САТИРА НА СМЕРТЬ ИМПЕРАТОРА КЛАВДИЯ 21 страница
— Ну а вот эта рука, разве она не моя?
— Это часть твоего тела. А все тело твое — пыль и прах, и находится оно во власти всякого, кто сильнее его. Смотри на тело свое, как на вьючного осленка, обязанного служить тебе, сколько ему назначено. Захотят сильнейшие отобрать от тебя твоего осленка, придут воины и наложат руки на него — отдай его без сопротивления и без жалоб. Станешь противиться — только побьют тебя и все ж таки отнимут осленка. Если так нужно смотреть на наше тело, то пойми же, как ничтожно все то, что приобретается ради тела. Тело наше — вьючный осленок, а все, что нужно телу, не что иное, как корм, ясли и сбруя этого осленка. Тело — пустое дело для разумного человека. А то, что приобретается ради тела, и подавно пустяки. Освободись же из-под власти этих пустяков поскорее и с легким сердцем.
Когда ты выучишься и привыкнешь отличать то, что твое, от того, что не твое; то, чего можно достигнуть, от того, чего нельзя достигнуть; когда поймешь, что для тебя важно только твое, а остальное — пустяки; когда будешь желать только того, что от тебя зависит,— тогда ничего не будет страшным для тебя. Никто не будет властен над тем, что твое собственное, а в нем только
==236
и заключается добро и зло. Никто не сможет отнять у тебя твое, никто тебе ни в чем не помешает. Как невозможно препятствовать делу Божьему, так точно невозможно будет остановить тебя в твоих добрых побуждениях.
Значит, есть возможность жить без всяких огорчений и волнений. Люди огорчаются только тогда, когда случается то, чего они боялись. Ты же ничего не бойся, никому не завидуй, живи спокойно, желай только того, что в твоей воле, что честно и что у тебя под рукой. А то, что тебе выпадает на долю по воле других, принимай как дар добрых людей и пользуйся им настолько, насколько необходимо для поддержания жизни, но не привязывайся к этому так сильно, как животные.
Если ты ничего не ожидаешь и не хочешь получать от других людей, то люди не могут быть страшны для тебя, как пчеле не страшна другая пчела, как лошади не страшна другая лошадь. Но если твое счастье находится во власти других людей, то ты непременно будешь бояться людей.
С этого и надо начать: надо отрешиться от всего того, что нам не принадлежит, отрешиться настолько, чтобы оно не было нашим хозяином, отрешиться от привязанности к своему телу и ко всему, что нужно для него; отрешиться от любви к богатству, к славе, должностям, почестям. Надо сказать себе, что все это не есть наша собственность.
Тогда не понадобится нам уничтожать людское насилие насилием. Вот — тюрьма, какой вред мне от того, что она стоит? Зачем мне нападать на людей, производящих насилие, и убивать их? Их тюрьмы, цепи, оружие не поработят моего духа. Тело мое могут взять; но дух мой свободен, и ему никто не в чем не может помешать, и потому живу я так, как я хочу.
А как я дошел до этого? Я подчинил свою волю воле Бога. И я этого хочу. Хочет Он, чтобы я делал это, а не то? И я этого хочу. Хочет Он, чтобы со мною что-нибудь случилось? И я этого хочу. Не хочет Он, и я не хочу.
Когда на большой дороге грабят разбойники, то путешественник не выезжает один; он выжидает, не поедет ли кто-нибудь со стражей, присоединяется к нему и едет в безопасности.
Так же поступает в своей жизни и разумный человек. Он говорит себе: в жизни много всяких бед. Где найти защиту, как уберечься от всего этого? Какого дорожного товарища поджидать, чтобы проехать в безопасности? За кем ехать следом, за тем ли или за другим? За богачом ли, за влиятельным ли человеком? Не будет мне защиты ни от кого из них, потому что и их грабят, и убивают, и они плачут, и у них есть бедствия. Да и может случиться, что тот самый, по следам которого я пойду, сам нападет на меня и ограбит.
Куда же тогда убежишь ты от него? Разве в пустыню? Да и там ты легко можешь сделаться жертвой зверя или лихорадки.
==237
— Неужели же мне нельзя найти себе верного и сильного дорожного товарища, который никогда не нападет на меня, а всегда будет мне защитой? За кем же мне идти следом?
И разумный человек ответит, что безопаснее всего идти за Богом.
