Сказка о девяти братьях-разбойниках и о десятой сестрице Гале204 10 страница
– Верно говоришь, мастер. Но Вачаган – человек благоразумный, он не поддастся, как мы, любопытству, не увяжется за верховным жрецом, а потому и в эдакий ад не попадет.
– И мы с тобой не простаки, но так уж случилось. И царю откуда узнать, что святой жрец вовсе не святой, а чудовищный злодей? Нет, Вагинак, всяк смертный может угодить в беду. Счастлив тот, кто сегодня не знает, что завтра его подстережет несчастье. Другое дело, когда опасность явная. Рассудительный человек, встретив на своем пути бурную реку, не бросается в нее очертя голову, а ищет брод. Чует мое сердце, что и царь твой в беде и освобождение его связано с нашим освобождением…
– И конечно, освободит он нас благодаря своему ремеслу. Мне тоже чудится. Чудится, что сейчас я слышу голос моего царя. С первой минуты нашей встречи казалось, только страшно было подумать. Верить ли мне моим ушам?!
– Нет, нет, не верь! Ты лучше поверь тому голосу, который услышишь извне. Слышишь, вон доносятся голоса, много голосов? Шум!.. Что-то грохочет!.. Это, наверно, двери ада разверзлись, похоже, спасение близко!.. Созывайте всех, чтобы собрались и были готовы.
* * *
Анаит, повелев бросить в темницу переодетого жреца, тотчас приказала трубить тревогу. Внезапный клич боевых труб был знаком нависшей над страной грозной опасности. Вскоре весь народ собрался на площади перед дворцом. Люди взволнованно спрашивали друг друга, что стряслось, но никто ничего не знал.
На дворцовом балконе появилась Анаит, вооруженная, в доспехах. Обращаясь к народу, она сказала:
– Жизнь нашего царя в опасности. Он отправился в странствие по своим владениям, чтобы лучше узнать, как живет народ, в чем нуждается. В пути ему встретились злые оборотни, и он попал в беду, угодил в какую-то страшную преисподнюю. Я только что узнала об этом. Мне больше нечего вам сказать. Кто любит своего царя, кому дорога его жизнь, седлайте коней и следуйте за мной. Сегодня же до полудня мы должны быть в Пероже. Ступайте по домам и скорее возвращайтесь во всеоружии, я жду вас.
С возгласами «Да здравствует царь, да здравствует царица!» все мгновенно разошлись и меньше чем через час собрались снова, вооруженные и на конях.
Узнав, что войско поведет сама царица, многие отважные женщины тоже последовали примеру Анаит, примкнув к ее свите.
В полном воинском облачении, на огневом коне, в золоченых доспехах, со щитом в руке, с волосами, забранными под шлем, с ярко горящими глазами, Анаит была чудо как хороша, величественна и грозна.
Когда войско было уже в открытом поле за пределами города, Анаит объехала свою конницу, осмотрела порядок рядов, затем, возглавив войско, скомандовала: «Вперед!», пришпорила коня и вмиг скрылась из виду, оставив за собой шлейф густого облака пыли.
Только на широкой площади Перожа она осадила коня. Перожцы приняли ее за богиню, сошедшую к ним с небес, и все повалились перед ней на колени.
– Где властитель вашего города? – грозно крикнула Анаит.
Один из коленопреклоненных поднялся и задавленно прохрипел:
– Я городской голова.
– Ты знаешь, что творится в храме твоих жрецов?
– Мне ничего не ведомо…
– Может, ты и не знаешь, где ваш храм находится?
– Знаю. Как не знать?..
– Тогда иди вперед, показывай дорогу.
Все последовали за Анаит.
Когда были уже у ограды капища, жрецы, решив, что это пришли на поклонение, поспешили раскрыть ворота. Но едва толпа хлынула в ворота, жрецы увидали грозное лицо вооруженного рыцаря, и их обуял страх.
Анаит быстро нашла дверь в преисподнюю и, обращаясь к городскому голове, приказала:
– Отвори эту дверь!
Пока несколько человек пытались взломать дверь, верховный жрец, видя грозящую опасность, вышел в торжественном облачении, надеясь посеять ужас в народе своим появлением и отогнать всех. Толпа со страхом расступилась перед ним, когда он появился весь в белом, в двурогой короне на голове и с посохом в руке.
Верховный жрец направился прямо к Анаит и грозным голосом проговорил:
– Что тебе надо? Что ты творишь?! Изыди!
