БУЛГАРСКИЕ ЦАРИ САРМАТСКОЙ, АЛАНСКОЙ, ХОНСКОЙ И БАЛТАВАРСКОЙ ДИНАСТИЙ 4 страница
уҡ-ал-уҡ (уҡ-ҡояшбаш-уҡ)>(у)ҡалуҡ>ҡолаҡ (ухо); то же название с помощью ассоциации переносится ниже по телу человека – к двум рукам, от «ҡолаҡ» появляется ҡул-аҡ (ҡул-уҡ [буквально рука-стрела]). У пары рук было и другое название:
үр-уҡ-уҡ (верхняя пара стрел)>(ү)руку(ҡ)>руку>рука (русское слово). Пара ног представляется таким же образом в виде нижней (түбән) пары стрел (уҡ):
түбән-уҡ-уҡ>табан-уғуҡ>табан-ағаҡ>табан-аяҡ (досл.: стопа-нога) и от него появляется синоним слова (теперь и русское слово):
(таба)н-аға(ҡ)> наға>нога. На название пары обуви (уб-уб) кажется перенесен тот же канон.
Наша нынешняя задача – перебрать вышеуказанный двух групповой семантический ряд первых слов, связанных со священной функцией, такой как кормление матери грудью. Своеобразно то, что, хоть они и являются названием груди матери, в обоих этих рядах есть термины одновременно обозначающие и женщину, и мужчину: апа (апа-тетя и апа-дядя), баба (баба-прадед и баба по-русски женщина). Подробное изображение всего этого мы видим в труде Э.В.Севортяна (1:54-58; 72:13). Это архаичное странное явление сохранилось в башкирском языке до сих пор. В чем же дело? Почему в одном и том же языке мужчина именуется названием женщины, а женщина – мужчины? Ответ на него лежит во втором направлении смыслового изменения первых слов, связанном с переменой мест Күк (Әсә) [досл.: небо (мать)] и Ер (Ир) [досл.: земля (мужчина)] из модели общей космогонии – об этом речь пойдет попозже. А пока обратим внимание на то, как появляется ряд новых слов от уже известных первых слов со значением как «аҡ» и «уб».
Значит, применяемые со смыслом («аҡ», «уб») первые четыре звука нашлись: первые гласные «а» и «у», первые согласные «ҡ» и «б». Остальные звуки являются результатами (вариантами) изменения тех первых четырех звуков, т.е. все произошли от тех первых четырех звуков:
а – ә – э – и; у – ү – о – ө;
б – в – м – ф (уау) – й – ж – ҙ –з – с – ц – ч – ш –щ – ҫ –т –д – р –л – н;
ҡ – ғ – х – г – ң – к – һ.
Две первые гласные и сами по отдельности, и в повторе в нашем древнем языке обладают правом значимого слова:
а – һыу (досл.: вода); у – һыу;
а-а – бысраҡ (досл.: грязь, грязно);
у-у – йыуыу (досл.: мыть, стирать).
Дальнейшее словообразование идет путем «приклеивания» одного согласного к любому одному гласному, из вышеприведенной цепочки (в лингвистике это называется агглютинативным способом (59:73)): «аҡ», «уб», «ас», «ус», «ал», «ул», «ат», «ут», «ар», «ур», «аҙ», «уҙ»… Таким образом можно ко всем гласным поочередно прикрепить согласные и таким образом получить значимое слово… Далее идет вторая ступень словообразования, согласно которой одному слогу, образованному из одной гласной и одной согласной, прикрепляются такие же вторые, третьи и т.д. слоги. Например: аҡ-уб (ағыу – яд или течь); аҡ-ас (ағас – дерево); аҡ-ас-ат («аҡ-әсәй-атай» – белый-мать-отец) – аҡ-сат (аҡ-сөт, аҡ-һөт – белое молоко); ас-аҡ (ысыҡ – роса) – а-саҡ (а-сағ – сыу/һыу, т.