Карл Густав ЮНГ, Мишель ФУКО. лениях власти в начале XIX века проблема инстинкта, или инстинктивного безумия, очень значима)

лениях власти в начале XIX века проблема инстинкта, или инстинктивного безумия, очень значима)...

Выдвинутый к психиатрии политический запрос — это, мне кажется, новый феномен, [который] возникает между 1850 и 1870-1875 годами. Что он представляет собою? Ду­маю, о нем можно сказать следующее: к психиатрии обрати­лись с просьбой о чем-то таком, что можно было бы назвать дискриминантом, политико-психиатрическим дискрими­нантом индивидов, групп, идеологий и даже исторических процессов; психиатрическим дискриминантом с политичес­ким эффектом.

В виде гипотезы я хотел бы выдвинуть следующее поло­жение. После английской революции XVII века пусть не сло­жилась окончательно, но, во всяком случае, была установле­на на новом фундаменте и получила новое определение по­литико-юридическая теория правления, теория договора, на котором основывается правление, теория отношений между общим волеизъявлением и административными инстанция­ми. У Гоббса, Локка или, затем, у французских теоретиков мы можем констатировать политико-юридический дискурс нового типа, одной из функций которого (хотя, разумеется, не единственной) была именно выработка того, что я бы назвал формально-теоретическим дискриминантом, позво­ляющим провести черту между хорошими и плохими по­литическими режимами. При создании этих политико-юри­дических теорий правления такая цель не ставилась, но на всем протяжении XVIII века они в самом деле использова­лись, среди прочего, как объяснительный принцип режимов недалекого прошлого и древности. Какие режимы хорошие? Какие режимы подходящие? Какие режимы в истории до­стойны признания, в каких режимах мы можем узнать себя? И в то же время это принцип критики, принцип оценки или развенчания современных режимов. Именно в таком качес­тве теория договора, или теория правления, весь XVIII век во Франции служила путеводной нитью реальной критики политического режима его современниками. Таково было наследие английской революции XVII века.

После Великой французской революции в конце XVIII века политическим дискриминантом прошлого и настояще­го стал, как мне кажется, не столько политико-юридический анализ режимов и государств, сколько история как таковая. В поиске ответов на вопросы: «что следует сохранить из рево­люционных свершений?» или «что следует переопределить в уложениях старого режима?», или «как определить, что сле­дует принять, а что отвергнуть в наследии прошлого?» — в поиске разрешения всех этих вопросов, во всяком случае, теоретического разрешения, — на роль дискриминанта, критерия, предлагалась история. Когда Эдгар Кине пишет историю третьего сословия, когда Мишле создает историю народа, они пытаются отыскать в истории третьего сосло­вия, в истории народа путеводную нить, которая позволила бы объяснить и прошлое, и настоящее -— путеводную нить, которая позволила бы развенчать, отклонить, посчитать по­литически нежелательными или исторически непригодными одни события, персонажи и процессы и, наоборот, признать ценность других. Словом, политическим дискриминантом прошлого и настоящего выступает история.

После третьей волны революций, которая захлестнула Нвропу между 1848 и 1870-1871 гг., волны республикан­ских, демократических, националистических или со­циалистических революций, дискриминантом, который историки попытались использовать, ввести в обиход, стала, как мне кажется, психиатрия и, в более широ­ком смысле, психология. По сравнению с двумя его предшественниками — политико-юридическим и истори­ческим—этот дискриминант, несомненно, гораздо более слаб теоретически, однако его преимущество хотя бы в том, что он подкреплен действенным орудием санкции и изоля­ции, ибо медицина как власть, психиатрическая больница как институт служат как раз для того, чтобы эффективно санкционировать операцию различения. Во Франции при­звание психиатрии на эту должность становится очевидным с 1870 г., но еще раньше оно происходит в Италии.

С какой проблемой столкнулся Ломброзо? В движени­ях, начавшихся в Италии в первой половине XIX века и

ФИЛОСОФСКИЙ БЕСТСЕЛЛЕР