Тема 2.5. Философия эпохи Нового времени
Философия Нового времени относится к историческому периоду развития Западной Европы в XVII-XVIII веках, который характеризуется становлением капитализма, бурным развитием науки и техники, формированием экспериментально-математического мировоззрения. Для философии Нового времени характерна сильная материалистическая тенденция, вытекающая, прежде всего, из опытного естествознания, которое начало бурно развиваться в XVII веке. В эту эпоху потребности мореходства определяют развитие астрономии; строительство городов, кораблестроение, военное дело – развитие математики и механики. Формирующаяся в самостоятельную отрасль наука опирается, прежде всего, на практику материального производства: изобретение машин в текстильной промышленности, совершенствование орудий производства в угольной и металлургической промышленности. Э.Торричелли экспериментально установил факт давления воздуха, изобрел ртутный барометр и воздушный насос. И.Ньютон сформулировал основные законы механики, в том числе закон всемирного тяготения. Р.Бойль применил механику в химии, разработал понятие химического элемента. Английский физик У.Гильберт исследовал свойства и практическое применение магнита. В.Гарвей открыл кровообращение и эмпирически исследовал его роль. Выдающийся вклад в развитие математики, механики, физики, физиологии внесли Р.Декарт и Г.Лейбниц. Такое развитие науки не могло не оказать воздействия на философию своего времени. В философии происходит решительный разрыв с религией: в борьбе против господства религиозных догматов, авторитета и давления церкви возникает учение о всемогуществе разума и безграничных возможностях научного исследования. Крупными философами этого периода являются: Ф.Бэкон, Т.Гоббс, Д.Локк, Р.Декарт, Б.Спиноза, Г.Лейбниц.
Развитие нового буржуазного общества порождает изменения не только в экономике, политике и социальных отношениях, оно меняет и сознание людей. Важнейшим фактором такого изменения общественного сознания оказывается наука, и, прежде всего, – экспериментально-математическое естествознание. В XVII веке разделение труда на производстве вызывает потребность в рационализации производственных процессов, а тем самым – в развитии науки, которая могла бы эту рационализацию стимулировать. Развитие науки Нового времени, как и социальные преобразования, связанные с разложением феодальных общественных порядков и ослаблением влияния церкви, вызвали к жизни новую ориентацию философии. Если в Средние века она выступала в союзе с богословием, а в эпоху Возрождения – с искусством и гуманитарным знанием, то теперь она опирается главным образом на науку. Поэтому для понимания проблем, которые стояли перед философией XVII века, надо учитывать, во-первых, специфику нового типа науки – экспериментально-математического естествознания, основы которого закладываются в этот период. И, во-вторых, поскольку наука занимает ведущее место в мировоззрении этой эпохи, то и в философии на первый план выходят проблемы теории познания – гносеологии.
Уже в эпоху Возрождения средневековая религиозность была одним из предметов постоянной критики. Эта критика еще более остро ведется в XVII веке. Однако при этом, хотя и в новой форме, продолжается старая, идущая еще от Средних веков полемика между двумя направлениями в философии: номиналистами, которые считали, что познание должно опираться на опыт, и реалистами, которые выдвигали в качестве наиболее достоверного – познание с помощью разума. Эти два направления в XVII веке предстают как эмпиризм и рационализм. Главными стали проблемы философского научного метода, методологии познания человеком внешнего мира, связи внешнего и внутреннего опыта. Ставилась задача получения достоверного знания, которое было бы основанием всей получаемой системы знаний.
Эмпиризм (от греч. – «опыт»), направление в теории познания, признающее чувственный опыт источником знания и считающее, что содержание знания может быть представлено либо как описание этого опыта, либо полностью сведено к нему. В противоположность рационализму, в эмпиризме рациональная познавательная деятельность сводится лишь к разного рода комбинациям того материала, который дается в опыте, и толкуется как ничего не прибавляющая к содержанию знания. В качестве целостной гносеологической концепции эмпиризм сформировался в XVII-XVIII веках; он выступал как материалистический, утверждавший, что чувственный опыт отражает характеристики объективно существующих вещей. Основные представители эмпиризма: Ф.Бэкон, Т.Гоббс, Д.Локк, Э.Кондильяк.
Френсис Бэкон является основоположником эмпирического направления в философии. Он придавал большое значение опытным наукам, наблюдению и эксперименту. Источник знаний и критерий их истинности он видел в опыте. Рассматривая познание как отображение внешнего мира в сознании человека, он подчеркивал решающую роль опыта в познании. Однако философ не отрицал и роль разума в познании. Разум должен перерабатывать данные чувственного познания и опыта, находить коренные причинные связи явлений, раскрывать законы природы. Он подчеркивал определенное единство чувственного и рационального моментов в познании, критиковал «узких» эмпириков, которые недооценивали роль разума в познании, а также рационалистов, игнорирующих чувственное познание и считающих только разум источником и критерием истинности. В работе «Новый Органон» Бэкон писал: «Эмпирики, подобно муравью, только собирают и пользуются собранным. Рационалисты, подобно пауку, из самих себя создают паутину. Пчела же избирает средний способ, она извлекает материал из цветов сада и поля, но располагает и изменяет его собственным умением. Не отличается от этого и подлинное дело философии. Ибо она не основывается только или преимущественно на силах ума и не откладывает в сознании нетронутым материал, извлекаемый из естественной истории и из механических опытов, но изменяет его и перерабатывает в разуме». Сам себя Бэкон называл «пчелой, а не муравьем-эмпириком» и не «пауком-рационалистом». Бэкон рассматривает природу заблуждений, источником которых являются особенности самого познающего субъекта. Отсюда необходимо найти средство для устранения этих субъективных помех, которые Бэкон называл «идолами» или «призраками» и освобождение от которых составляет предмет критической работы философа и ученого. Идолы – это различного рода предрассудки (заблуждения), которыми обременено сознание человека. Существуют, по Бэкону, идолы пещеры, идолы театра, идолы площади и, наконец, идолы рода. Идолы пещеры связаны с индивидуальными особенностями людей – с их психологическим складом, склонностями и пристрастиями, воспитанием, религиозными убеждениями и т.д. В этом смысле каждый человек смотрит на мир как бы из своей пещеры, и это приводит к субъективному искажению картины мира. Однако от этих идолов сравнительно нетрудно освободиться. Труднее поддаются устранению идолы театра, источник которых – вера в авторитеты (научные, философские), мешающая людям без предубеждения самим исследовать природу. По убеждению Бэкона, развитию естественных наук особенно мешает догматическая приверженность Аристотелю, высшему научному авторитету Средних веков. Нелегко победить также идолов площади, источник которых – само общение людей, предполагающее использование языка, в котором многие понятия многозначны и неточны. Вместе с языком мы бессознательно усваиваем все предрассудки прошлых поколений, осевшие в выражениях языка, и тем самым опять-таки оказываемся в плену заблуждений. Однако самыми опасными являются идолы рода, поскольку они коренятся в самой человеческой природе, это – ложные представления о вещах, обусловленные несовершенством органов чувств человека и освободиться от них всего труднее. Бэкон уподобляет человеческий ум неровному зеркалу, изогнутость которого искажает всё, что в нём отражается. Примером такой «изогнутости» Бэкон считает стремление человека истолковать природу по аналогии с самим собой, откуда рождается самое скверное из заблуждений – телеологическое понимание вещей. Телеология (от греч. telos – «цель») представляет собой объяснение через цель, когда вместо вопроса «почему?» ставится вопрос «для чего?». Бэкон считал, что цель научного знания – в принесении пользы человеческому роду. Он подчеркивает, что наука служит жизни и практике и только в этом находит свое оправдание. Общая задача всех наук – увеличение власти человека над природой. Наука – средство, а не цель сама по себе; ее миссия в том, чтобы познать причинную связь природных явлении ради использования этих явлении для блага людей. Бэкон критиковал античную науку за созерцательность (мыслители античности лишь наблюдали природу и мир, но не стремились изменить его). О науке Бэкон пишет: «Речь идет не только о созерцательном благе, но поистине о достоянии и счастье человеческом и о всяческом могуществе и практике. Ибо человек, слуга и истолкователь природы, столько совершает и понимает, сколько охватил в порядке природы делом и размышлением; и свыше этого он не знает и не может». Именно Бэкону принадлежит знаменитый афоризм: «Знание – сила», в котором отразилась практическая направленность новой науки.
