О ПОЭТИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКЕ, посредством которой зарождаются первые в мире Республики в Форме самых суровых Аристократий 4 страница
Историки, пораженные блеском Героических Морских Войн и совершенно ими ошеломленные, не замечали Сухопутных Героических Войн, и еще того меньше — Политики Героев, посредством которой правили Греки тех времен. Однако Фукидид467, остроумнейший и мудрейший писатель, оставил нам одно очень важное указание: он рассказывает, что Героические Города были совершенно лишены стен, как, например, Спарта в Греции и Нумация, Испанская Спарта. При своей высокомерной и буйной природе Герои ежедневно прогоняли с трона один другого; так Амулий изгнал Нумитора, а Ромул изгнал Амулия и восстановил Нумитора на царствовании в Альбе. В такой-то мере родословная Царских Героических Домов в Греции и непрерывная генеалогия четырнадцати Латинских царей удостоверяют Ученым их Рациональную Хронологию! Ведь из времен вернувшегося варварства, еще более незрелого в Европе, нам неизвестно ничего более непостоянного и более изменчивого, чем Судьба Царственных Родов, как это было отмечено выше в "Примечаниях к Хронологической Таблице". И поистине предусмотрительнейший Тацит указал нам на это в первой фразе "Анналов": Urbem Romam principio Reges habuere4®8, пользуясь глаголом, обозначающим самый слабый из трех видов владения, различаемых Юристами: habere, tenere, possidere.
Гражданские отношения, существовавшие при такого рода царствах, рассказаны нам Поэтической историей в виде многочисленных Мифов; последние содержат в себе споры за песню, если производить слово "песня" от того сапеге или cantare, которое значит "предсказывать", — следовательно, эти Мифы содержат героические споры по поводу ауспиций. Так сатир Марсий, secum ipse discors, т. е.
чудовище, как его называет Ливии, был побежден Аполлоном в состязании по пению, и Бог с него живого содрал шкуру: здесь мы видим жестокость героических наказаний! Лин (здесь, несомненно, плебейский характер, так как во всяком случае другой Лин был Героическим Поэтом, перечисляемым рядом с Амфионом, Орфеем, Мусеем и другими) в подобном же состязании по пению был убит Аполлоном. В обоих этих Мифах спор идет с Аполлоном, Богом Предсказаний, т. е. Науки Предсказаний, или же Науки ауспиций: а выше мы нашли также, что он был Богом Благородных, так как Наука ауспиций, как это было показано на многочисленных доказательствах, принадлежала одним лишь благородным. Сирены усыпляют проезжающих мимо пением и потом перерезают им горло; Сфинкс задает прохожим загадки, и если они не умеют их разгадать, то он убивает их; Цирцея посредством волшебства превращает в свиней товарищей Улисса, почему впоследствии cantare принимали в смысле "колдовать", как например: ...cantando rumpitur anguis469; и поэтому же магия, которая в Персии первоначально была Наукой о Божественных Предсказаниях, сохранилась в значении "Колдовское Искусство", а их колдовство продолжали называть "чародейством" (итальянское incatesimi). "Проходящие мимо", "прохожие", "бродяги" были чужестранцами в героических городах. Плебеями, как мы сказали выше, которые спорили с Героями, добиваясь приобщения к ауспициям, были побеждены в таких волнениях и жестоко за то наказаны. — Сатир Пан хочет поймать Сиринкс, нимфу, как мы говорили, замечательную своим пением, и оказывается, что он обнимал тростник; и как Пан обнимал Сиринкс, так и Иксион, влюбленный в Юнону, Богиню Торжественных Браков, вместо нее обнимает облако: иными словами, тростник обозначает легкость, а облако — пустоту естественных браков. Поэтому говорят, что от облака родились Кентавры (т. е. Плебеи, чудовища разной природы, как говорит Ливии), которые у Лапитов похищают себе невест в то время, как они празднуют свадьбы. Так же и Мидас (выше мы нашли, что он — плебей) прячет свои ослиные уши, а тростник, который обнимает Пан, т. е. естественные браки, открывает их; совершенно так же римские патриции твердят своим плебеям, что каждый из них — чудовище, ибо они agitabant connubia more ferarum470. Вулкан (а он также должен быть здесь плебеем) хотел вмешаться в спор между Юпитером и Юноной, но был за это пинком Юпитера сброшен с неба и остался хромым: то была распря, вызванная плебеями, чтобы добиться от Героев приобщения к ауспициям Юпитера и коннубиям Юноны; побежденные в ней, они остались хромыми (в смысле "приниженными"). Также Фаэтон из семьи Аполлона (почему его и считали сыном Солнца) пожелал править золотой колесницей отца (колесницей из поэтического золота, т. е. пшеницы), отклонился от обычных дорог, которые вели к закромам отца его семьи (это — претензия на владение полями), и был низвергнут с неба.
