Боевая обстановка стремится парализовать разсудочныя способности бойца.

Это какъ нельзя болѣе способствуетъ исчезновенію сознательной личности, что является од-


нимъ изъ благопріятныхъ условій для образовали «психологической» толпы.

2. Овладѣть сознаніемъ бойца съ все большей и большей силой стремится инстинктъ самосохраненія.

Это имѣетъ слѣдствіемъ оріентированіе чувствъ и мыслей бойиовъ въ опредѣленномъ направлении, что составляетъ тоже одно изъ условій для объединенія толпы въ одно духовное цѣлое.

Вліяніе боевой обстановки въ этомъ отношеніи тѣмъ сильнѣе, что инстинктъ самосохраненія принадлежитъ къ однимъ изъ могущественныхъ факторовъ въ эмоціональной' природѣ человѣка. Чувство страха, какъ показываетъ изслѣдованіе жизни общества, составляетъ одинъ изъ сильнѣйшихъ объединителей толпы въ психологическое цѣлое.

3. Внутреннее состояніе ^еловѣка въ бою есть борьба двухъ противоположныхъ стремленій.

Въ силу этого, въ тѣхъ случаяхъ, когда положительное стремленіе одержитъ окончательно верхъ надъ отрицательнымъ, оно тоже піослужитъ ферментомъ для полнаго объединенія толпы. Вѣдь бороться со столь сильнымъ инстинктомъ, какъ инстинктъ самосохраненія, можетъ только чувство, обладающее крайнимъ могуществомъ. Поэтому, самая побѣда положительнаго


стремленія надъ отрицательнымъ тоже будетъ имѣть слѣдствіемъ одностороннее оріентированіе чувствъ и мыслей бойцовъ, т. е. объединеніе ихъ въ психологическую толпу.

4. Внутренняя борьба, переживаемая бойцомъ, въ силу своей напряженности, имѣетъ слѣдствіемъ то, что до окончательнаго волевого кризиса, большая часть бойцовъ находится въ состоянш нерѣшительности, внихманіе ихъ разсѣяно, разумъ затуманенъ, т. е. въ состояніи полной духовной пассивности; это состояніе соотвѣтствуетъ психическому состоянію человѣка въ гипнозѣ. Подобное состояніе представляетъ самыя благопріятныя условія для внушенія. Очевидно, что внушеніе можетъ проявляться легче всего въ томъ случаѣ, когда оно проникаетъ бъ психическую сферу, при отсутствіи сопротивленія со стороны «я» субъекта или, по крайней мѣрѣ, при пассивномъ отношеніи послѣдняго къ предмету внушенія.

Такимъ образомъ, духовное состояніе человѣка въ бою представляетъ самую благопріятную почву для усиленной воспріимчивости человѣка внушенію, a послѣднее есть главный дѣятель въ объединеніи толпы въ одно цѣлое. Отсюда же мы видимъ, что бой представляетъ условія, въ которыхъ психологическій законъ духовнаго единства толпы можетъ проявиться съ наибольшей силой.


Группы бойцовъ, какъ бы прочно онѣ ни были организованы, все болѣе и болѣе стремятся превратиться въ психологическую толпу, причемъ, съ теченіемъ боя (т. е. съ увеличеніемъ опасности) стремленіе это все увеличивается. Съ того момента, когда, въ какомъ либо очагѣ боя, это объединеніе бойцовъ въ психологическую толпу произошло, начинается періодъ, который мы можемъ назвать «психологическимъ кризисомъ».

Періодъ боя до этого кризиса въ психологическомъ отношеніи тоже есть область явленій коллективной психологіи; но разница въ этомъ отношеніи съ критическимъ періодомъ значительна. Человѣкъ подчиняется воздѣйствію массы и въ началѣ боя, но это воздѣйствіе доходитъ, сравнительно съ кризисомъ, до меньшаго предѣла — индивидуальность бойца не поглощена совершенно массой; боецъ переживаетъ тяжелую внутреннюю борьбу. Между тѣмъ, во время кризиса боя, боецъ внутренней борьбы уже не переживаетъ, онъ тотчасъ же подчиняется тѣмъ импульсамъ, которые получаетъ.

Драма боя заставляетъ отдѣльныхъ людей отказываться отъ боя. Слабые не въ состояніи выдержать; плоть говорить въ нихъ слишкомъ сильно, и они уклоняются отъ боя. Но идея «спасти себя» не имѣетъ еще объединяющей силы. Еще въ душѣ сильнѣйшихъ и храбрѣйшихъ стремленіе къ побѣдѣ уравновѣшиваетъ отрицательное


чувство. Въ минуту же психологическаго кризиса боя всякое чувство, независимо отъ того, носить ли оно положительный или отрицательный характеръ, героическое ли оно или представляетъ проявленіе низкой трусости, — это чувство общеобязательно для объединившихся въ толпу индивидовъ, такъ какъ толпа всецѣло подчиняется закону духовнаго единства. Отсюда видно, что характерная черта психологическаго кризиса въ очагѣ боя — это его рѣшительность.

Періодъ психологическаго броженія можетъ тянуться очень долго. Это, конечно, зависитъ отъ предѣла нравственной упругости, которая присуща данному бойцу, и отъ напряженія опасности. Толпа возбуждена, но сила, двигающая ее, какъ бурное море, еще не получила импульса; котелъ находится подъ давленіемъ, но паровой кранъ еще не открыть; куча пороха лежитъ на виду, но еще никто не извлекъ искры, чтобы взорвать ее. Наконецъ, обстановка боя даетъ толчекъ — порохъ взрывается. Происходить психологически кризисъ. Вполнѣ понятно, этоть кризисъ скоротечен ъ. Въ самомъ дѣлѣ, свойствомъ «массоваго» бойца является немедленное воплощеніе въ дѣйствіе всякаго возбужденія, съ другой же стороны, толпа неспособна къ проявленію настойчивой воли, а если въ кризисѣ боя не будетъ достигнута немедленно побѣда, то послѣдуетъ пораженіе.