Томас Гоббс является продолжателем философии Бэкона, который также был эмпириком и при этом – сенсуалистом. Сенсуализм (от лат. sensus – «восприятие», «чувство», «ощущение) – это направление в философии, сторонники которого считают, что познание мира с помощью органов чувств (слух, зрение, обоняние и т.д.) – это главная и единственно верная форма познания. Сенсуалисты полагают, что мышление принципиально не способно дать ничего нового по сравнению с чувственностью. Сенсуализм – это крайняя форма эмпиризма. Так если эмпирики, как видно выше из материала про Бэкона, признают важную роль разума в познании, то сенсуалисты единственным «инструментом» человеческого познания считают только органы чувств. Гоббс первичным актом познания считал ощущение, вызываемое действием на человека материального тела. Мышление он понимал как сложение или вычитание понятий. Любопытно такое рассуждение Гоббса: «Если бы духовные субстанции и существовали, они бы были непознаваемы». Он не допускал существования бестелесных духов. «Под словом «дух» мы понимаем естественное тело, до того тонкое, что оно не действует на наши чувства, но заполняет пространство». Гоббс резко критиковал всевозможные суеверия, но придерживался идеи, согласно которой Бог существует. Он рассматривал Бога лишь как источник начальной «энергии мироздания, как первопричину всего сущего». Бог, по Гоббсу, не вмешивается в течение земных событий. Гоббс проводил аналогию между государством и машиной («искусственным телом»), которое создано человеком для сохранения своей жизни. Государство – это, согласно Гоббсу, «механическое чудовище», обладающее необычайной и страшной силой: оно может защитить интересы человека, интересы партий и большой общественной группы. В своём произведении «Левиафан» Гоббс уподобляет этому «земному Богу» государство, поскольку оно не находится в зависимости от воли отдельных людей или даже желания партий – оно устанавливается навечно. От деятельности государства зависят сама жизнь человека, его благосостояние, сила, разумность политической жизни общества, общее благо людей, их согласие, которое составляет условие и «здоровье государства»; его отсутствие приводит к «болезни государства», гражданским войнам или даже смерти государства. Отсюда Гоббс делает вывод, что все люди заинтересованы в совершенном, сильном государстве. В первобытности, до появления государства (общественного договора), все люди были равны, и каждый руководствовался своими потребностями и интересами. Человек эгоистичен, он наделен сильными страстями, желает власти, богатства, наслаждений. Принцип его поведения предельно прост: человек стремится получить как можно больше благ и избежать страданий. Каждый имеет право на все, даже на жизнь другого человека. Это ведет к постоянным конфликтам, к невозможности обеспечить общественное благо и уберечься от зла. Так возникает «война всех против всех». По Гоббсу, государство возникло в результате общественного соглашения, но, возникнув, оно отделилось от общества и подчиняется коллективному мнению и воле людей, имея абсолютный характер. Понятия добра и зла различаются только государством, человек же должен подчиняться воле государства и признавать дурным то, что признает дурным государство. При этом государство должно заботиться об интересах и счастье народа. Государство призвано защищать граждан от внешних врагов и поддерживать внутренний порядок; оно должно давать гражданам возможность увеличивать свое богатство, однако в безопасных для государства пределах.
Джон Локк – ещё один сенсуалист, предпринял попытку вывести из чувственного опыта всё содержание человеческого мышления, хотя и допускал, что уму присуща спонтанная сила, не зависящая от опыта. Критикуя воззрения Р.Декарта о врожденных идеях, Локк утверждал: «Если бы идеи были врожденными, они были бы известны одинаково как ребенку, так и взрослому, как идиоту, так и нормальному человеку. Нет ничего в уме, чего раньше не было в ощущении». Ощущения получаются в результате действия внешних вещей на наши органы чувств. В этом состоит внешний опыт. Внутренний же опыт (рефлексия) есть наблюдение ума за своей деятельностью и способами её проявления. Однако в трактовке внутреннего опыта Локк все же допускает, что уму присуща некая спонтанная сила, не зависящая от опыта, что рефлексия помимо внешнего опыта порождает идеи существования, времени, числа. Отрицая врожденные идеи как внеопытное и доопытное знание, Локк признавал наличие в разуме определенных задатков, или предрасположенности, к той или иной деятельности. Он выделил три вида знания по степени его очевидности: исходное (чувственное, непосредственное), дающее знание единичных вещей; демонстративное знание через умозаключение, например через сравнение и отношение понятий; высший вид – интуитивное знание, т.е. непосредственная оценка разумом соответствия и несоответствия идей друг другу.
Рационализм (от лат. – «разумный») – философское направление, признающее разум основой познания и поведения людей, источником и критерием истинности всех жизненных устремлений человека. Рационализм противостоит эмпиризму и сенсуализму. Рационалисты критиковали эмпириков за то, что они в познании полагаются только на опыт и органы чувств. А ведь органы чувств могут «подводить» и не давать истинного знания о мире (например, если человек дальтоник и не различает цвет вещей, то это – заболевание именно его глаз, а не «дефект» окружающих вещей). Поскольку интеллектуальный критерий истины принимался многими мыслителями и более ранних эпох (античности, средневековья), рационализм не является характерной чертой какой-либо определенной философии. Кроме того, имеются различия во взглядах на место разума в познании от умеренных, когда интеллект признают главным средством постижения истины наряду с другими, до радикальных, если разумность считается единственным существенным критерием. Основные представители рационализма XVII века: Р.Декарт, Б.Спиноза, Г.Лейбниц. Рационалисты главным «инструментом» познания считают не органы чувств, а разум.
