Критичность потребителя (продолжение). Первую ловушку вы знаете — это ситуация «гадкого утенка»
Первую ловушку вы знаете — это ситуация «гадкого утенка».
Сбившиеся в стадо рабы отчуждают ребенка с нормально развивающейся психомоторикой. Не сразу, но приходит понимание: «я не такой, как они». А какой — лучше? хуже? От ответа зависит способ его продвижения по второму этажу.
Рабов — много, они — сила; это они создают социальный микроклимат, они утверждают законы стаи. Конечно, душа каждого из рабов выше животной души хотя бы тем, что раб умеет говорить и работать, благодаря чему выработал пусть примитивное (стереотипное), но мышление. Но когда они вместе, когда не нужно работой и речью подтверждать свою человеческую сущность, их сообщество живет по законам животного стада.
А маленького человечка, оказавшегося на втором этаже, в стадо не пускают. Да он и не мог бы с ними! — ведь стадо на первом этаже, на втором только пары (друзья, подруги), иногда соединяющиеся в более сложные конструкции, но эти конструкции условны; основной же ячейкой остается диполь. Почему — вам уже известно: на втором этаже ребенок (отрок) переживает нарциссизм, друг ему нужен как зеркало; причем в зеркале он хочет видеть себя только с одной — светлой — стороны, а два зеркала — хочешь не хочешь — покажут хотя бы и с краю темную изнанку.
Вот и главный ответ на ситуацию «гадкого утенка»:
1) если ребенок на втором этаже находит друга и образует с ним прочный диполь — эта система оказывается самодостаточной и достаточно прочной (их совокупный оперативный энергопотенциал не уступает энергетическому полю стаи), чтобы выдержать любое давление снизу; «мы спина к спине у мачты против тысячи вдвоем»; его психомоторика и оперативный энергопотенциал развиваются нормально; между ним и другом идет игра в дегустацию гармоний, игра, в ходе которой шлифуется, утончается его вкус (формируется культура чувств), — а это значит, что и его критичность постоянно совершенствуется;
2) если ребенок на втором этаже оказывается в изоляции — он спускается вниз, на первый этаж. И старается затесаться в стаю, слиться с нею, стать незаметным. Это как в детской игре, когда, бросая кости, вы по набранным очкам продвигаетесь, скажем, в лабиринте цирковых аттракционов, от 1 к 100. И вот перед самым финишем попадаете на несчастливое число и соскальзываете по желобу вниз, на арену.
Но игрок, пока борьба не кончилась, может начать все снова. Ребенок со второго этажа об этом не помышляет. Напротив, он хочет закопаться здесь, он пытается мимикрировать, доказать своим поведением, что он такой же, как остальные. Напрасная затея. Свою сущность не переделаешь. Каждое слово, каждое движение выдает его. Ум говорит ему:
«спрячься за спины других», — но язык (инструмент великолепной психомоторики) опережает контроль (что и не удивительно: его критичность пока слабосильна и оттого робка), — и он после первой же фразы оказывается у всех на виду. Это пугает его (что все замечают); он скукоживается и теряет лицо (за что его начинают презирать). Среди рабов он никогда не станет по-настоящему своим; ему отводят самую незавидную роль «козла отпущения»; она не стоит труда, к ней легко привыкнуть, и если это случится — он останется в этой роли на всю жизнь.
Будьте внимательны: «козел отпущения» — это еще не потребитель; это только первая маска, которую ребенок примеряет, за которой прячется, поскольку не может преодолеть давление ближнего социума. Его оперативный энергопотенциал не развивается — поэтому не развивается и критичность: почка раскрылась, но веточка из нее не пошла в рост — нет сил, чтобы вытолкать ее из тела ствола. Он не может воспользоваться мерой рабов — стереотипом — критичность не позволяет! — критичность, основанная на гармонии, — но и до этой, своей критичности он пока не дорос — слаб оперативный энергопотенциал. Вот почему, еще до того, как прокричал петух, он трижды откажется от своих слов, — у него нет сил, чтобы защитить свое мнение. Он верит в оценку своей критичности — но предает ее.
Так ли безнадежна в эти годы его судьба?
Нет.
Если он встретит друга, который поднимет его до себя (иначе говоря, даст возможность его оперативному энергопотенциалу свободно развиваться в системе диполя), — он распрощается с ролью «козла отпущения». К сожалению, не навсегда. Всякий раз, когда жизнь сбросит его на первый этаж (в результате обвальной потери оперативного энергопотенциала), он будет оказываться в этой роли — до очередной счастливой перемены обстоятельств. Почему именно в этой? Да ведь эту роль он уже знает, колея накатана, и от добра — добра не ищут: ведь хотя роль и не престижна, зато безопасна — безусловно.
И последнее к ситуации «гадкого утенка»: кто может выручить этого ребенка, чтобы он не искал спасения от изоляции на первом этаже?
Выручить может взрослый.
Если он сможет держаться с ребенком на равных (не опускаться до, не поднимать до — именно держаться на равных) — он сможет стать ребенку другом, стать ему зеркалом, создать с ним диполь — и тем спасет его от унизительного испытания рабским прокрустовым ложем.
Глава VI. Критичность
- 20 -