Но важнее всего, что с неба падает Яблоко Раздора, т. е. яблоко, как мы выше показали, обозначающее земельную собственность, так как первый раздор возник изза полей, которые плебеи хотели возделывать для себя; и Верена (она должна быть здесь Плебейской) оспаривает у Юноны коннубии, а у Минервы — власть (по поводу Суда Париса Плутарх в "Жизнеописании Гомера" правильно замечает, что относящиеся к нему два последних стиха "Илиады" принадлежат не Гомеру, а руке кого-нибудь из появившихся позже). Аталанта побеждает Женихов в беге, бросая золотые яблоки, и совершенно так же Геркулес борется с Антеем и побеждает его, подняв к небу, как было разъяснено выше. Аталанта предоставляет плебеям сначала бонитарную, потом квиритскую собственность на поля и сохраняет за собою коннубии, — совершенно так же римские патриции первым Аграрным Законом Сервия Туллия и вторым Аграрным Законом XII Таблиц все еще сохраняли коннубии в пределах своих Сословий (в главе connubia incommunicata plebi sunto, что было прямым след-' ствием auspicia incommunicata plebi sunto; поэтому уже через три года плебс начал выставлять на них претензию и после трех лет героической распри получил их). Женихи Пенелопы наводняют царский дворец Улисса (т. е. выставляют претензию на коннубии); с одной стороны, Пенелопа остается целомудренной, а Улисс побивает Женихов, как дроздов, попавших в сеть (того же рода сеть, какою героический Вулкан увлекает плебейских Марса и Венеру), и принуждает их обрабатывать поля в качестве Ахилловых поденщиков (так и Кориолан хотел низвести римских плебеев, недовольных Аграрным законом Сервия Туллия, на положение поденщиков Ромула, как было сказано выше); кроме того, Улисс сражается с несчастным Иром и убивает его: это была Аграрная распря, когда плебеи пожирают богатства Улисса. Пенелопа, с другой стороны, развратничает с женихами, т. е. предоставляет коннубии плебсу, от чего рождается Пан, чудовище с двумя различными естествами, человеческим и звериным, совершенно как у Ливия — secum ipse discors; римские патриции говорили плебеям, что если приобщить их к коннубиям благородных, то от плебеев должно будет рождаться чудовище, похожее на Пана, из двух различных естеств; такое чудовище породила Пенелопа, развратничавшая с плебеями. От Пасифаи, которая соединяется с Быком, родится Минотавр, чудовище с двумя различными естествами: в этом заключается та История, что Критские герои приобщили к коннубиям чужестранцев, подплывавших к Криту на корабле, который называли Быком и на котором, как мы выше разъяснили, Минос похищал мальчиков и девочек с берегов Аттики, а Юпитер еще раньше похитил Европу. К такого же рода Гражданской Истории нужно отнести и миф об Ио: Юпитер влюбляется в нее, — он благоприятен ей в ауспициях; Юнона ревнует его — гражданской ревностью, как мы разъяснили выше, желая сохранить за героями торжественные свадьбы, — и отдает ее стеречь стоглазому Аргусу — Аргосским Отцам, каждому со своей рощей и с возделанной землей, как мы истолковали выше; Меркурий (здесь он должен быть характером наемных плебеев) игрою на дудке (скорее пением) усыпляет Аргуса, — побеждает Аргосских Отцов в споре за ауспиции, в которых воспевалась судьба при торжественных свадьбах; тогда Ио превращается в корову и соединяется с тем быком, с которым соединялась Пасифая; скитаясь, она идет в Египет, т. е. к тем чужестранцам Египтянам, с которыми Данай прогнал Инакидов с царского трона в Аргосе.
