Модель грядущего конфликта

Мировая политика вступает в новую фазу, и интеллектуалы незамедлительно обрушили на нас поток версий относительно ее будущего обличья: конец истории, возврат к традиционному со­перничеству между нациями-государствами, упадок наций-госу­дарств под напором разнонаправленных тенденций — к трайба­лизму и глобализму — и др. Каждая из этих версий ухватывает отдельные аспекты нарождающейся реальности. Но при этом ут­рачивается самый существенный, осевой аспект проблемы.

Я полагаю, что в нарождающемся мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источни­ки конфликтов будут определяться культурой. Нация-государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доми­нирующим фактором мировой политики. Линии разлома между цивилизациями — это и есть линии будущих фронтов.

Грядущий конфликт между цивилизациями — завершающая фаза эволюции глобальных конфликтов в современном мире. На протяжении полутора веков после Вестфальского мира, оформив­шего современную международную систему, в западном ареале конфликты разворачивались главным образом между государя­ми королями, императорами, абсолютными и конституционны­ми монархами, стремившимися расширить свой бюрократический аппарат, увеличить армии, укрепить экономическую мощь, а главное присоединить новые земли к своим владениям. Этот процесс родил нации-государства, и, начиная с Великой Французской революции, основные линии конфликтов стали пролегать не столько между правителями, сколько между нациями. В 1793 году, говоря словами Р. Р. Палмера, «войны между королями прекратились, и начались войны между народами».

особенно военным. Но и для женщины, и для мужчины решающий возраст — юношеский. Именно в это время они

Данная модель сохранялась в течение всего XIX века. Конец ей положила Первая мировая война. А затем, в результате русской революции и ответной реакции на нее, конфликт наций уступил место конфликту идеологий. Сторонами такого конфликта были вначале коммунизм, нацизм и либеральная демократия, а затем — коммунизм и либеральная демократия. Во время холодной войны этот конфликт воплотился в борьбу двух сверхдержав, ни одна из которых не была нацией-государством в классическом европей­ском смысле. Их самоидентификация формулировалась в идеоло­гических категориях.

Конфликты между правителями, нациями-государствами и идеологиями были главным образом конфликтами западной циви­лизации. У. Линд назвал их «гражданскими войнами Запада». Это столь же справедливо в отношении холодной войны, как и в отно­шении мировых войн, а также войн XVII, XVIII, XIX столетий. С окончанием холодной войны подходит к концу и западная фаза развития международной политики. В центр выдвигается взаимо­действие между Западом и незападными цивилизациями. На этом новом этапе народы и правительства незападных цивилизаций уже не выступают как объекты истории — мишень западной коло­ниальной политики, а наряду с Западом начинают сами двигать и творить историю.

 

Природа цивилизаций

Во время холодной войны мир был поделен на «первый», «вто­рой» и «третий». Но затем такое деление утратило смысл. Сейчас гораздо уместнее группировать страны, основываясь не на их по­литических или экономических системах, не по уровню экономи­ческого развития, а исходя из культурных и цивилизационных критериев.

Что имеется в виду, когда речь идет о цивилизации? Цивилиза­ция представляет собой некую культурную сущность. Деревни, регионы, этнические группы, народы, религиозные общины — все они обладают своей особой культурой, отражающей различные уровни культурной неоднородности. Деревня в Южной Италии по своей культуре может отличаться от такой же деревни в Северной Италии, но при этом они остаются именно итальянскими селами, их не спутаешь с немецкими. В свою очередь, европейские страны имеют общие культурные черты, которые отличают их от китай­ского или арабского мира.

Тут мы доходим до сути дела. Ибо западный мир, арабский ре­гион и Китай не являются частями более широкой культурной об­щности. Они представляют собой цивилизации. Мы можем опре­делить цивилизацию как культурную общность наивысшего ран-

га, как самый широкий уровень культурной идентичности людей. Следующую ступень составляет уже то, что отличает род челове­ческий от других видов живых существ. Цивилизации определя­ются наличием общих черт объективного порядка, таких, как язык, история, религия, обычаи, институты, — а также субъективной самоидентификацией людей. Есть различные уровни самоиденти­фикации: так, житель Рима может характеризовать себя как рим­лянина, итальянца, католика, христианина, европейца, человека западного мира. Цивилизация — это самый широкий уровень общ­ности, с которой он себя соотносит. Культурная самоидентифика­ция людей может меняться, и в результате меняются состав и гра­ницы той или иной цивилизации.

