ГЛАВА 78 ЛОС СЕРЕС, марс 1244
Они двигались быстро, несмотря на раны Сажье. Вдоль реки, на юг от Монсегюра. Выехали налегке и скакали во весь опор, останавливаясь, только чтобы дать роздых коням и напоить их. Корку льда проламывали мечами. Гильом сразу увидел, что Сажье превосходит его искусством.
Гильому мало было известно о прошлом Сажье. Был связным между Совершенными и затерянными в Пиренеях селениями, служил разведчиком повстанцев… Гильом не сомневался, что его более молодой спутник знает в горах каждую тропку, каждое ущелье и гребень. Гильом ощущал яростную неприязнь своего спутника, но молчал, хотя враждебность била в спину, как горячий солнечный луч. Он помнил, что Сажье считался человеком верным, отважным и честным, готовым умереть, сражаясь за свои убеждения. Он понимал Элэйс, полюбившую этого человека и родившую от него ребенка, хотя сама мысль об этом была ему как нож в сердце.
Счастье сопутствовало им. Ночью не было снегопада, и новый день, девятнадцатое марта, оказался ясным и светлым, почти безветренным.
Они подъехали к Л ос Серее в сумерках. Деревушка скрывалась в маленькой глубокой лощине. Несмотря на холод, в воздухе уже пахло весной. Деревья на околице покрыты были белыми и зелеными почками. Первые весенние цветы выглядывали из зимней травы на обочине. Несколько домов, составлявших селение, казались пустыми и заброшенными. Мужчины спешились и повели лошадей под уздцы. В тишине громко отдавался звон подков по камням и мерзлой земле. Над парой крыш виднелись струйки дыма. В щелях ставен мелькали и тут же исчезали испуганные глаза обитателей. Французские мародеры редко забредали так далеко в горы, но бывало и такое. Их появление всегда предвещало беду.
Сажье привязал лошадь у колодца. Гильом последовал его примеру, и они вместе прошли к маленькой хижине. На крыше ее не хватало черепиц, ставни покосились, но стены были еще крепкими. Гильому подумалось, что не так уж трудно было бы вернуть дом к жизни.
Он ждал, пока Сажье боролся с набухшей дверью. Наконец створка подалась и, скрипнув петлями, пропустила их внутрь.
Гильом вдохнул сырой, могильный воздух, от которого сразу занемели пальцы. У стены против двери зимними ветрами намело сухих листьев. На внутренней стороне ставен, на подоконнике, ледяной бахромой висели сосульки.
На столе остались следы давней трапезы: кувшин, тарелки, чашки, нож. Вино покрывала зеленая пленка плесени – словно тина на поверхности пруда. Скамейки были сдвинуты к стене.
– Это твой дом? – тихо спросил Гильом.
Сажье кивнул.
– Сколько же ты здесь не был?
– Год.
Посреди хижины над прогоревшими углями очага висел котелок. Гильом с жалостью смотрел, как Сажье склонился над ним и поправил крышку.
Заднюю половину дома отгораживала рваная занавеска. Приподняв ее, он увидел еще один стол с придвинутыми к нему двумя стульями. Вдоль стены тянулся ровный ряд полупустых полок. Старая ступка и пестик, пара мисок и несколько запыленных горшков. На торчавших из стены над полками крючках еще висели пучки сухих трав, окаменевшая веточка блошницы и мешочек с черничным листом.
– Для лекарств…
Голос Сажье застал Гильома врасплох. Он застыл, сложив перед собой руки, не смея прервать его воспоминаний.
– Все к ней приходили, и женщины, и мужчины. Кто болел, у кого на душе было неспокойно, кто просил помочь ребенку здоровым пережить зиму. Бертрана… Элэйс разрешала ей помогать и разносить лекарства по домам.
Сажье умолк. У Гильома в горле тоже стоял комок. Он тоже помнил горшки и бутыли, которыми Элэйс наполнила их спальню в Шато Комталь. Помнил, с какой молчаливой сосредоточенностью она работала.
