Здравый смысл на эскалаторе социожурналистики
Всякое сравнение хромает, и тем не менее... Петербургское метро знаменито своей глубиной. Только подойдя к длинному эскалатору и с его первых пяти ступенек можно увидеть всю движущуюся ленту, уносящую вверх вечно спешащих пассажиров. Затем взгляд упирается в спины и головы впереди стоящих, перспектива закрывается.
Те первые пять ступенек, дающие возможность увидеть перспективу и лучше понять механизм движения, и есть своего рода точки (координаты) социологического мышления,которое формируется, если ты стоишь на эскалаторе социожурналистики. А когда ты, как в спины, упираешься в «голые» факты («теория первородства факта»), то понять существо явления тебе не дано, хотя, возможно, есть и литературный талант, и журналистская хватка. В лучшем случае – проинформируешь, а в худшем – выступишь в роли «ретранслятора», как с горечью назвала своих коллег журналистка Евг. Альбац, размышляя о начавшейся в 1990-х годах и продолжающейся до сих пор информационной войне в России (Новая газета. 1997. 8–14 дек.).
Еще Сократ в своих диалогах с учениками выдвинул тезис: «Единственное, что я знаю, это то, что я ничего не знаю». Он подводил слушателей к выводу о том, что обыденный рассудок, основывающийся на чувственных наблюдениях и привычных представлениях, дает лишь мнимое знание – знание «последних слов». Продолжая сократовскую линию рассуждений, Ф. Энгельс писал: «Но здравый человеческий рассудок, весьма почтенный спутник в четырех стенах своего домашнего обихода, переживает самые удивительные приключения, лишь только он отважится выйти на широкий простор исследования»[175][37]. И все же, несмотря на то, что обыденное сознание не в силах разобраться в противоречии между сущностью и явлением, в антиномиях природы и общества, оно выполняет весьма важные функции в жизни человека и социумов. Назовем некоторые из них: непосредственное отражение общественного бытия в чувственно-эмпирической форме, передача накопленного людьми эмпирического опыта, обычаев и традиций, осуществление связи между людьми, сообщение о новых знаниях, вошедших в массовое сознание, и др. Уже сам по себе далеко не полный перечень этих функций свидетельствует о недопустимости противопоставления обыденного сознания социологическому. Это положение следует подчеркнуть особо, так как дело в каждом конкретном случае заключается в методах мышления и глубине познания.
Социолог 3. Бауман называет несколько изначальных отличий социологии от здравого смысла по отношению к общей для них сфере – человеческому опыту.
w Социологически мыслящий человек в анализе действительности и выводах не будет основываться только на собственных убеждениях, и скрывать «кухню» исследования, подлежащую общественному контролю и проверке. Поэтому для него строгим правилом служит ответственность за высказывания, что является важным атрибутом науки.
w Второе отличие – в размере «поля», на котором собирается материал для выработки суждений. Обычно оно ограничивается жизненным миром самой личности или социальных и профессиональных групп. Знание, полученное из этого источника, страдает неполнотой и фрагментарностью, оно не раскрывает перспектив развития явления и может «потонуть» в потоке дискретных сообщений. Не случайно древние мыслители утверждали, что quiniminn probat nihil probat (слишком много доказательств равно их отсутствию).
w В-третьих, социология и здравый смысл отличаются тем, каким способом они придают смысл человеческой деятельности, какими удовлетворяются объяснениями по поводу того, что все устроено так, а не иначе. Рассуждая обыденным образом, мы довольствуемся случайным, ситуативным выводом и тем самым скрываем подлинные причинно-следственные связи. «Рассуждая социологически, мы предпринимаем попытку... анализа многообразных зависимостей».
w И, наконец, все знакомое, привычное обладает свойством самообъяснения: «вещи таковы, каковы они есть, люди таковы, каковы они есть, – и с этим ничего не поделаешь». Социологическое же мышление все подвергает сомнению, ставит «злые» вопросы и ищет ответы, взрывающие уютную и спокойную обыденную жизнь. В результате оказывается, что всегда есть альтернативы привычному, «единственному и естественному» существованию[176][38].