Цивилизация может охватывать большую массу людей — на­пример, Китай, о котором Л. Пай как-то сказал: «Это цивилизация, которая выдает себя за страну».

Но она может быть и весьма малочисленной — как цивилиза­ция англоязычных жителей островов Карибского бассейна. Циви­лизация может включать в себя несколько наций-государств, как в случае с западной, латиноамериканской или арабской цивилиза­циями, либо одно-единственное — как в случае с Японией. Оче­видно, что цивилизации могут смешиваться, накладываться одна на другую, включать субцивилизации. Западная цивилизация су­ществует в двух основных вариантах: европейском и североаме­риканском, а исламская подразделяется на арабскую, турецкую и малайскую. Несмотря на все это, цивилизации представляют со­бой определенные целостности. Границы между ними редко быва­ют четкими, но они реальны. Цивилизации динамичны: у них бы­вает подъем и упадок, они распадаются и сливаются. И, как известно каждому студенту-историку, цивилизации исчезают, их затяги­вают пески времени.

На Западе принято считать, что нации-государства — главные действующие лица на международной арене. Но они выступают в этой роли лишь несколько столетий. Большая часть человечес­кой истории — это история цивилизаций. По подсчетам А. Тойнби, история человечества знала 21 цивилизацию. Только шесть из них существуют в современном мире.

Почему неизбежно столкновение цивилизаций?

Идентичность на уровне цивилизации будет становиться все более важной, и облик мира будет в значительной мере формиро­ваться в ходе взаимодействия семи-восьми крупных цивилизаций. К ним относятся западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, православно-славянская, латиноамериканская и, возможно, африканская цивилизации. Самые значительные конфликты будущего развернутся вдоль линий разлома между циви­лизациями. Почему?

Во-первых, различия между цивилизациями не просто реаль­ны. Они — наиболее существенны. Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре, традициям и, что самое важное, рели­гии. Люди разных цивилизаций по-разному смотрят на отношения между Богом и человеком, индивидом и группой, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют раз­ные представления о соотносительной значимости прав и обязанно­стей, свободы и принуждения, равенства и иерархии. Эти различия складывались столетиями. Они не исчезнут в обозримом будущем. Они более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами. Конечно, различия не обязательно предполагают конфликт, а конфликт не обязательно означает насилие. Однако в течение столетий самые затяжные и кровопролитные конфликты порождались именно различиями меж­ду цивилизациями.

Во-вторых, мир становится более тесным. Взаимодействие меж­ду народами разных цивилизаций усиливается. Это ведет к росту цивилизационного самосознания, к углублению понимания разли­чий между цивилизациями и общности в рамках цивилизации. Се­вероафриканская иммиграция во Францию вызвала у французов враждебное отношение и в то же время укрепила доброжелатель­ность к другим иммигрантам — «добропорядочным католикам и европейцам из Польши». Американцы гораздо болезненнее реаги­руют на японские капиталовложения, чем на куда более крупные инвестиции из Канады и европейских стран. Все происходит по сценарию, описанному Д. Хорвицем: «В восточных районах Ниге­рии человек народности ибо может быть ибо-оуэрри, либо же ибо-онича. Но в Лагосе он будет просто ибо. В Лондоне он будет ниге­рийцем. А в Нью-Йорке — африканцем». Взаимодействие между представителями разных цивилизаций укрепляет их цивилиза-ционное самосознание, а это, в свою очередь, обостряет уходящие в глубь истории или, по крайней мере, воспринимаемые таким об­разом разногласия и враждебность.

