Часть 2. ЖЕНА ЛОРДА БЛИССА 7 страница

– Я получила известие от моей кузины, графини Линкольн, – драматически заявила Эйден и снова зарыдала.

– И что? – терпеливо уговаривал он.

– Из-за того, что натворил Конн, наши земли и наше состояние должны быть конфискованы в пользу короны! Я останусь без гроша, Кевен! Без гроша!

Он был ошеломлен.

– Вы должны помочь мне, – продолжала она. Она видела его лицо и понимала, что лорд Берли оказался прав. «Ах ты, ублюдок!» – подумала она со злостью, но потом заговорила снова:

– Вы должны помочь мне, Кевен. У меня ничего не останется. Куда мне деваться? Что делать? Может быть, вы можете попросить, чтобы дед помог мне? Возможно, он разрешит мне жить с ним в Ирландии.

Потом закрыла лицо руками и снова начала плакать.

– Что будет с вашим мужем? – Это спросил другой мужчина.

"Любопытничает», – подумала Эйден, но тем не менее ответила:

– Он будет приговорен к повешению, волочению и четвертованию, если королева не проявит милости и не разрешит его обезглавить. Моя кузина, графиня, пишет, однако, что королева очень сердита. Моя кузина говорит, что больше не может помогать мне. О, Кевен! Что мне делать? Вы поможете мне, правда?

Но Кевен даже не смотрел в этот момент на нее. Он повернулся к Мигелю де Гуарасу.

– Вы предвидели такое, де Гуарас? Когда вы предложили мне состояние моей кузины в обмен на мою помощь, ожидали ли вы, что это состояние будет конфисковано жадной английской правительницей? Ожидали?

Эйден сидела очень тихо, неожиданно четко осознав, что здесь все не так просто. Немного напуганная тем, что, вероятно, столкнулась с чем-то гораздо более серьезным, она поняла, что пора убираться отсюда. Положение ее может стать опасным.

– О, Кевен! – воскликнула она. – Я так несчастна! Прошу вас, проводите меня назад в Гринвуд. Карета ждет меня на улице.

Он стремительно повернулся к ней, и впервые она увидела, что у него двойной подбородок и безвольный рот.

– Заткнитесь, Эйден! – рявкнул он.

– Вы не смеете так со мной разговаривать! – крикнула она, вскакивая на ноги. – Я сию же минуту еду домой! Нужно было быть сумасшедшей, чтобы прийти к вам за помощью.

– Сядьте, мадонна, – сказал Мигель де Гуарас. – Не думаю, что было бы разумно ехать куда-то в такое время.

Эйден встала в полный рост, и глаза испанца вспыхнули от восхищения.

– Как вы смеете? – холодно сказала она. – Отойдите в сторону, сэр, и дайте мне пройти, иначе я криком переполошу всю гостиницу! – Ее страх рос с каждой секундой, но она умело скрывала его.

– Садитесь! – прорычал Кевен и совсем неучтиво толкнул ее назад, на стул. Потом повернулся к Гуарасу:

– Скажите-ка, что в этом деле остается мне, де Гуарас? Если земли и деньги Эйден конфискуют, тогда зачем мне жениться на ней? Она ничего не сможет дать мне. Я помогаю Испании не из благотворительности и не из-за того, что я верю в необходимость утверждения в Англии католической церкви. Мне наплевать на все это. Я помогал вам, чтобы получить эту женщину и ее состояние. Теперь узнаю, что у нее ничего нет! Зачем она мне нужна? Скажите-ка мне это?

– Успокойтесь, амиго, – сказал Мигель де Гуарас. – Наш заговор удался. Лорду Блиссу грозит казнь, и на очереди его братья. Возмездие падет и на его сестру, леди де Мариско. Шипы О'Малли будут вырваны из руки Испании, и король Филипп отблагодарит вас, обещаю вам это. Всегда существовала возможность конфискации собственности изменников, это не является чем-то необычным.

– Я не припоминаю, чтобы вы хотя бы упомянули об этом, – горько заметил Кевен.

Мигель де Гуарас пожал плечами.

