Насколько сильна твоя связь с твоим мастером, Анита?
Что? — вытаращилась я на него.
Он смотрел на меня, и в глазах его не было гнева — только настойчивый вопрос. Который он и повторил.
У меня пульс забился в глотке, я не могла ничего с этим поделать. Но голос был почти нормальный, когда я ответила:
Мы собираемся ловить этих гадов или снова заниматься твоим пунктиком: насколько тесная и личная у меня связь с вампирами? Извини, что разочаровываю тебя, Дольф. Очень обидно, что ты не одобряешь мою личную жизнь, но у нас тут трупы на нашей земле. И раненые. Так можем ли мы, бога и всего святого ради, сосредоточиться на этом, а не на твоем пунктике, который тебе покоя не дает?
Он медленно опустил веки, открыл снова, глядя все теми же коповскими глазами.
Хорошо. Как был ранен Питер Блэк и кто он вообще такой?
Я глянула на Эдуарда, потому что понятия не имела, какую он предложил легенду. Но сомневалась, что там была только правда и вся правда.
Ну, лейтенант! — сказал Эдуард. — Я же вам все это рассказал.
Я хочу услышать версию Аниты.
Моя версия, как ты знаешь, всего лишь версия, а не правда, — ответила я.
Я думаю, ты не говорила мне всей правды с той самой минуты, как стала встречаться с этим чертовым кровососом.
В политическом смысле этот чертов кровосос называется мастером города.
И тебе он тоже мастер, Анита?
В смысле?
Ты слуга-человек мастера этого города?
Я как-то выдала себя перед детективом Смитом — сделала это, чтобы спасти жизнь одного доброго самаритянина — вампира. Очевидно, Смит меня не выдал. Пиво ему с меня.
Секунду я должна была подумать перед ответом Дольфу. Эдуард мне эту секунду дал.
Извините, лейтенант, но мне ваш назойливый интерес к личной жизни маршала Блейк не совсем понятен. Тем более что он отвлекает нас от расследования и поимки двойного убийцы.
Дольф, будто не слыша, не сводил с меня холодных глаз копа. Если бы я знала, что программа федеральных маршалов нормально отнесется к факту моего пребывания слугой у Жан-Клода, я бы просто ответила «да», но так как такой уверенности не было, надо было либо соврать, либо увести разговор в сторону.
— Знаешь что, Дольф? Я тут стараюсь вести себя профессионально, но ты меня спрашиваешь, с кем я трахаюсь, вообще постоянно педалируешь вопросы секса. Ты в отпуске был, что ли, когда вводили понятие сексуального харассмента?
То есть ты принадлежишь ему по-настоящему?
Я никому не принадлежу, Дольф. Я настолько принадлежу только сама себе, что некоторых это отпугивает. Реквием хочет мной владеть — это тот вампир, который сейчас вышел, если ты тогда не расслышал имя. Я не хочу быть ни в чьем владении. Ни в чьем. И Жан-Клод это понимает как ни один человек, с которым я встречалась. Может быть, это же видит и твой сын в своей невесте, Дольф. Может, она его понимает в том, в чем ты никогда не поймешь.
Это было зло и намеренно, но этот разговор надо было кончать.
Мою семью сюда не припутывай, — сказал он тихо, тщательно выговаривая слова.
Не буду, если ты тоже перестанешь. Твоя одержимость вампирами и моей личной жизнью началась примерно тогда, когда твой сын заключил помолвку с вампиршей. Моей вины в этом нет. Я их не знакомила. Я даже не знала, что он это сделал, пока ты мне не сказал.
Знал мастер города. Просто он не сказал тебе.
Ты думаешь, значит, что это Жан-Клод натравил ту вампиршу соблазнить твоего сына?
Он посмотрел на меня многозначительно.
Анита, ты не единственный сейчас охотник на вампиров в этой стране. И даже не единственный со значком. Мне говорили, что власть мастера города абсолютна. Что ни один местный вампир ничего без его разрешения не делает.
Если бы это еще было правдой. Невеста твоего сына принадлежит к Церкви Вечной Жизни, и она теперь — проблема Малькольма, а не Жан-Клода. Церковь Вечной Жизни в стране вампиров — автономная маленькая вселенная. Честно говоря, другие вампиры несколько озадачены: как иметь дело с церковью, где прихожане делают такие глупости, как, скажем, встречаться с сыном полицейского.
Почему это глупость?
Потому что полисмены в массе своей по-прежнему ненавидят вампиров. И лучшая политика — оставить копов в покое. Ни один из вампиров Жан-Клода ни к одному полицейскому и близко ни за чем не подойдет.
К тебе он сам подошел.