В-третьих, процессы экономической модернизации и соци­альных изменений во всем мире размывают традиционную иден­тификацию людей с местом жительства, одновременно ослабевает и роль нации-государства как источника идентификации. Образо­вавшиеся в результате лакуны по большей части заполняются ре­лигией, нередко в форме фундаменталистских движений. Подоб­ные движения сложились не только в исламе, но и в западном хри­стианстве, иудаизме, буддизме, индуизме. В большинстве стран и конфессий фундаментализм поддерживают образованные моло-дые люди, высококвалифицированные специалисты из средних классов, лица свободных профессий, бизнесмены. Как заметил Г. Вайгель, «десекуляризация мира — одно из доминирующих со­циальных явлений конца XX века». Возрождение религии, или, го­воря словами Ж. Кепеля, «реванш Бога», создает основу для иден­тификации и сопричастности с общностью, выходящей за рамки национальных границ — для объединения цивилизаций.

В-четвертых, рост цивилизационного самосознания диктуется раздвоением роли Запада. С одной стороны, Запад находится на вершине своего могущества, а с другой, и возможно как раз поэто­му, — среди незападных цивилизаций происходит возврат к собст­венным корням. Все чаще приходится слышать о «возврате в Азию» Японии, о конце влияния идей Неру и «индуизации» Индии, о про­вале западных идей социализма и национализма к «реисламиза-ции» Ближнего Востока, а в последнее время и споры о вестерни-зации или же русификации страны Бориса Ельцина. На вершине своего могущества Запад сталкивается с незападными странами, у которых достаточно стремления, воли и ресурсов, чтобы придать миру незападный облик.

В прошлом элиты незападных стран обычно состояли из людей, в наибольшей степени связанных с Западом, получивших образо­вание в Оксфорде, Сорбонне или Сандхерсте и усвоивших запад­ные ценности и стиль жизни. Население же этих стран, как прави­ло, сохраняло неразрывную связь со своей исконной культурой. Но сейчас все переменилось. Во многих незападных странах идет интенсивный процесс девестернизации элит и их возврата к соб­ственным культурным корням. И одновременно с этим западные, главным образом американские обычаи, стиль жизни и культура приобретают популярность среди широких слоев населения.

В-пятых, культурные особенности и различия менее подвер­жены изменениям, чем экономические и политические, и вслед­ствие этого их сложнее разрешить либо свести к компромиссу. В бывшем Советском Союзе коммунисты могут стать демократами, богатые — превратиться в бедных, а бедняки — в богачей, но рус­ские при всем желании не смогут стать эстонцами, а азербайджан­цы — армянами.

В классовых и идеологических конфликтах ключевым был воп­рос: «На чьей ты стороне?» И человек мог выбирать, на чьей он сто­роне, а также менять раз избранные позиции. В конфликте же ци­вилизаций вопрос ставится иначе: «Кто ты такой?» Речь идет о том, Что дано и не подлежит изменениям. И, как мы знаем из опыта Бос­нии, Кавказа, Судана, дав неподходящий ответ на этот вопрос, мож­но немедленно получить пулю в лоб. Религия разделяет людей еще более резко, чем этническая принадлежность. Человек может быть

полуфранцузом и полуарабом, и даже гражданином обеих этих стран. Куда сложнее быть полукатоликом и полумусульманином.

И наконец, усиливается экономический регионализм. Доля внут­рирегионального торгового оборота возросла за период с 1980 по 1989 год с 51 до 59% в Европе, с 33 до 37% — в Юго-Восточной Азии и с 32 до 36% — в Северной Америке. Судя по всему роль регио­нальных экономических связей будет усиливаться. С одной сторо­ны, успех экономического регионализма укрепляет сознание при­надлежности к одной цивилизации. А с другой — экономический регионализм может быть успешным, только если он коренится в об­щности цивилизации. Европейское сообщество покоится на общих основаниях европейской культуры и западного христианства. Ус­пех НАФТА (североамериканской зоны свободной торговли) зави­сит от продолжающегося сближения культур Мексики, Канады и Америки. А Япония, напротив, испытывает затруднения с созда­нием такого же экономического сообщества в Юго-Восточной Азии, так как Япония — это единственное в своем роде общество и циви­лизация. Какими бы мощными ни были торговые и финансовые связи Японии с остальными странами Юго-Восточной Азии, куль­турные различия между ними мешают продвижению по пути ре­гиональной экономической интеграции по образцу Западной Евро­пы или Северной Америки.