Таким образом, социологическое мышление по своей природе альтернативно, плюралистично, иронично по отношению к себе, оно допускает разные пути к истине и ставит под сомнение первородство факта над теоретическим знанием и самое главное – способно глубоко вскрывать причинно-следственные связи как между фактами, так и между порождающими их процессами.
Как уже отмечалось в начальных разделах нашей книги, социологическая культура журналиста начинается с уважения к точному знанию и ее носителю. Уместно вспомнить основной постулат интеллектуальной этики Сократа: «Есть только одно благо – знание и только одно зло – невежество». Этой позиции придерживались основоположники научной социологии – О. Конт, К. Маркс, М. Вебер, Э. Дюркгейм и др., на ней стоят и квалифицированные обществоведы наших дней. К сожалению, значительной массе журналистов свойственны скоропалительность суждений, эмоциональные, поспешные и необоснованные обобщения, основанные на упрощенной логике здравого смысла и стереотипизации мышления. Свидетельством тому – укоренившаяся монологическая (а не диалогическая) модель общения, которая проявляется даже в таких «беседных» жанрах СМИ, как интервью, «круглый стол» и др. Привычка к дидактическому поучению, нередко приобретающему менторский тон, возникает из завышенного представления о себе как о «четвертой власти», взятого из политической мифологии и журналистского фольклора. Неуважение к знанию и опыту специалистов можно без труда обнаружить в творчестве ведущих весьма известных и популярных программ телерадиовещания.
Приведем данные сравнительного анализа культуры общения в эфире нескольких радиопрограмм: российских «круглых столов» – с одной стороны, и дискуссионных программ радиостанций «Свобода», «Немецкая волна» и «Голос Америки» – с другой стороны.
Сопоставление свидетельствует не в пользу наших соотечественников. Если российские ведущие позволяют себе прерывать приглашенных специалистов, подменять предмет обсуждения, делать под занавес передачи некомпетентные заключения, то их зарубежные коллеги демонстрируют более высокую культуру диалога и профессионализм. Перед каждой дискуссией комментатор радио «Свобода» обязательно сообщает, что в ней участвуют такие ролевые фигуры, как «вовлеченный» (журналист из России), «отстраненный» (западный корреспондент) и «объективный» (сотрудник «Свободы»). В случае несогласия с точкой зрения интервьюируемого западные журналисты высказывают его в ходе беседы, а не после ее завершения, как это постоянно позволяют себе делать телеведущие В. Познер («Времена») и Н. Сванидзе («Зеркало»). «Немецкая волна» обычно заканчивает интервью с политиками и специалистами обращением к аудитории: «Оценить выраженные взгляды вы сможете сами». «Голос Америки», как правило, воздерживается от комментирования данных социологических опросов, а официальные заявления сопровождает указанием на то, что это точка зрения правительства США.
Конечно, американские и европейские СМИ заинтересованы в распространении определенных идей и взглядов, но делают они это с соблюдением этики плюрализма и строгих правил политкорректности.
Культура социологического мышления – это важнейшее проявление культуры интеллектуальной деятельности, составляющей основу журналистского труда. Операции анализа, синтеза, восхождения к абстракции и обобщению как необходимые атрибуты познания подчиняются логическим законам и нацелены на раскрытие причинно-следственных связей между явлениями. Нарушение принципа детерминизма в журналистском анализе фактов и событий (если оно не обусловлено умышленной тенденциозностью автора и задачами манипулирования аудиторией) можно объяснить мифологизированностью сознания или проявлением аутистического мышления. Эти сложные феномены психологии исследовались в работах А.Р. Лурия, Л. Леви-Брюля, К. Леви-Стросса и др. Вот одна из иллюстраций (по Леви-Брюлю): туземец, возвращаясь с охоты или рыбной ловли с пустыми руками, ломает голову над тем, как найти человека, околдовавшего его оружие и сети. Случайно встретив туземца из соседнего селения, он делает вывод, что наконец нашел причину, и при удобном случае убивает встреченного[177][39]. Нарушение принципа причинности в логике и психологии принято обозначать софизмом «Post hoc, ergo propter hoc» (после этого, значит вследствие этого). При аутистическом мышлении чувства преобладают над реалистическими рассуждениями. Тогда, делает вывод Э. Блейлер, «логика, репродуцирующая реальные соотношения, не является руководящим началом для субъекта, и ему нет нужды считаться с действительностью»[178][40].