– Это оплошность, но вам не стоит опасаться. Сегодня вечером мы уедем в Испанию, амиго, и как только мы окажемся там, мой король достойно наградит вас.

– Чем?

– Небольшим поместьем, – спокойно ответил Мигель де Гуарас. – Конечно, это возместит потерю ничтожных земель, принадлежащих этой женщине.

– Ничтожных земель! – Лицо Кевена покрылось пятнами гнева. – Имеете ли вы представление о размере ее земель, идиот? Несколько тысяч акров земли – вот что потеряно для меня! И наследница соседних земель для моего будущего сына! Наследница с такими же обширными владениями! Я собирался основать династию, де Гуарас, а сейчас вы предлагаете мне в обмен небольшое поместье в какой-нибудь Богом забытой деревушке в Испании? А как насчет ее состояния? Ее золота? Возместит ли мне эту потерю ваш проклятый король?

– Щедрость короля Филиппа простирается только до жалования земель, Фитцджеральд, и вы должны быть благодарны ему. Что касается золота, мой наивный ирландский дурачок, у вас есть хорошая возможность заработать небольшое состояние, если вы только откроете глаза.

– Что, черт побери, вы имеете в виду? – со злостью спросил Кевен.

– Что вы намерены делать с вашей кузиной? Вы ведь не можете отпустить ее сейчас, не так ли?

– Что мне заботиться о ней, – безразлично сказал Кевен Фитцджеральд. – Задушить эту суку – вот что мне хочется. Она сейчас не представляет для меня интереса.

– Она же золото в вашем кармане, амиго!

– Что?

– Лондон – международный порт, приятель. Как, вы полагаете, мы выберемся отсюда сегодня вечером? Мы спускаемся к реке, амиго, нанимаем лодочника, чтобы он отвез нас до лондонского Пула, до корабля моего старого приятеля Рашида аль-Мансура.

– Мавр?

– Нет, он испанец, который решил, что мусульманский полумесяц гораздо доходнее христианского креста. В Испании таких считают предателями, но это никогда не умаляло нашей дружбы. Рашид привозит в Англию предметы роскоши, апельсины и товары из сафьяна. Он возвращается с оловом, английской шерстью и весьма часто с восхитительными девушками для невольничьих рынков Алжира. Светлокожие женщины со светлыми глазами там высоко ценятся. Посмотрите на вашу кузину, амиго. Светлокожая, со светлыми глазами и волосами, напоминающими начищенную медь. Она не красавица, но достаточно мила и принесет вам состояние. Это ведь лучше, чем убивать ее, а? Убийство ничего не принесет вам. Продав ее, вы сможете заработать состояние.

– Кевен, вы не посмеете! – закричала Эйден. Она неожиданно смертельно испугалась, но не только за себя, а за ребенка. – Кевен, я беременна!

– Это даже лучше! – сказал Мигель де Гуарас. – Белокурая женщина со светлой кожей и большим животом. Турки и арабы любят плодовитых женщин. Ты получишь за нее двойную цену!

– А как, черт возьми, я должен устроить это? Мне надо ехать с ней в Алжир?

– Нет, нет, амиго, в этом нет необходимости. Мой брат Антонио, который сейчас сидит в английской тюрьме, имел дело с Рашидом аль-Мансуром все время, пока он был испанским шпионом в Англии. Всякий раз, когда Рашид собирался вернуться в Алжир, Тонио находил какую-нибудь молоденькую светловолосую голубоглазую девушку, чтобы тот увез ее. Какую-нибудь лондонскую девку, которую никто не стал бы разыскивать. Когда ее продавали, Рашид брал свои десять процентов комиссионных, а остальные через банк Кира помещались на счет Тонио либо здесь, в Англии, либо на родине, в Испании. То же самое может быть сделано и для вас. На рассвете Рашид высадит нас на побережье Франции. Затем мы проберемся в Испанию. Король подарит вам земли, а когда ваша кузина будет продана в Алжире, деньги, которые получат за нее, будут переведены через банк Кира в Алжире в банк Кира в Испании. Разве это не просто?

