Стремление человека к мотивированности
[1] Смысл (пафос, мотив) исследования.
Данный пункт совпадает с аналогичным пунктом схемы предыдущего фрагмента исследования.
[2] Конституирование сущности.
В исследуемом явлении – стремлении человека к мотивированности – мы обнаруживаем в человеческой деятельности свойства, которые фиксируем в следующих тезисах:
· Субъекту адекватна мотивация лишь как самомотивация.
· Мотивация субъекта есть функция смысла его деятельности.
· В совершенной деятельности мотивация вообще отсутствует.
[3] Материал исследования.
· Батищев Г.С.«Неисчерпанные возможности и границы применимости категории деятельности»
· Спиноза Б.«Этика»
· Швырев В.С.«Проблемы разработки понятия деятельности как философской категории».
[4] Комментарий.
Часто понятие мотивации воспринимается как мотивация субъекта деятельности со стороны некоторого другого лица, соответственно, опора делается на проработку данного понятия в традиционном субъект-объектном отношении (объект мотивации – субъект мотивации).
На это указывает и вся история мотивации в менеджменте – от экспериментов в Хоторне до теории человеческих потребностей Маслоу, теории ожиданий Врумаи др., вплоть до современных работ, в которых часто уже (в ситуации осознания возникающих здесь нравственных проблем) говорят не о мотивации, но об активизации персонала (что, однако, принципиально, дела не меняет).
В праксеологии определение мотивации отличается от принятого в психологии. Если в психологии под мотивацией понимается совокупность причин психологического характера, объясняющих поведение человека, его направленность и активность /102, 463/, то в праксеологии мотивация есть наделение человеком собственной деятельности такими качествами, которые вызывают у него самого чувство удовлетворения при ее осуществлении. Праксеолог рассматривает ситуацию так, что не «мотив для цели», а «цель для мотива». Таким образом, в психологии и в праксеологии мы имеем разные предметы, содержание и смыслы мотивации. Соответственно, в практике, которая строится на психологических основаниях, некие лица, исходя из ценностных (психологических, духовных) ориентиров конкретного человека (как объекта), стремятся через задание для него определенных условий добиться осуществления им некоторой целенаправленной деятельности (точнее – действия или совокупности действий). В достижении целей посредством этой деятельности и состоит смысл мотивации, а субъект деятельности – лишь его средство. В праксеологии же рассматривается субъект, сам наделяющий определенными качествами свою деятельность и стремящийся через это к достижению собственной удовлетворенности. Именно в этом смысл мотивации. Наша оценка мотивации аналогично тому, как Спинозав своей этике /130/ различает состояние активное, причина которого адекватна, то есть, всецело определяется самим человеком, и состояние пассивное, причина которого вне человека. Активное состояние, увеличивающее способность человека к действию, и есть внутренняя мотивация – самомотивация – в нашем понимании.
Обозначенное различение понятий мотивации в психологии и мотивации в праксеологии все же нельзя считать строгим. Так, психолог Л.С. Выготскийутверждал /151, 14/: «Человек сам создает стимулы, определяющие его реакции, и определяет их в качестве средств для овладения процессами собственного поведения. Человек сам определяет свое поведение при помощи искусственно созданных стимулов-средств». И такое видение уже тождественно с праксеологическим. Таким образом, из-за слабой структурированности современной психологии (отмеченной нами через ссылку на А.Н. Леонтьева– психолога школы Л.С. Выготского) и современного управления, а также пока еще слабой проработанности положений праксеологии придется мириться с указанным недостаточно строгим различением предметов.
Действия человека альтернативны, то есть, конкретное действие человеком в некотором конкретном случае может быть и не выполнено. Психология как раз изучает разнообразные психологические, в том числе, мотивационные условия предсказуемости конкретного поведения человека. Деятельность же человека, как она понимается в праксеологии, единственна и тождественна человеку, и она им осуществляется вообще-то безотносительно к мотивации. Деятельность в принципе непредсказуема и безальтернативна. Мотивация здесь определяет некий интеллектуальный способ преодоления человеком одних своих волевых движений за счет освобождения других, опять же волевых, своих движений.
Итак, мы выделяем так называемую внутреннюю мотивацию – ту, что создается субъектом для самого себя, то есть, он сам наделяет свою деятельность желаемыми (мотивирующими) свойствами, такой субъект деятельности активен, и внешнюю мотивацию – ту, что создается для данного субъекта другими лицами через наделение условий, обстоятельств его деятельности определенными качествами, здесь субъект деятельности пассивен.
