Общее представление об активности. Проблема активности в философии и психологии

Понятие «самоопределение» предполагает самостоятельность человека, поэтому важно разобраться, какова природа такой само­стоятельности, природа внутренней активности самоопределяющей­ся личности. Для рассмотрения активности важно также понять, как она соотносится с такими понятиями, как «мотив», «воля», «действие». В психологии имеется богатый опыт теоретического и экспериментального изучения активности, который может стать основой современного рассмотрения проблемы внутренней актив­ности личности, что позволит нам приблизиться к пониманию проблемы активизации профессионального самоопределения.

Рассуждая о соотношении понятий «активность» и «мотив», К.А.Абульханова-Славская отмечает: «Из арсенала внутренних ха­рактеристик личности особую роль в росте активности играют ее мотивы... Активность, охватывая всю сферу социально-психологи­ческих взаимодействий личности (с обществом, с собой), "пред­ставлена" совокупностью мотивов... В активности всегда представ­лена иерархия мотивов, их "первоочередность"» (Абульханова-Слав-ская К.А., 1991, с. 87). А. Н.Леонтьев связывает активность с целена­правленным поведением и отмечает, что осознаваемой она становит­ся в результате «сдвига мотива на цель» (Леонтьев А. Н., 1981, с. 311).

Подчеркивая особую роль воли в мотивационных процессах, С. Л. Рубинштейн писал: «В действительности всякое подлинно во­левое действие является избирательным актом, включающим со­знательный выбор и решение» (Рубинштейн С.Л., 1989, с. 191), а также указывал, что в простом акте воля почти непосредственно переходит в действие, а в сложном акте осуществляются и поста­новка цели, и борьба мотивов, и их выбор, а также исполнение и Реализация (см. там же, с. 182 — 211).

Отвечая на вопрос, как вообще соотносятся активность и дея­тельность, К. А.Абульханова-Славская пишет: «Активность — это



потребность в деятельности» (Абульханова-Славская К. A., 199J с. 77). «Вместе с тем потребности человека, — отмечает С.Л.] бинштейн, — являются исходными побуждениями его к деятеле ности: благодаря им и в них он выступает как активное сущест (Рубинштейн С.Л., 1989, с. 108).

Разделение активности на внешнюю и внутреннюю носит усло^ ный характер, но это разделение позволяет рассмотреть вопрос '■■ видах активности, которая по-разному может проявляться у тех ] иных самоопределяющихся людей. Для выделения внешней активн сти и внутренней активности мы воспользовались близкими основаниями, предложенными Э. Фроммом, который рассуждал crajj дующим образом: «Модус бытия имеет в качестве своих предпось лок независимость, свободу и наличие критического разума. Его < новная черта — это активность, не в смысле внешней активно занятости, а в смысле внутренней активности, продуктивного и<| пользования своих человеческих потенций... В современном по* мании активности не делается различия между активностью и стой занятостью. Однако между этими двумя понятиями сущее фундаментальное различие, соответствующее терминам "отчужде| ный" и "неотчужденный" применительно к различным видам тивности... При отчужденной активности я, в сущности, не де ствую, действие совершается надо мной внешними или внутреш ми силами... В случае неотчужденной активности я ощущаю самс себя как субъекта своей деятельности... При этом подразумевае что моя активность есть проявление моих потенций и что я и деятельность едины» (Фромм Э., 1990, с. 94 — 97).

Таким образом, внешняя активность носит адаптивный хара тер, является отчужденной, личностно-пассивной, в то время внутренняя активность инициативна, способствует личностное развитию и продуктивна в высшем (наиболее сложном) смыс этого слова.

Очень интересный вклад в понимание природы активности вне ли исследования В. А. Петровского и А. Г. Асмолова, ПОЗВОЛИВ1 выделить надситуативную активность — готовность человек) не только самостоятельно и осознанно совершать различные де| ствия и поступки, но и стремиться к новому, незапланирован? му в рамках уже осуществляемой деятельности, а также неада тивную активность — готовность не только следовать к намече ной цели, но и конструировать новые, более интересные цели! смыслы уже в процессе своей деятельности (см.: Асмолов А. Г 1990; Асмолов А. Г., Петровский В. А., 1978; Петровский В. А., 199| Говоря о такого рода активности, А. Г. Асмолов отмечает, что о| проявляется «в творческом преобразовании ситуации, в самор витии личности как субъекта деятельности», при этом личне неизбежно сталкивается с «проблемой выбора в возникшей определенной ситуации» (Асмолов, 1990, с. 351). Для нас ва


здесь то, что подлинная, творческая активность напрямую связа­на с проблемой выбора, а проблема выбора, как известно, в наи­более сложном своем выражении буквально пронизывает всю те­орию и практику профессионального самоопределения (выбор профессии, выбор пути подготовки к профессии и саморазвития, построение карьеры и всей жизни, нравственные выборы).