Рене Декарт в работе «Рассуждения о методе» приходит к выводу, что источник знаний и критерий истинности находится не во внешнем мире, а в разуме человека. Интеллектуальная интуиция (чистое умозрение) – это отправной пункт познания. Все знания Декарт подразделил на две группы: пришедшие из органов чувств и врожденные. Именно последние обладают полной достоверностью. К ним он относил: идею Бога, математические аксиомы и т.п. Абсолютно достоверным началом, методом или средством, содействующим эффективному познанию мира и какому-либо научному открытию, является сомнение во всем существующем. В своей книге он начинает свои рассуждения с сомнения в существовании чувственных вещей, математических истин и даже «всемогущего Бога». Но, сомневаясь во всем и отрицая всё, он приходит к выводу, что нельзя сомневаться в том, что существует сомневающаяся мысль. Таким образом, он делает заключение, что единственным достоверным фактом является само мышление: «Мыслю, следовательно, существую». По Декарту, ясность и отчетливость наших представлений – вот критерий истинного познания. Декарт одним из первых разработал (хотя и на механистической основе) идеи эволюции и провел их через все области учения о природе – от образования светил и планет до возникновения растений, животных и человека. Образование звезд и планетных систем осуществлялось благодаря вихревому движению материи: мировая материя беспредельна, однородна, не имеет пустот и делима до бесконечности. Здесь Декарт одним из первых вплотную подошел к идее о единстве универсума. Материя находится в непрерывном количественном и качественном движении, определяемом универсальными законами механики. Тем же законам подчиняется и органический мир: животные – это сложные машины. Человек, в отличие от животных, обладает душой, разумом и речью, что выходит за пределы действия законов механики. Фундаментальным понятием рационалистических воззрений Декарта является субстанция. Декарт определяет субстанцию как вещь (под «вещью» в этот период понимали не эмпирически данный предмет, не физическую вещь, а всякое сущее вообще), которая не нуждается для своего существования ни в чём, кроме самой себя. Если строго исходить из этого определения, то субстанцией, по Декарту, является только Бог, а к сотворённому миру это понятие можно применить лишь условно, с целью отличить среди сотворенных вещей те, которые для своего существования нуждаются «лишь в обычном содействии Бога», от тех, которые для этого нуждаются в содействии других творений, а потому носят название качеств и атрибутов, а не субстанций. Сотворенный мир Декарт делит на два рода субстанций – духовные и материальные. Главное определение духовной субстанции – её неделимость, важнейший признак материальной – делимость до бесконечности. Здесь Декарт, как нетрудно увидеть, воспроизводит античное понимание духовного и материального начал, понимание, которое в основном унаследовало и Средневековье. Таким образом, основные атрибуты субстанций – это мышление и протяжённость, остальные их атрибуты производны от этих первых: воображение, чувство, желание – модусы мышления; фигура, положение, движение – модусы протяжённости. Декарт твердо и ясно установил два принципа: движение внешнего мира нужно понимать исключительно как механистическое, а явления внутреннего, духовного мира необходимо рассматривать исключительно с точки зрения ясного, рассудочного самосознания. Мыслитель отвергал одушевленность животных: душа, по Декарту, присуща только человеку, составляя особую субстанцию.
Барух Спиноза различает три вида познания: чувственное, дающее только смутные и неистинные представления; познание посредством разума, дающее знание о модусах (от лат. – «образ», «вид»); и самый высокий вид познания – интуиция, открывающая истину. Учение Спинозы – это пример крайнего реализма и монизма (одно начало мира), переходящего в пантеизм. Спиноза определяет субстанцию как единую и единственную, как причину самой себя, то есть как то, что существует через само себя и познается из самой себя. Именуя субстанцию и «Богом», и «природой», Спиноза тем самым подчеркивает, что это не Бог религиозный, он не есть личность, наделенная сознанием, могуществом и волей, не есть Творец природных вещей. Бог Спинозы – именно единственная субстанция, бесконечная безличная сущность, главным определением которой является существование, бытие в качестве начала и причины всего сущего. Спиноза пишет: «Под Богом я разумею существо абсолютно бесконечное, т.е. субстанцию, состоящую из бесконечно многих атрибутов, из которых каждый выражает вечную и бесконечную сущность». Представление о слиянии Бога и природы, которое лежит в основе учения Спинозы, называется пантеизмом. Спиноза продолжает ту традицию, которая была намечена у Н.Кузанского и развернута у Д.Бруно. Мышление и протяжение, согласно Спинозе, суть атрибуты субстанции, а единичные вещи – как мыслящие существа, так и протяженные предметы – это модусы (видоизменения) субстанции. Уже у Декарта было развито учение о своего рода параллелизме материальной и духовной субстанций. Согласно Декарту, каждому состоянию и изменению в материальной субстанции (например, в человеческом теле) соответствует изменение в субстанции духовной (в человеческих чувствах, желаниях, мыслях). Сами субстанции, по Декарту, не могут непосредственно влиять друг на друга, но их действия строго скорректированы благодаря Богу, наподобие того, как два (или несколько) часовых механизма могут показывать одно и то же время, будучи заведены мастером, который синхронизировал их часовые стрелки. Аналогичное рассуждение мы находим у Спинозы: все явления в физическом мире, будучи модусами атрибута протяжения, развиваются в той же последовательности, как и все модусы в сфере мышления. Поэтому порядок и связь идей, по словам Спинозы, соответствует порядку и связи вещей, причём и те и другие суть только следствия божественной сущности. Отсюда вытекает спинозовское определение души как идеи человеческого тела. Весь мировой процесс, таким образом, совершается в силу абсолютной необходимости, и человеческая воля ничего не в состоянии здесь изменить.
Готфрид Лейбниц в своей философии сочетал рационализм и эмпиризм. В работе «Новые опыты о человеческом разуме» он критикует тезис Д.Локка о том, что «в разуме нет ничего, чего не было бы раньше в чувствах» и указывает: «за исключением самого разума». Все истины он делит на истины необходимые (истины разума) и истины случайные (истины факта). К числу истин разума он относил: понятия субстанции, бытия, причины, действия, тождества, принципы логики и математики, принципы морали. Источником этих истин, по его мнению, является только разум. Пантеистическому монизму Б.Спинозы Лейбниц противопоставил плюрализм (множество) субстанций. Самостоятельно существующие субстанции получили у Лейбница название монад (монада с греч. – «единое», «единица»). Известно, что субстанция, ещё начиная с античности, мыслилась как нечто единое, неделимое. Согласно Лейбницу, монада проста, то есть не состоит из частей, а потому неделима. Бог, по Лейбницу, возвышается над телесным миром, являясь его «виновником и господином». Единство и согласованность монад есть результат созданной Богом «предустановленной гармонии». Так, «низшим» монадам присущи лишь смутные представления (в таком состоянии находится неорганический мир и растительное царство); у животных представления достигают ступени ощущений, а у человека – ясного понимания, осмысления. Признавая, с одной стороны, основным свойством монад деятельную силу, устанавливая энергийную связь между ними, а с другой – защищая идею Бога-Творца, Лейбниц подходит к принципу диалектики. Деятельность монад, по Лейбницу, выражается в непрерывной смене внутренних состояний, которую мы можем наблюдать, созерцая жизнь собственной души. Наделяя монады влечением и восприятием, Лейбниц мыслит их по аналогии с человеческой душой. Монады называются «душами», когда у них есть чувство, и «духами», когда они обладают разумом. В неорганическом же мире они чаще именуются «субстанциальными формами». Таким образом, всё в мире оказывается живым и одушевленным, и там, где мы видим просто «кусок вещества», в действительности – существует целый мир живых существ – монад. Такое представление, кстати, сегодня вряд ли вызовет удивление, поскольку мы знаем, что в каждой капле воды и в самом небольшом клочке почвы кишат невидимые нам мириады микроорганизмов. Нужно сказать, что «монадология Лейбница» своим возникновением в немалой степени обязана именно открытию микроскопа. Один из конструкторов микроскопа А.Левенгук изучал микроскопическую анатомию глаза, нервов, зубов; ему принадлежит открытие красных кровяных телец, он же обнаружил инфузории и бактерии. Все это вызывало потребность в новом воззрении на природу, и ответом на эту потребность была монадология Лейбница.