– Как вы думаете, сколько я смогу получить за нее? Мигель де Гуарас критически осмотрел Эйден.

– Мне нужно посмотреть на нее голую, но из того, что я вижу, можно сказать, что несколько сотен фунтов стерлингов вы получите. Это, конечно, не то состояние, на которое вы рассчитывали, но, по правде говоря, вы будете обеспечены гораздо лучше, чем когда-либо в своей жизни. У вас будет состояние, земли, а с ними и возможность завести достойную жену. Жену, которая никогда не узнает грустных обстоятельств вашего рождения. Подумайте хорошенько, амиго.

Эйден до смерти напугали эти речи. Безумный замысел, цель которого – уничтожение семьи Конна. Она не понимала, зачем все это. Сейчас важно было сбежать от этих мужчин, которые так небрежно обсуждали возможность ее продажи в рабство. Она встала, и они оба повернулись к ней.

– Я не намерена стоять и дожидаться, пока вы похитите меня, – храбро заявила она. – Кевен, если вы не откроете эту дверь, я начинаю кричать. Я буду кричать так громко и сильно, что задрожат стены. Я не позволю вам обречь Конна на смерть! Я люблю твоего мужа! Как вы могли подумать, что я полюблю вас? Я презираю вас! Как мужчина вы посмешище!

Он нанес ей удар, от которого Эйден пошатнулась, прижав руку к лицу.

– Сука! Мне были нужны только твои деньги! – жестоко крикнул он.

– Амиго, – предупредил де Гуарас, – не портите ваш товар, чтобы не снизить цену.

– Она сверхсамодовольная стерва, – сказал Фитцджеральд. – Ни ее отец, ни ее красавчик муж никогда не били ее. Ей это необходимо!

– Некогда, амиго, – сказал де Гуарас. – Пусть тот, кто купит ее, приучает ее к порядку. Вы сердиты и могли поранить ее, а я обещаю вам, что вы пожалеете об этом. Она – ценный товар. – Он широко улыбнулся Эйден. – Вы не допили вино, мадонна, – сказал он ласково. – Позвольте мне налить вам свежего. – Он взял кубок со стола и не таясь высыпал в него порошок из одного из своих колец. Потом долил вина и, отдав ей кубок, приказал:

– Пейте!

Эйден с ужасом уставилась в кубок. Она ничего не видела, кроме красноватого вина. То, что он так откровенно бросил в кубок, немедленно растворилось.

– Что вы бросили сюда? – спросила она слегка дрожащим голосом.

– Это не убьет вас, – отозвался он, не отвечая на ее вопрос. – Пейте!

– Ни за что! – закричала Эйден и снова сделала попытку встать.

Мигель де Гуарас не намерен был спорить. Его интересовало только одно: уехать из Англии. С поразительной для такого хрупкого человека силой он толкнул ее обратно на стул, в то же время рявкнув Кевену:

– Не давайте ей встать, амиго.

– Я позабочусь, чтобы она выпила. – Кевен зашел ей за спину и скрутил ей руки. Мигель де Гуарас зажал ей нос двумя пальцами, а когда она наконец была вынуждена открыть рот, чтобы вдохнуть воздуха, насильно влил питье ей в горло.

Эйден подавилась и закашлялась, делая попытку выплюнуть вино до того, как проглотит его, но, освободив ее нос, де Гуарас обеими руками сжал ей челюсти, тем самым заставляя ее проглотить жидкость. Нечеловеческим усилием Эйден вырвала одну руку и с силой ударила его. Испанец хрюкнул от удивления и слегка зашатался, а в это время Эйден открыла рот и завопила во всю силу своих легких. Кевен Фитцджеральд перестал сжимать ее руки и, обойдя вокруг стула, ударил ее в подбородок. С выражением откровенного удивления на лице Эйден тяжело осела, потеряв сознание.

– Кто-нибудь слышал ее, как вы думаете? – спросил Кевен.

Мигель де Гуарас покачал головой.