Разсудочность человѣка въ бою подъ влія-

ИЗ


ніемъ опасности уменьшена, но все таки она можетъ быть не вполнѣ уничтожена, въ кризисъ же боя разсудочность бойца падаетъ до нуля, но зато сила чувствъ, вслѣдствіе податливости массоваго бойца внушенію, получаетъ страшное напряженіе. Въ силу этого кризисъ боя носить совершенно стихійный характеръ. Безсознательность бойда, страшная сила чувства, которую способенъ проявить только индивидъ толпы, придаютъ явленіямъ кризиса боя силу и характеръ стихіи.

б. — Возрастающая роль въ современной войнѣ факторовъ «соціальной психологіи».

Въ предыдущія эпохи, когда огнестрѣлъное оружіе не играло столь рѣшающей роли, какъ теперь, боевыя столкновенія производились въ компактныхъ строяхъ, и поле сраженія было малыхъ размѣровъ. Поэтому, если послѣднее и представляло собою нѣсколько очаговъ боя, то, во всякомъ случаѣ, число ихъ было ограниченное, и эти очаги боя, кромѣ того, были столь близки другъ отъ друга, что кризисъ въ одномъ изъ нихъ (т. е. частный), легко превращался въ общій; присутствіе значительныхъ сосредоточенныхъ массъ ускоряло и облегчало наступленіе психологическаго кризиса и въ то же время в ызывало его чрезвычайно рѣзкое в ы р а ж е н і е.


Съ усовершенствованіемъ огнестрѣльнаго оружія, бой все болѣе и болѣе расползается въ пространствѣ.

Прежнее компактное расположеніе войскъ превратилось, если можно такъ выразиться, въ «пунктирное»; занятіе позиціи основывается на занятіи ряда опорныхъ пунктовъ, которые составляютъ основу боевого расположенія. Эти опорные пункты распредѣлены не только по фронту. Поле современнаго сраженія обнимаетъ цѣлый раіонъ, усѣянный опорными пунктами, причемъ фронтъ позиціи или главная линія обороны обозначается только тѣмъ, что эти опорные пункты расположены чаще.

Въ силу подобнаго расчлененія, самое сраженіе распадается на громаднѣйшее число боевыхъ очаговъ, какъ въ пространствѣ, такъ и во времени, — очаговъ, иногда удаленныхъ другъ отъ друга. По мѣрѣ развитія боя, по мѣрѣ того, какъ онъ становится все упорнѣе, въ дѣло вводится все большее число войскъ, очаговъ боя образуется все больше, а промежутки между ними уменьшаются. Вліяніе опасности и массы становится все сильнѣе и сильнѣе. Наконецъ, наступаетъ минута, когда психологически почва настолько подготовлена, что малѣйшій толчекъ неминуемо вызоветъ кризисъ; чаша страданія, переживаемаго бойцомъ, настолько переполнена, что нужна только послѣдняя капля, чтобы содержимое пролилось. Этимъ толчкомъ въ подобную минуту об-


щаго назрѣванія боя и можетъ послужить кризисъ въ одномъ изъ главныхъ очаговъ боя.

Но здѣсь мы вступаемъ уже въ совершенно неизвѣданную область коллективной психологіи.

Человѣкъ можетъ дѣйствовать полъ вліяніемъ другихъ людей не только въ толпѣ. Человѣческій коллективъ можетъ быть и другого вида, нежели толпа. Напримѣръ: лица, исповѣдующіе одну и ту же религію, члены одной и той же политической партіи, постоянные читатели одной и той же газеты, ученые принадлежащіе къ одной и той же школѣ и т. п. Лица, входящія въ составъ каждой изъ вышеуказанныхъ группировок^ могутъ не видѣть и не слышать другъ друга, даже совершенно не знать другъ друга, какъ, напри.мѣръ, читатели одной ъ той же газеты, и все таки они образуютъ какое-то своеобразное духовное объединеніе. Тардъ примѣнилъ для этого французское слово « public ». По-русски слово «публика» отвѣчаетъ скорѣе понятію случайно собравшейся толпы (напр. — театральная публика). Поэтому я считаю, что слово «общество» здѣсь болѣе примѣнимо.

Желающихъ болѣе подробно ознакомиться съ различіемъ въ психологическомъ отношеніи между «толпой» и того рода объединеніемъ, которое мы только что обозначили словомъ «общество», я отсылаю къ работамъ Тарда. Здѣсь же я ограничусь лишь указаніемъ на самыя рѣзкія черты различія.


Толпа достигшая психическаго объединенія, какъ мы говорили выше, крайне импульсивна и легко поддается возбужденію; разсудочное начало въ ней отсутствуетъ, она живетъ исключительно чувствами; послѣднія могутъ достигнуть въ индивидахъ толпы такого высокаго напряженія, на которое тотъ же индивидъ, взятый внѣ толпы, неспособенъ. Поэтому толпа способна и на величайшій героизмъ и на величайшее преступленіе. Атрофированіе въ толпѣ разсудочнаго начал'а приводитъ къ тому, что толпа, составленная изъ Ньютоновъ, Кантовъ, Менделѣевыхъ. и имъ равныхъ не будетъ отличаться отъ толпы сапожниковъ.