Сажье опустил занавеску. Проверил на прочность ступени приставной лестницы и осторожно забрался на верхнюю платформу. Здесь, заплесневелые и изодранные мышами, лежали соломенные тюфяки и одеяла – остатки семейного ложа. У постели стоял простой подсвечник с потеками воск а, над ним по стене тянулась полоска копоти.
Гильом не мог больше смотреть на Сажье и вышел подождать снаружи. Он был не вправе вторгаться в его горе.
Через некоторое время Сажье вышел к нему. Глаза у него покраснели, но руки не дрожали, и он ровным шагом подошел к Гильому, который стоял на верхней точке деревенской улочки, глядя на запад. Мужчины были одного роста, хотя морщины на лице Гильома и седина в его волосах говорили, что он на пятнадцать лет ближе к могиле.
– Солнце в горах в это время года встает поздно.
Гильом ответил не сразу.
– Что ты собираешься делать? – спросил он, признавая за Сажье право решать.
– Надо поставить в конюшню лошадей и самим найти ночлег. Думаю, до утра они не появятся.
– Ты не хочешь… – Гильом оглянулся на заброшенный дом.
– Нет, – быстро отозвался Сажье. – Только не там. Есть одна женщина – она нас накормит и пустит переночевать. Завтра двинемся дальше в горы и устроим лагерь у пещеры. Там и будем их ждать.
– Думаешь, Ориана обойдет деревню?
– Она должна догадаться, где Элэйс спрятала «Книгу Слов». За эти тридцать лет у нее хватило времени изучить две другие книги.
Гильом покосился на спутника.
– Так оно и есть? Книга в пещере?
Сажье его не услышал.
– Не понимаю, как она убедила Бертрану уйти с ней, – пробормотал он. – Я же велел ей ждать меня. Никуда без меня не уходить.
Гильом промолчал. Ему нечем было успокоить Сажье. Впрочем, тот быстро овладел собой.
– Могла Ориана взять с собой те две книги? – вдруг обратился он к Гильому.
Гильом покачал головой.
– Думаю, они надежно заперты в ее сокровищнице, где-нибудь в Шартре или в Эвре. Зачем бы ей так рисковать?
– Ты ее любил?
Вопрос застал Гильома врасплох.
– Я ее желал, – медленно ответил он. – Я был околдован, опьянен сознанием собственной важности, я…
– Не Ориану, – перебил его Сажье. – Элэйс.
Будто железная полоса сжала Гильому горло.
– Элэйс… – прошептал он.
Минуту он стоял, уйдя в воспоминания, пока взгляд Сажье не вернул его в холод настоящего.
– После… – Он сбился и начал сначала: – После падения Каркассоны я виделся с ней всего один раз. Она провела со мной три месяца. Ее захватила инквизиция, и…
– Я знаю! – выкрикнул Сажье, он был вне себя. – Все это я знаю!
Гильом удивился его вспышке, но не обернулся. Он смотрел прямо перед собой и заметил вдруг, что улыбается.
– Да. – Слова сами собой соскальзывали с губ. – Я любил ее больше целого мира. Просто я не понимал, как драгоценна любовь, как она хрупка, пока не разбил ее собственными руками.
– Потому ты отпустил ее? После Тулузы, когда она вернулась сюда?
Гильом кивнул.
– После тех недель, проведенных вместе, видит Бог, трудно было оставить ее. Увидеться, еще хоть раз… Я надеялся, когда все это кончится, может быть, мы… Но, видно, она нашла тебя. А теперь…
У него сорвался голос. На морозе от слез щипало глаза. Он почувствовал, как рядом шевельнулся Сажье. На мгновение что-то возникло между ними.
– Прости. Нечаянно вырвалось. – Гильом перевел дыхание. – Ориана назначила за голову Элэйс такую награду, что могли соблазниться даже те, кто не желал ей зла. Я перекупал ее шпионов, чтобы те доставляли ложные донесения. Почти тридцать лет я старался защитить ее.