е. белая вода); к слогу «аҡ» (белый) эпитета һыу (вода) присоединяется эпитет Солнца «ал» (розовый), которые образуют: аҡ-ал (аҡыл – ум) – уғыл/ул – (сын); а «ал-аҡ» дают слова: илаҡ (плакса), а «уб-ал-аҡ» – балаҡ (штанина) – балыҡ (рыба) – бала (дитя) – малай (мальчик). Как видно, гласные в начале слова и согласные в конце теряются и получаются современные короткие («сонтор») образы слов: у-бала-ҡ – бала (дитя), а-сат – сөт/һөт (молоко), а-ҡуб – һув (һыу – вода) и др. Так, от присоединения слога к слогу, как и в первом случае, может получиться множество словообразовательных комбинаций. Т.е., метод «присоединения» (агглютинативный), в действительности, дает нам столько возможностей словообразования, сколько комбинаций на шахматной доске. Иначе, если рассмотреть в теоретическом плане, этот метод может восстановить запас миллиона-миллиона слов, которые когда-то до этого были, есть и будут. Но думать, что праязык можно полностью восстановить этим методом, было бы большой ошибкой, так как для нас безвозвратно утеряны факты ни только собственно праязыка, но и более поздние формы, существовавшие в более поздние периоды. Даже на санскрите, на одном из древних языков, который индо-европейцы считают основой своих языков, по признанию Августа Шлейхера, не сохранились показатели первых звуков. К тому же, работа усложняется тем, что восстанавливаемые языки имеют «разные возрасты развития» (113:294). Еще раз заметим, что об этом сказал сам А.Шлейхер, который собрал и издал тексты басен “на восстановленном индо-европейском праязыке” (116:104). Конечно, так нельзя дойти до предела знаний, также, наверное, невозможно полностью восстановить и праязык. Однако при его поиске, бесспорно, будут открываться все новые и новые страницы истории языков мира. Наша же работа облегчается и тем, что природа нашего (башкирского) языка агглютинативного строения. Потому что, как известно, основа слов образованных путем «присоединения», остается неизменной и по прошествии веков и эпох – и человек, владеющий современным языком, даже самые древние из них может читать без всякого волшебства. Например, в 1983 году исполнилось 750 лет написанию киссы «Йусуф и Зулейха» башкирским поэтом Кул Галием, однако мы без труда понимаем старые башкирские слова в ней. Точно также и с текстами, написанными более раньше ее. Значит, при работе с методом восстановления (реконструкции) праязыка не нужно удивляться или отвергать примеры, не разобравшись в сути. В этом отношении, читая наши «возрождения» и в первой главе, в этой и других главах, следует помнить, что по мере углубления в древность в поисках праязыка все звуки (и гласные, и согласные) предстают перед нами как варианты тех первых четырех звуков, очень часто они заменяют друг друга. Поэтому при исследовании древних слов было бы неправильным старание выкинуть их из круга исследования, удивляясь при видении вместо современного «б» звук «в», или «п» и «м», взаимозаменяемости «һ» и «ф». Это особенно касается согласных, которые сильно «изменяют» слова. Эти упомянутые явления «заменяемости» в научной литературе приведены в разных местах и признаны неопровержимыми фактами, например: б – п, д – т, з – с, г – к (84:65); л – р (болгары – бургары), (75:83); һ – ф – п, х – ф – п – б – м, б – м – п – ф (8:185-186, 189); һ – х – г (һун – хун – гун) и х – ф (Хинова – Финова); п – в (ҡуп – чаҡ – күвчак), ғ – в (ҡағын – ҡавын), р – з (оғур – оғуз [огуз]), б – м (бөгү – мөгү [загнуть]) (85:16, 18, 19, 23); т – к – п, х – к – п, к – п – т, п – б – в – г – к – т (86:44, 46) и т.д. Все это сказанное составляет основу реконструкции праязыка.