– Эти комнаты находятся в задней части дома. Окно закрыто, в таверне сейчас полно народу. Никто не услышит ее сквозь этот гул голосов. Сейчас, амиго, идите и скажите кучеру дамы, что вы лично проводите свою кузину домой после того, как она отужинает с вами.

– Что, если он захочет ждать?

Кевен начал нервничать. Он неожиданно понял, во что он оказался замешанным и что его ожидает, если схватят.

– Он не будет задавать вопросы. Английские слуги независимы, он будет рад вернуться домой. Скажите ему, что ее светлость разрешила ему быть свободным на весь вечер. Это сработает, я уверен.

Кевен торопливо вышел из комнаты, а Мигель де Гуарас улыбнулся. Ирландец глупец, подумал он, потом пожал плечами. Если бы решать предстояло ему самому, он бы избавился от ирландца, но указания короля были совершенно точными. Кевена нужно было отвезти в Испанию, где Филипп мог использовать его на службе. Ему в самом деле пожаловали бы земли и нашли бы жену, чтобы еще больше привязать к Испании. Потом, когда он успокоится и будет чувствовать себя в безопасности, его приведут к королю, чтобы он узнал истинную цену своего вновь приобретенного богатства. Испании нужны люди, подобные Фитцджеральду, для разжигания волнений в Ирландии, для подготовки неизбежного бунта против Англии, который будет оплачиваться испанскими деньгами.

По крайней мере, подумал Мигель де Гуарас, он сберег королю деньги, которые тот намеревался пожаловать Кевену. Придумка с продажей кузины ирландца в Алжире – гениальный ход с его стороны. Он подошел к креслу, где тяжело развалилась Эйден, и откинул назад ее голову. Мила, подумал он снова, но не красавица. Тем не менее волосы, глаза и кожа очень украшают ее. Было бы слишком большим подарком, если бы она к тому же оказалась красавицей. Его взгляд переместился ниже, и он вспомнил высказывания Кевена о ее пышных грудях. Он оттянул кружева ее лифа, чтобы рассмотреть грудь, и его взору предстала нежная соблазнительная плоть. Очень мило, подумал он. Они рассмотрят женщину, когда позже вечером будут в безопасности на борту корабля Мансура, но и сейчас видно, что она принесет Фитцджеральду кругленькую сумму.

Дверь отворилась, и появился ирландец.

– Ее кучер уехал, де Гуарас. Когда мы выберемся отсюда?

– Немедленно, – сказал испанец. – Рашид аль-Мансур ожидает нас, хотя небольшой дополнительный груз будет для него неожиданностью, однако, приятной. Давайте выбираться через окно, пройдем задним двором, чтобы нас никто не видел. Время обеденное, и все заняты. Счет оплачен по сегодняшний день, поэтому у хозяина не будет причин для жалоб. Нас никто не должен видеть. – Он поднял плащ Эйден, который снял с нее, когда она вошла в комнату, и с помощью Кевена натянул его на бесчувственную женщину.

– Накиньте капюшон ей на лицо, – сказал де Гуарас. – Если мы кого-нибудь встретим на улице, не нужно, чтобы запомнились ее рыжие волосы.

Вещей у них было немного, всего несколько смен белья. Убегая, они решили все бросить. Кевен открыл окно и выбрался во двор. Испанец ухитрился подтащить Эйден к окну, а Кевен вытащил ее наружу. Мигель де Гуарас последовал за ним и аккуратно прикрыл за собой окно. Поставив женщину между собой, они осторожно пересекли внутренний двор и вышли в переулок за гостиницей «Лебедь». Темная тень перебежала им дорогу, слишком большая для крысы, – то ли маленькая собака, то ли кошка. Мужчины перекрестились и продолжали путь по переулку, ведущему к реке. Над собой они услышали звук открывающегося окна и быстро прислонились вместе со своей ношей к стене дома, из окна которого с криком «Поберегись!» выплеснули содержимое помойного ведра.

В переулке было очень темно, временами они оскальзывались на гниющих отбросах. День выдался теплым, и воздух в переулке был зловонным.