Мифологическая логика и аутистичность характерны не только для первобытного или больного сознания, они время от времени обнаруживают себя и в журналистских материалах. Примером может служить аналитическая публикация И. Руденко «Неужели мы рождены, чтобы «Сказку» сделать «Бомбой»», появившаяся в «Общей газете» (между прочим, до своего закрытия в 2001 г. претендовавшей на репутацию качественного издания). Автор нашла на прилавке магазина торт «Бомба», вместо привычной для нее «Сказки», и водку с убойным названием «Калашников». Это открытие стало для автора информационно-оперативным поводом для социально-психологического анализа массового сознания, истоков насилия и агрессивности в нашем обществе. Почему, спрашивает И. Руденко, поэтизируются, например, слова «киллер», ПСМ (пистолет самозарядный малогабаритный), а понятия морали и нравственности подаются как «советский атавизм»? Можно разделить с журналисткой ее эмоции, однако более чем изумляет вывод, оформленный в виде патетических вопросов: «Могут сказать: какова жизнь – таково и искусство, каково сознание людей – таков их язык. Но до каких пор мы будем следовать ленинской теории отражения, марксистскому представлению о человеке лишь как о продукте общественных обстоятельств?». Чем не леви-брюлевский «туземец»? Или, как говорят на Украине, в огороде бузина, а в Киеве дядька. Даже если алогичность все глубже укореняется в массовом сознании, журналисты должны всячески противостоять ей.
Социологическое мышление – это, прежде всего, рационалистическое мышление, в его основе лежит независимость мысли, умение брать не отдельные факты, а всю их совокупность, без исключений. Нарушение этого методологического принципа вызывает законное подозрение в том, что факты подобраны произвольно, сопределенной целью («формирование повестки дня» – так ныне называется этот журналистский и пиаровский прием).
С учетом сказанного проанализируем один пример продуктивного мышления, научно-публицистического подхода к анализу сложной и злободневной проблемы – эпидемии наркомании, захлестывающей Россию.
Расследование провели спецкор «Известий» Дмитрий Соколов-Митрич и аспирантка биофака МГУ Татьяна Путятина. Их первый объект – старинный город Кимры Тверской губернии – в прошлом центр хлеботорговли и сапожного дела, позднее – родина советского авиастроения, а ныне столица наркоманов Центральной России. Второй объект – муравейники средней полосы России. Результаты анализа опубликованы в двух номерах газеты, в каждом по полосе (2003. 12, 13 авг.). Первая полоса – «Гибель муравейника. Стадия первая – “Заражение”», вторая – «Сопротивление муравейника. Стадия вторая “Облик врага”». Применяется такой прием, как социологическая метафора: «По своему общественному устройству муравьи – наиболее близкие человеку существа на Земле. Каждое новое открытие в мирмекологии (наука о муравьях) лишь подтверждает это». Ученые-мирмекологи заметили, что иногда муравейники без видимых причин гибнут в считанные месяцы, хотя могут жить 20–50 и более лет. Причина гибели – жук-паразит – ломехуза, которая «взрывает» муравейник изнутри, так как, зная «язык» муравьев, беспрепятственно проникает внутрь него и одаривает «воинов» и рабочих муравьев веществом, которое оказывает на них наркотическое воздействие. Постепенно сообщество, неспособное отказаться от наркотика, деградирует и погибает. Молодые ломехузы, которых вскормили погибшие муравьи, принимая их за своих, перебираются в другие муравейники. Город Кимры, как и муравейники, поражен наркотиками и находится на краю гибели. Авторы с научной беспощадностью, сбросив «журналистские очки» и отказавшись от конструирования фактов, провели критический анализ причинно-следственных связей, выявили кимровских «ломехуз». Но главное в социологических очерках «Известий» состоит не в том, что авторы исследовали причины несчастья, а в том, что они подробно и заинтересованно рассказали об опыте борьбы с наркоманией в других местностях и встали на защиту общественного фонда «Город без наркотиков».