Второе направление происхождения первых слов мы можем найти через мифологическое Ҡуш үр (Ҡуш тау [досл.: смежная гора]) – известные читателю парные груди первопредка Имира (Ир-Ҡыҙ). К слову говоря, этот образ Ҡуш үр (Ҡуш тау), составляющий основной стержень башкирской мифологии и космогонической концепции человечества в целом, также является стержнем мифологий почти всех континентов Земли. Обогащая вышеупомянутое об этом, можно добавить еще информацию об Африканском континенте из новой книги В.Б.Иорданского. Например, самый старший бог Мани, этнической группы по имени азанде, оказывается, сам белый, сам черный и сам мужчина и сам же женщина. Известно, что в сознании таких этнических групп как ндем-бу, фон, бороро, йоруб, вакереве в виде старшего бога предстает известный нам образ Ир-Ҡыҙ (98:29, 66, 102, 112, 146, 149). Да, со всем своим существом он похож на башкирского Ир-Ҡыҙа. Значит, получается, что принцип парности, лежащий в башкирской мифологии, был присущ всему древнему миру (98:62). Вот почему первотермины почти всех языков мира, в основном, называют Ир-Ҡыҙ. Словообразование здесь идет за счет перенесения первых названий органов и частей тела человека (микрокосмоса), создавая различные семантические ряды этих названий, т.е. за счет именования множества похожих друг на друга предметов одним и тем же словом. Скажем, делая священными парные груди человека – матери (Неба), перенесли на человека – отца (Землю) в виде образа ҡуш – уба – үр (из-за этого Землю-отца начали воспринимать как Землю-Мать) и на теле Матери-Земли, отыскали такую же гору – Ҡуш тау (досл.: сросшаяся гора). Это название образуется путем соединения «аҡ – әс – ат» со значением «ата-әсә-ағы» и «уб» (приподнятая грудь, уба, аба): аҡас-атаб>(а)-ҡәс-(а) таб>ҡәс-таб>Ҡуш-тау. Тот же «аҡас-атаб» имеет значение и Ҡыҙ-Ата (досл.: дочь (девушка) – отец). Потом каждая цепочка семантического ряда в результате «присоединения» разных слогов в различных комбинациях образуют все новые и новые варианты слов. Если гору мы назовем үр [досл.: возвышенность], (ер, әр, ир), то получится Ҡәс-әр (Гэсэр) – Ҡыҙ-Ир (пророк Хызыр) – Ҡуш-үр (тот же Ҡуш-тау). Получается, что мифологический святой Хызыр-Ильяс – защитник путников есть Ҡуш Имсәк (парная грудь) Господа Всевышного нашего Имира (точнее, священное его грудное молоко)… Если поменяем слова местами, то в результате изменения Үр-Ҡус (үркәс – выступ, горб), Ир-Ҡыҙ (Иргиз), также р – л, ҡ – й получается Әр-Ҡәс (Орғос) – Әл-Йәс (пророк Ильяс). Интересна здесь взаимосвязанность имен мифического святого Хызыра и святого Ильяса с грудью матери. Имена этих двух всепрощающих героев башкирского эпоса называют, связывая их вместе, Хызыр-Ильяс. Один из них – Хызыр (левая грудь) – защищает от бед на воде, а второй – Ильяс (хозяин дорог – правая грудь) – спасает тех, кто на суше. Он – самый распространенный в башкирской мифологии помилователь. В заглавном слове к «Башкирскому народному эпосу» обращает на это внимание и А.С.Мирбадалиева (15:38). Если человек воспитан и добр, не обижает Атайсал (досл.: родину), то он, находясь в далекой поездке, в страшные минуты может положиться на Хызыра и Ильяса. Для этого, исходя из того где находишься, надо позвать: «Йә Хызыр мөҙҙәт!» (досл.: А-нука, Хызыр, пора! – на воде) и «Йә Ильяс мөҙҙәт!» (досл.: А-нука, Ильяс, пора! -- на суше). Однако нельзя позвать обоих сразу, сказав: «Йә Хызыр- Ильяс мөҙҙәт!», потому что они могут остаться в недоумении, не зная кому же из них идти. А кто совершит зло, того Хызыр-Ильяс не будет прощать, наоборот, якобы, ему самому ответят злом. Оба этих помилователя не занесены в нашу духовную жизнь с ислама или другой какой-то религии, а издревле являются собственными героями башкирской мифологии. О замечании об этом одного из известных знатоков древней культуры З.