— А что значит идти следом за Богом?
— Это значит: желать того, что Он хочет, и не желать того, чего Он не хочет.
— А как достигнуть этого?
— Вникая в промысел Божий и изучая его законы, начертанные в твоей душе.
Что дал мне Бог такого, что в моем полном распоряжении и над чем я полный хозяин? И что, наоборот, сохранил Он в своем распоряжении?
Он дал мне разум и волю, которые зависят только от меня одного. Для них нет ни помехи, ни принуждений. Ну а тело мое? Оно не подвластно мне. Оно есть часть окружающей меня плотской жизни и, как все остальное плотское, подчинено общим мировым законам. Так зачем же бороться с Богом из-за этих законов? Зачем желать того, что не повинуется моему желанию, а повинуется одному Богу? Зачем стараться удержать за собою навсегда то, что мне достается временно. Тем, что мне дано, я должен быть доволен в том виде и в том размере, в каких оно мне дано.
— А когда Бог отнимает от меня то, что я получил?
— Ну что же? К чему противиться этому? Безумно было бы с моей стороны бороться с тем, кто сильнее меня. И, кроме того, своим недовольством и противлением я нарушаю свой долг. Когда я родился, у меня ничего не было,— я все получил от отца своего, а он — от других людей, а они — от Бога. Бог же создал и солнце, и землю, и плоды на ней и поместил на этой земле людей для совместной, мирной и любовной жизни.
Опомнись! Ты получил от Бога все, и ты обвиняешь Его, когда Он что-нибудь у тебя отнимает! Да кто ты такой? Зачем живешь ты на земле? Не Бог ли привел тебя сюда? Не Он ли наделил тебя и разумом, и телом? Не Он ли окружил тебя всеми благами, которыми ты пользуешься?
А в каком виде создал тебя Бог? Ты создан существом смертным, ты должен жить в теле столько времени, сколько тебе назначено. Ты, живя, видишь и чувствуешь, как Бог управляет миром. Ты как будто пришел на празднество, устроенное Богом. Неужели же ты, наевшись и наглядевшись, сколько тебе было дозволено, на праздник и на всех гостей,— неужели ты, когда хозяин станет уводить тебя, будешь ругать его за то, что он дозволил тебе побывать на празднике? Напротив, ты будешь ему толвко благодарен.
==238
— А я бы хотел еще побыть на празднике!
— В этом и беда твоя! Идет, положим, какое-нибудь неперестающее празднество; люди смотрят и слушают. Празднество им нравится, и они не хотят уходить, не хотят уступать своего места другим гостям, а все не умещаются. Если ты человек благодарный, то ты должен в свое время безропотно удалиться: ведь и другим гостям хочется побывать на твоем месте. Чего тебе еще нужно? Почему тебе так сильно хочется, чтобы на земле было тесно?
— Мне все-таки жалко, что моя жена и дети помрут!
— Разве они твои, а не Того, Кто их создал? Неужели ты не хочешь уступить твоему Хозяину того, что принадлежит не тебе, а Ему?
— А зачем Он дал мне жизнь на таких условиях?
— Какой ты неблагодарный! Перестань жаловаться и обвинять Бога и судьбу. Вспомни, сколько ты получил средств для защиты себя от несчастий; ты получил и доброе сердце, и светлый разум, и силу быть свободным.
— Зачем же Бог окружил меня еще столькими заманчивыми вещами?
— Затем, чтобы ты ими пользовался.
— Да ведь надолго ли?
— На сколько угодно Тому, Кто дал их тебе.
— Но они мне необходимы.
— Не считай их необходимыми. Не пристращайся к ним, и они Перестанут быть необходимыми для тебя.
Вот так-то ты должен смотреть на все плотское. Начни с самых пустячных вещей, например с твоей глиняной посуды; потом перейди к твоей одежде, собаке, лошади, к твоему полю; потом к самому себе, к телу своему. Освобождай себя от чрезмерной привязанности ко всему тому, что не принадлежит тебе, для того чтобы не пришлось тебе страдать, когда у тебя этого не будет.
Упражняйся в этом ежедневно; но не думай, что ты от этого стал мудрецом; это была бы похвальба. А ты говори только, что занят собственным освобождением, ибо в этом самом и лежит путь к истинной свободе.
— Ну а вот этот человек может заковать меня в цепи, может содрать с меня кожу!