Вопросы и задания для самопроверки:
1. Какой временной период охватывает философия эпохи Нового времени? Почему в философии этого периода усилилась материалистическая тенденция?
2. Чем философия Нового времени отличается от философии эпохи Средних веков и философии эпохи Возрождения?
3. В Средние века философией занимались богословы; в эпоху Возрождения – люди творческих профессий (художники, поэты, архитекторы). Определите – представители каких профессий развивали философию в эпоху Нового времени? Как это повлияло на содержание философии этого периода?
4. Спор каких философских школ, начатый ещё в Средние века, продолжился в эпоху Нового времени?
5. Почему именно такая отрасль философии как «гносеология» стала особенно бурно развиваться в эту эпоху?
6. Какие проблемы вышли на первый план в философии Нового времени?
7. Охарактеризуйте направление «эмпиризм». Какую роль основатель эмпиризма Ф.Бэкон отводил разуму в процессе познания?
8. Почему хороший учёный и философ, по мнению Ф.Бэкона, должен быть подобен пчеле?
9. В чём состоит суть учения Ф.Бэкона об «идолах разума»?
10. Что такое «сенсуализм» и чем он отличается от эмпиризма?
11. Что такое, по мнению Т.Гоббса, «война всех против всех»? Почему наличие сильного государства – это благо для людей?
12. Почему философия Д.Локка относится к сенсуализму?
13. Охарактеризуйте направление «рационализм». Что является критерием истины, по мнению Р.Декарта?
14. На какие два рода субстанций делит вещи сотворенного мира Р.Декарт? Каковы атрибуты этих субстанций?
15. В чём суть учения Б.Спинозы? почему его философию называют «монизмом» и «пантеизмом»?
16. Почему философия Г.Лейбница называется «плюрализмом»? В чём проявляется диалектичность его философии?
Подготовка по фрагменту из произведения Т. Гоббса
«Левиафан»
Биографическая справка.
Томас Гоббс (1588-1679) – английский философ-материалист, один из основателей «теории общественного договора» и «теории государственного суверенитета». Гоббс выделяет всего три формы государства: демократию, аристократию и монархию. Демократию он не одобряет потому, например, что "черни недоступна большая мудрость" и при демократии возникают партии, что ведет к гражданской войне. Аристократия лучше, но она тем совершеннее, чем меньше походит на народное правление и чем больше сближается с монархией. Лучшая форма государства – монархия, она более всех других соответствует идеалу абсолютной и неразделенной власти. Государство Гоббс рассматривает как результат договора между людьми, положившего конец естественному догосударственному состоянию «войны всех против всех». Он придерживался принципа изначального равенства людей. Отдельные граждане добровольно ограничили свои права и свободу в пользу государства, задача которого – обеспечение мира и безопасности. Главный и самый фундаментальный естественный закон у Гоббса предписывает всякому человеку добиваться мира, пока есть надежда достигнуть его. Второй естественный закон предусматривает, что в случае согласия на то других людей человек должен отказаться от права на вещи в той мере, в какой это необходимо в интересах мира и самозащиты. Из второго естественного закона вытекает краткий третий: люди должны выполнять заключенные ими соглашения. Остальные естественные законы (общим числом 19) могут быть, по словам Гоббса, резюмированы в одном легком правиле: "Не делай другому того, чего ты не хочешь, чтобы делали тебе".
Фрагмент из произведения.
ЧАСТЬ I. О ЧЕЛОВЕКЕ
ГЛАВА I. ОБ ОЩУЩЕНИИ
Что касается человеческих мыслей, то я буду их рассматривать сначала раздельно, а затем в их связи или взаимной зависимости. Взятые раздельно, каждая из них есть представление или призрак какого-либо качества предмета вне нас, называемого обычно объектом. Объект действует на глаза, уши и другие части человеческого тела и в зависимости от разнообразия своих действий производит разнообразные призраки. Начало всех призраков есть то, что мы называем ощущением (ибо нет ни одного понятия в человеческом уме, которое не было бы порождено первоначально, целиком или частично, в органах ощущения). Все остальное есть производное от него. Для понимания вопросов, трактуемых в настоящей книге, знание естественной причины ощущения не очень необходимо; и об этом я и писал подробно в другом месте. Тем не менее, чтобы развить каждую часть моей настоящей системы, я здесь вкратце изложу сказанное там. Причиной ощущения является внешнее тело, или объект, который давит на соответствующий каждому ощущению орган непосредственно, как это бывает при вкусе и осязании, или опосредствованно, как при зрении, слухе и обонянии. Это давление, продолженное внутрь посредством нервов и других волокон и перепонок тела до мозга и сердца, вызывает здесь сопротивление, или обратное давление, или усилие сердца освободиться. Так как это усилие направлено вовне, оно кажется нам чем-то находящимся снаружи. И это кажущееся, или этот призрак, люди называют ощущением. В отношении глаза это есть ощущение света или определенного цвета, в отношении уха – ощущение звука, в отношении ноздрей – ощущение запаха, в отношении языка и неба – ощущение вкуса, а для всего остального тела – ощущение жары, холода, твердости, мягкости и других качеств, которые мы различаем при помощи чувства. Все эти так называемые чувственные качества являются лишь разнообразными движениями материи внутри вызывающего их объекта, движениями, посредством которых объект различным образом давит на наши органы. Точно так же и в нас, испытывающих давление, эти качества являются не чем иным, как разнообразными движениями (ибо движение производит лишь движение). Но то, чем они нам кажутся наяву, точно так же, как и во сне, есть призрак. И подобно тому, как давление, трение или ушиб глаза вызывают в нас призрак света, а давление на ухо производит шум, точно так же и тела, которые мы видим или слышим, производят то же самое своим сильным, хотя и не замечаемым нами, действием. В самом деле, если бы те цвета или звуки были в телах или объектах, которые их производят, они не могли бы быть отделены от них, как мы это наблюдаем при отражении в зеркале или когда слышим эхо; в этих случаях мы знаем: объект, который мы видим, находится в одном месте, а призрак – в другом. И хотя на определенном расстоянии представляется, будто произведенный нашей фантазией образ заключается в реальном и действительном объекте, который порождает его в нас, тем не менее, объект есть одно, а воображаемый образ, или призрак, – нечто другое. Таким образом, ощущение во всех случаях есть по своему происхождению лишь призрак, вызванный (как я сказал) давлением, т. е. движением находящихся вне нас объектов, на наши глаза, уши и другие, предназначенные для этого органы.