Ш.Шакирова сообщает нам башкирский филолог Н.Т.Зарипов (73:116). В книге С.Ш.Чагдурова мы видим то же самое (8:15). В труде М.И.Артомонова есть сведения о том, что наши предки тюрки, вместе с остальными богами «поклонялись и богам дорог» (75:187). Эти боги, наверное, вышеупомянутые Хызыр-Ильяс. Четкие сведения об этом даются в башкирском риваяте «Происхождение рода Кубаляк-Тиляу». В нем глава рода старик уходит на поиски пригодных для ведения хозяйства земель и, дойдя до Урала, встречает оберегателей этих земель «провидца Иремеля» и «провидца Емеля»: один, якобы, сидит на Иремеле, другой – на Ямантау. Только после того, как, оказав почести, получил их благословение, старец рода обосновался на Урале (16:76). Урал-батыр и Шульган-батыр из нашего великого эпоса на судьбоносном перекрестке тоже встретили одного старика с белой бородой – того самого святого Хызыр-Ильяса, и получили добрый совет (15:540). О таком же добром герое помилователе (пророке) рассказывается в шумерской глиняной книге (Хувава, Хумбаба). Шумерский Хызыр-Ильяс – Хувава, тоже защищает Атайсал от вредителей, против злостников применяет зло. Кажется, в основе названия Хумбаба, как и в имени Хызыр-Ильяс, лежит знакомый нам Ҡуш тау – Ҡуш уба, т.е. образ материнской груди. Если взять раздельно Хум-баба, то получается: хум>хун>хан>ҡан (кровь). Это явление похоже на превращение гуннского этнонима «хунан» на этноним «ҡуман». Таким образом, в первой части шумерского названия получился «хан». А вторая же часть «ба-ба», как видно из вышеприведенных примеров, по происхождению является «уб-уб» – ҡуш уба (материнская грудь). Значит, Хумбаба – хан и защитник Ҡуштауа. Вдобавок, башкирского Хызыр-Ильяса, как и шумерского Хум (Ҡан)-бабу, называют еще Аҡ-баба (досл.: белый старик). А «ҡан» (кровь) и «аҡ» (белый), как известно, означают одно и тоже – или «һөт» (молоко), или «һыу» (вода). (Старое шумерское название – Хувава – «Һыу баба» [досл.: старик воды] этому свидетель!). Более того, и у древних шумеров, и у современных башкир есть и другие доводы, оповещающие о том, что этот образ един, т.е. один и тот же. Сами имена только чего стоят! Не забудем и то, что в наших эпосах белобородого Хызыр-Ильяса именуют Баба Төкләс (15:512). Как видно, одну часть названия и у современных башкир, и у древних шумеров составляет одно и тоже слово – Баба (досл.: дед, старик, предок). Рассмотрим вторую часть. «Төкләс» означает «волосатый». Так называли главного бабу (предка) башкирского рода Усярган: Муйтан (Мүк тән [досл.: тело с мхом]), холлас/ҡыллас (тело с щетиной), төкләс (тело с волосами) (99:105). В шэжэре рода Усярган это видно более отчетливо:
5. Дед (предок) башкирского народа
6. Сын Бия Туксабы
7. Зовут его Мейтан (61:81).
Оказывается, что дед (предок) башкирского народа Муйтан является сыном Токсабы (Төклө асаба [досл.: волосатый абориген]). А Төксаба, в свою очередь, является очень известным нам Баба Төкләс – Хызыр-Ильясом. Т.е. близнецовый оберегатель, защитник Прародины человека – священной земли с волосатым телом, парногорбой грудью, где располагались Столп Земли (гора Тора-тау) и Пуп Земли (гора и город Аркаим). Памятника культуры и природы по имени Ҡуш-тау, как парные груди грациозно возвышающегося на берегу Агидели и даже в сегодняшние дни обладающего восхитительной красотой, как уже было сказано, мы знаем еще под именами Ҡуш-Ур (Ҡыз-Ир), Ур-Ҡуш (Ир-Ҡыз, Иргиз). Значит, на сколько древний этот риваят, стоящий во главе мировой мифологии, который идет еще со времен «сотворения мира», точно также, словно седой лев, и народ, из поколения в поколение его передающий. Башкирско-шумерское единство нашего языка, перворелигии, мифологии, топонимических названий – все это само знак седой древности, первопроисхождения.
