Глава 12. Ритмы цивилизации и культуры
Часть первая
Если мы хотим понять и определить значениетого, что происходит сегодня в мире, и в сфере музыки в частности, мы должны отделить глобальный процесс развития цивилизации от развития множества культур — рождающихся культур, созревающих и затухающих.
В течение восемнадцатого и девятнадцатого столетий цивилизация мыслилась постепенным, однонаправленным продвижением от «варварства» к более дифференцированным, рафинированным и «духовным» формам «цивилизованной» жизни, чувствования и мышления. Развитие науки и технологии после промышленной революции и последовавших широких гуманистических движений — будь то на религиозном, Боговдохновенном уровне бахаизма или на материалистическом, атеистическом уровне марксизма, — кажется, всё подтверждало «концепцию прогресса». Того самого прогресса, в который верили и которому поклонялись в девятнадцатом веке почти с тем же упорством, с каким в веке восемнадцатом обожествляли разум.
Начало первой мировой войны было абсолютно непредсказуемо для большинства людей. Ставшие всемирно известными германские зверства и ужасы окопной войны — на которой целые полки по приказу были брошены за колючую проволоку нейтральной зоны, на верную ужасающую погибель — потрясли человеческий разум. Вторая мировая война, дотла уничтожавшая большие города воздушными налётами бомбардировщиков, принесла с собой всё возрастающее число фактов применения пыток «как инструмента политики», вместе с ужасающей вероятностью атомной войны и растущей очевидностью крупномасштабных загрязнений планеты отходами технологических достижений — всё это сыграло поистине трагическую шутку с религией прогресса. И всё же, большинство людей отчаянно цепляется за неё, и врождённый оптимизм американского среднего класса всё ещё отрекается от негатива предзнаменований гибели, неизбежные обстоятельства которых, явно имеют тенденцию подтверждаться всякий раз — и так до тех пор, пока более всеобъемлющая картина человеческой эволюции не подтолкнёт общество переформулировать происходящее в более благотворном ключе.
В такой картине цивилизация это процесс, действующий через органическое развитие множества существующих одновременно (но при этом, доминирующих поочерёдно) культур-целых — каждая из них рождается, растёт, зреет и, рано или поздно, стремительно дезинтегрируется и угасает. Каждая культура актуализируется в конкретных формах и особых видах деятельности и представляет собой один частный аспект развития потенции, свойственной человечеству. Процесс развития цивилизации, напротив, является универсальным, общечеловеческим планетарным движением, которое можно видеть только тогда, когда цивилизационный процесс воплощается в конкретной психоментальной субстанции людей и в коренных паттернах культуры (обусловленных конкретным климатом, флорой и фауной). Поскольку культура формируется из комбинации новых динамических элементов и остатков прошлого (оживляемых этими элементами), функцией культуры в общей эволюции человечества является воплощение нового человеческого качества, или Тона, ещё неиспытанного образа жизни, основанного на новых мифах, символах и социальных институтах. Они действуют на уровне, достигнутом планетарным процессом эволюции, на котором новая культура формируется. Таким образом, цивилизация многомерна, не линейна. Её действие закручивает те или иные локализованные вихри, постепенно формируя из них всеохватывающую спираль. Таким образом, человечество продвигается, несмотря на то, что культуры (часто катастрофически) разрушаются. Человечество продвигается через и, особенно, во время периодов разрушения — именно в такие периоды распад поляризуется посредством формирования и высвобождения видоизменённых семян.
Тон, высвобождаемый процессом цивилизации, однако, имеет разрушительные последствия для жизни. Если построенные культурой структуры не в состоянии резонировать новой вибрации, они рассыпаются. Разрушение не является «виной» процесса цивилизации, который неизбежно будет продолжаться, поскольку его инерция необратима. Он может быть приостановлен только тогда, когда у культуры-целого полностью исчезнет сама возможность формироваться в соответствии с этим Процессом; и то — до тех пор, пока возможность не возникнет снова, скажем, в другом космическом местоположении. Ответственность за разрушение склеротических структур остаётся на культуре-целом, которая допустила, по крайней мере, относительный провал своей миссии (судьбы или дхармы) быть носителем проявлений нового Тона, высвобожденного процессом цивилизации.