ГЛАВА II. О ПРЕДСТАВЛЕНИИ
Никто не сомневается в той истине, что вещь, находящаяся в состоянии покоя, навсегда остается в этом состоянии, если ничто другое не будет двигать ее; но не так легко соглашаются с тем, что вещь, находящаяся в состоянии движения, всегда будет в движении, если ничто другое не остановит ее, хотя основание в первом и во втором случае одно и то же (а именно, что ни одна вещь не может сама менять свое состояние). Объясняется это тем, что люди судят по себе не только о других людях, но и о всех других вещах, и так как после движения они чувствуют боль и усталость, то полагают, что всякая вещь устает от движения и ищет по собственному влечению отдых; при этом рассуждающие так не спрашивают себя, не есть ли само это желание покоя, которое они в себе находят, лишь другое движение. Раз тело находится в движении, оно будет двигаться (если что-нибудь не помешает этому) вечно, и, что бы ни препятствовало этому движению, оно прекратит его не мгновенно, а лишь в определенный промежуток времени и постепенно. Подобно тому как мы наблюдаем в воде, что волны продолжают еще катиться долгое время, хотя ветер уже стих, то же самое бывает с тем движением, которое производится во внутренних частях человека, когда он видит наяву, когда ему снится и т. д. Ибо, после того как объект удален или глаза закрыты, мы все еще удерживаем образ виденной вещи, хотя и более смутно, чем когда мы ее видим. Именно это римляне называют воображением – от образа, полученного при зрении, применяя это слово, хотя и неправильно, ко всем другим ощущениям. Но греки называют это фантазией, что означает призрак и что применимо как к одному, так и к другому ощущению. Воображение есть поэтому лишь ослабленное ощущение и присуще людям и многим другим живым существам, как во сне, так и наяву. Ослабление ощущения у бодрствующих людей есть не ослабление движения, произведенного при ощущении, а лишь затемнение его, подобно тому как свет солнца затемняет свет звезд. Звезды днем не в меньшей степени, чем ночью, проявляют те качества, благодаря которым они бывают видимы. Но так как из всех раздражении, которые наши глаза, уши и другие органы получают от внешних тел, мы ощущаем лишь преобладающее, то ввиду преобладания света солнца мы не ощущаем действия звезд. Вот почему если какой-нибудь объект удаляется от наших глаз, то, хотя впечатление, произведенное им, остается, все же ввиду того, что его место заступают другие, более близкие объекты, которые действуют на нас, представление прежнего объекта затемняется и слабеет, подобно тому, как это бывает с человеческим голосом в шуме дня. Отсюда следует, что, чем длительнее время, протекшее после акта зрения или ощущения какого-нибудь объекта, тем слабее его образ, так как непрерывное изменение человеческого тела с течением времени разрушает частицы, находящиеся в движении в акте ощущения.
Расстояние во времени и в пространстве, таким образом, оказывает на нас одно и то же действие. Подобно тому, как предметы, видимые нами на большом расстоянии, представляются нам тусклыми и не имеющими мелких деталей, а слышимые голоса становятся слабыми и нерасчлененными, точно так же после большого промежутка времени слабеет наш образ прошлого, и мы забываем (к примеру) отдельные улицы виденных нами городов, многие отдельные обстоятельства событий. Это ослабленное ощущение, когда желаем обозначить саму вещь (т.е. вообразить саму ее), мы называем, как я сказал, представлением. Но когда мы желаем выразить факт ослабления и обозначить, что ощущение поблекло, устарело и отошло в прошлое, мы называем его памятью. Таким образом, представление и память обозначают одну и ту же вещь, которая лишь в зависимости от различного ее рассмотрения имеет разные названия. Богатая память, или память о многих вещах, называется опытом. Опять-таки, так как мы имеем представление лишь о тех вещах, которые мы раньше восприняли ощущением целиком сразу или по частям в разное время, то в первом случае, – например, когда мы представляем весь объект, как он представился ощущению, – мы имеем простое представление; так мы представляем себе человека или лошадь, которых мы видели раньше; во втором же случае мы имеем сложное представление, например, когда мы от созерцания человека в одно время и лошади в другое время создаем в уме образ кентавра. Таким образом, когда человек складывает образ своей собственной личности с образом действий другого человека, воображая себя, например, Геркулесом или Александром Македонским, то мы имеем сложное представление и, собственно говоря, умственную фикцию. Бывают также другие представления, возникающие у людей (хотя и бодрствующих) от слишком сильного воздействия на органы ощущения. Так, например, если мы загляделись на солнце, впечатление образа солнца остается перед нашими глазами долгое время спустя; точно так же человек, долго и интенсивно работавший над геометрическими фигурами, будет и в темноте (несмотря на то, что он бодрствует) иметь перед глазами образы линий и углов. Так как этот род фантазии обыкновенно не приходится к слову в разговорах людей, то он и не имеет особого названия.
Представления спящих людей мы называем сновидениями. Эти последние так же (как все другие представления) были раньше целиком или частями в ощущении. Но мозг и нервы, эти необходимые органы ощущения, слишком скованы сном и с трудом могут быть движимы действием внешних объектов, чтобы испытывать ощущения. Поэтому сновидения могут иметь место лишь постольку, поскольку они проистекают из возбуждения внутренних частей человеческого тела. Когда эти внутренние части бывают раздражены, то они в силу их связи с мозгом и другими органами держат последние в состоянии движения, ввиду чего прежде приобретенные представления появляются, как если бы человек бодрствовал, и раз органы ощущения столь скованы, что нет ни одного нового объекта, который мог бы овладеть ими и затемнить эти представления более сильным впечатлением, то сновидения по необходимости должны быть более яркими при этом бездействии ощущений, чем наши представления наяву. Отсюда проистекает трудность, а в отношении многих представлений – невозможность точного различения между ощущением и сном. Что касается меня, то, принимая во внимание, что во сне я не часто и не постоянно думаю о тех же лицах, местах, предметах и действиях, о которых думаю наяву, и что я не припоминаю во сне такого длинного ряда связанных мыслей, как в другое время, а также ввиду того, что в бодрствующем состоянии я часто замечаю нелепость моих сновидений, но никогда не думаю во сне о нелепости своих мыслей наяву, то я вполне убежден, что, находясь в бодрствующем состоянии, я не сплю, хотя во сне и воображаю себя бодрствующим. Так как мы видим, что сновидения порождаются раздражением некоторых внутренних частей тела, то разные раздражения необходимо должны вызывать различные сны. Вот почему пребывание в холоде порождает страшные сны и вызывает мысль и образ чего-то страшного (ибо движение от мозга к внутренним частям и от внутренних частей к мозгу бывает взаимно); и так как гнев порождает жар в некоторых частях тела, когда мы бодрствуем, то слишком сильное нагревание тех же частей, когда мы спим, порождает гнев и вызывает в мозгу образ врага. Точно так же – если естественная красота вызывает желание, когда мы бодрствуем, а желание порождает жар в некоторых других частях тела, то слишком большой жар в этих частях, когда мы спим, вызывает в мозгу образы прекрасного. Короче говоря, наши сновидения – это обратный порядок наших представлений наяву. Движение в бодрствующем состоянии начинается на одном органе, а во сне – на другом.