Анаит, с трудом сдерживая гнев, сказала:
– Я повелеваю открыть эту дверь!
– Кто смеет повелевать здесь, кроме меня? Эта дверь ведет в наше святилище. Там покоятся наши предки, горит наш неугасимый жертвенник. Взгляните на дым, что поднимается к небу. Не гневите богов. Разойдитесь! Сгиньте! Как вы смеете своими нечестивыми стопами осквернять нашу священную обитель!
Неистовый рев верховного жреца ужаснул суеверную толпу, и все, опустив головы, молча отступились. Однако несколько человек остались стоять на месте. Они закричали:
– Откройте, откройте дверь в подземелье!
Верховный жрец, видя, что не все ему подчинились, воздел руки к небу и воскликнул:
– О всемогущие боги, святой храм ваш оскверняют нечестивцы, придите на помощь!
При этом возгласе двери капища вдруг приоткрылись, и оттуда выбежали вооруженные люди с перекошенными лицами. Это были жрецы. Почуяв опасность, они приготовились к защите.
Разгневанная Анаит потеряла терпение. Обернувшись и увидев, что над городом нависла туча пыли, она поняла, что ее войско на подходе. Это придало ей решимости, и, обнажив меч, со щитом в другой руке, Анаит сказала:
– В последний раз я приказываю вам открыть двери этого ада и сложить оружие!
Жрецы приготовились к отпору.
Чуткий конь Анаит угадал намерение своей госпожи. Едва она слегка пришпорила его, он ринулся вперед, подмял верховного жреца и раскидал всех других.
С быстротой молнии Анаит снесла головы трем жрецам и тут же повернула коня. Жрецы окружили ее и поранили коня. Анаит защищалась, а конь тоже держался: он рвал зубами врагов и бил их копытами. Жрецы наседали. Жизнь Анаит была в опасности – вот-вот одолеют. Видя все это, люди из толпы кинулись на жрецов и тем отвлекли их внимание на себя.
Воспользовавшись моментом, Анаит вновь устремилась на противников и опять снесла несколько голов, а одного-другого подмяла конем.
Увидев, что Анаит помогают христиане, язычники решили, что причиной схватки стала борьба за веру, ринулись в поддержку жрецам, стали закидывать христиан камнями. Вот камнем сбило шлем с головы Анаит. Ее длинные густые волосы рассыпались по плечам. Горящие огнем глаза царицы метали молнии. Ее вид устрашил толпу. Все перестали кидать камни. Анаит воспользовалась замешательством толпы и снова налетела на жрецов, ранила еще нескольких. И тут подоспело ее войско.
Увидев свою царицу, насмерть схватившуюся со жрецами, все с громкими возгласами тоже ринулись в бой. Минуту, спустя оставшиеся в живых жрецы бросились бежать. Толпа отхлынула, и на площади осталась Анаит, окруженная своими людьми. Кто-то подал ей шлем. Анаит спешилась, подобрала волосы и надела шлем.
Она приказала своим воинам окружить капище, в котором укрылись жрецы, затем, обращаясь к толпе, сказала:
– Подойдите ближе, чтобы всем было видно, что скрывается в святилище вашего верховного жреца.
И Анаит приказала взломать двери.
Ужасающая картина открылась народу. Из адского логова выходили люди, похожие на мертвецов, восставших из могил. Многие не стояли на ногах, так они были обессилены. Слезы радости, крики и стоны, которыми огласилось все окрест, надрывали сердца.
Последними вышли Вачаган и Вагинак с поникшими головами. Царица узнала Вачагана и подала знак своим людям, чтоб его проводили в специально раскинутый шатер.
Вачаган вел Вагинака за руку, как слепого, – помня предостережение царя, тот шел с закрытыми глазами.
Усадив всех освобожденных на площади, Анаит приказала воинам спуститься в подземелье, посмотреть, не остался ли там кто-нибудь.
Воины вынесли тела умерших, какие-то немыслимые орудия пыток.
Приверженцы жрецов содрогнулись, увидев все ужасные злодеяния своих идолов. Поднялся невообразимый крик:
– О небо! Это же ад! Не жрецы, а изуверы! Дьяволы! Смерть им! Передушить всех!..
Толпа ринулась к жрецам.
– Нет, нет! – воскликнула царица. – Не подходите, не трогайте их. Наказывать этих извергов – мое право. Но сначала надо позаботиться о несчастных страдальцах.