Добравшись до берега, они некоторое время ожидали какого-нибудь лодочника с достаточно большой лодкой. Над Темзой сгущался туман. Кевен уже решил отправляться на поиски лодки, и тут из тумана выгребла лодка, и они нетерпеливо замахали ей. К их облегчению, лодочник подъехал к берегу и подобрал их.

– С леди все в порядке? – спросил он, помогая втаскивать Эйден в лодку. – Это не чума, а?

– Нет, приятель, – весело засмеялся Кевен. – Моя жена молода и не привыкла к хорошему вину. Она пьяна! Лодочник выгреб на середину реки.

– Моя старуха такая же. У некоторых для этого слаба голова. Вино подходит только мужчинам. Куда мы едем, сэр?

– К «Газели» в лондонском Пуле, – ответил Мигель де Гуарас.

– «Газель» так «Газель», сэры, – сказал лодочник и погреб вниз по течению.

 

Глава 8

 

"Газель», взявшая на борт пассажиров, подняла якорь и, использовав отлив, заскользила по Темзе. Ее капитан подождал, пока корабль вышел в полосу воды, которую англичане любят называть Английским каналом, и только потом присоединился к своему старому знакомцу Мигелю де Гуарасу и его ирландскому спутнику. Удобно расположившись в каюте Рашида аль-Мансура, они распили бутылку темно-красного вина, поданную молчаливым черным рабом.

– Не такой уж ты мусульманин, Рашид, чтобы отказаться от бутылочки хорошего вина, – упрекнул его Мигель де Гуарас.

Рашид аль-Мансур засмеялся.

– Старые привычки, особенно дурные, забываются с трудом, Мигелито. Однако это последняя бутылка, которую я пью до своего возвращения в Европу. В Алжире я строго придерживаюсь закона Пророка.

– Значит, вы вероотступник, – тупо заключил Кевен. – Я слышал о подобных людях, но до сих пор ни одного не встречал.

Мигель де Гуарас слегка поморщился, а Рашид аль-Мансур обратил свои холодные глаза на Кевена.

– Я не обязан ничего объяснять тебе, господин Фитцджеральд, но я бы попросил никогда не произносить слово «вероотступник» в присутствии такого человека, как я. Ты был когда-нибудь рабом? Позволь мне рассказать тебе о рабстве в Берберии. Раб – это вещь. Раб обязан выполнять любую прихоть своего хозяина. Хозяин может убить своего раба без всяких на то причин. Каждый вдох раба зависит от доброй воли его хозяина. У раба нет прав, ему ничего не может принадлежать, он ничто. Участь раба-христианина еще хуже, с ним можно жестоко обращаться только по той причине, что он другой веры. Думаю, Мигель рассказывал тебе, что он, его брат и я вместе выросли. Фактически мы двоюродные братья. Когда мне было шестнадцать, я был захвачен во время разбойного нападения, пленен и отвезен в Алжир на продажу. Мою судьбу подробно описал мне оценщик рабов в государственной тюрьме для рабов, которая является одновременно местом для расчетов, тюрьмой и невольничьим рынком. Он сказал, что, если я стану мусульманином, моя участь будет значительно легче. Кто бы ни купил меня, в конце концов освободит меня из рабства, если я стану мусульманином. Мне повезло, меня купил пожилой капитан для работы в саду. Скоро, к удовольствию своего хозяина, я принял ислам. Он освободил меня, а поскольку они с женой были бездетны, усыновили меня. Он обучил меня своему ремеслу, и я могу с радостью сказать, что стал капитаном-рейсом[3] еще до его смерти. Мой приемный отец оставил меня богатым человеком. Меня боятся и уважают равные мне. Я мог бы цепляться за веру своей родины. Но тогда был бы уже мертв после нескольких ужасных лет в каменоломнях или на галерах. Скажи мне, господин Фитцджеральд, что бы ты сделал на моем месте? – После этих слов Рашид аль-Мансур рассмеялся – он знал ответ на свой вопрос. – Ты не очень-то порядочный человек, иначе не стал бы продавать собственную плоть и кровь в рабство просто ради денег, – заметил он сухо.

– Я приношу извинения за то, что привез на корабль дополнительную пассажирку, – сказал Мигель де Гуарас.