Почему авторы «Известий» смогли увидеть то, что не увидели или мимо чего прошли другие? Дело в типе мышления, мировоззренческих и нравственных принципах журналистов. Известный американский психолог Карл Роджерс в свое время говорил, что социальному психологу (а журналист должен им быть по роду своей деятельности) необходимо обладать тремя качествами: децентрацией – умением стать на позицию другого человека и понять его, эмпатией – способностью принять эмоциональное состояние другого и аутентичностью – способностью оставаться самим собой и не поступаться своими принципами. Представляется, что эти качества в сочетании с научностью и независимостью мышления в конечном итоге составляют сущность социологического мышления журналиста.
Эмоциональный мозг
Термин этот взят из монографии «Эмоциональный мозг. Физиология. Нейроанатомия. Психология эмоций» П.В. Симонова, автора и разработчика информационной теории эмоций. Понятие «эмоциональный мозг», по мнению автора, полнее передает диалектическое единство интеллектуальных и аффективно-волевых сфер высшей нервной деятельности человека, чем традиционное деление психических явлений на интеллектуальные, эмоциональные и волевые (разум, чувство, воля)[179][41]. Интеллектуальная культура – это не только рационалистический мир понятий, суждений, умозаключений и категорий, но и сфера эмоционально-волевой жизни, нравственности, моральных стимулов, мотивов и потребностей человека. В свое время Дж. Локк утверждал, что «нет ничего в разуме, чего не было бы в чувствах», а Д. Юм видел в идеях лишь «бледные тени чувств». Идя вслед за Локком и Юмом, можно обнаружить в социологическом сознании «эмоциональный мозг», без которого не совершаются ни мышление, ни любая иная человеческая деятельность. «Мысль рождается не из другой мысли, – писал Л.С. Выготский, – а из мотивирующей сферы нашего сознания, которая охватывает наши влечения и потребности, наши интересы и побуждения, наши аффекты и эмоции. За мыслью стоит аффективная и волевая тенденция. Только она может дать ответ на последние «почему» в анализе мышления»[180][42]. Здесь раскрыты как генезис, так и основные функции «эмоционального мозга». «Эмоции необходимы для выживания и благополучия человека, – указывает один из создателей теории дифференциальных эмоций Кэррел Э. Изард. – Не обладая эмоциями, т.е. не умея испытывать радость и печаль, гнев и вину, мы не были бы в полной мере людьми. Эмоции стали одним из признаков человечности»[181][43]. Благодаря эмоциям человек сопереживает чужим чувствам (эмпатия), вырабатывает новый по сравнению с когнитивным тип мотивации и успешной адаптации.
Особенностью профессионального сознания журналиста является, пользуясь терминами И.П. Павлова, органичное соединение «художественного» и «мыслительного» типов высшей нервной системы. Сам объект деятельности журналиста (жизнь социума и человека в нем) и ее цель (воздействие на сознание и поведение аудитории) требуют сложного и противоречивого сочетания понятийного и образного, объективного и субъективного начал. Внесение в эту конструкцию социологического сознания страхует журналиста от избыточной субъективности и упорядочивает эмоционально-эмпирическое восприятие действительности. Грубо говоря, чувства, оплодотворенные интеллектом, становятся острее, глубже, многомерней. Отвечая одному из своих критиков, Платон как-то заметил: «Ты видишь только лошадей, а не лошадность потому, что у тебя есть глаза, но нет ума». Социологическое мышление в значительной степени определяет культуру функционирования «эмоционального мозга» журналиста, он не только глубже видит, но и тоньше чувствует, что является необходимым условием для развития такого профессионального качества, как эмпатия.