Однако к концу героического века Геркулес изнеживается и прядет по приказанию Иолы и Омфалы, иными словами — подчиняет героическое право на поля плебеям. По сравнению с последними Герои называли себя Viri (мужи), ибо у Латинян слово viri значит то же самое, что Герои у Греков; так Вергилий начинает "Энеиду", полновесно пользуясь этим словом: ,с
Arma virumque cano... а Гораций переводит так первый стих "Одиссеи": Die mihi, Musa, virum... Слово viri у Римлян сохранилось в значении "торжественные супруги", "должностные лица", "жрецы" и "судьи", так как в поэтических аристократиях и свадьбы, и власть, и жречество, и суды были целиком замкнуты в Героических Сословиях.
И Героическое Право на поля было предоставлено плебеям Греции так же, как римские патриции предоставили плебеям квиритскую собственность по второму Аграрному закону, за который плебеи сражались и который был занесен в Законы XII Таблиц, как это было показано выше. Совершенно так же во времена вернувшегося варварства феодальное имущество называлось "имуществом копья", а имущество горожан — "имуществом веретена" (например, в Английских Законах); поэтому Французский королевский герб для обозначения Салического Закона, исключавшего наследование этого королевства по женской линии, поддерживают два Ангела, одетые в далматики и вооруженные копьями; герб этот украшен следующим героическим изречением: Lilia поп nent471. Таким образом раз Бальдус, весьма удачно для нас, называет Салический закон Jus gentium Gallorum472, то и мы можем назвать Законы XII Таблиц (поскольку они строго сохраняли наследование ab intestate в пределах sui, agnati и, наконец, gentiles) Jus gentium Romanorum473: ведь ниже будет показано, в какой мере истинным было то, будто в первые времена Рима существовал обычай, по которому дочери наследовали ab intestate своим отцам и будто потом этот обычай перешел в Законы XII Таблиц'1.
Наконец, Геркулес впадает в неистовство и окрашивает себя кровью кентавра Несса, т. е. чудовища-плебея, состоящего из двух различных естеств, как говорит Ливии, — иными словами, впадает в гражданское неистовство, приобщает плебеев к коннубиям, оскверняет себя кровью плебеев и, таким образом, умирает; он умирает в результате Закона Петелия, названного de Nexu (nexum — "узел") Римского Геркулеса, Бога Фидия; по этому закону vinculum Fidei
victum est475 (хотя Ливии относит его к случаю, происшедшему на десять лет позже, однако по существу это — тот же самый случай, который дал основание Закону Петелия, и последнему нужно было следовать, чтобы не устанавливать того, что уже заключалось в приведенном положении); Ливии приводит здесь столь же доверчиво, сколь невежественно слова какого-нибудь древнего Летописца, так как если плебеи и избавились от частных тюрем своих благородных кредиторов, все же они принуждены были, оставаясь должниками, на основании судебных законов платить долги; однако было развязано Феодальное Право, право Геркулесова Узла, родившееся в первых в мире Убежищах, посредством которых Ромул основал Рим; во всяком случае, чрезвычайно правдоподобно предположение, что Летописец написал vinculum Fidii... "Бога Фидия", который, по словам Варрона, был Геркулесом Римлян: это изречение стало непонятно для пришедших позднее, и они ошибочно думали, что там написано Fidei.
Такое же естественное Героическое Право было обнаружено у Американцев и до сих пор продолжает существовать у Абиссинцев в Африке, у Московитов и Татар в Европе и Азии; но особенно кротко пользовались им Евреи, у которых должники служили только в течение семи лет. — Однако надо покончить с этим правом. В конце концов, Орфей, основатель Греции, вместе со своей Лирой (т. е. струнойверевкой, или силой, обозначающей то же самое, что и узел Геркулеса, узел Закона Петелия) был убит Вакханками — пришедшими в неистовство плебеями, которые разбили на куски его Лиру, обозначающую, как это выше было показано на основании многочисленных доказательств. Закон. Поэтому уже во времена Гомера Герои брали в жены женщин-чужестранок, а внебрачные дети принимали участие в Престолонаследии; все это показывает, что в Греции началась Народная Свобода. В результате следует прийти к заключению, что такие Героические Распри дали название Веку Героев; во время этих Распрей многие побежденные и смещенные главари с отдельными товарищами из своих отрядов отправлялись скитаться по морю в поисках новых земель; одни из них возвращались, в конце концов, на свою родину, как Менелай и Улисс; другие осели на чужих землях, как Кекропс, Кадм, Данай, Пелопс.