Проблемы, с которыми сталкивается теперь евроамериканская культура — результат основательно окрепшего сопротивления новой вибрации (т. е. новой потенциальной возможности развития человеческого сознания и деятельности), высвобожденной в планетарный организм земли несколько тысяч лет назад, — возможно, в начале периода, который индийские философы и мифотворцы называли Кали Югой. Новая вибрация была, предположительно, высвобождена как духо-излучающая сила, но она должна была пройти через долгий процесс инволюции (или нисхождения творческого Звука) прежде, чем системы человеческой организации смогли бы быть оформлены такой публичной иерархией, которая была бы способна существенно резонировать влиянию этой вибрации. Эта новая вибрация постепенно пробуждает особые ответы в человеческой природе и в культурах, рождённых с тех давних пор.
Первым резонансом было создано то, что антропологи называют виталистической эпохой — периодом культов плодородия, основанных на поклонении взаимодействию великих жизненных полярностей: мужского и женского. Это была эпоха сельскохозяйственного развития и образования больших племенных обществ на берегах великих рек. В конце концов, были построены города, и процесс индивидуализации начал затрагивать человеческое сознание. Он принял определённую, хотя и эмбриональную, форму в течение шестого века до н. э., особенно в восточно-средиземноморском греческом мире и в Индии. Пифагор в средиземноморском регионе и Гаутама Будда в Индии — стали высочайшими символами резонанса соответствующих культур к нисхождению нового Тона, высвобожденного процессом цивилизации.
Резонанс, данный наиболее вибрирующим и открытым духом греческого мира, несмотря на то, что он изначально был позитивным и творческим, не мог быть поддержан в чистоте и сохранён в своей качественной глубине людьми следующих поколений. Греческая культура, наиболее значительно и живо проявившаяся в Афинах, потерпела неудачу, поскольку город-государство, посеяв семя демократии, фактически управлялся элитой, состоящей из граждан-мужчин, доминирующих над массой рабов; и большинство афинских граждан по-прежнему действовали согласно старому виталистическому курсу, затвердевавшему во всех религиозных культах; или могли отвечать на интеллектуальные возможности новой вибрации лишь в русле бесконечных споров и изощрений в вульгаризации. Завоевания Александра распространили то, что (в значительной степени) понималось слишком поверхностно — интеллектуализм и аристотелизм греческой культуры, которую, на манер персидской империи (в правление Дария), институционализировали жаждущие власти, и компетентные в организационном плане, римские правители. Греческая и римская культуры угасли, но не угасла человеческая цивилизация. Культура и институты, тщетно пытавшиеся придать конкретную форму новому Тону цивилизации, потерпели крах.
Новая культура-целое, развившаяся в центральной и западной Европе, в свой фундамент заложила множество римских социополитических институтов. Даже папство, в деле построения организации коллективного психизма, приняло форму религиозной римской империи, не исключив политическую и военную силу. Это, в свою очередь, привело к реакционному подъёму сверхиндивидуалистического духа ренессанса и тем самым придало эмпирической науке сугубо материалистический характер. Церковь — с одной стороны, а с другой — крайняя научная и психологическая реакция против её контроля над психизмом европейских народов (контроля, лишь поверхностно модифицированного протестантской реформацией), были и остаются доминирующими факторами в современной евроамериканской культуре.
Сегодня эта евроамериканская культура должна столкнуться с результатами своих неудач, продолжая распространять ориентированные на получение выгоды технологии вместе с мечтой о власти над всем земным шаром в придачу, ускоряя таким образом дезинтеграцию остальных культур. Не процесс цивилизации здесь виноват, а неспособность европейской культуры дать благотворное воплощение идеалу, который она должна была (это её задача, судьба или дхарма) актуализировать: освящение афинского ума светом и милосердием христианской любви. Промах заключается в том, как обошлась Европа с силами, высвобожденными в древней Греции плеядой людей, вдохновлённых новым качеством ума; и ещё в том, что сделала церковь с духоизлучающим импульсом, сфокусированным и высвобожденным через Иисуса. Дух Христа был эмоционализирован и драматизирован Павлом и впоследствии материализован отцами церкви. Эти посвящённые, но часто амбициозные духовно, церковные мужи боролись с интеллектуализмом александрийской элиты не меньше, чем с народной приверженностью культу Мирты и прочим виталистическим призракам, преследующим всё более опустошаемую коллективную душу римской империи; империя была отягощена бесчисленным числом роптавших рабов и армейских наёмников, состоявших на полном содержании власти. Отцы церкви заперли дух в догмах, чтобы дать питание эмоциям рабов и европейских масс. В наши дни мы наблюдаем сумерки богов (Gotterdammerung, нем.) в мировых культурах, но цивилизация не погибнет до тех пор, пока семена культуры новой могут быть посеяны.