— Ему же хуже,— он получит за это наказание, потому что нельзя сделать ни одной несправедливости безнаказанно.
— Ну что ты говоришь? Когда, например, хозяин заковывает и бьет своего раба, ему не полагается никакого наказания.
— Это только так тебе кажется. А на самом деле наказание в том и заключается, что он, человек, другого такого же человека, как и он, брата своего, заковал в цепи. Ты сейчас сам признаешь это. Всякому дереву плохо, если его заставят расти не так, как ему назначено. То же самое и со всяким
==239
животным. А как назначено жить человеку? Кто скажет, что человеку назначено кусаться, брыкаться, бросаться на других, сажать людей в тюрьмы и рубить им головы? Ведь не дикий же зверь человек! Всякий скажет, напротив, что человеку подобает желать людям всего лучшего, делать им добро, помогать им. Значит, человек, делающий неправду и зло, не исполняет того, что ему назначено, и потому самому ему плохо. Когда Сократа осудили на смерть, зло было не для Сократа, а для его судей и убийц.
— Это что-то непонятно!
— Да ведь когда петухи дерутся, то считают победителем того петуха, который взял верх над другими, хотя бы он сам был весь изранен. А из двух людей — кто победитель; тот ли, который мучит и убивает другого, или тот, кто терпеливо и не сердясь переносит свои мучения и смерть? Кто из них взял верх? Почему ты правильно судишь о петухе-победителе, а о человеке-победителе не умеешь рассудить? Разве человек добрый и честный не выше человека злого и бесчестного? Настоящее зло для человека бывает тогда, когда он делается волком, змеей, трутнем. Такое положение для человека самое постыдное и жалкое.
Напомним же себе еще раз, в чем мы с тобой согласны.
Человек свободным будет тот, для которого нет никаких препятствий, который всегда найдет под рукой все, что ему нужно. Рабом будет тот человек, которому можно помешать в его делах, которого можно принудить сделать что-нибудь противное его воле.
Нельзя мешать только такому человеку, который не желает ничего, ему не принадлежащего, не находящегося в его власти. Не надо пристращаться ни к чему такому, что не в нашей власти, иначе мы подвергнем себя большим страданиям.
Когда ты сможешь сказать по правде и от всего сердца: Господи, Боже мой! веди меня туда, куда Ты хочешь,— тогда только ты избавишься от рабства и сделаешься истинно свободным, Меня часто спрашивают: — А сам-то ты, Эпиктет, считаешь ли себя свободным?
— Видит Бог, что я хочу быть свободным и всеми силами стараюсь быть таким. Но, конечно, я не достиг еще полной свободы. Я слишком еще дорожу своей плотью. Мне слишком еще хочется, чтобы тело мое было невредимо, несмотря на то что оно уже давно повреждено *. Но если вам нужны примеры людей, на самом деле свободных, то знайте, что такие люди бывают, и значит, свобода возможна для человека.
Здесь Эпиктет, бывший рабом, намекает на свою искалеченную хозяином ногу Пер.
К оглавлению
==240
Вспомните, например, Диогена. Он был свободен не потому, что родился от свободных родителей (они были несвободны), а потому, что освободил себя от привязанности ко всему, что ведет человека к рабству. Не за что было прицепиться к нему, чтобы сделать его рабом. От всего он мог отказаться, потому что был как бы привязан ко всему лишь самою тонкою нитью. Он говорил: «Я свободен, потому что мне ничего не надо. Тело свое я считаю не своим. Для меня закон Бога — все, а остальное для меня ничего не значит».
И Сократ также был свободным человеком. Он не боялся смерти и слушался внутреннего голоса своей совести даже и тогда, когда его за это преследовали и грозили ему смертью. Когда друзья предлагали ему убежать из тюрьмы, то он не захотел обманом спасти свою жизнь и сумел, когда нужно было, своею собственною смертью доказать людям все то хорошее, чему он при жизни их учил.
Вспоминай почаще таких людей. Их слова и пример их жизни помогут тебе самому достигать свободы. Но помни, что если ты на самом деле хочешь сделаться истинно свободным, то ты должен всегда быть готовым отдать Богу то, что ты от Него получил. Ты должен быть готов не только к смерти, но и к самым мучительным страданиям и пыткам. Как часто бывало, что целые города и народы отдавали свою жизнь не за истинную, а за ложную, мирскую свободу; сколько людей убивали себя, желая освободить себя от тягостной им жизни. Если даже ложное благо достигается такими жертвами, то что же удивительного в том, что истинная свобода достается не без хлопот и телесных страданий. А если ты не хочешь заплатить такую цену за твою свободу, то ты на всю жизнь останешься рабом между рабами, хотя бы у тебя и были всевозможные мирские почести.