Подчеркивая связь сложной человеческой деятельности с над-ситуативной активностью, И.А.Васильев и М.Ш.Магомед-Эми-нов пишут, что «серьезные психологические проблемы возника­ют при объяснении мотивации сложных форм человеческой дея­тельности, в которых формируется способность человека выхо­дить за пределы ситуации, способность к непрерывному и всесто­роннему развитию, преодолению ситуации и самого себя». Еще А.Н.Леонтьев отмечал, что «решающий психологический факт состоит в сдвиге мотивов на такие цели действия, которые непо­средственно не отвечают естественным, биологическим потреб­ностям» (Леонтьев А. Н., 1981, с. 312).

Д.Б.Богоявленская, рассуждая о природе творчества, опреде­ляет интеллектуальную активность как «нестимулированное из­вне продолжение мышления» (Богоявленская Д. Б., 1983, с. 24). В этом высказывании важно то, что и здесь высшее проявление мышления связано именно с «нестимулированностью». Для пони­мания активности интересно также исследование В. А. Иваннико-ва, который, рассуждая о мотивационном механизме волевого поведения, отмечал, что в своей основе волевые поступки «не свя­заны с актуальной потребностью субъекта» (Иванников В. А., 1991).

Для нас важно отметить в этой связи, что сложные проявления человеческой активности, предполагающие деятельность в не­однозначной ситуации и часто не стимулированные напрямую са­мой этой ситуацией (когда человек как бы сам «ищет себе трудно­сти»), выступают в виде надситуативной активности и связаны именно с волевым поведением. Волевой поступок, который сле­дует отличать от безрассудного «геройства», собственно, и обес­печивает достойное решение проблемы выбора (нравственного, личностного, жизненного, профессионального).

Если внешняя и внутренняя активность могут рассматриваться как уровни ее проявления, то возникает вопрос: в каких формах активность проявляется? Традиционно выделяют интеллектуаль­но-логическую и эмоционально-чувственную сферы проявления человеческой активности, добавляя к ним для полноты картины Действие и поступок. Рассматривая природу поступка, В.В.Сто-лин связывает его с «конфликтным личностным смыслом», ко­торый возникает в результате пересечения деятельностей в «жизненном пространстве» индивида (Столин В. В., 1983, с. 108). Но ведь, как уже отмечалось выше, именно внутренняя актив­ность предполагает действия в неоднозначной, противоречивой


(конфликтной) ситуации и включает в себя волевые и творческ процессы, т. е. сам уровень активности непосредственно связан действием, с поступком. Как отмечал С.Л.Рубинштейн, «один тот же процесс может быть (и обыкновенно бывает) и интелле* альным, и эмоциональным, и волевым», поэтому «изучение воле вого акта непосредственно переходит в изучение действия, ил1 вернее, изучение волевого акта это и есть изучение действия в < ношении способа его регуляции» (Рубинштейн С.Л., 1989, с. 182JJ Таким образом, мы можем построить образную модель проя! лений человеческой активности, которую можно также рассма* ривать в качестве предметного поля деятельности профконсул танта-практика (рис. 5). При построении этой схемы-модели бв выделены две координаты (два критерия): 1) уровни активности внешняя (обычная занятость чем-то) и внутренняя, личное значимая для человека; 2) форма проявления активности теллектуально-логическая и эмоционально-чувственная. Естестве! но, данная модель носит условный характер и, конечно же, отражает всей сложности и многообразия проявлений жизни ловека, но для рассмотрения проблемы активизации профессий нального самоопределения она может быть использована имен* как концептуальная модель, которую можно было бы исполь вать в качестве своеобразного средства (инструмента) как оценки ситуаций профессионального консультирования (а* ности самоопределяющегося человека), так и для оценки (сам^ оценки) характера активности самого профконсультанта.