Неотъемлемым компонентом социологического сознания является сознание нравственное,которое исследуется и философами, и психологами, и социологами. Широко известный «категорический императив» Им. Канта (от лат. imperativus –повелительный) гласит: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же как к цели, и никогда не относился бы к нему только как средству»[182][44]. В условиях нынешней российской действительности, жестко формирующей «рыночные характеры» и сознание бездуховного «одномерного человека» (по определениям Э. Фромма и Г. Маркузе) журналисту особенно важно внутренне усвоить этот императив.
Наибольшую тревогу вызывает использование как в мировых так и в российских СМИ двойных (если не тройных) нравственных стандартов при отражении действительности и ее оценках. Тенденция эта идет из области политики и государственного давления на прессу. Писатель А.И. Солженицын охарактеризовал данное глобальное явление как «лицемерие на исходе XX века». Двойные стандарты используются при характеристике исторического прошлого и настоящего, деятельности партий, организаций, отдельных лиц, социально-экономических процессов и международных отношений. В их основе лежит деление на «наших», вседозволенность которых нравственно оправдывается, и «чужих», виновных во всех смертных грехах, как в прошлом, так и в настоящем. Этот прием – создание и использование «образа врага» – позволяет избегать моральной и юридической ответственности за свои ошибки и преступления, изощренно манипулировать компроматами. Нельзя не согласиться с нелицеприятной оценкой, которую дает своим коллегам обозреватель «Московских новостей» Ал. Жилин: «...некоторые электронные и печатные средства массовой информации ошеломляют откровенным двойным стандартом. Те, кого искренне считали мэтрами отечественной журналистики, на поверку оказались обычной идеологической обслугой»[183][45].
В разгар печально известных своими грязными технологиями президентских выборов 1996 года преуспевающий, но испугавшийся возможного поражения Ельцина Н. Сванидзе (телеканал «Россия») публично выступил с теорией «отложенной честности журналиста». Теория чрезвычайно проста и удивительно откровенна: пока борьба российских демократов не увенчается полной и окончательной победой капитализма, «журналисты могут быть свободны от профессиональной морали». Несогласные с этой тезой и самостоятельно мыслящие коллеги С. Сорокина, В. Вульф и тогдашний редактор «Независимой газеты» В. Третьяков сторонниками Сванидзе были подвергнуты остракизму. Тоталитаризм мышления Сванидзе «творчески развил» А. Венедиктов (главный редактор радиостанции «Эхо Москвы»), который в январе 2004 года заявил о том, что «журналистика не имеет никакого отношения к этике». А когда А. Симонов (президент Фонда защиты гласности), весьма деликатно пожурив радиожурналиста, справедливо отметил, что «российская журналистика, увы, уже перешагнула нравственный порог», Венедиктов резко отчитал старшего коллегу: «Мы работаем в рынке. Симонов не прав. Неэтично заглядывать в окошко. Для журналиста – этично».
Согласно взглядам Сванидзе – Бенедиктова, этично провоцировать, дезинформировать, заниматься демагогией, не краснея демонстрировать свое невежество, что и сделал, например, журналист «Известий» А. Соломонов в интервью с актером В. Лановым. В свое время Лановой талантливо сыграл в кино роль Феликса Дзержинского. В ходе беседы актер открыто осудил вандализм толпы, снесшей памятник Дзержинскому, а также попытку сделать то же самое с памятником Маяковскому и выразил несогласие с необоснованным, по его мнению, переименованием Пушкинской и Вахтанговской улиц в Москве. Раздраженный журналист, не найдя убедительных контраргументов, решил, цинично провоцируя собеседника, взять реванш: «А слова Дзержинского – “Если я слышу слово культура – хватаюсь за пистолет” – легенда?». Василий Лановой твердо и с достоинством ответил: «Думаю, да». И не стал спорить с невеждой, так как хорошо знал из работы над ролью, что похожее выражение принадлежит, конечно, не Дзержинскому и даже не Геббельсу, как нередко думают, а председателю гитлеровской имперской палаты по делам литературы фашистскому драматургу Йостому[184][46].