Все то, чем люди так восхищаются, все, ради приобретения чего они так волнуются и хлопочут, все это не приносит им ни малейшего счастия. Покуда люди хлопочут, они думают, что благо их в том, чего они домогаются. Но лишь только они получают желаемое, они опять начинают волноваться, сокрушаться и завидовать тому, чего у них еще нет. И это очень понятно, потому что не удовлетворением своих праздных желаний достигается свобода; но, наоборот, избавлением себя от таких желаний.
Если хочешь увериться в том, что это правда, то приложи к освобождению себя от своих пустых желаний хоть наполовину столько же труда, сколько ты до сих пор тратил на их исполнение, и ты сам скоро увидишь, что таким способом получишь гораздо больше покоя и счастия.
Покинь общество людей богатых и влиятельных; перестань угождать людям знатным и сильным и воображать, что от них ты можешь получить что-либо нужное тебе. Ищи, наоборот,
==241
у людей праведных и разумных то, что можешь ты от них получить, и, уверяю тебя, не с пустыми руками уйдешь ты от них, если только придешь к ним с чистым сердцем и добрыми мыслями.
Если ты не веришь мне на слово, то хоть на время попробуй сблизиться с такими людьми, постарайся сделать хоть несколько шагов на пути к истинной свободе. А тогда уже сам решай, куда тебя больше тянет — к благу и свободе или к злу и рабству. В таком опыте ведь нет ничего постыдного. Испытай же себя!..
КНИЖКА ЧЕТВЕРТАЯ
ДЛЯ ЧЕГО НАДО ЧИТАТЬ КНИГИ?
Мешает нам жить спокойно не только наше пристрастие к богатству и власти, но и всякое другое пристрастие, например пристрастие к досугу, к путешествиям, к чтению книг,— одним словом, ко всему, что вне нас, что не нужно нам, из-за чего мы попадаем под чужую власть.
Неразумные люди думают иногда, что они несчастны, если им приходится много писать или читать или, наоборот, если им бывает некогда писать или читать.
— Если ты недоволен твоим писанием или чтением, то зачем тебе оно?
— Нет, я доволен; и потому самому мне досадно, что мешают моему удовольствию.
— Какое же это довольство, если ему могут помешать? Для довольства нужно, прежде всего, чтобы ему ничто не могло мешать.
Мне надо стараться служить другим, а не себе; мне надо быть всегда готовым оказать людям ту помощь, которую они от меня просят, если я могу по совести оказать ее. Когда я буду постоянно работать для других, то не стану жалеть о том, что не успел прочесть или написать какой-нибудь книги, точно так же, как, будучи голоден, я не жалею, что ем, а не читаю или пишу. Только тот, кто хочет похвастать перед людьми своими знаниями или умом, станет читать или писать книги в то время, как ближний просит его делом помочь ему.
Чтение книжки не есть дело, а приготовление к делу. Когда представляется случай делом помочь человеку, то следует, не задумываясь, отложить чтение даже самой хорошей и полезной книги. Ведь такие книги только для того и пишутся, чтобы приготовлять читателя к добрым и полезным делам. Значит, когда мне приходится показать на деле то, к чему я готовился, то я не могу уже отговариваться тем, что мне будто бы нужно все еще приготовлять себя к делу чтением или писанием книжки.
==242
Мы никогда не стали бы досадовать на то, что нам мешают читать, если бы всегда читали книги для того, чтобы выучиться лучше жить. Для этого только и стоит читать книги. Мы должны читать книжку, например, о нашей воле только для того, чтобы выучиться управлять ею; книжку о наших желаниях — для того чтобы достигать желаемого и желать только того, что следует; книжку о наших обязанностях — для того чтобы никогда не отступать от них. Если бы мы читали книги для этого только, то не сердились бы на то, что наше чтение прерывается, но, наоборот, радовались бы, что приходится на деле поступить так, как учат хорошие книги.