внутренняя активность

творчество

разум

чувства

мудрость
наука

искусство

рассудок

эмоции

внешняя активность

обыденное сознание

вид активности

интеллектуально-логическая активность

эмоционально-. чувственная активна

Рис 5. Схема проявлений человеческой активности (см. пояснен»

в тексте)


Разделяя интеллектуальную сферу проявления активности на разум и рассудок, мы исходим из того, что разум связан с выс­шим, теоретическим обобщением, со сложностью, осуществляе­мой в неопределенной, конфликтной ситуации и требующей не­стандартных действий-поступков, что близко к пониманию внут­ренней активности. Как отмечал В.В.Давыдов, «разум — это со­вмещение несовместимого». В то же время рассудок связывают с более простой формой интеллектуально-логической активности, со своеобразной мыслительной «занятостью» (по Э.Фромму), когда не приходится ломать голову над проблемой выбора, где можно опереться на уже существующие правила мышления, алгоритмы, предрассудки. Если разум — это, скорее, диалектика, то рассудок ближе к формальной логике (см. Давыдов В. В., 1986). В таком по­нимании рассудок соотносим с внешней по отношению к лично­сти активностью (рис. 5).

Аналогично разделяются чувства и эмоции. Известно, что чув­ства являются высшим проявлением эмоциональной сферы чело­века. Они обладают относительной устойчивостью, в то время как эмоции более ситуативны, непосредственны, хотя они и бывают иногда достаточно бурными. Но главное — чувства гораздо глуб­же, сложнее, противоречивее и даже конфликтнее по сравнению с эмоциями (ведь не говорят же «эмоция любви» или «эмоция патриотизма»). Как отмечал Л.С.Выготский, рассматривая проб­лемы психологии искусства, всякое художественное произведе­ние «включает в себя непременно аффективное противоречие, вызывает взаимно противоположные ряды чувств и приводит к их короткому замыканию и уничтожению», что и является «истин­ным эффектом художественного произведения» (Выготский Л. С, 1987, с. 203).

Таким образом, чувства со всей их сложностью и противоре­чивостью можно соотнести с внутренней активностью личности, а более однозначные и ситуативные эмоции — с уровнем внеш­ней активности (рис. 5).

Если представить себе, как все это проявляется у человека, стоящего перед выбором дальнейшего профессионального и жиз­ненного пути, то получается следующее. Когда человек ориенти­руется в основном на готовые «образцы», на общепринятые сте­реотипы нахождения «своего места» в жизни и даже не задумыва­ется о попытках иного, самостоятельного построения своих перс­пектив, то это — внешняя активность. При этом такой человек может прилагать немалые усилия, подражая во всем какому-либо <герою» или «суперзвезде», и даже выглядеть вполне благополуч-ньщ (похожим на «героя»), но все это не будет способствовать Раскрытию его собственной индивидуальности, он будет не са­мим собой, а как будто бы чьей-то тенью. Осуществляться все это может как в сознательном просчете своей жизни, когда она про-


 


Пря:

Жникова



сто «подгоняется под образец» (рассудок), так и в импульсивн! «порывах», идущих откуда-то «изнутри», а скорее всего, прс провоцируемых «соблазнами» окружающей жизни (эмоции).

Если же человек пытается прожить свою жизнь самобы неповторимо, т.е. так, как никто еще не жил, то он неизбеа сталкивается со всей сложностью такого пути и очень часто с пониманием окружающих. Пребывая в творческих сомнениях, i либо пытается по-новому осмыслить свои отношения с мирол с самим собой (разум), либо больше доверяется своему беспокс ному «сердцу», для которого успокоенность подобна личности^ смерти (чувства).

Конечно, отношения между разумом и рассудком, чувст и эмоциями намного сложнее, и в «чистом» виде все эти прояв ния активности встречаются редко. Своеобразной уравнове! ющей точкой, где происходит соприкосновение разума и эь ций, чувств и рассудка, является мудрость (рис. 5). М.К.М дашвили писал: «Представьте, что в пространстве мира есть кая-то точка, попав в которую мы просто вынуждены обрат себя, свое движение и остановиться. В этой-то точке как раз пе секаются определяющие бытие "силовые линии", попав в пере* стье которых мы и замираем, пораженные открывшейся вдруг ] ростью бытия, мудростью устройства мира» (Мамардашвили М.| 1990, с. 29).