Гильом снова замолчал, когда видение книги, горящей на обугленном красном плаще, непрошеным гостем встало перед глазами.
– Не знал я, что ее вера так сильна, – закончил он. – И что она пойдет на такое, лишь бы не отдать книгу Ориане.
Он взглянул на Сажье, надеясь прочесть правду в его глазах.
– Я хотел бы, чтобы она осталась жить, – просто сказал он. – Ради тебя, избранного ею в мужья, и ради меня, глупца, любившего и потерявшего ее. И больше всего, ради вашей дочери. Зная Элэйс…
– Почему ты нам помогаешь? – перебил его Сажье. – Зачем пришел?
– В Монсегюр?
Сажье нетерпеливо мотнул головой.
– Не в Монсегюр. Сюда.
– Чтобы отомстить? – ответил Гильом.
ГЛАВА 79
Элэйс проснулась сразу. Она продрогла, тело затекло и онемело. Слабый лиловый отблеск рассвета окрасил серые горы. Легкий белый туман крался по лощинам.
Она взглянула на Арифа. Тот мирно спал, натянув на уши плащ. Сутки пути трудно дались ему.
Тишина тяжело нависла над горами. Элэйс промерзла до костей, но это не мешало ей радоваться минутам одиночества после месяцев в переполненном Монсегюре. Стараясь не потревожить Арифа, она встала, потянулась и открыла вьючную суму, чтобы отломить кусок хлеба. Каравай оказался твердым, как дерево. Она нацедила чашку густого горного вина, такого холодного, что обжигало рот. Обмакнула хлеб, чтобы размягчить его, и быстро стала есть. Предстояло еще готовить еду для остальных.
Она не позволяла себе думать о Бертране и Сажье. Где они сейчас? Еще в лагере? Вместе или порознь?
Протяжный крик совы, возвращающейся с ночной охоты, разрезал тишину. Элэйс улыбнулась знакомому звуку. В кустах шуршали мелкие зверьки, тихонько цокотали коготки. Ниже по долине завыли волки. Все напоминало ей, что мир остался прежним, круговорот жизни продолжается своим чередом.
Элэйс разбудила двух проводников, сказала, что еда готова, а сама повела лошадей к ручью и мечом разбила лед, чтобы они напились.
Когда свет стал ярче, она пошла будить Арифа. Шепнула ему на ухо слова на его родном языке и ласково похлопала по плечу. В последние дни он часто просыпался в отчаянии.
Ариф поднял тяжелые веки над карими глазами, потускневшими к старости.
– Бертрана?
– Это я, Элэйс, – мягко отозвалась она.
Ариф моргнул, недоуменно оглядывая серые склоны гор.
«Должно быть, – подумала Элэйс, – ему снова снился Иерусалим, купола мечетей и протяжные призывы к молитве сарацинских правоверных, бесконечное море пустыни…» Сколько раз за эти годы Ариф рассказывал ей об ароматных пряностях, ярких красках, острых яствах, о палящем солнце. Он рассказывал ей всю свою жизнь, говорил о пророках и городе Аварис, где провел детство, о молодом отце Элэйс, о Noublesso.
Она с болью в сердце разглядывала его побледневшую от старости оливковую кожу, побелевшие волосы. Он был слишком стар для этого испытания. Слишком много перенес, слишком много видел для такого жестокого конца.
Слишком долго откладывал Ариф это путешествие. Элэйс не говорила, но знала, только мысль о Лос Серес и Бертране давала ему силы держаться.
– Элэйс, – повторил он, возвращаясь к действительности. – Да…
– Уже недолго осталось, – сказала она, поднимая его на ноги. – Мы почти дома.
Гильом и Сажье мало разговаривали. Они забились в углубление под камнями, куда не дотягивались жестокие когти ветра.
Гильом несколько раз пробовал завязать разговор и умолкал, смущенный отрывистыми откликами. В конце концов он оставил попытки и погрузился в собственный мир.