Очевидность этой разницы — между одним колоссальным процессом планетарной цивилизации и другим, органическим, циклическим процессом развития множества культур-целых, я полагаю, есть осознание фундаментального принципа для правомерного понимания того, что произошло в музыке (и во всех иных видах искусства) c начала XX века. Развитие рационального и научного западного мышления, явившегося продуктом (хотя и трагического) взаимодействия цивилизации и культуры, значительно расширило возможности производимых звуков. Если в архаические времена поле музыки было ограничено тонопроизводящей способностью муж./жен. голоса и нескольких инструментов, с амплитудой частот максимум в три или четыре октавы, то сейчас все вибрации, которые регистрирует человеческое ухо, могут быть произведены музыкальными инструментами. Клавишные инструменты, особенно органы и фортепиано, охватывают поле воспринимаемых звуковых частот (около семи октав) полностью.
Технологические изобретения европейского ума, однако, не единственное, что повлияло на расширение музыкального пространства. Более значительным стала способность человеческих существ устанавливать межличностные и межгрупповые взаимоотношения на основе индивидуального плюрализма, вместо обязательного племенного единодушия или социальной организации господ и рабов. В европейском коллективном психизме и музыкальной коммуникации этот новый тип взаимоотношений заложил основание для полифонического хорового пения. Люди перестали ощущать принуждение подтверждать коренное единство одноголосным пением. Динамическое взаимодействие нескольких одновременных мелодических линий привело к использованию аккордов (голосоведение), но эти аккорды должны были звучать в чётко обозначенной манере, отображая поведение социально связанных личностей — то есть в цеховых гильдиях нужно так, а в монастырях или при дворе короля совсем иначе. Несмотря на убыстряющееся расширение и усложнение культурной, социальной и политической деятельности, аккордовая организация, для гарантии увековечивания, наделялась (или освящалась) квазибожественным характером.
Значительный рост диапазона используемых в музыке звуков и усложнение тоновых взаимоотношений в полифонических мотетах и оркестровках симфоний — могут быть приписаны плюралистическому, экспансионистскому духу европейской культуры. Но я склонен интерпретировать такое расширение, как ответ европейцев на коренное изменение вибрации в процессе цивилизации. На созданных (этим ответом) культурных институтах лежит ответственность за социально-политический хаос и общую психическую опустошённость, с чем сталкивается сегодня весь мир. Однако фактически, ответственность лежит на человеческих существах: ум пассивно принимает институты, сформировавшие этот ум в детстве, поскольку глубокий радикальный процесс разрыва с ними вполне может казаться непереносимым. И всё же, личностно-эмоциональный протест, хотя и может быть первым шагом в необходимом процессе культурного и психологического разотождествления, но и он недостаточен. Протест, сам по себе, не может создать основание для новой культуры. Основатели должны быть сами сонастроены с новым Тоном цивилизации — новым качеством мышления, сознанием целостности. Такая сонастройка, однако, подразумевает нечто большее, чем трансформацию внешней индивидуальности и её эго-центра; она требует полного изменения уровня сознания и действия — что не является, заметим, естественным процессом. В индивидуальном переживании такого процесса должны быть переполяризованы все основные природные энергии.
Развитие сознательного ума в сознательном существе, соотносящем все проявления чувственного опыта и биопсихических эмоций с внутренним индивидуальным центром, утвердившим «я есть», — является сущностной характеристикой человеческой стадии планетарной эволюции. Любой организм не достигший уровня интеллектуального действия, является не вполне человеческим (проточеловеческим). Организм жив, но это не весь человек. Он резонирует только природным ритмам биосферы. Кто угодно может быть человеком, если он больше, чем природа, несмотря на то, что он укоренён в биологическом организме — во власти природных энергий. Чтобы быть по-настоящему человеческой, централизованная сила сознания — индивидуализированная самость — должна преодолеть принуждение природного состояния. Она должна поддерживать себя устойчивой и полностью активной на уровне интеллектуальных процессов, не связанных более с диктатом биологических функций.