– Наше путешествие не будет долгим, а воды и еды хватит, – ответил Рашид аль-Мансур. – У меня на борту находятся еще несколько девушек.

– Несколько? – спросил Мигель де Гуарас. – Как тебе это удалось?

– Просто повезло, амиго! Просто повезло! Я встретился с двумя молодыми сестрами, чья мать только что умерла, их выгнал из трущобы разозлившийся хозяин, которому они задолжали. Он был готов отправить эти нежные цветы в местный бордель. Я заплатил ему их долг и еще немного и привез девушек на корабль. Им девять и десять лет, и они обе блондинки и девственницы! Третью девушку, еще одну блондинку-девственницу, я купил у моего друга, содержательницы публичного дома, которая высматривает товар для меня, когда я бываю в Лондоне. Она обычно работает для твоего брата Тонио. Эта девушка, однако, постарше. Кажется, ей тринадцать, как она говорит. Я хорошо заработаю на них плюс мои комиссионные за женщину, которую привез ты. Она тоже девственница? Для этого она выглядит чуточку староватой.

– Ей немногим больше двадцати, – ответил Кевен, – и она беременна, или, во всяком случае, так уверяет. Она первоклассный товар, дворянка и безупречного происхождения, с волосами цвета начищенной меди, светлой кожей и светлыми глазами серебристо-серого цвета.

Рашид аль-Мансур посмотрел на свою койку, где лежала женщина, завернутая в плащ. Ирландец, несомненно, знал, как расхваливать свой товар, но Рашиду тем не менее нужно было посмотреть на нее. Поэтому он подождал высказывать свое мнение.

– Что ты дал ей? – спросил он Мигеля.

– Щепотку сонного порошка, – ответил испанец. – Она проспит несколько часов.

– Тогда давайте разденем ее сейчас и посмотрим, что мы имеем, – предложил капитан. – Это проще сделать, пока она без сознания. Девицы благородного происхождения всегда сопротивляются. С них приходится сдирать одежду. На ней дорогое платье, и его тоже можно выгодно продать, если не испортить.

Втроем они начали раздевать Эйден. Они действовали осторожно, почти нежно, но когда Кевен протянул руку, чтобы снять ожерелье с шеи своей кузины, Рашид аль-Мансур остановил его:

– Оставь его, ирландец! Когда она будет стоять голая на помосте с таким украшением, это привлечет к ней интерес. – Он сделал знак своему рабу. – Забери одежду женщины и спрячь для продажи. Все, кроме сорочки. Она понадобится ей, пока мы будем в море.

Раб собрал одежду Эйден и отложил в сторону сорочку. Затем вышел из каюты. Трое мужчин в трепетном молчании уставились на обнаженную женщину.

– Святой Боже, – выдохнул испанец, – она – совершенство! – и почувствовал, как пробуждается его желание, но оторвать от нее глаз не мог.

Кевен Фитцджеральд от удивления потерял дар речи. Он не ожидал, что у Эйден такое прекрасное тело. Она была невероятно красива: с длинными ногами и телом, прекрасной грудью. Он тоже почувствовал, как в нем закипает желание. Может быть, ему не следовало продавать ее? Может быть, оставить для себя?

Рашид аль-Мансур разгадал его мысли.

– Не глупи, ирландец, – сказал он. – Учти, есть немного женщин, которые принесут тебе столько денег на торгах в Алжире, сколько ты получишь за эту женщину.

Кевен потряс головой, чтобы прочистить мозги, и глубоко вздохнул.

– Вы правы, – сказал он, – но Богом клянусь, я хотел бы разок поиметь ее!

Они натянули на нее сорочку, а потом Рашид аль-Мансур позвал своего раба и приказал отнести бесчувственную Эйден в соседнюю каюту, где держали трех других девушек. Раб аккуратно уложил ее на соломенный матрас, обтянутый красной материей, и она ни разу не шевельнулась, пока утро не окрасило небо на востоке, над Францией.