Башкиро-шумерская проблема
Рассмотрим часть “Хум” вышеупомянутого шумерского названия Хум-Бабы. Известно, что в средние века усярганов назвали и “куманами” (вар. кумык), это также обозначает “волосатый, мохнатый”. Названия животных выдра, бобер, раcтений камыш, камыл (стебель растущего хлеба), ҡамғаҡ также образованы из слова-корня “ҡам”, которое обозначает волос, росток. По-башкирски ҡомаҡ, по-русски хомяк – корень названий волосатых зверей (ком, хом) нас приводит к шумерскому слову “Хум”: оказывается, тело Хум-Бабы тоже волосатое. Действительно, из старых шумерских клинских записей хорошо известно, что его тело было покрыто зеленым хвоем: постоянно обитает у рек, перед глазами он вырисовывается в виде кедрового дерева с семью ветками, покрытыми вечнозеленым хвоем (34:133-134). И Хызыр-Ильяс из эпоса “Урал-батыр” подобен шумерскому Хум-Бабе, он тоже:
У берега какого-то
Под деревом большим...(15:540)
сталкивается с близнецами-батырами:
Как видим, здесь есть и река, которая всегда встречается наряду с Хум-Бабой, и большое дерево – тиряк. Если рассмотрим внимательно, корень Хум, которого мы исследуем, произошел от Хуб (по закону языка звук “б” перешел в “м”). А это нам дает корень хов, который образовался из корня “Хуб” и стал сегодня русским словом хвоя (ховоя). В башкирском языке и по сей день используется слово-реликт, которое показывает, что тот же самый корень Хуб-Куб в свое время обозначало и хвою, и шерсть: ҡоба-һыйыр – светло-бурая корова (лохматая корова-бизон). А что касается зеленого цвета шумерского Хум-Бабы – седой Хызыр-Ильяс из башкирского мифа перед Заятуляком появился в зеленой-презеленой одежде (15:38) – для башкир зеленый цвет был святым еще до исламской религии. Значит, значения этих двух названий полностью совпадают. Интересно и то, что многие современные активно употребляемые слова своим гнездом восходят к тому же слову-реликту “ҡаба-ҡоба”: ҡобаҡ – ҡабаҡ (тыква) – ҡапаҡ – ҡабыҡ (кора) – кәбәк (мякина) – көбәк (көп, оболочка) – күбәк (күп, много) – күбек (пена) – көбөк (көбө, сосуд для приготовления кумыса) – ҡауаҡ (перхоть) – ҡыуаҡ (куст) - һабаҡ (стебель) – һауа (Ерҙең көбө, воздух, оболочка Земли) – һыбыҡ (сыбыҡ, хлыст) – күмәк (күм, ҡом, много) – кимак (этноним) – кеүек (как) – кейек (зверь). Башкирское ҡобаҙы-инә (отсюда происходит говядина) в значении “лохматая корова” вошло в английский язык местами “наоборот”, у них будет “корова-лохматая”, то есть “һова” – “корова”, “һиер” – “лохматая”. Одним словом, шумерское слово Хум-Баба понятно нам как наше слово... В шумеро-аккадском эпосе, как известно, Гильгамеш-батыр должен победить противостояние Хувавы (Хумбабы), чтобы срубить святое дерево эрбет (кедр, оказывается его столб нужно возвести на гору Ҡуш-тау), это, точно как и в башкирских сказках, изображается в качестве природных сил, которые противостоят в виде “семи страшных и грозовых искр”, а также “семи гор, семи морей”. Действительно, сам Хум-Баба – как говорили, оказался большим кедровым деревом. А это нас приводит к интересному выводу: если повнимательней посмотреть на название Хызыр-Ильяс, насквозь видно, что оно “Ҡәҙер-Олойәс” (“кедровое дерево, которому много лет”) или “Ҡәҙер – Ил эйәсе” (эйәһе) (кедр – старейшина). Скептикам здесь уместно вспомнить научный взгляд С.Ш.Чагдурова: в шумерском языке перемешались индо-европейские и тюрко-башкирские элементы (8:92). Вот таким образом, когда у башкир, и у шумеров кедровое дерево умолял не убивать его, Гильгамеш-батыр расчувствовался и сказал спутнику Энкиду: “Может вернуть к племенной матери сосать ее грудь” (22:91). В общем, у шумеров понятие “освобождать” выражается словосочетанием “возвращать матери” (19:10). Если учест, что этот древнейший текст написан в “женском диалекте” шумерского языка, то у шумеров, как и у башкир, четко прослеживается преклонение к священной магической силе грудного молока матери. Поскольку это белое молоко святое из святых, в нашем эпосе это приводится как наивысший критерий оценки доброты Урала-батыра:
Та девушка рождена от батыра-отца [патера-отца],
Молоком матур-әсә [матерь-матери] всормлена она (15:1650).