До тех пор, пока это не является центральным фактом существования личности, ум не может действовать как ум целостности, как гармонизатор духа и материи на человеческом уровне объективного самосознания, поскольку он слишком вовлечён в материальные энергии. Ум целостности не должен быть слишком поглощён единством духа, но не должен и бояться иметь дело с множественностью материи, захватывающей ум (и способной уму диктовать). Он не отрицает и не отрекается от реальности жизни как принципа организации материальных элементов. Он понимает необходимость такой организации на уровне земной и животной природы; но он устанавливает себя на сверхприродном уровне сознания и деятельности; и на этом уровне, в конце концов, ум строит для себя полностью продуктивное, организованное поле для деятельности.
Новый Тон, медленно высвобождаемый посредством универсалистского, общечеловеческого, планетарного процесса цивилизации в течение последнего тысячелетия, стимулирует возможности индивидуумов развивать такой, полностью человеческий, индивидуальный и объективный ум. Поначалу он вынужден действовать как ум индивидуальности — для того, чтобы сформировать устойчивый опорный центр для работы нервной системы, мозга и потоков коллективного психизма. Но, в конечном итоге, он должен быть преобразован в ум целостности. Это преображение является сегодня целью цивилизации, в духовно — ориентированном её варианте; но он не может быть задействован до тех пор, пока индивидуумы не перестанут бояться творческой свободы и истинно самостимулирующей — но не биологически или эмоционально вынужденной — спонтанности. Люди будут бояться до тех пор, пока они цепляются за шаблоны безопасности и комфортность культуры, которая сформировала их социальные и психические реакции. В области музыки это означает цепляние за сохранение лёгких вибраций тональности и «натуральных» концепций гармонии.
Эта натуральная (теоретически консонансная) гармония без сомнения имеет своё место и функцию. Ей можно глубоко наслаждаться, как следует наслаждаться всей красотой и богатством природы. Но это наслаждение не должно связывать сознание, имеющее способность выходить за пределы области природных энергий. Архетипический Человек стоит «посреди условий». Он является «срединным путём», путём «гармонии сквозь конфликты». Он устанавливает баланс между всевозможными крайностями. В Человеке ум целостности охватывает всё то, что есть, было и будет, в том равновесии, которое есть мир; но время от времени мир являет собой арену почти невыносимого, и всё же нарастающего, внешнего напряжения, потому что этот мир — место столкновения всех на свете противоположностей. Мир завоёвывается настойчивыми победами умиротворённого ума.
Часть вторая
Суммирование и заключение
Поскольку в этой книге представлен сложный философскийи исторический материал, предлагаю его уплотнение, связующее последовательность идей, — оно может оказать услугу.
Историческое развитие музыки следует понимать — оно может быть полно и объективно понято — только в терминах развёртывания человеческого ума, который выстраивает системы организации, придающие звукам устойчивые структуры, необходимые людям любой культуры для передачи их коллективных потребностей и ответов на них. Первые две главы кратко устанавливают исходную потребность в коммуникации, которую удовлетворяет музыка (как организация слышимых звуков), и показывают: как несущие смысл звуки становятся тонами; и каким образом тоны используются в магических целях — т. е. служат для передачи воли и подчинения биологических энергий. Глава 3 рассматривает переход от магического ума к сакральному, и от анимистической к виталистической стадии человеческого сознания. Различные, соответствующие этим стадиям, уровни деятельности ума соотносятся с фазами процесса цивилизации и общечеловеческой эволюции. Каждая фаза, однако, воплощается в определённой культуре, а любая культура, по крайней мере отчасти, подвержена ошибкам, ведущим к неадекватности своего посредничества (существующего набора взаимосвязанных институтов) по отношению к новому уму этой фазы. К сожалению, для культурных институтов характерна огромная инерция; обычно они следуют по пути наименьшего сопротивления и наибольших удобств.
