Монгольского проекта не приходится.
А разве не глобальным был некогда замах Священной Римской империи германской нации, включивший в себя не только Испанию, Нидерланды и многие иные страны Центральной и Западной Европы, но и открытую уже к тому времени Латинскую Америку и земли Карибского бассейна?
А Испанский глобальный проект, пришедший на смену Священно-Римско-имперскому в результате ухода со сцены Карла V?
А разве можно забыть Английский (Великобританский) глобальный проект, соперничавший с Испанским до 1588 г. (крушение Великой Армады), а затем, уже в XIX веке, вобравший в себя не только Северную Америку, Австралию, Новую Зеландию, Индию, но и далекие Танганьику и Фолклендские острова, замахивавшийся на Афганистан, Персию, Азербайджан, Южную Африку и Китай? К этому времени основные географические открытия были уже совершены и претензии на мировое господство стали глобальными уже в современном смысле слова. Эти претензии у англичан де-факто погасли в ходе Второй мировой войны, но угольки тлеют до сих пор.
На каком-то отрезке времени Французский глобальный проект затмил Английский; Наполеон, как когда-то Александр, намеревался покорить весь мир и ради этого не только растоптал всю Европу, но завоевал Египет, Сирию, Магриб, отправился в заснеженную Россию…
Мировое господство грезилось и Вильгельму Гогенцоллерну, и Адольфу Гитлеру, оформляя глобализационную мечту немцев.
А Советский проект? Вспомним – в гербе СССР, в самом центре, находился именно земной шар: таков был истинный масштаб коммунистического проекта, всем открытый напоказ. И вся советская утопическая литература, включая диссидентствующих фантастов Стругацких, внушала читателю: ну конечно же, само собой, будущее человечество будет единым (коммунистическим, разумеется), и управлять всем миром будет единое, мудрое и справедливое правительство, в котором будут достойно представлены все народы. Разве мы это забыли?
Сегодняшний проект глобализации (читай: мирового господства) однозначно связан с Соединенными Штатами Америки. Именно эта страна, оставшись на какое-то время единственной сверхдержавой после крушения СССР, пытается сегодня подобрать под себя весь мир, открыто заявляя о том, что имеет свои интересы везде и всюду, в каждом уголке Земли. «Последним сувереном» назвал ее поэтому Бжезинский, не подозревая, что суверен-то как не первый, так, конечно же, и не последний.
Можно было бы перечислять и далее, вспомнив, к примеру, тысячелетнюю империю майя, завоевания инков или турок (сельджуков и османов) и других народов, которым не дано было ни столько сил, ни такого кругозора, чтобы отметиться в истории так, как это сделали вышереченные. Но дело не в том, чтобы скрупулезно перечислить все подобные попытки. Дело в том, чтобы ответить на вопрос: ставит ли современный американский глобализационный проект точку в данном процессе. Вправду ли нас уже посетил конец истории. Или перед нами – лишь многоточие.
Коль скоро мы постигли, что глобализация есть процесс постоянно действующий, циклический, в котором один цикл идет на смену другому, мы можем выделить в нем пять закономерностей, которые помогут прояснить этот вопрос.