Общность культуры, напротив, явно способствует стремитель­ному росту экономических связей между Китайской Народной Рес­публикой, с одной стороны, и Гонконгом, Тайванем, Сингапуром и заморскими китайскими общинами в других странах Азии — с дру­гой. С окончанием холодной войны общность культуры быстро вы­тесняет идеологические различия. Материковый Китай и Тайвань все больше сближаются. Если общность культуры — это пред­посылка экономической интеграции, то центр будущего восточно-азиатского экономического блока скорее всего будет в Китае. По сути дела, этот блок уже складывается. Вот что пишет по этому поводу М. Вайденбаум: «Хотя в регионе доминирует Япония, но на базе Китая стремительно возникает новый центр промышленно­сти, торговли и финансового капитала в Азии. Это стратегическое пространство располагает мощным технологическим и производ­ственным потенциалом (Тайвань), кадрами с выдающимися навы­ками в области организации, маркетинга и сферы услуг (Гонконг), плотной сетью коммуникаций (Сингапур), мощным финансовым капиталом (все три страны), а также необъятными земельными, природными и трудовыми ресурсами (материковый Китай)... Это влиятельное сообщество, во многом строящееся на развитии тра­диционной клановой основы, простирается от Гуанчжоу до Синга-

пура и от Куала-Лумпура до Манилы. Это — костяк экономики Вос­точной Азии».

Культурно-религиозная схожесть лежит также в основе Орга­низации экономического сотрудничества, объединяющей 10 неараб­ских мусульманских стран: Иран, Пакистан, Турцию, Азербайд­жан, Казахстан, Киргизстан, Туркмению, Таджикистан, Узбекис­тан и Афганистан. Данная организация была создана в 60-е годы тремя странами: Турцией, Пакистаном и Ираном. Важный импульс к ее оживлению и расширению дало осознание лидерами некото­рых из входящих в нее стран того факта, что им закрыт путь в Ев­ропейское сообщество. Точно так же КАРИКОМ, центральноаме­риканский общий рынок и МЕРКОСУР базируются на общей культурной основе. Но попытки создать более широкую экономи­ческую общность, которая бы объединила страны островов Кариб­ского бассейна и Центральную Америку, не увенчались успехом — навести мосты между английской и латинской культурой пока еще не удалось.

Определяя собственную идентичность в этнических или рели­гиозных терминах, люди склонны рассматривать отношения меж­ду собой и людьми другой этнической принадлежности и конфессии как отношения «мы» и «они». Конец идеологизированных госу­дарств в Восточной Европе и на территории бывшего СССР позво­лил выдвинуться на передний план традиционным формам этни­ческой идентичности и противоречий. Различия в культуре и ре­лигии порождают разногласия по широкому кругу политических вопросов, будь то права человека или эмиграция, коммерция или экология. Географическая близость стимулирует взаимные тер­риториальные претензии от Боснии до Минданао. Но что наиболее важно: попытки Запада распространить свои ценности — демократию и либерализм — как общечеловеческие, сохранить военное превосходство и утвердить свои экономические интересы натал­киваются на сопротивление других цивилизаций. Правительствам И политическим группировкам все реже удается мобилизовать на­селение и сформировать коалиции на базе идеологий, и они все раще пытаются добиться поддержки, апеллируя к общности рели­гии и цивилизации.

Таким образом, конфликт цивилизаций разворачивается на Двух уровнях. На микроуровне группы, обитающие вдоль линий Разлома между цивилизациями, ведут борьбу, зачастую крово­пролитную, за земли и власть друг над другом. На макроуровне Страны, относящиеся к разным цивилизациям, соперничают из-за влияния в военной и экономической сфере, борются за конт-Роль над международными организациями и третьими странами,

стараясь утвердить собственные политические и религиозные ценности.