Так же как истина не может быть аморальной, так и социологическое мышление несовместимо с безнравственностью и социальной безответственностью. Не случайно во всех ведущих теориях личности нравственные постулаты рассматриваются как доминанты духовного мира индивида, решающее условие самоактуализации, самоидентификации и совершенствования всех творческих сил человека. Широкой известностью, например, пользуется гуманистическая теория личности и «гуманистический психоанализ». Если 3. Фрейд в качестве управляющих факторов поведения человека видит бессознательные и иррациональные силы, а бихевиористы трактуют людей как послушных и пассивных «жертв среды», то приверженцы гуманистической психологии (А. Маслоу, Э. Фромм, Г. Олпорт, К. Роджерс) делают ставку на «развитие потенциала человека», полное раскрытие духовных и физических резервов личности как уникальных и активных творцов собственной жизни. В своей лучшей работе «Дальние пределы человеческой психики» Маслоу всесторонне обосновал идею, согласно которой психически здоровое общество должно состоять из самоактуализирующихся людей. Самоактуализация – это такое здоровое развитие способностей людей, чтобы они могли стать тем, кем могут стать, а значит жить осмысленно и совершенно[185][47]. Он также разработал иерархию потребностей человека, на высшем уровне которой находятся метапотребности – в совершенстве, справедливости, красоте и правде.
Средства массовой информации, считают представители гуманистической психологии, призваны помогать аудитории самоактуализироваться и бороться за подлинно гражданское, психически здоровое общество.
Когда мы рассуждаем об «эмоциональном мозге» в высоких критериях нравственности и необходимости самоактуализации, то нельзя, хотя бы коротко, не сказать еще об одной чрезвычайно важной стороне мышления – эстетической.Один из интереснейших философов XX в. Мераб Мамардашвили завершил свой цикл работ о Декарте, Канте и Прусте лекциями, названными им «Эстетика мышления». Эстетическая форма не существует отдельно, вне мысли, считал философ. Эстетика дает радость самому процессу мышления. Поэтому М. Мамардашвили называл мышление «светлой радостью мысли». Человек чувствует, как вдруг, неизвестно откуда и почему в нем загорается искра мысли, обеспечивающая творческий подъем. Подлинное творческое и честное эстетическое чувство позволяет и журналисту испытать «радость мышления».
Сформировавшаяся в нашем обществе после президентских выборов (1996) политико-развлекательная модель российских СМИ, а шире понимая, «коммерционализированная медиа-политическая система» (по верному определению И.И. Засурского в книге «Масс-медиа второй республики») и соответствующие настроения среди части журналистов не способствуют решению этих задач. Дело не только в таких объективных факторах, как обвальное падение тиражей, особенно качественной прессы (в конце 1970-х годов полтора миллиона ленинградских семей ежедневно получали 2,3 млн. экземпляров газет, в 1996–1997 гг. – 300 тыс., т.е. тиражи снизились более чем в 7 раз), ускоренная коммерциализация, которая пока не дала желаемой экономической независимости СМИ, или стремительная оккупация массовой аудитории изданиями бульварно-желтой и асоциальной прессы, в чем непосредственно заинтересованы финансово-бюрократическая олигархия и политическая элита. Корни этих процессов и самой постмодернистской модели глубже – они, прежде всего в небывалой тенденциозности, которая вытесняет, особенно с телеканалов страны, объективную информацию, подменяет анализ манипулированием, гласность – скрытой рекламой, свободу – добровольным самоотречением и т.д. Сращивание СМИ с властью и капиталом, в том числе и с криминальным, ведет не просто к коррумпированности журналистов, а к отчуждению, т.е. росту недоверия аудитории к журналистам и СМИ и, с другой стороны, к элитарной самодостаточности прессы, перестающей адекватно отражать действительность. Все эти объективные и субъективные процессы психологически аккумулируются в так называемых Я-концепции и Я-мышлении журналиста, составляющих ядро внутреннего мира индивида.