И она стала спрашивать каждого, кто он есть и откуда. Один назвался Арнаком, сыном Бабика. Городской голова громко повторил имя, и какой-то старик, весь дрожа, подошел и с рыданием в голосе спросил: «Где, где мой сын?» У другого тут оказалась мать, без чувств упавшая на грудь своего единственного сына, у третьего – сестра, у четвертого – брат… А тех, о ком позаботиться было некому, царица взяла под свое покровительство. В их числе были и люди, работавшие с Вачаганом.
Определив несчастных мучеников, царица пожелала сама все осмотреть.
С несколькими воинами она спустилась в подземелье и при свете факелов все осмотрела. Всюду были следы кровавых злодеяний жрецов.
– Этот подземный ад возводили долго, – сказала она городскому голове. – Тут полегло немало людей. И наверняка каждый из них, попав сюда, больше уже не видал света божьего.
– Милосердная царица, я виноват, что не ведал о здешних злодеяниях. Но чтобы раскрыть такое дело, надо было обладать твоей мудростью. Каждый год в городе бесследно исчезало до ста человек, но я всегда думал, что они попали в плен к горцам. А мерзких жрецов этих мы не только святыми почитали, но думали, что они и трудолюбивые, мастеровые люди, живущие заработком от своих ремесел, а уж никак не за счет народа и его крови. Кто мог подумать, что все те дорогие ткани, которые они каждый день выносили на продажу, ткали не они, кто мог заподозрить, что почитаемый наш верховный жрец – это сам дьявол в человеческом обличье, упивающийся кровью невинных жертв?..
Наконец Анаит и сопровождающие ее воины выбрались из подземелья и направились к храму. Ударив в дверь, они предложили жрецам выйти и сдаться, но ответа не было. Воины взломали дверь, вошли и удивились: внутри никого не было. Взглянув наверх, они увидели страшную картину: все жрецы во главе с верховным раскачивались под потолком.
Когда об этом доложили царице, она сказала:
– Смерть эта для них незаслуженно легкая, но теперь уж ничего не поделаешь. Пусть остаются висеть, а народ пусть войдет, подивится на своих идолов.
Толпа, как бурный поток, хлынула в храм и разорвала, истоптала все, чему еще вчера поклонялась. Порушила всю утварь, всех деревянных богов и божков. Потом взломали тайники, нашли там много золота, серебра, но ничего не тронули, снесли все сокровища на площадь и сложили перед царицей, а она повелела раздать их спасенным мученикам.
Когда в капище все уже было порушено, народ излил свой справедливый гнев на удавившихся жрецов. Их спустили вниз и выбросили за ограду на съедение зверям.
Царица тем временем удалилась в шатер, где ее с нетерпением ждал Вачаган. Они сели рядышком и не могли наглядеться друг на друга. Вагинак подошел к Анаит, поцеловал ей руку и заплакал от счастья, как ребенок.
– Ты не сегодня спасла нас, моя несравненная госпожа, а много раньше, когда я увидел тебя во сне, точно в таком одеянии.
– Ошибаешься, Вагинак, – сказал Вачаган, – царица спасла нас тогда, когда спросила у тебя, знает ли царевич какое-нибудь ремесло. Помнишь, ты еще тогда посмеялся над этим?
– Да, верно, что и говорить. Я прежде мало чему верил. Только теперь стал понимать многое из того, что слыхал раньше.
– Дорогой Вагинак, мы еще обо всем наговоримся, – сказала царица, вдруг ощутившая, как сильно она устала.
– Ты измучилась, моя Анаит, – сказал Вачаган, – теперь отдыхай, об остальном я позабочусь сам.
Царица скрылась в другой половине шатра, за пологом, где женщины уже приготовили ей мягкое ложе. Здесь она сняла с себя доспехи и отправила их Вачагану, а сама прилегла, рассчитывая заснуть, но была так взволнована, что не могла отдохнуть. То ее переполняла радость, что нашелся Вачаган, то вдруг казалось, что она вновь в окружении разъяренных жрецов. Видения одно страшнее другого сменялись чередой, не давая царице покоя.
Вачаган знал, что Анаит так же добра, как и отважна. Знал, что, охваченная чувством справедливой мести, она способна беспощадно сражаться с врагом, но сердце ее при этом переполнялось страданием и болью. Вот почему он с радостью забрал ее оружие и доспехи, сам облачился в латы, приладил к поясу меч и, выйдя из шатра, предстал перед войском, которое уже с нетерпением ждало его.