Нередко исследователи активности и творчества сталкивай с проявлениями спонтанности, нерациональности (иррационалЬ сти) поведения, которые нередко противоречат прагматич! ориентации на «результат» и похвалу, но которые являются ча проявлениями подлинной субъектности и творчества чело! Например, Г.Селье, рассматривая проблемы полуформалы| логики как важного элемента работы любого ученого, выде среди прочего и «вспышку интуиции», «озарение» (Селье Г., 1 с. 251). Аналогично в реальном профессиональном самоопредй нии человек способен к интуитивному принятию качествен* решения, но, как ив творчестве, такая интуиция оправдь себя лишь в тех случаях, когда индивид пытался ранее осоз! свою проблему и как-то решить ее. Ю.И.Левин, рассуждая о| радоксах самоутверждения, отмечал, что человек «может пс лить себе игру с бессмыслицей, с хаосом, с деструкцией», он «уверен в своем разуме». Как отмечает известный филе интуитивист Н.О.Лосский, существуют достоверные знания,! торые «иначе, как путем непосредственного восприятия (со| цания), не могут быть получены», и прежде всего это «знат активности, действовании». Достигается такое познание акт* сти через «координацию» субъекта с познаваемыми объе* когда «наблюдающий субъект и наблюдаемый предмет внеш!| мира присоединены друг к другу, несмотря на то, что они |


независимые друг от друга части мира» (Лосский Н.О., 1992, с 150-160).

Поскольку важнейшую роль в жизни человека играют бессо­знательные процессы, открытые еще З.Фрейдом, то можно пред­положить, что разум, рассудок, чувства и эмоции сходятся на обратной стороне нашей модели и уже там, на скрытой от нас стороне, производят свою «бессознательную» работу, сами при этом, возможно, неузнаваемо преображаясь. Примечательно, что ф. Е. Василюк, размышляя о непредсказуемости психического мира, говорит о трансцендентных ему феноменах, которые своей «тыльной стороной» намекают на существование какого-то само­стоятельного, инородного бытия, не подчиняющегося законам данного жизненного мира.

К. Г. Юнг выделяет сознание, личное бессознательное и кол­лективное бессознательное («архетипы» как некие мифологиче­ские фигуры, образы, усредненный опыт переживаний многих поколений, который «в процессе истории повторяется там, где свободно проявляется творческая фантазия» данного человека). При этом «каждый шаг к более высокой сознательности», означаю­щий «исполнение задачи, которую он обнаружил в своем мире», и связанный с «добродетельностью» и «дельностью» в лучшем смысле этого слова, означает отдаление человека от общего бессознатель­ного толпы, но одновременно делает его более «одиноким», не­понятым и часто вызывает сомнения и подозрения со стороны обычных людей (см.: Юнг К. Г., 1994, с. 57, 125, 294—295). Иными словами, «прорыв» бессознательного (в частности, коллективного бессознательного) может расширить возможности самоопределе­ния человека в мире, но может и осложнить для него жизнь.

Дальнейшее рассмотрение модели активности (рис. 5) привело нас к выделению новых образований: проявления активности в науке, искусстве, особая активность обыденного сознания и выс­шее творчество, сопоставимое с «чудом», взятым не в религиоз­ном или мистическом смысле, а как необъяснимое пока проявле­ние высших потенций человека. Это тем более интересно потому, что профконсультанты нередко задаются вопросом: с чем больше соотносится их работа — с наукой или с искусством?

В последнее время все больше разворачиваются дискуссии о том, что же является наукой, в чем специфика естественных и гуманитарных наук и как вообще соотносится наука с ненаучным знанием. В этой связи В.В.Ильин пишет, например, что «...идея ди морфии естественных и гуманитарных наук не может быть фун-ДиРована гносеологическими аргументами... в лимитах своего ака­демического амплуа естественник и гуманитарий едят одно блю-До, хотя с разных концов и разными ложками» (Ильин В. В., 1994, с 22). Отстаивая правомерность разных видов познания, И.Т.Ка-савин отмечает, что помимо традиционно научного (естественно-