Сажье так было легче. Его мучила совесть. Он всю жизнь сперва завидовал Гильому, потом ненавидел его и только недавно сумел о нем забыть. Он занял место мужа рядом с Элэйс, но не в ее сердце. Она осталась верна первой любви, устоявшей перед разлукой и неизвестностью.
Сажье достаточно наслышан был об отваге Гильома, о его бесстрашной и неутомимой борьбе против крестоносцев за землю Ока, но не позволял себе восхищаться им. И жалеть не хотел. Он видел, какую боль причиняет Гильому мысль об Элэйс. Его лицо говорило об ужасе потери. Но Сажье не мог заставить себя заговорить. И ненавидел себя за молчание.
Они ждали весь день. Спали по очереди. Уже начинало смеркаться, когда стая ворон пролетела над самым склоном – как хлопья пепла от догоревшего костра. Птицы с карканьем закружились над ними, хлопая крыльями в ледяном воздухе.
– Кто-то идет, – мгновенно насторожился Сажье.
Он выглянул из-за валуна, нависавшего над входом в пещеру. Огромный камень держался на узком уступе, словно был положен сюда рукой горного великана.
И ничего не увидел, никакого движения. Тогда Сажье осторожно вышел из укрытия. Все кости болели, все тело, не отошедшее еще от жестоких побоев, занемело в бездействии. На костяшках отекших пальцев запеклась кровь, лица было не различить за синяками и ссадинами.
Сажье свесил ноги с уступа, спрыгнул вниз. Приземлился неудачно – тело прошила боль.
– Дай меч, – попросил он, протягивая вверх руку.
Гильом передал ему оружие, потом спустился сам и встал рядом, всматриваясь вниз по ущелью.
Ветер донес далекиё голоса. Потом в меркнущем свете Сажье разглядел тонкую струйку дыма, поднимающуюся из реденькой рощи.
Он перевел взгляд к горизонту, где лиловая земля сливалась с темнеющим небом.
Они подошли с юго-востока, – сказал он спутнику, значит, Ориана далеко обошла селение. С этой стороны они лошадей дальше не проведут – не та тропа. С обеих сторон обрывы и осыпи. Дальше пойдут пешком.
Мысль, что Бертрана так близко, оказалась невыносима.
– Я спущусь туда…
– Нет! – быстро возразил Гильом и добавил мягче: – Нет, слишком велик риск. Если тебя заметят, Бертрана станет заложницей. Уже ясно, что Ориана направляется к пещере. Здесь внезапность сыграет нам на руку. Надо дождаться. – Помолчав, он добавил: – Не вини себя, друг. Ты не мог им помешать. И для твоей дочери будет лучше, чтобы ты держался прежнего плана.
Сажье вырвал у него свою руку.
– Что ты понимаешь? – сказал он дрожащим от ярости голосом. – Как смеешь думать, что понимаешь меня?
Гильом вскинул руки в шутливом отчаянии:
– Извини-извини!
– Она совсем ребенок.
– Сколько ей?
– Девять, – коротко отозвался Сажье.
– Уже может кое-что понимать, – задумчиво нахмурился Гильом. – Даже если из лагеря Ориана выманила ее уговорами, а не увезла силой, к этому времени она должна была разобраться. Она знала, что Ориана в лагере? Вообще знала, что у нее есть тетя?
Сажье кивнул.
– И знала, что Ориана – не друг Элэйс. Она бы с ней не ушла.
– Если знала, с кем имеет дело, – нет, – согласился Гильом. – А если не знала?
Сажье на минуту задумался и покачал головой:
– Все равно. Не могу поверить, чтобы она пошла за незнакомой женщиной. Мы же ясно объяснили, что она должна дождаться нас…
Он осекся, поняв, что проговорился, но Гильом не услышал оговорки, погрузившись в размышления, и Сажье перевел дух.