Едва Вачаган появился и поприветствовал воинов, все вокруг огласилось криками радости. В это время к царю приблизился городской голова, пал перед ним на колени, поздравил с избавлением и сказал, что для войска неподалеку на лугу приготовлено угощение.
Царь объявил воинам, что их ждет обед и веселье, а сам вернулся в шатер к Анаит, где его уже тоже ждал уставленный яствами стол.
Тут были и женщины из свиты царицы, и Вагинак, успевший переодеться в богатые одежды.
Никогда еще Вагинаку не доводилось обедать в таком радостном настроении. Ему казалось, что он в раю: так веселились женщины, так светилось счастьем лицо Анаит.
После обеда протрубили сбор в обратный путь. Царь с царицей, окруженные свитой, выехали вперед, за ними последовало войско с громкой победной песней. Когда проезжали через Перож, все горожане от мала до велика в один голос кричали:
– Да здравствует царь и царица! Да сгинет зло и все его обители!
* * *
Вернувшихся домой царя и Вагинака первым встретил пес Занги. Он, как ошалелый, с визгом метался от Вачагана к Вагинаку и обратно.
На другой день из темницы вывели судить при всем народе того жреца, который принес парчу на продажу.
Уже были в сборе судьи, когда Вагинак вдруг попросил царицу отдать злодея ему на расправу.
– А как ты собираешься его наказать? – спросил царь.
– Мы сделаем это вместе с Занги. Только месть извергу избавит меня от воспоминаний о страшных муках. Те преступники отделались легко, но этому так не пройдет.
– Хватай его, хватай, Занги! Раздери зверя! – кричали со всех сторон.
И царь не отказал Вагинаку.
– Бери его, Занги! – вскричал Вагинак. – Разорви проклятого на куски!
Собака одним скачком бросилась на жреца, вцепилась клыками ему в горло и, в мгновение удавив злодея, с урчанием отошла прочь.
– Ах, Занги, Занги, какую легкую смерть ты ему подарила. Не бывало палача милосердней, – вздохнул Вагинак.
Рассказы о том, что довелось пережить царю Вачагану, разнеслись по городам и селам. Даже в дальних странах прослышали об этом. И всюду восхваляли Анаит и Вачагана.
Гусаны, слагая об этом песни, разносили их из села в село, из города в город. Жаль только, до нас песни не дошли. Но сделанное Анаит и Вачаганом живет и сейчас в сказке о том, как ремесло спасло царю жизнь. И народ, храня освященное временем предание, высоко ценит ремесло и трудолюбие, от которых главным образом зависит счастье.
С тех давних времен и повелось в народе, что каждый человек учился какому-нибудь ремеслу. Девушки рукодельничали. Землепашцы сами мастерили себе плуг, телегу, ковали латы и мечи на случай войны, изготовляли домашнюю утварь, строили жилища.
Так и шло: летом пахали да сеяли, а зимой каждый занимался своим ремеслом. И работали всем миром, сообща. Монахи и те тогда не сидели без дела. Изготовляли пергамент, писали книги, переплетали их, все себе сами делали и добывали – от хлеба до одежды.
«Ученье и мастерство должны быть сплетены между собой, как узоры на парче Вачагана с талисманами-письменами!» – говорили в те времена.
Так и жилось народу при мудрой Анаит. Потому и славили ее.
«Анаит перекинула мосты через наши реки, – говорили люди, – заполнила моря нашими кораблями, оросила наши поля, одарила родниками наши города и села, построила дороги для наших телег, наделила нас землей и плугами. Всю нашу жизнь изменила, из ада раем ее сделала. Да будет вечной память о мудрой Анаит!»
Ованес Туманян 244
Умный и глупый
Жили-были два брата. Один умный, другой глупый. Умный только и знай заставляет младшего работать на себя. Так его загонял, что младший брат не выдержал и как-то говорит:
– Я больше не желаю с тобой жить, брат. Хочу отделиться. Отдавай мне мою долю, будем врозь жить.
– Хорошо, – отвечает умный. – Вот сегодня ты еще отведи скотину на водопой, после того как я корм ей задам, а когда с водопоя обратно приведешь, сколько голов в хлев войдет – то мое, сколько на дворе останется – все твое.
А время было зимнее.