В главах 4 — 8 (включительно) исследовалось большое эволюционное изменение в человеческом сознании, которое в период шестого и пятого веков до н. э. — в соответствии с развитием нового типа социальной организации восточно-средиземноморских городов-государств — было сфокусировано в Афинах. Это эволюционное изменение дало начало наиболее важному, и поистине решительному, развитию в процессе цивилизации, несмотря на то, что в те времена движение в сторону индивидуализации сознания, рационализации и универсализации человеческого ума, затрагивало лишь небольшую часть человеческих существ (почти исключительно мужских, т. к. выдающиеся исключения не в счёт). Более того, функционирование городов-государств и экспансионистская природа деятельности требовали широкого использования рабского труда и частых войн, приносивших увеличение числа рабов.
Основательно новое понимание, способное изменить направление музыкального течения (от нисходящей к восходящей последовательности), хотя и применялось в пифагорейском использовании монохорда, тем не менее, не переориентировало полностью европейское музыкальное сознание вплоть до готической эпохи. В результате этого нового понимания, традиционные понятия гармонического ряда (как «природного закона» музыки), резонанса и музыкальных гамм предстали в незнакомом свете, меняя свои значения.
После окончательного падения западной римской империи, вместе с усилением папства в Риме под руководством Григория Великого (590-604 н. э.), начала формироваться новая европейская культура. Различные виды средиземноморской церковной музыки конденсировались в григорианском пении. Развитие прямой музыкальной нотной записи, совокупно с григорианским пением, обеспечило основание для полифонической и фольклорной музыки позднего готического периода. Их развитие сделало возможным и необходимым появление сложной тональной системы. Она развивалась параллельно образованию наций, в современном смысле слова, — каждая со своим собственным языком и образом жизни, — все они самодержавно управлялись королями «по божественному праву».
В главах 9 и 10 мы имеем дело с европейской музыкой классического и романтического периодов и с глубоким кризисом, который переживала музыка со времён Дебюсси, Скрябина, Стравинского и Шёнберга. Я обсуждал процесс разотождествления и деевропеизации, особенным образом проявленный в музыке авангарда, — сложный разнонаправленный процесс, действующий во всех областях человеческой деятельности, от науки до политики. Это подводит нас, в главе 11, к очерчиванию контуров наиболее значимых идей, лежащих в основе подхода к музыке — и к космической философии — подхода, который, в случае его применения к практической реальности музыкального мира (особенно при создании новых инструментов), мог бы привести к радикальной трансформации.
Такая трансформация может произойти только по настоянию вдохновлённого нового ума — ума целостности — внутри которого, и через который, сегодня фокусируется современная фаза общечеловеческого, планетарного процесса цивилизации. Множество путей ведут к подобного рода радикальной метаморфозе. И всё же, на каждом пути надо устоять перед сильным сопротивлением, поскольку изменение фундаментально. Я полагаю, оно может быть полностью, и с радостью, встречено, но только в том случае, если культурное и музыкальное прошлое будет пониматься умом, открытым и освещённым духом, — таким умом, который превозмог свою инерцию. Современная общемировая путаница и хаос являются прямым или косвенным результатом выбора направления, сделанного не только в Европе шестнадцатого и семнадцатого столетия, но и в Афинах, более двух тысяч лет назад, а также в Индии, оживлённой импульсом Будды на время, и в Китае, в период конфуцианской эпохи, — здесь названы только наиболее знакомые нам культуры.
Можно говорить о расовой, национальной и культурной карме или о присутствии «греха отцов» во многих поколениях. Простой факт заключается в том, что настоящее всегда обусловлено — но не неизбежно предопределено! — провалами прошлого. И всё же, настоящий момент также направляется в будущее стимулом человеческой, планетарной и космической эволюции. Этот стимул абсолютно непреодолим, но следующий шаг в процессе может откладываться, иногда на целые эры. Причина задержки — невосприимчивость имеющегося социокультурного и религиозного материала, его неготовность стать инструментом, полностью резонирующим нисхождению потока творческого Звука (что может быть интерпретировано как божественная воля).
Нет ничего неизбежного, однако не всё реалистично в то или иное время — сейчас. Однако, это «сейчас» всегда балансирует между инерцией прошлого и творчески-трансформирующим притяжением будущего. Всё, что можно сделать, это переместить баланс в сторону победы будущего, которое не является повторением или поверхностной модификацией прошлого, отягощённого, по крайней мере, частичными провалами. Для истинно свободного и открытого ума, осознающего эти провалы, открывается следующий существенный шаг в эволюционном процессе. Этот новый шаг может быть предпринят только с того места, где человек находится; и всё же, есть такие места и положения — личные и социальные, — из которых движение в новом направлении весьма и весьма затруднено. Так возникает потребность в переходной стадии разобуславливания.