Болела голова, во рту было сухо и противно. Живот сводило судорогой. У нее мелькнула мысль, что начинаются месячные. Эйден вскрикнула и села. Как такое могло случиться? Она же беременна. Она почувствовала что-то липкое между ногами, увидела кровь на сорочке и громко закричала, перепугав трех девочек, деливших с ней маленькую каюту. Они тоже начали кричать.

Дверь в каюту отворилась, и торопливо вошел большой чернокожий человек. Эйден закричала еще громче, совершенно сбитая с толку, перепуганная, но очень ясно понимающая, что она теряет своего ребенка, ребенка Конна. Острая боль рвала ее тело, ее вырвало желтой желчью. Чернокожий быстро оглядел ее и, обернувшись, выкрикнул какие-то неразборчивые слова. Рашид аль-Мансур оттолкнул раба и прошел прямо к Эйден.

– Прекрати кричать! – сказал он твердым, не допускающим возражения голосом, и, к своему удивлению, она замолчала. – Скажи мне, в чем дело, медноволосая женщина. – Он говорил по-английски, но с сильным акцентом.

– Я теряю своего ребенка, – сказала она и разрыдалась.

– Значит, такова Божья воля, – сказал он. – Сколько месяцев?

– Два, может быть, чуть больше. Он кивнул.

– Лежи, я позову врача.

Она подчинилась, но, делая это, спросила:

– Где я?

– Со временем узнаешь, медноволосая женщина. Сейчас давай займемся твоим здоровьем. – Он повернулся к черному рабу и сказал:

– Сходи за врачом.

Раб выбежал из каюты и через несколько минут вернулся с пожилым человеком небольшого роста в белом одеянии.

– Женщина считает, что у нее выкидыш, – сказал Рашид аль-Мансур врачу. – Беременность больше двух месяцев.

Врач кивнул и, опустившись на колени, ощупал Эйден нежными пальцами, вздыхая и грустно качая головой. Наконец он поднял голову.

– Это уже случилось, господин капитан, но она молода и, несомненно, выживет, а потом выносит много прекрасных сыновей. Я промою ее и позабочусь, чтобы не было заражения. Она поправится через несколько дней и, несомненно, будет здорова к тому времени, когда мы доберемся до дома.

Рашид аль-Мансур посмотрел на Эйден и, стараясь говорить ласково, произнес жестокие слова, которые ей нужно было выслушать:

– Ахмет говорит, что ты действительно потеряла ребенка, но ты будешь жить и выносишь много прекрасных сыновей. Он позаботится о том, чтобы в твоем теле не осталось болезни. Я помещу тебя в свою каюту, чтобы тебе было удобнее.

– Кто вы? – спросила она.

– Меня зовут Рашид аль-Мансур, и я капитан-рейс из города Алжира.

– Туда мы и плывем?

– Да.

– Чтобы продать меня в рабство?

– Да.

– Где мой кузен, господин Фитцджеральд?

– Он и его спутник сошли на берег Франции, когда еще не светало.

– Я очень богата, капитан. Поверните корабль обратно в Англию, и я хорошо заплачу вам. Эта сумма будет гораздо больше тех комиссионных, которые вы можете получить от моего кузена.

– Я знаю, что с тобой случилось, медноволосая женщина, – сказал Рашид аль-Мансур. – У тебя нет денег.

– Есть, – упрямо сказала Эйден, и слезы покатились по ее щекам. – Я сказала своему кузену, что лишилась своего богатства, но это была уловка лорда Берли, чтобы разоблачить Кевена и его сообщников. Поверните назад, умоляю вас.

– Когда женщины доведены до отчаяния, они отчаянно лгут, – сказал Рашид аль-Мансур. – Может быть, ты и говоришь правду, медноволосая женщина, а если нет? Меня могут арестовать ваши люди, бросить в тюрьму, и тогда я потеряю все, на что я потратил всю свою жизнь. С другой стороны, если я привезу тебя в Алжир, твой кузен получит за тебя на торгах хорошие деньги, а я получу приличные комиссионные за свои хлопоты. Вот и скажи мне, медноволосая женщина, что бы сделала ты?