Глупый брат согласился. Отвел скотину на водопой и обратно пригнал. День стоял холодный. Замерзшие животные едва до хлева добрались, все и ринулись в него. Во дворе остался только один хворый шелудивый бычок. Он стоял и чесал бока о бревно. Этот-то единственный бычок и достался глупому брату.
Набросил глупый веревку на шею злополучного бычка и повел его продавать.
Ведет и покрикивает:
– Эй, бычок! Иди, эй!..
Дорога шла мимо развалин какого-то древнего строения. Эхо в развалинах подхватило выкрики глупого и гулко повторило:
– Э-эй!..
Глупый остановился.
– Это со мной говоришь? Да?..
– Да!.. – повторило эхо.
– Деньги есть?..
– Есть…
– Денег дашь – бычка продам.
– Дам…
– Идет за десятку?
– Десятку…
– Сейчас заплатишь или нет?
– Нет…
– Ладно, приду за деньгами завтра.
– Завтра…
Глупый обрадовался, что так быстро и выгодно продал бычка, привязал его у дверного проема за камень и, посвистывая, вернулся домой.
На другое утро чуть свет поднялся он и пошел получать деньги. А ночью тем временем волки съели бычка.
Приходит глупый, видит, у развалин только косточки разбросаны.
– Ну что, – говорит, – зарезал и съел?
– Съел…
– Жирный был или нет?
– Нет…
Глупый струхнул: а вдруг не захочет платить, раз бычок не по вкусу пришелся.
– Это уж не моя вина. Видел, что покупал. А мне плати, как условились – десять монет.
– Нет…
Услыхал глупый это «нет», рассердился ужасно, размахнулся палицей, что была у него в руках, и давай колотить по старым стенам. Бил, бил и выбил из шатких стен несколько камней. А под ними, оказывается, был спрятан клад. Золотые монеты и посыпались к ногам нашего горемыки.
– Вот так-то лучше… Да, но зачем же так много? Ты должен мне всего десять рублей. Отдай свой долг, а остальные деньги твои. Зачем они мне?
Взял глупый один золотой червонец и вернулся домой.
– Продал своего бычка? – смеясь, спросил старший брат.
– Продал.
– Кому же?
– Строение там, разваленное…
– И деньги получил?..
– Конечно, получил. Сначала было заартачилось. Пришлось пустить в ход мою палицу. Видно, здорово я пуганул: целая гора золота к ногам моим вывалилась. Но я взял свою десятку, а остальное так там и лежит – это ведь не мое.
И глупый показал брату золотой червонец.
– Где же это было?
– Э, не скажу. Ты алчный, столько на меня взвалишь, что спина от тяжести переломится.
Умный побожился, дескать, сам все понесет, только пусть место ему покажет.
– Давай, – говорит, – мне и тот золотой, что у тебя, и покажи, где все остальное лежит. Ты ведь совсем раздет, я куплю тебе обнову.
Глупый, как услыхал про обнову, и золотой свой отдал, и повел брата, показал ему, где все остальное лежит. Умный собрал все золото, принес домой, разбогател, а новой одежи брату не купил.
Глупый не раз напоминал ему про обещание, но видит, дело не ладится, пошел к судье с жалобой.
– Господин судья, – говорит, – был у меня бычок, я продал его развалинам…
– Хватит, хватит! – оборвал его судья. А сам думает: откуда такой дурак взялся? Как это можно развалинам продать бычка?..
Посмеялся судья да и прогнал глупого. Пошел глупый дальше с жалобой, но к кому ни придет, все только смеются.
Говорят, и по сию пору горемыка-глупый ходит не одет, не обут, не сыт и не голоден. Ходит и жалуется каждому встречному. Но никто ему не верит, все только посмеиваются. И умный брат посмеивается со всеми.
Братец-топор
Поехал как-то человек в поисках заработка в далекий край. Попал он в безвестное село. И видит, в этом селе люди руками дрова ломают.
– Братцы, – удивился он, – да что же это вы мучаетесь – руками дрова ломаете, разве нет у вас топора?
– А что это такое – топор? – спросили сельчане.
Вытащил человек свой топор из-за пояса, наколол дров, сложил их в сторонке.
Увидали такое сельчане, кинулись по деревне с криками, оповещают всех окрест:
– Э-эй, посмотрите, что братец-топор наделал!
Собрались все вокруг владельца топора, стали просить-молить отдать им топор. Много добра ему насобирали и взяли себе топор.