Так становится проще эмоционально и интеллектуально реагировать в качестве резонатора, настроенного на основную вибрацию своей культуры, даже если эта вибрация является дисгармоничным рёвом соперничающих между собой шумов. Намного труднее преодолеть притяжение коллективной ментальности культуры, сформировавшей персональные реакции или удерживающей от реагирования против родового прошлого, и преобразовывать заманчивый экзотический способ жизни, чувствования и мышления в иноземную форму. Легко позволить эго структурированной личности искать хвалёного «самовыражения»; намного сложнее ослабить волю эго и преобразовать её в волю служения процессу появления нового человечества.
По этой причине был разработан огромный арсенал разнообразных техник. Такого рода техники называются духовными. И всё же, не существует такой техники, которая была бы особенно духовной. Техника может быть специализированным средством, чтобы ослабить мёртвую хватку ума, всё ещё пребывающего во власти личных привычек и строгих паттернов традиции прошлого. Техники могут действовать, как необходимые подпорки, в то время как продолжается процесс разобуславливания, и старые ментальные и эмоциональные структуры растворяются. В таком случае, используемые для подпорок материалы грубоваты, их недостаточно. Они собраны в упрощённом соединении, и процесс отрыва, ими поддерживаемый, требует многократно повторяющихся ударов. Музыка современного авангарда демонстрирует подобную гармонию; то есть собирание вместе (в длительном повторении) последовательностей простых квазитональных модульных единиц. Эта музыка — одно из средств разобуславливания сознания, ослабления его зависимости от классических европейских форм и драматического напряжения экспрессионизма. Она может быть также способом стимулирования столь необходимой (и столь ценимой) ментальной релаксации и концентрации.
И всё же, так ли существенно отличается её упрощенческая повторяемость от современных рекламных трюков и, по большому счёту, от нескончаемого «промывания мозгов»? Действительно, в Азии повторение особых мантр и телесных жестов много тысяч раз использовалось веками, но можно задаться вопросом: тот уровень сознания, достичь которого мечтает практикующий, не соткан ли он из особенностей культуры и институционализированной религии, выработавшей точные техники его достижения? Они, без сомнения, были созданы для удовлетворения потребностей некоторого типа человеческих существ. Такой тип, конечно же, существует сегодня даже в Америке и Европе; но новый тип ментального развития западной семейной жизни и образования (т. е. людей под влиянием современных технологий) может требовать нового подхода. В прошлом, царство коллективного психизма было основным полем деятельности для человеческих существ, привязанных к своим традиционным культурам. В наши дни относительно автономные индивидуумы стремятся выразить себя; и за пределами индивидуального ума, в надличностно ориентированных индивидуумах, чья деятельность самопосвящается служению человечеству как целому — в большей мере, чем определённой культуре, — появляется ум целостности. Полностью актуализированные на трансиндивидуальном уровне, эти индивидуумы являются великими цивилизаторами. Всё их существо безвозвратно встроено в ритм огромного, неизмеримого движения, один только материальный аспект которого уже составляет эволюцию, но они готовы служить на любом уровне существования — на том, на котором требуется их служение.
Будет ли личность стремиться исполнить творческий акт во имя самовыражения, желаний его или её эго-доминирующей и культурно детерминированной личности, или деятельность будет исполнена в служении человечеству вне пределов социокультурных привязанностей и ожидания результатов, как смиренная и трансперсональная попытка сделать то, что он просто обязан сделать, поскольку это его дхарма, центральная истина его существования?
Каждая тема в мире музыки и искусства, вокруг которой бушуют споры и формируются избранные, восхваляющие тот или иной метод круги, может быть переформулирована в терминах этого центрального, и затрагивающего саму суть, вопроса. Из ответа, соответствующего основному качеству существа, будет вытекать творческая деятельность, связанная с характером и масштабом последовательного и устойчивого значения. Осознание этого значения вдохновит деятельность и наполнит творческой силой.