– Думаю, с солдатами мы справимся после того, как отобьем Бертрану, – заговорил Гильом. – Чем больше размышляю, тем вероятнее мне кажется, что Ориана оставит своих людей ждать, а сюда подойдет только с твоей дочерью.
Сажье стал слушать внимательней:
– Дальше?
– Ориана тридцать лет дожидалась этой возможности. Таиться для нее так же привычно, как дышать. Не думаю, чтобы она рискнула выдать кому-то место, где находится ее драгоценная пещера. Она не захочет делиться тайной, а раз она полагает, что никто, кроме сына, не знает, куда она направилась, то и опасности не предвидит.
Гильом помолчал.
– Ориана… Ради тайны лабиринта она лгала, убивала, предала отца и сестру. Ради этих книг она обрекла себя на проклятие.
– Убивала?
– Первого своего мужа, Жеана Конгоста, – наверняка, даже если не ее рука воткнула ему нож в спину.
– Франсуа, – прошептал Сажье так тихо, что Гильом не услышал.
Луч воспоминания: вопль, отчаянно бьющая копытами лошадь, трясина, засасывающая человека и животное.
– И я всегда подозревал, что на ее совести смерть одной женщины, которую Элэйс очень любила, – продолжал Гильом. – Имя я запамятовал за столько лет, но помню, что она была знахарка из Нижнего города. Она научила Элэйс всему: собирать травы, лечить, пользоваться дарами природы на благо людям. Элэйс ее любила, – помолчав, повторил он.
Только упрямство помешало Сажье сказать о себе. Упрямство и давняя ревность. Но этого он не выдержал.
– Эсклармонда не умерла тогда, – тихо сказал он.
Гильом замер.
– Как? А Элэйс знала?
Сажье кивнул.
– Когда она сбежала из Шато, за помощью пришла к Эсклармонде – и к ее внуку. Она…
Властный и холодный голос Орианы прервал его откровения. Мужчины – оба опытные разведчики – мгновенно распластались на земле, беззвучно обнажили мечи и переползли ближе к устью пещеры. Гильом укрылся за густым кустом боярышника. Его колючие ветви угрожающе топорщились в спустившихся сумерках.
Голоса приближались. Они уже слышали топот солдатских сапог, звон оружия.
Сажье казалось, он вместе с Бертраной проходит каждый шаг. Мгновения растянулись в вечность. Звук шагов, отголоски разговоров словно застыли на месте и не приближались.
Наконец из-за деревьев показались две человеческие фигуры. Гильом не ошибся: они были вдвоем, Ориана и Бертрана. Сажье чувствовал на себе предостерегающий взгляд Гильома, заклинающий не двигаться, ждать, пока Ориана не окажется на расстоянии удара.
Когда они приблизились, Сажье стиснул кулаки, чтобы не зарычать вслух. На побелевшем личике девочки ярко краснел рубец от удара. От шеи к связанным сзади рукам тянулась веревка. Ориана держала ее конец в левой руке, а в правой сжимала кинжал, и острием его колола Бертрану в спину, подгоняя вперед.
Та шла неловко, часто оступаясь. Прищурившись, Сажье разглядел, что под подолом юбки у нее связаны лодыжки. Свободная петля позволяла кое-как передвигать ноги, но не бежать.
Он заставил себя замереть, ждать, смотреть, как они выходят на прогалину перед пещерой.
– Ты сказала, сразу за деревьями!
Бертрана пробормотала что-то так тихо, что Сажье не разобрал слов.
– Ради твоего же блага, надеюсь, что это правда, – процедила Ориана.
– Вот она, – проговорила девочка.
Голос ее не дрожал, но Сажье услышал в нем ужас, от которого у него сжалось сердце.
Они намеревались напасть на Ориану у входа в пещеру. Сажье должен был выхватить девочку, Гильом – разоружить женщину, не дав ей воспользоваться ножом.
Сажье оглянулся на Гильома, и тот кивнул, показывая, что готов.
– Но тебе нельзя входить, – говорила между тем Бертрана. – Это святое место. Туда можно только стражам.