Получили они топор и решили каждый по очереди колоть дрова.
В первый день топор унес староста. Как уж он топором орудовал – неведомо, но только хватил себя по ноге. Завопил староста во весь голос и побежал по селу.
– Э-эй, люди, идите сюда, братец-топор сбесился, по ноге меня ударил!
Сельчане сбежались, схватили каждый по полену и давай дубасить по топору.
Били, били, видят, ничего с ним не делается. Закидали топор поленьями и подожгли.
Пламя распалилось, охватило всю груду дров. А когда все прогорело, люди подошли, разворошили угли и видят: топор красный, как огонь.
Все заголосили пуще прежнего:
– Вай, вай, люди! Братец-топор разгневался, видите, как он побагровел! Не миновать нам беды из-за него. Что теперь делать?
Подумали, подумали и решили убрать топор с глаз долой.
Снесли его к старосте на сеновал и зарыли поглубже. Едва управились, а над сеновалом уже пламя в небо взвилось.
Охваченные ужасом сельчане кинулись догонять хозяина топора.
– Вернись! – кричат ему. – Братец-топор совсем сбесился. Вразуми его.
Лжец
Было ли, не было – жил на свете царь. Объявил этот царь по всей своей стране:
– Кто сумеет так мне соврать, что я скажу: да, это ложь, – тому отдам полцарства.
Приходит один пастух и говорит:
– Долгие лета тебе, царь! У моего отца была такая дубинка, что он, бывало, поднимет ее и до самого неба достает – все звезды в нем перемешает.
– Всякое случается, – отвечает царь. – У моего деда была такая трубка – одной рукой в зубах ее держит, а другою от солнышка прикуривает.
Пастух почесал в затылке и ушел.
Приходит портной:
– Прости меня, царь, – говорит он, – я еще вчера должен был прийти, да задержался. Дождь вчера лил, гроза гремела, небо молниями разорвало, пришлось мне отправиться его зашивать.
– Очень хорошо ты поступил, – отвечал царь, – только не крепко зашил, утром опять дождило.
И этот ушел ни с чем.
Является крестьянин-бедняк. Под мышкой у него большая мера.
– Эй, человек, чего тебе надо? – спрашивает царь.
– Ты должен мне меру золота, вот я за ним и пришел.
– Мера золота?! – удивился царь. – Лжешь ты, не должен я тебе золота.
– Ну, а коли я лгу, отдавай мне обещанные полцарства.
– Нет, нет, – спохватился царь, – ты правду говоришь.
– Что ж, если правду сказал, насыпай меру золота.
Говорящая рыбка
Было ли, не было – жил на свете бедняк. Нанялся этот бедняк к рыбаку в работники. В оплату за труд хозяин давал ему каждый день по нескольку рыбин. Приносил бедняк их домой, тем они с женой и кормились.
Поймал как-то рыбак пеструю красивую рыбку, отдал ее работнику и велел беречь как зеницу ока, а сам опять полез в воду.
Сидит работник на берегу, смотрит на рыбку и думает: «О господи, неужели и эта рыбка, которая, как и мы, живет и дышит, тоже имеет родителей, друзей, тоже что-то понимает, радуется, испытывает боль?..»
Едва работник все это подумал, как рыбка вдруг заговорила:
– Послушай, – говорит она, – братец-человек. Мы с друзьями резвились в волнах реки, мне было очень весело, я забылась и вот угодила в сеть рыбака. А родители мои теперь, наверно, ищут меня, плачут. И друзья тоже печалятся. Да и сама я, видишь, как страдаю: задыхаюсь уже совсем без воды. Мне хочется вернуться к друзьям, снова жить и играть с ними в студеной прозрачной воде. Уж так мне этого хочется, так хочется!.. Пожалей меня, отпусти! Дай уплыть…
Она говорила тихо, очень тихо, с трудом шевеля пересохшим ртом.
Работнику стало жаль рыбку. Он взял да и выпустил ее в реку.
– Плыви, красивая рыбка. Пусть больше не плачут твои родители. Пусть не печалятся друзья. Возвращайся к ним, живи и играй себе на радость.
Рыбак вернулся, узнал, что рыбка уплыла, и ужасно рассердился.
– Ну и безрукий же ты! – раскричался он на работника. – Я ловлю рыбу, а ты мою добычу выпускаешь обратно в реку. Убирайся с глаз. С этого дня ты мне больше не работник. Пропадай теперь с голоду!