Деятельность человека во многом складывается из действий, которые он осознает как необходимые (практически, таковы все «культурные» действия – морально обусловленные, общественные и трудовые обязательства, навыки, привычки человека и т.д.) и ситуация мотивации здесь вообще не возникает. Причем, доля таких действий тем больше в деятельности человека, чем он более развит, так ребенок должен мотивироваться извне почти постоянно. В гипотетическом пределе – у «совершенного человека» – стремление к мотивации вообще не проявляется. Например, следуя завету Н. Рериха: «Молитвенно примем дар труда!» иной человек благодарно трудится в сознании самоценности труда вообще. Таково творчество. Таким образом, стремление к мотивации возникает у человека в ситуации определенного жизненного дискомфорта, негативного напряжения, неудовлетворенности, и этот момент исключительно субъективен по факту, масштабу и характеру. Непонятно, как кто-то другой, кроме самого субъекта деятельности, может взять на себя ответственность точной идентификации этой ситуации у субъекта и пытаться ее изменить через внешнюю мотивацию. Медицинскую практику мы здесь, естественно, не рассматриваем.
В праксеологии мы работаем только с внутренней мотивацией (самомотивацией), как выполняющей «естественную» функцию в построении субъектом своей деятельности. Внешняя мотивация нами не рассматривается, с одной стороны, в силу ее отнесенности к другим дисциплинам, то есть, она вне рамок нашего предмета, с другой стороны, в силу наличия в ней многих рисков непредсказуемости поведения субъекта деятельности, который через внешнюю мотивацию становится средством в достижении целей другими лицами.
По нашему мнению психологическая саморегуляция (подобная описанной у Л.П. Гримака/53/) так же негативна, как и психологическое воздействие извне. Ибо, фактически, любые аутотренинги, самовнушение и т.п. «убивают» в человеке кусочек человеческого. Понятно, что аутотренинг помогает в трудной ситуации, но это для слабых (больных) людей или для специальных случаев (космонавт, разведчик, ...), когда человек сознательно идет на ограничение в себе человеческого и настраивается на решение некоторой важной общественной, государственной задачи. Полноценный человек должен преодолевать трудности непосредственно – мобилизуя лишь дозволенные: трезвый ум, личный опыт, дух, терпение.
Внутренняя мотивация бесконечно разнообразна, но особенно выделим такой тип самомотивации как успешную реализацию человеком своей деятельности – осуществление им своих стремлений к смыслу, развитию, целостности и других своих естественных качеств. Таким образом, перечисленные явления, будучи отрефлексированы человеком, становятся мотивами его деятельности. И в этой рефлексии состоит одна из наиболее актуальных практических проблем человека. Для практики человека актуальна не только самомотивация на уровне смысла жизни, которая нами уже затронута. Вполне актуальна также и «элементарная» самомотивация деятельности – отдыхом, приобретением материальных благ, престижа и другими ценностями.
На сложную увязанность мотивации, самомотивации и понятия меры в деятельности субъекта указывает Г.С. Батищев/29, 33-34/: «В существующем деятельностном подходе принято считать всю мотивацию вообще не чем иным, как конкретизацией потребностей, а последние – выражением «нужды». Этим накладывается кардинальное ограничение на способность субъектом распредмечивать меру и сущность каждого предмета безотносительно к его функциональной полезности, без привнесения своей меры. Оказывается, что уподобление деятельности свойствам объективно наличного предмета лишь условно и ограничено потребностным детерминизмом и потребностной избирательностью, короче говоря, своемерием «заинтересованного» субъекта, его корыстью – хотя бы и родовой. Отсюда в рамках деятельностного подхода наблюдаются попытки уйти от реактивизма (бихевиористского или необихевиористского толка), от сведения человека к марионетке внешних стимулов посредством апелляции к самоактивности, самодетерминации. Вот тут-то и вспоминают про «свои» потребности субъекта как внутренний исток его самоактивности. Однако, чем значительнее преобладание над факторами среды, тем более роковой становится «отредактированность» всякого предмета, которому должна уподобить себя деятельность, чтобы не напрасно носить имя предметной, тем в большей степени все «опосредующие действия» и ориентировочно-поисковая их направленность делаются потребностно предвзятыми, слепыми и глухими к независимой от какой бы то ни было корысти, их собственной мере. ... На деле сама альтернатива между самоактивностью и реактивностью оставляет исследование лишь на той почве, где нет и не может быть выхода к деятельности, способной претворять ценностные устремленности. Надо преодолеть эту альтернативу. Тогда открывается путь к объяснению не мотивации из потребностей любого толка и ранга, а, наоборот, контроля над потребностями и подчинения их ценностной мотивации». Заметим, что это последнее мы и делаем, причем в еще более радикальной постановке – «цель для мотива», а не «мотив для цели». Однако, своемерие, самоактивность, самодетерминацию субъекта мы как раз не считаем «отредактированными» и «слепыми» к его собственной мере, о чем говорит Г.С. Батищев. Ранее мы показали, что мера является естественным качеством деятельности субъекта, то есть, истоки ее сущностные, а не культурные.