Такого рода героические распри происходили на много столетий раньше в Финикии, в Египте, во Фригии, чем в Греции, так как в этих местах раньше зародилась культура. В одной из таких распрей принимала участие Дидона: спасаясь из Финикии от отряда преследовавшего ее зятя, она обосновалась в Карфагене, который назывался Punica, почти что Phoenica (Финикия). Также и все Троянцы после разрушения Трои: Капис обосновался в Капуе, Эней причалил к Лациуму, Антенор проник в Падую.
Так закончилась мудрость Поэтов-Теологов, т. е. Мудрецов, или Политиков, Поэтического века Греции; этими мудрецами были: Орфей, Амфион, Лдн, Мусей и др.: воспевая греческим плебеям силу Богов в ауспициях (то были хвалы, в которых Поэты воспевали Богов, т. е. хвалы Божественному Проведению, составлявшему тему их песен), они поддерживали в плебеях почтение к своим героическим сословиям; совершенно так же Аппий, внук Децемвира, около 300 года от основания Рима, как об этом говорилось по другому поводу, воспевал римским плебеям силу Богов в ауспициях (Благородные утверждали, что обладают Наукой о них) и удержал плебеев в повиновении благородным; и совершенно так же Амфион посредством игры на своей лире воздвиг из самодвижущихся камней стены Фив, за триста лет до этого заложенные Кадмом, т. е. утвердил там героическое состояние.
КОРОЛЛАРИИ
о Древнеримских Отношениях, и в частности — о мнимом Монархическом Царстве и о мнимой Народной Свободе, основанной якобы Юнием Брутом
Если принять во внимание все эти многочисленные совпадения человеческой гражданской жизни у Римлян и у Греков, на основании которых мы нашли при помощи многочисленных доказательств, что Древняя Римская История оказывается непосредственным продолжением Исторической Мифологии многих и весьма разнообразных греческих Мифов, то всякий, кто полагается на свой разум, а не на память или воображение, необходимо принужден будет решительно утверждать, что со времен Царей и до приобщения плебеев к коннубиям римский народ, "народ Марса", состоял из одних Благородных; и что для этого народа Царь Тулл (начиная с обвинения Горация) разрешил осужденным Дуумвирами или Квесторами апелляцию ко всему сословию, поскольку только сословие составляет
Героический народ, а плебеи были добавлением к .такому народу (позднее Провинции также оказывались добавлением к Нациям-завоевательницам, как это хорошо подметил Гроций; это именно "иной народ", как называл Телемах своих плебеев в собрании, что мы отметили выше). Поэтому при помощи непобедимой Метафизической Критики, направленной на Создателей Наций, нужно разрушить заблуждение, будто толпа презреннейших поденщиков, считавшихся рабами со времен смерти Ромула, имела право выбора Царей с последующим утверждением Отцами; ведь это — анахронизм, идущий из тех времен, когда плебс уже имел свою долю в городе и собирался для выбора консулов, а это последнее право было предоставлено Отцами плебеям только после приобщения их к коннубиям, т. е. примерно через триста лет после Междуцарствия476 Ромула".
Слово "Народ", принимаемое по отношению к первым временам Мира Городов в значении, свойственном позднейшим временам, влечет за собою и два другие заблуждения — в словах "Царь" и "Свобода", почему все и думали, будто Римское Царство было Монархией и будто Юний Брут установил в нем Народную Свободу. Хотя Жан Боден и впал в то заблуждение, в какое впадали и все другие прежние Политики, будто первоначально существовали Монархии, затем Тирании, потом народные Республики и, наконец. Аристократии (здесь мы можем видеть, какую путаницу могут вызвать и фактически вызывают человеческие идеи при отсутствии истинных оснований!), все же, наблюдая в мнимой Древнеримской народной Свободе проявления, соответствующие Республике Аристократической, он подпирает свою Систему следующим различением: в древние времена Рим был по своему политическому устройству народным государством, но управлялся он аристократически; но если бы даже Бодену удалось привести противоположные явления, то и с такой подпоркой его политическое сооружение рухнуло бы в конце концов под напором силы той истины, признаваемой им с грубым непостоянством, что в древние времена Римская Республика была аристократической не только по образу правления, но и по политическому устройству6.