– Я понимаю все, о чем вы говорите, капитан, – сказала Эйден, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. – Вы говорите, что не собираетесь рисковать всем, что имеете, ради моего спасения, но я взываю совсем не к вашей жадности, клянусь вам. Лорд Берли подозревал, что мой кузен участвует в каком-то заговоре против королевы. Он знал, что мой муж там замешан не был, но им было не ясно, был ли заговор политическим или Кевен просто пытался избавиться от Конна, чтобы жениться на мне и присвоить мое богатство. Сообщив Кевену о том, что я осталась без гроша, лорд Берли хотел разоблачить моего кузена. И я не лгу, когда говорю вам, что я богатая женщина. Я даже не говорю о том, что мой муж тоже богат, я говорю только о моем богатстве. Поверните корабль в Англию, и клянусь вам, что вас не арестуют и не посадят в тюрьму. Я заплачу вам столько, сколько вы скажете, если вы освободите меня.

Рашид аль-Мансур прожил в Берберии двадцать пять лет, но никогда не забывал страха, который он пережил, когда впервые был захвачен работорговцами. Он понимал, что медноволосая женщина уже сейчас испытывает такой же страх, и, будучи по характеру человеком незлым, он искренне сочувствовал ей. Поэтому он снизошел до того, что попытался объясниться с ней.

Став на колени, так, чтобы их лица были на одном уровне, он сказал:

– Послушай меня, медноволосая женщина, и попытайся понять. Мне кажется, что для женщины ты достаточно умна, поэтому я и пытаюсь объяснить тебе. По закону ты сейчас являешься собственностью дея Алжира и его милостивого повелителя султана Мюрада III, защитника веры и властителя Оттоманской империи. Я не мог бы вернуть тебя в Англию, даже если бы и хотел, потому что ты принадлежишь не мне, а я человек чести. Тебя продадут на невольничьем рынке, который принадлежит государству. Твой кузен получит свою часть прибыли, я тоже получу кое-что, но дей тоже получит, и я не могу лишать его дохода. Ты понимаешь?

Минуту Эйден смотрела ему в лицо, потом отвернулась, но он успел заметить слезы, брызнувшие из ее глаз.

– Дай ей что-нибудь выпить, Ахмет, чтобы она заснула, – попросил Рашид аль-Мансур своего лекаря. – Я рассказал ей, что ее ждет, и если прибавить к ее бедам еще и потерю ребенка, она может сотворить что-нибудь невообразимое.

– Будет исполнено, хозяин.

– Как ее здоровье?

– Она от природы сильная, здоровая женщина. Я не могу сказать, потеряла бы она своего ребенка, если бы не оказалась в таком положении, но думаю, что нет. Ей нужен отдых, покой, хорошее питание, тогда она оправится от болезни. Пока мы доплывем до Алжира, она придет в чувство. Хорошо бы побаловать ее немного. Позвольте ей завтра побыть с другими девушками. Это поможет ей отвлечься от своих бед.

Рашид аль-Мансур кивнул в знак согласия и сказал Эйден:

– Мой врач проследит, чтобы о тебе заботились, медноволосая женщина. Никто не посмеет обидеть тебя, а ты должна поправиться.

Эйден даже не посмотрела в его сторону, но капитан-рейс понял ее. Он тихо вышел из каюты, предоставив Ахмету, врачу, заниматься ею. Ахмет закончил осматривать Эйден и умело обработал ее тело, которое еще болело. Сорочка пропиталась кровью, поэтому он снял ее. Закончив работу, накрыл ее легким покрывалом. Потом, покопавшись в своем мешке с лекарствами, вынул круглую позолоченную пилюлю и протолкнул ее между губами Эйден. Ей и в голову не пришло противиться ему. Она отпила из кубка, который врач подал ей, и проглотила лекарство. Он посидел около нее несколько минут, пока она не задремала, и вышел из каюты.

Когда она проснулась, в окна каюты светила луна. Эйден не шевелясь лежала под покрывалом, едва дыша и пытаясь найти ответы на вопросы, которые метались у нее в голове. Где она находится? На корабле. Она одна?