II


научного) типа познания существуют и другие формы пост» ния мира, которые «едва ли... могут быть вытеснены наукой», постепенно «будет возрастать многообразие форм знания, связ ных с локальными практиками и не требующих универсалы стандартизации» и что «индивидуализация знания в лучшем чае окажется совместимой с какой-то иной, отнюдь не совреме| ной наукой» (Касавин И.Т., 1990, с. 23). И все-таки можно ее нести науку в ее традиционном понимании с интеллектуалы-логической формой проявления активности, которая образуе на пересечении разума (принципиально новые открытия и изоб]2 тения) и рассудка (технологизированное научное творчество с пользованием уже освоенных алгоритмов, часто осуществляемо рамках тех или иных «устоявшихся» научных школ и подходов)-!

Аналогично обстоит дело с искусством, которое можно нести с эмоционально-чувственными формами проявления тивности и которое образуется на пересечении чувств (сложн^ элитарное искусство в лучшем своем смысле) и эмоций (мас<; вое искусство, которое также является необходимым, а точнее| неизбежным элементом современной культуры).

На представленной модели возможных проявлений челов ской активности выделены также обыденное сознание и «творчесп (рис. 5). Если обыденное сознание соотносится скорее с внег активностью и предполагает жизнь, ориентированную на госпс ствующие в данном обществе (и в данную культурно-истор* скую эпоху) нормы и образцы поведения, являясь произвол* от рассудка и эмоций, то творчество образуется на пересече* высших проявлений разума и чувств человека. Как отмечал, сматривая творчество в науке и философии, известный филос| X. Ортега-и-Гассет, «причина ошибочного взгляда на теоре скую деятельность со стороны ее решения, а не с первоначаль* стороны самой проблемы лежит в непризнании чуда, заев» тельствованного великолепным фактом существования у челе ка проблем», поставленных не самим человеком, а «сваливш* на него», поставленных «его жизнью» и по сути своей являю! ся проблемами «практическими» (Ортега-и-Гассет X., 1991, с.

Поскольку среди многих профконсультантов-практиков вс! чаются мистические настроения (что проявляется иногда даже занятиях по подготовке и переподготовке практических психе гов), а также с учетом того, что немало людей приходят в пи логию, искренне полагая, что идеал психологии — это аст гия, мистика или религия, то есть смысл хотя бы попытатЦ проанализировать такой важный феномен культуры, как «чуд|

Как отмечает известный английский религиозный мысл* и писатель К.С.Льюис, «христианство не считает, что чудеса "t вают". Они не произвольные прорехи в природе, а этапы манного наступления, цель которого — полная победа», пр*


«первое и главное чудо христианства (чудо из чудес) — Вопло­щение и Вочеловечение Бога» (Льюис К.С, 1991, с. 108—109). 13 таком понимании чуда, с одной стороны, отмечается его пред­определенность («обдуманность») со стороны высшей силы, име­нуемой Богом, а с другой стороны, намечается неразрывная связь чуда с человеком («Вочеловечением» Бога через акт чуда). Данное понимание все-таки принижает роль активности самого человека.

Нам более близко понимание чуда, которое дает известный отечественный философ А.Ф.Лосев: «Ясно, что в чуде мы имеем дело прежде всего с совпадением или, по крайней мере, с взаи­моотношением и столкновением двух каких-то разных планов дей­ствительности... несомненно, это есть планы внешне-историче­ский и внутренне-замысленный, как бы план заданное™, пред­намеренности и цели... Итак, в чуде встречаются два личностных плана: 1) личность сама по себе, вне своего изменения, вне вся­кой своей истории, личность как идея, как принцип, как смысл всего становления, как неизменное правило, по которому равня­ется реальное протекание, и 2) самая история этой личности, реальное ее протекание и становление, алогичное становление, сплошно и непрерывно текучее множество-единство, абсолютная текучая неразличимость и чисто временная длительность и напря­женность» (Лосев А.Ф., 1991, с. 142—144). Примечательно, что еще Ф. М.Достоевский видел подлинную жизнь личности как бы в точке «несовпадения человека с самим собой». В данном опреде­лении чуда также подчеркивается его связь с развитием человека и его личности, но в отличие от религиозного толкования не вы­деляется предопределенность чуда со стороны иной силы. В том-то и смысл чуда, а соответственно и личностного развития, что они не только зависят от внешних влияний, но и носят спонтанный характер, где особую роль играет не что-то «запланированное» кем-то, а случайное, «нестимулированное извне» и т.д. «Личность — это спонтанность. Спонтанность — это открытие вселенской по­тенциальности. Способность попадать в резонанс с ней», — отме­чал В. В. Налимов (Налимов В.В., 1989, с. 204).