Труднее всего отличить сновидения человека от его мыслей наяву, когда мы по какой-нибудь случайности не замечаем, что спали, как это легко может случиться с человеком, которого тяготят страшные мысли и сильные укоры совести, а также с человеком, который спит, не раздеваясь и не в постели, например с тем, кто дремлет, сидя в кресле. Ведь если какое-нибудь необычайное и необъяснимое явление представится тому, кто раздевается перед сном и старательно готовится ко сну, то он вряд ли примет это за нечто иное, чем сон. Мы читаем о Марке Бруте (которому Юлий Цезарь спас жизнь и который был также фаворитом последнего и, тем не менее, убил его), что он в ночь накануне сражения при Филиппах, данного им Августу Цезарю, видел ужасное явление, о котором историки обычно рассказывают как о видении. Но, принимая во внимание обстоятельства, можно легко догадаться, что это был лишь короткий сон. В самом деле, сидя в своей палатке, задумавшись и будучи в ужасе от своего безрассудного деяния, он легко мог, вздремнув в прохладе, видеть сон о том, что его более всего ужасало. Тот же страх, по мере того как Брут постепенно просыпался, неизбежно должен был также заставлять явление постепенно исчезнуть. Брут же, не уверенный в том, что он спал, не мог иметь никакого основания считать это сном или чем-либо иным, а не видением. Такие случаи нередки, ибо даже совершенно бодрствующие люди, если они робки и суеверны, начинены всякими страшными сказками и, находясь одни в темноте, подвержены подобного рода иллюзиям. Они верят, что видят бродящих по кладбищу духов и привидения умерших людей, между тем как это лишь их фантазия или же проделка некоторых лиц, пользующихся подобным суеверным страхом, чтобы пройти ночью переодетыми в такие места, посещение которых они желали бы оставить в тайне.
Вследствие незнания, каким образом отличить сновидения и другие яркие фантастические образы от того, что мы видим и ощущаем наяву, и возникло в прошлом большинство религий язычников, поклонявшихся сатирам, фавнам, нимфам и т.п. В настоящее время такое незнание порождает у невежественных людей их мнения о русалках, привидениях, домовых и могуществе ведьм. Ибо, что касается ведьм, я полагаю, что их колдовство не есть реальная сила, и, тем не менее, я думаю, что их справедливо наказывают за их ложную уверенность, будто они способны причинять подобное зло, – уверенность, соединенную с намерением причинить это зло, будь они на то способны. Их колдовство ближе к религии, чем к искусству и науке. Что же касается русалок и бродячих привидений, то я полагаю, что такие взгляды распространялись или не опровергались с целью поддерживать веру в полезность заклинания бесов, крестов, святой воды и других подобных изобретений духовных лиц. Не приходится, конечно, сомневаться в том, что Бог может сотворить сверхъестественные явления. Но что Бог это делает так часто, что люди должны бояться таких вещей больше, чем они боятся приостановки или изменения хода природы, что Бог тоже может совершить, – это не является догматом христианской веры. Под тем предлогом, что Бог может сотворить всякую вещь, дурные люди смело утверждают все что угодно, если только это служит их целям, хотя бы они сами считали это неверным. Разумный человек должен верить этим людям лишь постольку, поскольку правильное рассуждение заставляет считать правдоподобным то, что они говорят. Если бы эта суеверная боязнь духов была устранена, а вместе с ней и предсказания на основании снов, ложные пророчества и другие, связанные с этим вещи, при помощи которых хитрецы и властолюбцы околпачивают простодушный народ, то люди были бы более склонны повиноваться гражданской власти, чем это имеет место теперь. Искоренение таких предрассудков должно было быть делом школьных учителей, но последние скорее потакают такого рода воззрениям, ибо (не зная, что такое представление или ощущение) они учат по традиции: одни говорят, что представления возникают сами по себе и не имеют никакой причины, другие – что они обычно порождаются волей и что добрые мысли вдуваются в человека (внушаются ему) Богом, а злые мысли – дьяволом или что добрые мысли влиты (вселены) в человека Богом, а злые – дьяволом. Некоторые говорят, что ощущения получают образы вещей и передают их общему ощущению, а общее ощущение передает их воображению, а воображение – памяти, а память – способности суждения, точно речь идет о вещах, переходящих из рук в руки, и все это с большим количеством слов, которые ровным счетом ничего не объясняют. Представление, которое вызывается в человеке (или в каком-нибудь другом существе, одаренном способностью иметь представления) словами или другими произвольными знаками, есть то, что мы обычно называем пониманием, и оно имеется и у человека, и у животного. Ибо собака, как и многие другие животные, по привычке будет понимать зов или порицание своего хозяина. Понимание же, составляющее специфическую особенность человека, состоит в понимании не только воли другого человека, но и его идей и мыслей, поскольку последние выражены последовательным рядом имен вещей, соединенных в утверждения, отрицания и другие формы речи.
ГЛАВА III. О ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ ИЛИ СВЯЗИ ПРЕДСТАВЛЕНИИ
Под последовательностью, или связью мыслей, я понимаю то следование мыслей друг за другом, которое называют (в отличие от речи, выраженной словами) мысленной речью. Когда человек думает о какой-нибудь вещи, то непосредственно следующая за этим мысль не является совершенно случайной, как это кажется. Мысли не следуют безразлично одна за другой. Напротив, подобно тому, как мы не имеем никакого представления о том, чего не было когда-то целиком или частично в нашем ощущении, точно так же мы не имеем перехода от одного представления к другому, если мы никогда раньше не имели подобного перехода в наших ощущениях. Это имеет следующее основание. Все представления суть движения внутри нас, являющиеся остатками движений, произведенных в ощущении. И те движения, которые непосредственно следуют друг за другом в ощущении, продолжают следовать в том же порядке и после исчезновения ощущения, так что если предыдущее движение снова имеет место и является преобладающим, то последующее в силу связанности движимой материи следует за ним таким же образом, как вода на гладком столе следует в том направлении, в котором какая-либо капля ее водится пальцем. Но так как за одной и той же воспринятой вещью в ощущении иногда следует одна вещь, а иногда другая, то с течением времени случается, что, представляя себе одну вещь, мы не можем сказать с уверенностью, каково будет наше ближайшее представление. Одно лишь можно уверенно сказать, а именно что это будет нечто следовавшее за имеющимся у нас представлением в то или иное время ранее.