– Вот как? – издевательски усмехнулась Ориана. – И кто же мне помешает? Не ты ли? – Старая обида проступила на ее лице. – Ты так похожа на нее, что меня тошнит.
Женщина резко дернула веревку, заставив девочку вскрикнуть от боли.
– Элэйс тоже всегда знала, кому что делать. Всегда думала, что она лучше других.
– Неправда! – выкрикнула Бертрана.
Сажье мысленно умолял ее замолчать. В то же время ему подумалось, что Элэйс может гордиться отвагой дочери в столь безнадежном положении. Да и он ею гордился. Девочка была достойна своих родителей.
А Бертрана кричала:
– Все не так! И входить нельзя. Он тебя не впустит! Лабиринт хранит свои тайны – от тебя и от всех, кто ищет его не по праву!
Ориана коротко рассмеялась:
– Сказки, чтобы пугать маленьких глупышек вроде тебя.
– Я тебя дальше не поведу, – не сдавалась Бертрана.
Ориана подняла руку и ударила девочку, сбив ее на камни. Красная пелена затянула рассудок Сажье. В три шага он оказался перед Орианой. Из его горла вырвался безумный рев.
Ориана опередила его. Одним движением она вздернула пленницу на ноги и приставила нож ей к горлу.
– Какое разочарование, Мой сын не справился даже с таким простым делом. Мне доложили, что о тебе уже позаботились… впрочем, не важно.
Сажье выдавил улыбку, надеясь хоть немного ободрить Бертрану.
– Брось меч, – холодно проговорила Ориана, – или я ее убью.
– Извини, Сажье, что я тебя не послушалась, – крикнула ему девочка. – Но она показала твое кольцо. Сказала, ты ее за мной послал.
– Не мое кольцо, – отозвался Сажье.
Меч выпал из его руки и задребезжал на жесткой земле.
– Так-то лучше. Теперь встань так, чтобы я могла тебя видеть. Вот так. Стой. – Она усмехнулась. – Совсем один?
Сажье молчал. Ориана плашмя погладила клинком горло Бертраны и вдруг уколола ее под ухом. Девочка вскрикнула. Красный ручеек ленточкой потянулся по белой коже.
– Отпусти ее, Ориана. Тебе нужна не она, а я.
При звуке голоса Элэйс сами горы, казалось, затаили дыхание.
– Дух? Гильом не знал ответа.
Тело вдруг стало пустым и невесомым. Он не смел двинуться в своем убежище, боясь спугнуть видение. Взглянул на Бертрану, так похожую на мать, и снова перевел взгляд туда, где стояла Элэйс, – если то была она.
Мех капюшона обрамлял ее лицо, плащ, покрытый дорожной грязью, подметал белые камни. Она сложила перед собой руки в теплых кожаных перчатках.
– Отпусти ее, Ориана.
Эти слова разрушили чары.
– Мама! – вскрикнула девочка, отчаянно потянувшись к ней.
– Не может быть… – Ориана прищурилась. – Ты умерла. Я же видела твою смерть.
Сажье бросился к ней в надежде выхватить Бертрану – и опять не успел.
– Ни шагу ближе! – выкрикнула та, опомнившись и увлекая Бертрану ко входу в пещеру. – Клянусь, я ее убью!
– Мама…
– Не может быть… Я сама видела.
Элэйс шагнула вперед.
– Отпусти ее, Ориана. Эта ссора только между нами.
– Никаких ссор, сестрица. У тебя «Книга Слов». Она мне нужна. C'est pas difficile.
– А когда ты ее получишь?
Гильом оцепенел. Он не мог поверить собственным глазам, говорившим ему, что перед ним та самая Элэйс, которую он так часто видел во сне и в дневных грезах.
Блеск стальных шлемов привел его в себя. Двое солдат подкрадывались к Элэйс сзади, прячась за сухим бурьяном. Слева послышался удар подошвы о камень.