Ты так зачитываешься полезными книжками, что жалеешь, когда люди отрывают тебя от этого занятия. Ты смеешься над человеком суетным, который веселится праздными забавами, и думаешь, что читать полезную книгу никогда не суетно. Посмейся лучше над собою, потому что читать полезную книгу так, только для одного себя, как ты ее читаешь, также праздно и суетно: страдания и недовольство у обоих вас будут одинаковы. И ты ведь не сможешь сказать: «Да будет так, как угодно Богу», а будешь говорить: — О, какой я несчастный! Мне хотелось заняться чтением прекрасной и полезнейшей книги; и вот, вместо того, изволь исполнять просьбы этого докучливого человека!
— А разве,— отвечу я тебе,— твоя обязанность в том и состоит, чтобы читать книги в то время, когда от тебя просят помощи? Тебе надо знать и помнить одно: что хочет Бог, что бы ты сделал теперь, и чего Он не хочет. Недавно Он устроил так, чтобы ты был в одиночестве, чтобы ты беседовал сам с собою, читал, писал, подготовлялся к добрым делам. А сегодня Он послал к тебе людей, которые просят тебя помочь им делом. Этим самым Бог как бы говорит: — Выходи из своего одиночества и покажи на деле то, чему ты выучился, потому что пришло время и тебе, и людям увидеть пользу того, о чем ты читал и думал.
Не ударь же лицом в грязь; не сетуй на людей за то, что они прервали твое занятие: ведь если б не было людей, то кому бы ты служил и к чему было бы читать книжки о том, как лучше служить людям?
II НЕ ТОРОПИСЬ ПОУЧАТЬ ЛЮДЕЙ
Есть люди, которые едва только послушают мудрых поучений, как уже сами начинают поучать других. Они делают то же самое, что и больной желудок, который тотчас извергает принятую пищу. Не подражай таким людям. Сначала хорошенько перевари в себе то, что ты услыхал, а не извергай прежде времени, иначе выйдет настоящая блевотина, которая не может служить никому пищей. ' :1 '
==243
Перевари учение и на делах покажи нам свою мудрость, как показывает нам свое искусство тот, кто научился какому-нибудь ремеслу. Ведь такой человек не станет говорить: «Послушайте, как я думаю о своем ремесле»; он просто возьмется за свое дело, сделает его и тем покажет нам, что он на самом деле знает свое ремесло.
И ты поступай так же: живи, как следует разумному человеку; ешь, пей и одевайся благоразумно; женись, нарожай детей, работай, исполняй все свои обязанности правильно и разумно; терпеливо переноси обиды, не сердись на ближнего, виноватого перед тобою, будь он тебе брат, отец, сын, сосед, товарищ, знакомый или незнакомый человек. Покажи нам, как ты на деле исполняешь все это, и тогда мы признаем, что ты и вправду чему-нибудь да выучился у мудрецов.
Учить мудрости не такое дело, за которое можно было бы браться с легким сердцем или очертя голову. Для этого нужно быть многоопытным, нужна праведная жизнь, а главное, нужно, чтобы Сам Бог послал тебя на это дело. Обличать людей, обнаруживать их заблуждения и наставлять их на истинный путь — дело очень, очень трудное, и браться за такое дело можно только тогда, когда сам живешь праведнее других людей и, кроме того, сознаешь в себе несомненное призвание учить людей.
Прежде чем учить людей, обдумай построже свою собственную жизнь, познай самого себя и не принимайся за дело учительства без явного для тебя указания Божьего. Если ты внутренне, несомненно, сознаешь, что не для собственной потехи хочешь ты учить людей, но что Сам Бог призывает тебя к учительству, то пойди по этому пути. Но впредь знай, что так как ты будешь указывать людям на добро и правду, то, вероятно, будешь избит: кто живет праведнее других и этому учит людей, того большею частью преследуют и гонят люди. Однако при этом помни, что ты должен жалеть тех, кто тебя бьет, потому что, как учитель истины, ты — отец и брат всех людей.
III О ТОМ, КАК ОТНОСИТЬСЯ К ЗАБЛУЖДАЮЩИМСЯ
Если ты так счастлив, что всегда говоришь только то, что есть на самом деле, отвергаешь то, что ложно, сомневаешься только в том, что сомнительно, желаешь только добра и пользы, то ты не будешь негодовать на злых и безрассудных людей.
— Да ведь они воры и мошенники! — говоришь ты.