Гильгамеш-батыр, пожалев Хум-Бабу, старается показать сострадание, это сближает его с добродушным Урал-батыром, а его спутник Энкиду, наоборот, подвергает Хумбабу к смерти, это сближает его с жестоким Шульган-батыром. Но необходимо помнить то, что Гильгамеш шумерского эпоса – это Шульган башкирского эпоса (Шульган-батыр в древности считался добрым героем, а лишь в эпосе “Урал-батыр” дается как противоположный), а Энкиду – Урал. В эпосе “Урал-батыр” наверно, мотив кровопития отображается через судьбу защитника природы Хумбабы. Старик Янбирде сердится на сыновей за то, что они попробовали запрещенное, также приходится и Энкиду, и Гильгамешу пережить страшную ненависть старика Ут-напиштима, этот гнев смягчает только богиня Инанна...
Продолжим рассмотрение семантического ряда. Разобьем на части вышеупомянутый термин Ҡуш-тау - Әр-Ҡус (Ир-Ҡыҙ), который носит образ святой матери, и обоим частям добавим эпитет солнца “ал”, получится Әр-Ал (Урал) и Ҡус–ал (Ҡусал). Последнее после сокращения буквы “ҡ” дает – Усал (уҫал), еще буквы “у” – Сал (сүл - ҫүл – һүл – Шүл). Добавим титул царства “көн – ҡан – хан”. Получится “Урал-ҡан” (Урал хан) и Шүл-ҡан (Шүл-хан) – Шульган. Таким образом, Ҡуш-Үр – Гэсэр – Хызыр – Урал и Үр-Ҡуш – Орғос – Олойәш – Ильяс – такая спаренность мифических предков является названием каждой из двух грудей матери Евы. Иначе говоря, одну (правую) из святых грудей первоматери в косвенном значении можем считать Уралом, а вторую (левую) – Шульганом. Потому что, по мифу от спаренных грудей (спаренной горы) родились Корова (Һыйыр-Инә) и Волчица (Бүре-Әсә), они вдвоем кормили грудью и вырастили двух вышеупомянутых батыров-близнецов. По грудной матери Урала и Шульгана, хотя они родились от других гор (Нары-тау и Машак-тау), также считали детьми Ҡуш-тау... И в сознании этнической группы Африки бабемба такая же ситуация: близнецы считаются божественными существами как наши Урал и Шульган батыры, считают, что они спустились с двух гор – холмов (Ҡуштау). И матери близнецов пользуется большим авторитетом: они отождествляются с деревенскими аксакалами, а после смерти их хоронят в тайном месте, в пещерах... (98:55). Чувство “близкого соседства” и словосочетание “ут күрше”, которое в сознани башкир все еще считается святым, обозначает неразлучимое друг от друга соседство двух грудей одной и той же матери (Кәр и Көс – то есть Ир – Мужчина и Ҡыҙ - Девушка, Ырғыҙ) и близнецов, кормящихся из этих грудей (Урала и Шульгана). В каждом холме святого Ҡуштау, которые изображают две груди праотца Имира, наверно, были поставлены истуканы близнецов Волчицы и Коровы или Шульгана и Урала, они названы Ата-Ҡурсаҡ (защитник горы) или Аба-Ҡурсаҡ (защитник холма) (8:181). И в шумерском мифе “ҡурсаҡ” употребляется в том же значении – хозяин холма (могилы), хранитель холма. И в современном башкирском языке понимается именно в этом значении: ҡурсаҡсы – гүр саҡсы (хранитель могилы), ҡурсау, ҡурсаусы – то есть памятник-камень, который ставится на гору (а в современном значении над могильным холмом). Наверно, дошедшие до наших дней словосочетания “көрсөгөнә таянды” (стать в тупик) – то же, что и слово “ҡурсағына таяныу” – гүр эйәһе булыу (умереть). Так же как в древнее время, умирать с голоду было распротраненным явлением, слово “көрсөк” (“ҡурсаҡ”) – кризис со временем приобрело значение “иген бураһының төбө”, то есть дно закромов зерна. Может быть, это обозначает также, в связи с обычаем построения сруба – ҡорған гүр эйәһе, дно этого сруба, куда ставится труп? (И сейчас некоторые старики перед смертью сами себе подготавливают гроб).