Все это подтверждает Тит Ливии, рассказывая об учреждении Юнием Брутом должностей двух Консулов с годичным сроком избрания; он открыто говорит и утверждает, что Государство от этого совершенно не изменилось (Брут был достаточно мудр, чтобы избавить от такой порчи с самого начала свое Государство) и что наличие должностей двух годичных Консулов nihil quicquam de regia potestate deminutum477. Таким образом Консулы оказываются двумя такими же годичными Аристократическими Царями, reges annui478, по словам Цицерона в "Законах", какими пожизненно были Цари в Спарте, Республике, несомненно. Аристократической. Эти Консулы, как каждый знает, были подчинены апелляции в течение своего царствования, как и Спартанские Цари были подчинены надзору Эфоров; по окончании же царствования Консулы могли быть обвинены, как и Спартанских Царей Эфоры могли присудить к смерти'1. Приведенное место из Ливия показывает одним ударом и то, что Римское Царство было Аристократическим, и то, что Брутом была установлена Свобода, но только не народная, т. е. свобода народа от господ, а господская, т. е. свобода господ от тиранов Тарквиниев. Последнего, несомненно, Брут не смог бы сделать, если бы ему не подвернулось дело Римлянки Лукреции и он очень мудро уловил, что этот случай связан с целым рядом возвышенных обстоятельств, пригодных для того, чтобы поднять плебс против тирана Тарквиния; последний причинил столько зла правлению благородных, что Бруту пришлось пополнять Сенат, уже опустошенный вследствие убийства многих Сенаторов Тарквинием Гордым; при этом Брут мудро преследовал две политические выгоды: он усилил
делами, так же как и ученых Истолкователей Римского Права, напоминая им о тех размышлениях, которые они должны были бы проделать, если хотят извлечь из явлений природу Рима — был ли он Монархическим или Аристократическим (мы это сделали в "Новой' Науке"); мы укажем им только, что у них нет ни одного римского автора, который бы помог им или даже только не противоречил бы.
а Если бы Римские Консулы были двумя монархическими Царями, как бы двумя Диктаторами, то также и Цари первоначально были бы пожизненными монархами Рима. Но этому не только не помогает, но даже противоречит Тацит: он говорит libertatem et consulatum Junius Brutus instituit479; Тацит пользуется при этом глаголом, равно обозначающим как "устанавливать", так и "начинать", ибо Юний Брут учредил Консулат, посредством которого восстановил свободу господ от Тиранов, и заложил начало народной свободы, т. е. свободы плебса от господ, которая потом все росла и закончилась тем, что Консулат стал доступным и плебеям. Придется признать, что и т. д.
уже клонящееся к упадку Сословие Благородных и сохранил благосклонность плебса, так как из числа его выбрал, должно быть, очень многих (и, может быть, наиболее свирепых), осмеливавшихся преобразовать Господское Государство, и ввел их в сословие Благородных; так сложился Город, в те времена разделенный intra patres et plebem480.
Если стечения таких многочисленных и разнообразных причин, какие рассматривались здесь, начиная с Века Сатурна, если вытекающих из них многочисленных и разнообразных явлений Древнеримского Государства, которые наблюдал Боден, если постоянства и неизменности, с какою причины влияют на явления, о чем размышлял Ливии, — если всего этого недостаточно для установления того, что Римское Царство было Аристократическим и что Брут в нем основал Свободу Господ (во всем этом мы опираемся на один только авторитет), то придется признать, что Римляне, народ варварский и грубый, имели такую привилегию от Бога, какой не могли иметь Греки, народ утонченной культурности: по рассказу Фукидида, Греки ничего не знали о своей собственной древности до Пелопонесской Войны, самого блистательного времени Греции, как мы отметили выше в "Хронологической Таблице"; там же мы показали, что для римлян наиболее блистательны времена Второй Пунической Войны, начиная с которой Ливии признает, что пишет с большей достоверностью Римскую Историю (хотя он и сознается откровенно, что не знает трех самых важных обстоятельств Истории этой войны, что мы также отметили в "Хронологической Таблице"); но даже если при всем том допустить такую Привилегию для Римлян, все же придется признать, что их предания — это смутные воспоминания, неясный фантастический образ; а потому сознание не сможет отрицать тех рассуждений, которые были приведены здесь по поводу Римских Древностей.