Связь мыслей, или мысленная речь, бывает двоякого рода. Первого рода связь не упорядочена, не скреплена определенным намерением и не постоянна. В ней нет захватывающей мысли, которая владела бы следующими за ней мыслями и направляла бы их к себе как к желательной и страстной цели. В таком случае мысли, как говорят, блуждают и кажутся не подходящими друг к другу, подобно тому, как это бывает во сне. Таковы обычно мысли тех людей, которые не только находятся вне общества, но и ничем определенным не озабочены. Хотя в таком состоянии их мысль работает так же, как и в другое время, но без всякой гармонии, как звуки, которые издает расстроенная лютня или настроенная – под руками того, кто не умеет играть. Но и в этой беспорядочной скачке мыслей часто можно открыть определенное направление и зависимость одной мысли от другой. Например, казалось бы, что может быть нелепее – при разговоре о нынешней гражданской войне задать вопрос (как это сделал один собеседник) о ценности римского сребреника. Однако для меня связь вполне очевидна. Именно мысль о войне повела к мысли о выдаче короля его врагам, а эта мысль повлекла за собой мысль о том, как был предан Христос, что в свою очередь навело на мысль о 30 сребрениках, которые были ценой предательства, а отсюда легко вытекал приведенный ядовитый вопрос, и все это в течение одного мгновения, ибо мысли текут быстро. Второго рода связь более постоянна, так как она упорядочивается каким-нибудь желанием или намерением. Ибо впечатление, произведенное вещью, которую мы желаем или боимся, сильно и непрерывно, или же (в случае его временного исчезновения) оно быстро возвращается; иногда оно бывает настолько сильно, что нарушает наш сон. От желания возникает мысль о некоторых средствах, при помощи которых, как нам уже довелось видеть, достигалось нечто подобное тому, к чему мы стремимся, а от этой мысли - мысль о средствах достижения этих средств и т. д., пока мы не доходим до некоего начала, находящегося в нашей собственной власти. Так как цель благодаря силе произведенного ею впечатления часто приходит на ум, то, если мысли начинают блуждать, они опять быстро приводятся в порядок. Это было замечено одним из семи мудрецов и побудило его предписать людям то правило, которым теперь пренебрегают, а именно: во всех ваших действиях чаще имейте перед глазами то, чего вы хотите достигнуть, как ту вещь, которая направляет все ваши мысли на путь к достижению цели.
Упорядоченная связь мыслей бывает двоякого рода. Связь одного рода имеется тогда, когда мы, имея какое-нибудь воображаемое следствие, ищем производящие его причины или средства; такая связь присуща как человеку, так и животному. Связь другого рода имеется тогда, когда, представляя какую-нибудь вещь, мы ищем все возможные следствия, которые могут быть произведены ею, иначе говоря, представляем себе, что мы можем делать с ней, когда будем ею владеть. Признаков этого рода связи мыслей я никогда не наблюдал ни у кого другого, кроме как у человека, ибо такого рода любопытство вряд ли присуще какому-нибудь живому существу, имеющему лишь чувственные страсти, каковы голод, жажда, похоть и гнев. Короче говоря, мысленная речь, если она направляется какой-нибудь целью, есть искание или способность к открытиям, то, что римляне называли – выискивание причин какого-нибудь настоящего или прошлого следствия какой-нибудь настоящей или прошлой причины. Бывает иногда, что человек ищет то, что потерял. В этом случае с целью обнаружить, где и когда случилась пропажа, он мысленно возвращается с одного места на другое, от одного момента времени к другому, начиная с того места и момента, где и когда он впервые заметил пропажу. Это делается с целью найти определенные и ограниченные моменты времени и пространства, в которых надо начать систематические поиски. Отсюда его мысль снова пробегает те же места и моменты, чтобы найти, какое действие или случай были причиной его потери. Это мы называем воспоминанием, или вызыванием в уме. Бывает иногда, что человек знает определенное место, в пределах которого ему следует искать; тогда он мысленно пробегает по всем его частям таким же образом, как потерявший драгоценность стал бы искать ее, бегая с места на место по комнате, или же как гончая рыщет по полю, пока не найдет след.
Иногда человек желает знать последствия какого-нибудь действия, и тогда он представляет себе подобное действие в прошлом и его результаты, предполагая, что одинаковое действие приводит к одинаковым последствиям. Например, тот, кто предвидит, что последует за преступлением, вспоминает, какие последствия подобного преступления он наблюдал раньше, при этом ход его мыслей следующий: преступление, представители власти, тюрьма, судья, виселица. Этот род мыслей называется предвидением, благоразумием или предусмотрительностью, а иногда – мудростью, хотя такая догадка вследствие трудности наблюдать все обстоятельства бывает очень обманчива. Но, несомненно одно: чем богаче опыт человека, тем он более благоразумен и реже обманывается в своих ожиданиях. Только настоящее имеет бытие в природе, прошедшее имеет бытие лишь в памяти, а будущее не имеет никакого бытия. Будущее есть лишь фикция ума, применяющего последствия прошлых действий к действиям настоящим, что с наибольшей, но не абсолютной уверенностью делает тот, кто имеет наибольший опыт. И хотя мы говорим о благоразумии, когда результат отвечает нашему ожиданию, однако по существу это лишь предположение, основанное на вероятности. Ибо предвидение будущих вещей, которое есть провидение, присуще лишь тому, чьей волей это будущее должно быть вызвано к жизни. Лишь от него одного и сверхъестественным путем исходит пророчество.