Человеку, реализующему себя на уровне обыденного созна­ния, гораздо проще избегать всяких там случайностей и жить спо­койно, по заведенному и всеми одобряемому порядку. Причем парадокс жизни проявляется еще и в том, что некоторые такие люди в своем стремлении к спокойной жизни вынуждены иног-Да преодолевать немалые трудности и демонстрировать самые вЬ1сокие уровни проявления активности, граничащие с чудом. Примечательно, что многие великие люди и гении часто сами не Могут толком сказать, почему, каким образом они достигли выда­ющихся результатов в науке, искусстве, общественной жизни, политике. Причем гении иногда вообще сравниваются с безумца­ми, которые действуют по неведомому многим вдохновению и


интуиции, испытывая при этом муки творчества, но без которь они часто не видят смысла в своей жизни (см.: Гончаренко Н.] 1991).

Предложенная нами схема проявлений человеческой активн<| сти (рис. 5) может также рассматриваться и как вариант моде построения самой логики активизации консультируемых тов. Такая логика представляется следующим образом. Исход* позиция профконсультанта — это мудрость, позволяющая лучг понять данного учащегося. Следующий шаг — постараться пере| ти на общий с консультируемым человеком язык, как бы np|j близиться к той позиции, на которой он находится. Далее — ра смотреть вместе с учащимся возможные варианты отношения самой проблеме самоопределения (через разум, рассудок, эмовд чувства). После определения наиболее предпочтительного для да ного школьника варианта (а выбор варианта — это право шкс ника) постараться помочь ему наиболее полноценно и оптима но реализовать этот вариант.

, Все это позволяет по-новому ответить на уже поставленный нее вопрос о том, с какой областью проявления творчества ше соотносится психолого-педагогическая профконсультация с наукой или с искусством. По большому счету, она соотносит и с наукой, и с искусством, и с чудом, и даже с обыденным соз нием. Но исходная позиция для любого профконсультанта — именно мудрость. Наука при этом позволяет профконсульт опираться на определенный систематизированный опыт педац гики и психологии, а элементы искусства могут быть использой ны в непосредственной практике работы с учащимися. Владе* (понимание) профконсультантом уровнем обыденного созна* позволяет лучше видеть проблемы многих клиентов, реализу щих себя на данном уровне, и строить с ними реальное сотруп чество и взаимодействие по решению этих проблем. Уровень' позволяет выделять в работе с некоторыми клиентами, готовь реализовывать себя на этом высшем уровне, наиболее интер ные ориентиры в построении жизненных и профессионалы перспектив. При этом высшим проявлением психолого-педаг ческого творчества самого профконсультанта было бы соед ние ориентации на самые сложные уровни внутренней актш сти, соотносимые с чудом, и обыденной работы с учащю которые изначально не высказывают своего стремления к так<| «чудесному» самоопределению, а представляют свое буду ориентируясь на типичные (уже проверенные другими людь стандарты и стереотипы построения счастья.

Таким образом, условность выделения науки, искусства, лософии еще раз подтверждает для педагогов и психологов-ni тиков целесообразность позиции мудрости в качестве исходнс своей работе. При этом диапазон маневра для профконсульта*


предпочтительнее не столько по линии «наука — искусство», сколь-ко по линии «обыденное сознание — чудо творчества», так как именно последнее приближает профконсультанта и консультиру­емого (самоопределяющегося) человека к уровню подлинной (внутренней) активности и более полноценному самоопределе­нию.

Данная схема (рис. 5) может быть использована и как вариант общеориентирующей модели планирования перспектив развития самоопределяющегося человека (ориентация на разумные или рас­судочные, эмоциональные или чувственные, интеллектуально-логические или эмоционально-чувственные формы и уровни про­явления активности, а также связанные с ними профессии и виды трудовой деятельности). Предложенная схема может быть исполь­зована как дополнение к существующим в профориентации мо­делям ориентации на те или иные виды деятельности.