КОРОЛЛАРИЙ
О Героизме Первых Народов
Героический Век первогоМира, о котором сейчас идет речь, принуждает нас с суровой необходимостью разобрать Героизм Первых Народов. Соответственно выставленным нами выше и применяемым здесь Основаниям Героической Политики, он был совершенно отличен от того Героизма, какой воображали себе Философы вследствие предрассудка о недостижимой Мудрости
Древних, поскольку Филологам были неизвестны следующие три неопределенные слова (на них мы указывали выше): "Народ", "Царь" и "Свобода"; они представляли себе Героические Народы так, как если бы в них входили также и плебеи. Царя представляли себе как Монарха и Свободу как Народную Свободу. И обратно тому, они приписывали первым людям три свои собственные идеи, принадлежащие сознанию утонченному и ученому: во-первых — идею рациональной справедливости, основанной на максимах Сократической Морали; во-вторых — идею славы, т. е. молвы о благодеяниях, совершенных для Рода Человеческого; и втретьих — идею жажды бессмертия. Вследствие этих трех ошибок и этих трех идей они думали, что царь или другие значительные персонажи древних времен приносили в жертву себя и свои семьи, не говоря уже о всем их имуществе и добре, с целью сделать счастливыми несчастных, которых всегда большинство и в городах и в нациях.
Однако, говоря об Ахилле, величайшем из Греческих Героев, Гомер рассказывает нам о трех его свойствах, совершенно противоположных этим трем идеям Философов. В отношении справедливости: Гектору, желающему договориться с ним о погребении, если в сражении он его убьет, Ахилл дает дикий ответ481, не считаясь ни с равенством положения, ни с общей судьбой (а эти два рассуждения естественно приводят людей к признанию справедливости): "Разве люди когда-нибудь договаривались со львами, разве у волков и ягнят одинаковые желания? (обратно тому). Если я тебя убью, я буду волочить тебя нагим, привязанным к моей колеснице в течение трех дней вокруг стен Трои (так он и поступил), и в конце концов я отдам тебя на съедение моим охотничьим собакам" (он, несомненно, так и поступил бы, если бы несчастный отец Приам не пришел к нему выкупить труп). В отношении славы: из-за личного горя (так как Агамемнон несправедливо отнял у него его Брисеиду) он объявляет о своей обиде на людей и на Богов; он жалуется Юпитеру на то, что он обесчещен, он отзывает из союзного войска своих людей и из общего флота свои корабли, он равнодушно смотрит на то, как Гектор наносит большой урон Грекам; вопреки указанию Благочестия, которое обязывает по отношению к родине, он упрямо желает отомстить свою личную обиду гибелью своей нации; ему даже не стыдно радоваться вместе с Патроклом избиению Гектором Греков; и с ним же, что еще хуже, он, носящий в своих пятках Судьбу Трои, высказывает следующее недостойнейшее желание: чтобы во время этой войны умерли все Троянцы и все Греки, и только бы они двое остались живы482! В отношении третьего, стремления к бессмертию: в преисподней на вопрос Улисса, хорошо ли ему там, он отвечает, что предпочел бы быть даже презреннейшим рабом, лишь бы жить483. Вот каков тот Герой, которого с неизменным эпитетом "безупречный" Гомер воспевает Греческим народам в качестве примера Героической Доблести! Так как Гомер приносит ту пользу, что учит, развлекая (что и должны делать Поэты), то этот эпитет нельзя понять иначе, как по отношению к высокомерному человеку, который, как теперь сказали бы, не позволит мухе пролететь мимо кончика своего носа; следовательно, здесь проповедуется придирчивая доблесть: именно в ней во времена вернувшегося варварства всю свою мораль полагали Дуэлисты; из нее вытекали гордые законы, надменные дела и мстительные удовлетворения самолюбия тех странствующих рыцарей, которых воспевают Романсы.