— А что такое вор и мошенник? Ведь это человек порочный и заблудший. А такого человека жалеть надо. Если ты можешь, то убеди его в том, что для него самого нехорошо так жить, как он живет, и он перестанет делать зло. А если он еще не понимает этого, то неудивительно, что он скверно живет.
==244
Пожалей же этих несчастных и старайся, чтобы их заблуждения не обозляли тебя. Вспомни, как часто ты сам заблуждался и согрешал.
Пойми хорошенько и постоянно помни, что человек всегда поступает так, как ему кажется лучше для себя. Если это на самом деле лучше для него, то он прав; если же он ошибается, то ему же хуже, потому что за всяким заблуждением непременно следует и страдание.
Если ты будешь постоянно помнить это, то ты ни на кого не станешь ни сердиться, ни возмущаться, никого не будешь ни попрекать, ни бранить и ни с кем не будешь враждовать.
Когда ты видишь, что человек заблуждается,— не гневайся на него: пойми, что нельзя нарочно заблуждаться. Никто не может хотеть, чтобы рассудок его затемнялся. Значит, кто заблуждается, тот искренно принимает ложь за истину.
Но бывает и так, что люди не заблуждаются, а нарочно не принимают истины даже и тогда, когда она раскрыта перед ними до полной очевидности. Они не принимают ее не потому, что не могут понять ее, а потому, что она обличает их злые дела, отнимает у них оправдание своих пороков, и, значит, пото-му они не принимают истины. Эти люди также заслуживают не гнева, а сострадания, ибо их совесть, так сказать, больна. И я всегда удивляюсь, как эти люди боятся болезней и смерти, всячески стараются избежать их, а нисколько не беспокоятся о болезнях совести и духовной смерти своей. А духовная смерть неминуемо наступает для всякого человека, когда он не дорожит своею совестью.
IV О ТОМ, КАК УБЕЖДАТЬ ДРУГИХ
Если ты истинно веришь в справедливость твоего понимания жизни и желаешь добра людям, то при случае ты будешь высказывать другим свои мнения так, чтобы по возможности уверить твоих собеседников в справедливости твоего понимания жизни. И в этих случаях, чем более собеседник твой заблуждается, тем важнее и желательнее, чтобы он понял и оценил то, что ты хочешь ему доказать.
А между тем как часто мы поступаем как раз наоборот. Мы хорошо умеем беседовать с человеком, согласным или почти согласным с нами; когда же мы видим, что собеседник наш не верит в ту истину, которую мы признаем, или даже не понимает ее, то мы, правда, стараемся объяснить ему эту истину и уверить его в ее справедливости; но если он продолжает не соглашаться с нами и, как нам кажется, упрямится или извращает наши слова в другую сторону, то как легко мы теряем наше спокойствие
==245
и раздражаемся! Мы или начинаем сердиться и говорить нашему собеседнику неприятности, или прекращаем разговор, думая, что с таким непонятливым или упрямым человеком не стоит и рассуждать.
Если бы ты шел по знакомой тебе дороге и встретил бы на пути человека заблудившегося, ты, наверное, указал бы ему дорогу? Покажи же и человеку, живущему в заблуждении, где находится истина, но покажи так, чтобы он увидал ее; и тогда посмотри, как охотно и радостно он пойдет к ней! Если же ты не сумел показать ему истину, то сетуй не на него, а скорее на себя за то, что ты так бессилен.
Когда ты хочешь показать твоему собеседнику, в разговоре, какую-нибудь истину, то самое главное при этом — не раздражаться и не сказать ни одного недоброго или обидного слова.
V О ПОГОНЕ ЗА МИРСКИМИ БЛАГАМИ
Когда ты видишь, что человек достиг важной должности или приобрел большое богатство, то помни, что взамен того ты обладаешь умением обойтись без всего этого и что доля твоя гораздо счастливее, чем его доля.
Пусть люди владеют богатством, властью, красивыми женщинами, но в твоей душе есть сила не желать ни богатства, ни власти, ни красивых женщин, и этим ты могущественнее, чем те жалкие люди. И сколько бы дали они за это умение презирать богатство, почести и женские ласки!
Бывает жажда здоровая и жажда болезненная. У здорового человека жажда утоляется, лишь только он напьется. У больного же — жажда от питья прекращается на малое время, а потом опять желудок его страдает, его тошнит, он весь в жару, и снова мучает его неутолимая жажда.
