Сладострастие: великий символ счастья для более высокого
Счастья и наивысшей надежды. Ибо многому обещан был брак и
больше, чем брак, --
Многому, что более чуждо друг другу, чем мужчина и
Женщина, -- и кто же вполне понимал, как чужды друг
Другу мужчина и женщина!
Сладострастие: однако я хочу изгородить свои мысли и даже
свои слова -- чтобы не вторглись в сады мои свиньи и гуляки! --
Властолюбие; пылающий бич для самых твердых сердец,
Жестокая пытка, которую самый жестокий приготовляет для себя
Самого; мрачное пламя живых костров.
Властолюбие: злая узда, наложенная на самые тщеславные
Народы; пересмешник всякой сомнительной добродетели; оно ездит
Верхом на всяком коне и на всякой гордости.
Властолюбие: землетрясение, сламывающее и взламывающее все
Гнилое и пустое внутри; рокочущий, грохочущий, карающий
Разрушитель повапленных гробов; сверкающий вопросительный знак
Возле преждевременных ответов.
Властолюбие: пред взором его человек пресмыкается, гнется,
Раболепствует и становится ниже змеи и свиньи: пока наконец
великое презрение не возопит в нем. --
Властолюбие: грозный учитель великого презрения, которое
Городам и царствам проповедует прямо в лицо: "Убирайтесь
Прочь!" -- пока сами они не возопят: "Пора нам убираться
прочь!"
Властолюбие: оно же заманчиво поднимается к чистым и
одиноким и вверх к самодовлеющим вершинам, пылая, как любовь,
Заманчиво рисующая пурпурные блаженства на земных небесах.
Властолюбие: но кто назовет его любием , когда
Высокое стремится вниз к власти! Поистине, нет ничего больного
И подневольного в такой прихоти и нисхождении!
Чтобы одинокая вершина уединялась не навеки и не
Довольствовалась сама собой; чтобы гора спустилась к долине и
ветры вершины к низинам:
О, кто бы нашел настоящее имя, чтобы окрестить и возвести
В добродетель такую тоску! "Дарящая добродетель" -- так назвал
Однажды Заратустра то, чему нет имени.
И тогда случилось -- и поистине, случилось в первый раз!
-- что его слово возвеличило себялюбие , цельное,
здоровое себялюбие, бьющее ключом из могучей души --
-- из могучей души, которой принадлежит высокое тело,
Красивое, победоносное и услаждающее, вокруг которого всякая
вещь становится зеркалом, --
Гибкое, убеждающее тело, танцор, символом и вытяжкой
Которого служит душа, радующаяся себе самой. Саморадость таких
Тел и душ называет сама себя -- "добродетелью".
Своими словами о добре и зле огораживает себя такая
Саморадость, как священной рощею; именами своего счастья гонит
Она от себя все презренное.
Прочь от себя гонит она все трусливое; она говорит: дурное
Значит , трусливое! Достойным презрения кажется ей
Всякий, кто постоянно заботится, вздыхает и жалуется, а также
Кто собирает малейшие выгоды.
Она презирает и всякую унылую мудрость: ибо, поистине,
Существует также мудрость, цветущая во мраке, мудрость ночных
теней, постоянно вздыхающая: "Все -- суета!"
Она не любит боязливой недоверчивости и тех, кто требует
Клятв вместо взоров и протянутых рук; также всякой слишком
Недоверчивой мудрости, -- ибо таковы повадки душ трусливых.
Еще ниже ценит она слишком услужливого, кто тотчас, как
Собака, ложится на спину, смиренного; и существует также
Мудрость смиренная, по-собачьи униженная, смиренная и слишком
Услужливая.
Ненавистен и мерзок ей тот, кто никогда не хочет
защищаться, кто проглатывает ядовитые плевки и злобные взгляды,
Кто слишком терпелив, кто все переносит и всем доволен: ибо
Таковы повадки раба.
Раболепствует ли кто пред богами и стопами их, пред людьми
И глупыми мнениями их: на все рабское плюет оно, это
Блаженное себялюбие!
Дурно: так называет оно все приниженное и
Приниженно-рабское, глаза моргающие и покорные, сокрушенные
сердца и ту лживую, податливую породу, которая целует большими,
Трусливыми губами.