Джон Фрущанте создаёт нечто лучшее, чем реальный мир

27 Апреля 2016, автор Colin Joyce

У Джона Фрущанте плохой день. В общем-то только это он и дал понять, когда обрубил самый первый вопрос, который я задал ему по телефону – Чем сегодня занимался? – Я не собираюсь об этом говорить – простонал Джон. Заикаясь, я объясняю, что просто хотел растопить лёд этим вопросом, просто разрядить обстановку перед тем, как погрузиться в ледяные воды его последнего электронного релиза, EP для Лос Анджелесского лейбла Acid Test под названием Foregrow (ПредРост). Это всё не просто – говорит Фрущанте – и не то, о чём я хочу говорить с публикой.

В течение долгих лет бывший гитарист RHCP, прошедший через вещи, через которые не должен проходить никто, живёт на виду общества. После присоединения к группе в 1988, он покинул её посреди тура в поддержку их хитового альбома 1991го года Blood Sugar Sex Magik, потрясённый внезапно обрушившейся на них славой. Он погрузился в период наркозависимости и психического расстройства, отражённый в документальной картине Джонни Деппа и в интервью национальным изданиям (см. статью 1996г. в газете Arizona Newspaper, которая заканчивается словами «Мне всё равно, живу я или умру»). Он потерял друга – актёра Ривера Феникса – в 1993 из-за передоза возле дверей клуба Viper Room в Лос Анджелесе, где Фрущанте играл свой концерт. Согласно мемуарам его бывшего напарника по группе Энтони Кидиса, он наконец завязал с наркотиками в 1997 после попадания в реабилитационный центр. Но даже в течение последнего десятилетия, в течение которого о нём было почти ничего не слышно, он сражался в суде с преследователями, и сейчас находится в процессе развода, который стал достоянием общественности после того, как TMZ откопали судебные записи, гласящие, что его бывшая жена Николь Тёрли требует десятки тысяч долларов ежемесячно в качестве алиментов.

За таблоидной драмой затерялась по-настоящему уникальная соло работа, которую он создал после ухода из группы, сделавшей его популярным. (Фрущанте вернулся в RHCP для следующих самых успешных работ с 1998 по 2009, но снова покинул группу, когда его «музыкальные интересы повели его в другом направлении»). Долгое время он раздвигал рамки эмбиент-музыки, играл с жизнерадостным гитарным попом, странными кассетными записями, эйсид хаусом, и теперь с неклассифицируемым электронным эксперименталом, похоже следуя за любым своим капризом вдаль от логического завершения и не воображая какой-то конкретной аудитории. Foregrow, который он выпустил в День Магазинов Звукозаписи (16 апреля, с 2007го года праздник, который придумали для себя владельцы и сотрудники независимых магазинов звукозаписи), состоит из головокружительно запрограммированных драм-машин, прекрасных решёток синтезаторных партий, и вокальной баллады, текст которой он описывает как «яркую пред-жизненную память». В своей притягательной странности, всё это ощущается как захватывающая беседа из-за одностороннего зеркала: он может видеть всё, что снаружи, но даже самым преданным фанатам будет непросто разглядеть, что находится за ним.

После всех неприятностей, всё, о чём Фрущанте будет говорить, и при том оживлённо – это тревожная музыка, которую он создавал с тех пор, как с головой погрузился в мир аналоговой электроники почти десять лет назад. Его подход к выпуску этих работ бессистемен: в 2015 мощная бомба кислотных фракталов Трикфингера на самом деле была записана в 2007, а только что выпущенный Foregrow был записан в 2009 – но работа над ними составляет часть повседневной жизни Джона, дома, вдали от остального мира. В общении он обычно уклоняется в сторону программирования модульных синтезаторов или очень специфичных проблем работы в одной комнате с кем-то столь же дотошным, как и он сам (в последнее время это Аарон Фанк из Venetian Snares, с которым у него есть проект Speed Dealer Moms). Или же он с наслаждением принимается говорить об аккордовой последовательности в песнях Beatles или Genesis. Или, как это было в моём случае, он просто выдаст всё сразу.

Наше первое интервью в середине апреля, в полдень, было прервано после всего десяти минут, когда Фрущанте почувствовал, что не сможет должным образом выразить свои мысли, отвлечённый чем бы то ни было, что занимало его тем утром, когда я позвонил. Но два дня спустя он вернулся, предлагая свои размышления о том, как его навязчивое создание музыки взаимодействовало с его жизнью как в её лучшие, так и в худшие моменты. Прочтите нашу отредактированную беседу далее.