Так бывает и с теми, которые гоняются за богатством, почестями и похотливыми удовольствиями: они грабят слабых, мучают невинных, занимаются постыдным сладострастием. Но этим они никогда не удовлетворяются: им нужно все больше богатства и власти, они ищут все новых наслаждений и вместе с тем боятся потерять то, что имеют. Зависть, злоба, ревность овладевают ими, и они умирают, не достигнув того, чего домогались.
Не завидовать нужно таким людям, а жалеть их и бояться стать такими же.
Разбросайте на улице орехи и пряники — сейчас же прибегут дети, станут подбирать их, подерутся между собою. Взрослые же не станут драться из-за этого. А пустые скорлупки и дети не станут подбирать.
==246
Для меня — деньги, должности, почести, слава — те же скорлупки и детские сласти. Пусть дети подбирают их, пусть бьют их и гоняют из-за этого,— для меня это все — скорлупки. Если случайно ко мне в руки попадет какой-нибудь орех, почему же и не съесть его. Но нагибаться для того, чтобы его поднять, бороться из-за него, свалить кого-нибудь с ног или самому свалиться — не стоит из-за таких пустяков.
VI О МЕРЕ ДОБРА И ЗЛА
Одному человеку кажется хорошим одно, а другому — Другое, как раз противоположное. Но ведь оба противоположных мнения не могут быть справедливы.
— Я,— скажешь ты,— считаю справедливым свое мнение и несправедливым чужое мнение.
— А почему же ты узнал, что твое мнение справедливо, а чужое несправедливо? Для этого ведь недостаточно того, что ты сам себя считаешь правым. Когда нам нужно, например, измерить какое-нибудь расстояние, то мы не полагаемся на слова того или другого человека, но измеряем расстояние верною мерою — аршином, саженью.
Если для таких простых дел есть своя верная мера, то неужели же для более важных дел жизни такой меры нет? Если бы нашлась такая мера для избежания ошибок, то мы, конечно, не стали бы делать ни одного шага без того, чтобы не справиться с нею. Такая мера раскрыла бы глаза всем тем, кто заблуждается, принимая за верное то, что им только «кажется».
Мера эта существует. Для того чтобы приобресть ее, надо прежде всего понять хорошенько, в чем наше истинное добро, в чем истинное зло и в чем их главные свойства.
Когда мы это выясним себе и ясно поймем, тогда у нас уже будет в руках та мера, которую мы ищем.
Мне хочется, например, узнать: добро или зло какое-нибудь плотское наслаждение? Одни люди говорят, что оно добро, другие скажут, что оно зло. Я прикладываю свою меру. Мера моя говорит мне, что истинное добро безопасно, внушает уважение и доставляет постоянное благо. Таково ли это плотское наслаждение? Нет,— оно и не безопасно для здоровья, и никому не может внушить уважения, и не доставляет постоянного блага. Следовательно, наслаждение это не есть добро.
Ты можешь проверить значение этого наслаждения еще и другою мерою: мы все знаем, что истинное добро всегда доставляет удовольствие душе нашей. Обсуди теперь, таково ли это плотское наслаждение?
Когда ты будешь отвечать на этот вопрос, то будь осторожен; потому что если ты скажешь, что плотское наслаждение может дать удовлетворение нашей душе, то ты этим только покажешь, что ты не умеешь пользоваться мерою добра и зла.
==247
Настоящая мудрость есть не что иное, как умение выяснять и устанавливать истинную меру добра и зла; и задача всякого разумного человека состоит в том, чтобы прикладывать эту меру ко всем делам жизни.
Истинное добро заключается в правильных понятиях и в добрых желаниях. Истинное зло — в неправильных понятиях и в порочных желаниях.
Как только тебе покажется, что смерть есть зло, так сейчас же вспомни, что зло есть то, чего мы должны избегать. А как смерть избежать нельзя, то она и не может быть злом.
Никогда не нужно забывать той истины, что нет ничего ни хорошего ни дурного в том, что не зависит от нашей воли. Следует всегда помнить, что мы не можем управлять событиями, а должны прилаживаться к ним.
— Моему брату не следовало так поступать со мною! Разве его поведение не дурно для меня?
— Оно дурно, но только не для тебя, а для него самого. Как бы брат мой ни поступал со мною, я буду обращаться с ним так, как следует, потому что меня касается только мое поведение, а не его поведение. В своем поведении я хозяин, а в чужом — не имею никакой власти.