С другой стороны*1, следует поразмыслить о той клятве, в которой, по словам Аристотеля, Герои клялись быть вечными врагами плебсу484; следует поразмыслить также над тем, о чем рассказывает Римская История времен Римской Доблести (Ливии ограничивает ее временами войны с Пирром и прославляет в следующем изречении: nulla aetas virtutum feracior485, а мы с Саллюстием — соответственно блаженному Августину "de Civitate Dei" — распространяем от изгнания Царей до Второй Пунической Войны): Брут, который вместе со своими двумя сыновьями приносит в жертву свободе свой дом; Сцевола, который, сжигая свою правую руку, не сумевшую убить Порсену, царя тосканцев, приводит его в ужас и обращает в бегство; Манлий, прозванный Imperiosus, который за удачное нарушение военной дисциплины, вызванное мотивами храбрости и славы, приказывает отрубить голову своему победоносному сыну; Курций, который бросается вооруженный и верхом в гибельную пропасть; Деции, отец и сын, которые приносят себя в жертву ради спасения своего войска; Фабриции, Курии, которые отказываются от
а следует подумать о высокомерии Циклопов — первых отцов семейств, объединенных в города; следует подумать об их неограниченной власти над семьями, сохраненной за ними их отечеством вследствие природы Героических Аристократий; следует подумать о невероятной жестокости отцовской власти, на основании которой они приказывали убивать невинных, только что родившихся младенцев; следует поразмыслить о той клятве и т. д.
большого количества золота Самнитов, от участия в царствовании, предложенном им Пирром486; Аттилий Регул, который идет на несомненную и жесточайшую смерть в Карфагене ради соблюдения святости римской клятвы, — какую пользу принесли они достойному сожаления и несчастному римскому плебсу? Не ту ли, что его еще больше мучили войнами, еще дальше топили в море ростовщичества, еще глубже хоронили в личных тюрьмах благородных, где плебеев били палками по голым плечам, как презреннейших рабрв? А того, кто желал немного помочь плебсу какимнибудь хлебным или аграрным Законом, Сословие Героев во времена этой Римской доблести присуждало к смерти, как мятежника; именно так случилось (если не упоминать о других) с Манлием Капитолином, спасшим Капитолий от разорения бесчеловечными Сенонскими Галлами, а в Спарте, — таком же городе Героев Греции, каким был Рим для Героев мира, — с великодушным царем Агисом, так как он покусился облегчить положение несчастного Лакедемонского плебса, задавленного ростовщичеством благородных, посредством Закона о Новом Счете и помочь ему Законом о Наследовании; как говорилось в другом месте, Агис был за это удушен Эфорами*^ поэтому, как мужественный Агис был Спартанским Манлием Капитолином, так и Манлий Капитолин был римским Агисом: из одного подозрения, что он в какой-то мере помогал несчастному, подавленному римскому плебсу, он был сброшен с Тарпейской скалы. Таким образом, именно потому, что Благородные первых народов считали себя Героями, т. е. обладающими высшей по сравнению
а Если только существуют такие циклопические натуры, если только существует такая жестокая высшая отцовская власть, если только существуют такие Государства, у которых все гражданские почести открыты лишь для этих немногих отцов, и если общественная заинтересованность отождествляется с личными Монархиями немногих, так сейчас же проявится Героизм первых народов; в свободных Республиках, а еще того меньше — в Монархиях, он по самой природе гражданственности невозможен. То, о чем мы сейчас говорим, содержится в Аксиомах (начиная с LXXXIX и до XCIV) и прочно стоит на них, как на своем основании. Поэтому можно сопоставить причины Римского Героизма с Героизмом Афинским. До тех пор, пока Афинами, по словам Фукидида, управляли Ареопагиты, т. е. пока Афины были по устройству или по крайней мере по роду правления аристократией (это время продолжалось до Перикла и Аристида, так как только тогда эти афинские Сестий и Канулей открыли плебеям дорогу к почестям), Афины совершали дела возвышенные и великодушные. С Афинами можно сравнить Спарту, государство несомненно аристократическое: она дала со своими плебеями природой (как это было полностью показано), именно потому они так плохо обращались с весчастным большинством своих наций. Ведь, несомненно. Римская История ошеломит всякого внимательного Читателя, если он будет обсуждать ее со следующих точек зрения: что такое Римская Доблесть там, где столько гордости? что за умеренность, где столько скупости? что за кротость, где столько дикости? что за справедливость, где столько неравенства?