ГЛАВА VIII. О ДОСТОИНСТВАХ, ОБЫЧНО НАЗЫВАЕМЫХ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫМИ, И О ПРОТИВОСТОЯЩИХ ИМ НЕДОСТАТКАХ
Достоинство вообще во всякого рода субъектах есть нечто, что ценится за превосходство и состоит в сравнении. Ибо если бы все было одинаково во всех людях, ничто бы не ценилось. И под интеллектуальными достоинствами всегда подразумеваются такие умственные способности, которые люди хвалят, ценят и которыми желают обладать. Все эти способности имеют общее название большой ум. Эти достоинства бывают двух видов: природные и благоприобретенные. Под природными я понимаю не то, что человек имеет от рождения, ибо от рождения человек имеет лишь ощущение, в отношении этого люди так мало отличаются друг от друга и от остальных животных, что ощущение нельзя считать достоинством. Под природным я подразумеваю лишь тот ум, который приобретается практикой, опытом, без метода, культуры и обучения. Этот природный ум заключается главным образом в двух вещах: быстроте воображения (быстрое следование одной мысли за другой) и неустанной устремленности к какой-либо избранной цели. Наоборот, медленное воображение составляет тот умственный дефект, или недостаток, который обычно называется косностью, тупостью, а иногда другими именами, обозначающими медленность движения или трудность приведения в движение. Помимо необходимости сочетать с хорошей фантазией способность различения времени, места и лиц требуется также частное приспособление мыслей к их цели, т. е. к некоторому применению, которое должно быть из них сделано. При наличии этих данных тот, кто обладает этим качеством, будет иметь большой запас иллюстрировать его разговор и украшать его новыми и меткими метафорами, но также благодаря оригинальности этих метафор. Однако без постоянства и устремленности к определенной цели большая фантазия есть своего рода сумасшествие. Этого рода сумасшествие мы наблюдаем у тех, кто, начиная разговор, отвлекается от своей цели всякой вещью, которая ему приходит в голову, и запутывается в столь многих и длинных отступлениях и вводных предложениях, что совершенно теряет нить разговора. Для этого рода сумасшествия я не знаю специального имени. Однако причинами его являются: иногда недостаток опыта, вследствие чего человеку представляется чем-то новым и редким то, что другим не представляется таковым; иногда малодушие, по причине которого человеку кажется великим то, что другие люди считают мелочью, а все, что ново и велико и потому считается подходящей темой для разговора, отвлекает человека от намеченного им направления его беседы. Если человек, поставивший перед собой определенную цель, пробегает в мыслях множество вещей и замечает, как они ведут его к этой цели или к какой цели они могут вести, то, в случае если такая наблюдательность нелегко дается или необычна, этот ум называется благоразумием, и он обусловливается богатым опытом и памятью о подобных вещах и дальнейших их последствиях. Разница между людьми в отношении благоразумия не так велика, как в отношении фантазии и способности суждения, ибо опыт людей одинакового возраста различен не столько количественно, сколько качественно – в зависимости от различных поводов, так как каждый человек имеет свои особые задачи. Управлять хорошо семьей или королевством есть не разные степени благоразумия, а разного вида дела в такой же мере, как нарисовать портрет в миниатюре, или в натуральную величину, или в увеличенном размере не есть разные степени искусства. Обычный отец семейства проявляет больше благоразумия в делах своего собственного дома, чей тайный советник – в делах другого человека. Причины различий ума разных людей кроются в страстях, а различие страстей обусловливается отчасти различным строением тела, а отчасти различным воспитанием. В самом деле, если это различие проистекало бы от строения мозга и других органов ощущения, будь то внешних или внутренних, то люди различались бы в отношении их зрения, слуха и других ощущений не меньше, чем в отношении их фантазии и рассудительности. Источником указанного различия являются, поэтому страсти, которые различаются в зависимости не только от телосложения людей, но также от их привычек и воспитания. Страстями, более всего обусловливающими различия ума, являются главным образом желания власти, богатства, знания или почестей.
Страстью, которая при известной силе и продолжительности переходит в сумасшествие, является или большое тщеславие, которое обычно называется надменностью или высокомерием, или большая душевная угнетенность. Высокомерие делает человека склонным к гневу, крайностью чего является сумасшествие, называемое яростью или неистовством. И бывает, что чрезмерное желание мести, когда оно становится обычным, приводит в расстройство органы и переходит в неистовство. Чрезмерная любовь, соединенная с ревностью, переходит также в неистовство. Слишком высокое мнение человека о самом себе, о своем божественном вдохновении, о своей мудрости, учености, красоте и т. п. становится сумасшествием и взбалмошностью, а когда сочетается с завистью, то становится бешенством. Преувеличенное мнение об истинности какой-нибудь вещи, оспариваемой другими, есть бешенство. Душевная угнетенность делает человека склонным к беспричинному страху, что является сумасшествием, обычно называемым меланхолией. Последняя проявляется в различных формах, как, например, в частом посещении уединенных мест и могил, странном поведении и в боязни то одной, то другой вещи. Одним словом, все страсти, которые обусловливают странное и необычное поведение, называются общим именем – сумасшествием. А что касается разных видов сумасшествия, то всякий, кто даст себе труд, может насчитать их легион. И если чрезмерность есть сумасшествие, то нет сомнения, что и сами страсти, когда они направлены к злу, суть различные степени сумасшествия.
ГЛАВА XII. О РЕЛИГИИ
Религия только в человеке. Ввиду того что все признаки, все плоды религии находятся лишь в человеке, нет никакого основания сомневаться в том, что и семя религии находится лишь в человеке и состоит в некотором специфическом качестве или по крайней мере в таком значительном развитии этого качества, которого нельзя найти в других живых созданиях. Во-первых, из-за его желания знать причины. Во-первых, человеческой природе свойственно доискиваться причин наблюдаемых событий. Такая любознательность присуща одним людям в большей, другим – в меньшей степени, но всем – в такой мере, чтобы доискиваться причин своего счастья и несчастья. Во-вторых, при виде какой-нибудь вещи, имеющей начало, человеку свойственно также думать, что эта вещь имеет причину, определившую начало ее именно в данный момент, а не раньше или позже. В-третьих, в отличие от животных, которые в силу отсутствия у них способности наблюдать и запоминать порядок, последовательность и взаимную зависимость видимых ими вещей очень мало или совсем не способны предвидеть будущее и счастье которых поэтому состоит лишь в ежедневном удовлетворении их потребности в пище, покое и похоти, – в отличие от животных человек замечает, как одно событие производит другое, и запоминает в них предыдущее и последующее. А если он не может выявить истинных причин вещей, он строит насчет этих причин предположения, внушаемые его собственной фантазией, или полагается на авторитет других людей, а именно тех, кого считает друзьями и более мудрыми, чем он сам. Четыре вещи – естественные семена религии. И в этих четырех вещах: в представлении о привидениях, незнании вторичных причин, покорности по отношению к тому, чего люди боятся, и в принятии случайных вещей за предзнаменования – состоит естественное семя религии, которое в силу различных фантазий, суждений и страстей разных людей развилось в церемонии, столь различные, что те, которые практикуются одним человеком, в большинстве случаев кажутся смешными другому.
Вопросы и задания к тексту:
1. Каким образом у человека возникают мысли об объектах внешнего мира?
2. С чего начинается познание мира человеком?
3. В чём проявляется механицизм Т.Гоббса при описании процесса возникновения у человека ощущений?
4. Каким образом Т.Гоббс определяет такое качество человека, как «воображение»?
5. Каким образом время и пространство влияют на ощущения человека?
6. Что такое «представление», «память» и «опыт», по мнению автора? Какие Т.Гоббс выделяет виды представлений?
7. Что такое «сновидения» и от чего зависит их содержание? В каких ситуациях человеку трудно отличить сновидения и мысли наяву?
8. По каким причинам, по мнению Т.Гоббса, возникли религии?
9. Чем отличается способность к пониманию у животных и у людей?
10. Почему мысли человека не хаотичны, а связаны?
11. Что такое «мысленная речь» и какие два рода такой речи выделяет автор?
12. Какого рода упорядоченные мысли есть и у животных, и у людей? А какие есть только у человека?
13. Что такое «благоразумие»? Почему благоразумие человека напрямую связано с его жизненным опытом?
14. Что такое «интеллектуальное достоинство и какие два вида его существуют?
15. Почему Т.Гоббс считает, что «религия только в человеке»? Согласны ли вы с мнением автора? Если да, то – в чём? Если нет, то – почему?