Они уже наехали на прайд Джозефа? — спросила я
Еще нет, — ответил Грэхем. — Мне кажется, они сперва хотят поговорить с тобой.
Со мной, не с Жан-Клодом, — уточнила я.
С Жан-Клодом они говорили. Он лишил львов своей защиты.
Так что все в твоих руках, крошка, — добавил Нечестивец.
Во главе мохнатой коалиции стоит Мика, — сказала я.
Мика их оттуда вышиб. Только ты можешь заставить его принять их обратно, — ответил Грэхем.
Когда твой Нимир-Радж узнал, что сделали львы Сент-Луиса, он их обвинил в нарушении договоров и с волками, и с леопардами, — сообщил Истина.
Нечестивец подхватил:
Так как они нарушили договор, то коалиции они больше не союзники. И члены коалиции им ничего не должны.
И если львы Огги на них нападут, никто им не придет на помощь, — тихим голосом закончила я.
Именно.
Нечестивец явно был доволен.
Джозеф там ждет снаружи, один, — сказал Грэхем. — Он думает, что ты окажешься слабым звеном.
Я посмотрела на Грэхема, потому что формулировка мне показалась странной.
А ты считаешь, что я должна предоставить Джозефа и его львов их судьбе.
Они нас предали, — сказал Грэхем.
Я увидела в его лице нечто, какую-то твердость, которую не замечала раньше. Он мог бы быть хорошим телохранителем, когда отвлекается от мысли кого-нибудь трахнуть, но жестким он не был, беспощадным не был. До сих пор.
Я помнила, что говорила Эдуарду: что я еще расплачусь со львами за предательство. Эдуард собирался мне помочь. Но Джозефа я знала, и его людей тоже. Они были реальные, и не все из них слова доброго не стоили. Тревис и Ноэль меня кормили долгие месяцы, пока я пыталась найти себе постоянного льва. Удовлетворить мою львицу им было слабо, но они хорошие ребята.
Сказать ему, чтобы уходил? — спросил Грэхем.
Я задумалась. Так просто будет отказаться его принять. И куда проще быть безжалостной и жестокосердной, если не глядеть в лицо тому, кого приговорила к смерти. Может, я еще смогла бы удержать львов Огги от истребления всего прайда, но одна смерть была бы совершенно неминуема: самого Джозефа.
Позови его, — сказала я.
Ты думаешь, это удачная мысль? — спросил Нечестивец, сумев сохранить нейтральный голос.
Не видеть его было бы легче, — ответила я.
Зачем же тогда его видеть?
Именно потому, что не видеть легче.
Не вижу смысла.
А я вижу, — возразил ему Истина.
И я обменялась с ним долгим взглядом. Он понял, почему я должна отказать Джозефу лично: потому что если я не могу глядеть ему в глаза и говорить правду, значит, собираюсь сделать что-то неправильное. Я должна его увидеть, чтобы узнать: могу ли я стоять не вмешиваясь, предоставив природе обойтись с городскими львами, как ей, природе, свойственно. В конце концов, черт побери, не моя проблема, что с ними будет. Они нас предали. Они умыли руки, предоставив нам погибать. Для них собственная моральная чистота была важнее жизни наших вампиров. Я не стану причинять им вреда, но и вступаться за них и их спасать тоже не стану.
Так я говорила себе, когда велела Грэхему открыть дверь.
Джозеф направился к моей кровати. Высокий, с коротко стриженными темно-русыми волосами, одет для деловой встречи, в костюм с галстуком. Наверняка костюм подбирала его жена, Джулия.
Галстук он стал развязывать еще раньше, чем добрался до Нечестивца и Истины. Они его остановили чуть не доходя до кровати. В обычной ситуации я бы сказала, что они перестраховываются, но сейчас мое тело было с ними согласно. Я выздоравливала, но лишь путем метафизического чуда. А запас чудес рано или поздно кончается.
Анита, как ты себя чувствуешь? — спросил он нейтральным тоном, но получилось нервозно.
Тед Форрестер пошел за врачом. Может быть, я еще сегодня встану.
Это чудесно, — сказал он, и по лицу его расплылось облегчение. Пальцы сгибались и разгибались. — Джулия сказала, что ты поправишься. Она говорила, что ты найдешь кого-нибудь, на ком кормиться. Она сказала, что все у тебя будет в порядке — и так оно и есть.