– Куда же мне теперь идти, что делать, как жить?.. – сокрушался бедняк, направляясь домой.
Идет он печальный своей дорогой, вдруг видит, откуда ни возьмись, человекоподобное Чудище. Идет Чудище и погоняет перед собой пеструю красивую корову.
– Добрый день, братец! Отчего ты такой грустный, что тебя заботит? – спросило Чудище.
Бедняк рассказал обо всем, что с ним приключилось, о том, что опять остался без дела, без заработка и не знает, чем теперь им с женой жить и кормиться.
– Послушай, дружище. Забирай-ка ты себе эту молочную корову на три года. Она станет давать вам каждый день столько молока, что и ты и твоя жена будете сыты. А ровно через три года, в полночь, я приду и задам вам один вопрос. Если вы ответите на него, корову оставите себе, а не ответите – обоих вас с женой заберу и сделаю с вами что захочу. Согласны?
«Что уж тут раздумывать, все одно с голоду помирать, – прикинул про себя бедняк. – Возьму-ка я корову, три года проживем, а там, бог милостив, может, нам и удастся ответить на вопрос, кто знает…»
– Согласен, – сказал он и погнал корову к себе домой.
Три года доили они корову. Досыта ели-пили и не заметили, как пролетело время. Но вот пришел тот день, когда к ночи должно было явиться Чудище.
С наступлением сумерек муж с женой уселись у порога своего дома и стали думать, о чем Чудище будет спрашивать и как ему отвечать.
– Вот ведь как получается. С Чудищем шутки плохи… Добра от него не жди! – сокрушались муж и жена.
Однако что было – то миновало, и ничего уже не изменишь. А злополучная ночь надвигалась.
Нежданно к ним вдруг подошел пригожий юноша.
– Добрый вечер! – поприветствовал он. – Я странник. Уже темно, и усталость меня одолела, не приютите ли на ночь?
– Как же не приютить, братец. Только у нас этой ночью не безопасно… Мы взяли у Чудища корову с условием доить ее три года и тем кормиться. А через три года оно грозило вернуться и задать нам один вопрос. И если мы ответим ему – корова останется нам, а не ответим – Чудище и корову заберет, и нас возьмет пленниками. Срок миновал. Этой ночью Чудище должно явиться. Мы не знаем, что оно будет спрашивать и что ему отвечать. Куда теперь денешься, поделом нам. А тебе бы не пострадать ни за что…
– Ничего, как вы, так и я, – сказал пришелец.
И гость остался ночевать.
В полночь раздался стук в дверь.
– Кто там?
– Я это, Чудище. Пришло время, отвечайте на мой вопрос.
Где уж тут отвечать. У мужа с женой от страха языки отнялись. Они окаменели на месте.
– Не бойтесь, я буду вместо вас отвечать, – предложил юноша-гость и приблизился к двери.
– Я пришло, – сказало Чудище из-за двери.
– И я пришел, – ответил изнутри гость.
– Откуда ты пришел?
– С того берега моря.
– На чем приехал?
– Оседлал хромого комара, вскочил на него и примчался.
– Выходит, море было маленькое?
– Вовсе нет. И орлу не перелететь с берега на берег.
– Это если орел – не орел, а птенец.
– Какой там птенец! Тень от его крыльев укроет целый город.
– Это если город очень маленький.
– Да какой же маленький! Зайцу не одолеть его из конца в конец.
– Это если заяц – не заяц, а зайчонок.
– Какой там зайчонок! Из его шкуры можно выкроить и шубу и шапку мужчине.
– Ну если мужчина – не мужчина, а крошечный карлик.
– Какой уж там карлик! Сядь ему петух на колени и закукарекай – не услышит, так он высок.
– Это если глухой.
– Какой там глухой! Он слышит, как олень траву в горах щиплет.
«Видно, там, за этой дверью, поселилась какая-то великая сила, и она непобедима», – подумало Чудище и, не зная, что еще сказать, тихо отступило и исчезло в ночной темноте.
Хозяева будто вновь родились, от радости не знали, что и делать. А тут заря занялась, гость собрался в дорогу и стал прощаться.
– Нет, нет, мы тебя не отпустим, – преградили ему путь и муж и жена. – Ты спас нам жизнь, скажи, чем мы можем отплатить тебе за добро?
– Ничего я такого не сделал. Спасибо вам за приют. И прощайте, мне надо спешить.