– Хватайте их!
Солдат, оказавшийся ближе других к Сажье, крепко схватил его за локти. Другие, уже не скрываясь, бросились на Элэйс. Та мгновенно развернулась. Меч оказался в ее руке и вспорол бок первому из нападавших. Тот упал, но второй бросился вперед. От столкнувшихся клинков рассыпались в воздухе искры.
Гильом вскочил и бросился к ней в тот самый миг, когда Элэйс споткнулась. Солдат сделал глубокий выпад и уколол ее в плечо. Вскрикнув; Элэйс выронила меч и зажала рану рукой в перчатке.
– Мама!
Одним прыжком преодолев оставшееся расстояние, Гильом воткнул меч в живот солдата. Изо рта у того плеснула кровь, глаза вытаращились, и он упал.
Не было времени переводить дыхание.
– Гильом, – крикнула Элэйс, – сзади!
Он развернулся навстречу еще двоим, подбегавшим снизу. Высвободил меч и вступил в схватку. Его клинок сверкал жестко и беспощадно, заставляя их отступать.
Гильом был искуснее, но силы были неравны.
Сажье уже связали и поставили на колени. Один солдат остался сторожить его, приставив к шее кинжал, а второй устремился на помощь товарищам. Он неосторожно приблизился к Элэйс. Она уже потеряла много крови, но еще сумела вытащить из-за пояса нож и с силой воткнуть его между ног солдата. Кровь струей ударила из его бедра.
Ослепленный болью солдат наугад взмахнул рукой, и Гильом успел увидеть, как Элэйс, падая, ударилась головой о камень. Она сразу попыталась встать, но ее уже не держали ноги. Из разбитой головы текла кровь.
Солдат, зажимая рану на ноге, неуклюже наступал на Гильома. Он напоминал сейчас медведя, попавшего в ловушку. Гильом хотел уклониться с его пути, но камни осыпались под ногой и он беспомощно съехал вниз на несколько шагов. Пока он пытался подняться на ненадежной осыпи, двое солдат успели навалиться на него, прижав к земле.
От удара сапогом в бок хрустнули ребра. От следующего удара он мучительно дернулся. Рот наполнился кровью.
От Элэйс не доносилось ни звука. Кажется, она вовсе не двигалась. Зато закричал Сажье. Подняв голову, Гильом увидел, как солдат плашмя опускает ему на голову клинок. Сажье упал без чувств.
Ориана скрылась в пещере. И с ней – Бертрана.
Собрав все силы, Гильом с ревом одним рывком вскочил на ноги, сбросив со склона одного из противников. Второму вонзился в живот его меч. Элэйс успела подняться на колени и ножом полоснула сзади по ногам последнего. Тот захлебнулся воем.
И все стихло.
Минуту Гильом просто смотрел на Элэйс. Он все еще не решался поверить своим глазам, в страхе, что ее снова отнимут у него. Потом он протянул руку.
Ее пальцы переплелись с его пальцами. Он почувствовал ее кожу, такую же изодранную и мозолистую, как у него. Такую же холодную. Настоящую.
– Я думал…
– Я знаю, – быстро отозвалась она.
Гильому не хотелось отпускать ее, но мысль о Бертране заставила его овладеть собой.
– Сажье ранен, – сказал он, сбегая по склону к пещере. – Ты ему помоги. Я за Орианой.
Элэйс склонилась над Сажье и почти сразу догнала Гильома.
– Он просто без сознания, – сказала она. – Ты останься. Расскажешь ему, что случилось. Мне надо найти Бертрану.
– Нет, она только того и ждет. Заставит тебя показать, где книга, а потом убьет обеих. Без тебя мне скорее удастся вернуть вашу дочь. Разве не ясно?
– Нашу дочь, – сказала Элэйс.
Гильом услышал слова, но смысл их дошел до него не сразу. Сердце у него замерло.
– Элэйс, что… – начал он, но она уже нырнула у него под рукой и бросилась в темный тоннель.