Таким образом, подведя итоги, можно сказать, что макрокосмический образ Ҡуштау, именуемое Ырғыҙ – Ир-Ҡыҙ в эту эпоху – с изменения зооморфического, занимает центральное кольцо эволюционного звена в сознании человека, потому что здесь все понимается через тело одного человека. Основное свойство центрального кольца заключается в следующем: космическая модель не представляется как тела мужчины и женщины по отдельности, а представляют одно целое – противоречивое Ир-Ҡыҙ. Это диалектическое противоречие проявляется в названии грудей Матери Земли – Воды (холмов Ҡуш-тау) терминами двух полов (Ир-Ҡыҙ) (Кәр – Ир – правая “большая” грудь и Кәс – Ҡыҙ “малая” грудь). Но странно то, что кормящиеся из этих грудей близнецы – одного пола – Шульган и Урал батыры, Гильгамеш и Энкиду батыры. Почему малую грудь не сосает девочка? Этот факт как бы сам по себе сводит на нет понятие пола. Но нельзя сказать, что эта концепция предков ошибочная. Это часто показывает на нашу ошибку, незнание. Действительно, ценнейший памятник, найденный на земле предков (рис.6), на мой взгляд, проливает свет в эту проблему. Этот ценнейший истукан изображает основные признаки макрокосмической модели через тело одного человека, в нем сосредоточены узловые моменты философии древнего мира, которые дают возможность решить трудноразрешимые задачи. Знатоки искусства считают его древнейшим образцом тюркского скульптурного искусства. Эта глубокая философия великой космогонической модели сводится к башкисркой поговрке “үҙе баш, үҙе түш”. Мы знаем, что слово “баш” – Абас (Абыҙ), то есть правая мужская и левая женская грудь одновременно, в этом случае – Земля. То есть “сам и отец, и мать”, получается тот же Ир-Ҡыҙ. Если голова этой фигуры – усатый мужчина, груди – женщина. Представление космогонии в виде этой модели есть и в тексте “Урала-батыра”: в мире те четверо – Янбирде, Янбика, Урал, Шульган (только что говорили, что они вместе Ир-Ҡыҙ). Если продолжим разговор об уникальной структуре Ир-Ҡыҙ, его груди даются в виде портрета этих близнецов – Урала (справа) и Шульгана (слева) – сосающих ее одновременно. Самое ценное здесь в этом. Значит, фигура есть и мужчина, и женщина, и Небо, и Земля. Груди – и груди, и близнецы. В то же время оно – Янбирде, Янбика, Урал, Шульган. Все это она воплощает в себе, ничего здесь лишнего. А это ценнейший архефакт является историческим фактом, наглядным уроком, подтверждающим наши разговоры о космогонической модели сознания древнего мира. Единством этих четверых (Ир-Ҡыҙ), наверно, объясняется обладание числа 4 магической силой и его сакральности в сознании древнего мира. Мы еще не закончили разговор о глубоком космогоническом содержании этого истукана (79а:91, №63) – к этому вопросу вернемся еще несколько раз. Но предупреждаем о том, что этот первобог Ир-Ҡыҙ (Ырғыҙ), изображенный в истукане, происходит от шумеров: по-шумерски он называется Нинхурсаг (19:148). Как видим, здесь “нин” является реликтом знакомого нам термина “уб-уб”, “ум-ум” (“ин-ин”), обозначает “спаренная грудь”. Хурсаг обозначает Кәр-Әсәк (Ир-Әсә - Мужчина-Мать). Отсюда образуется и ҡарсыҡ (старуха) и “ҡурсаҡ” (кукла-предок). Значит, Нинхурсаг восходит к тому же Ир-Ҡыҙ со спаренной грудью и связывает шумерский мир с тюркским. Родители Шульгана и Урала Янбирде и Янбика из современного башкирского мифа употребляются в слове “баба-яга”, то есть Нинхурсаг, а у русских “оборотень”. Пример превращения положительной силы в отрицтальную мы видим в мифе африканских народов: священные предки рода постоянно превращаются в страшного колдуна (98:8). Кстати, случай превращения в зло четко вырисовывается в мифе вавилоно-аккадских предков: еще в то время женщины носили на шее облик-амулет страшного башкирского Албасты (по клинскому письму ученые читают его как Ламасту, Ламашту) – злая богиня (101:187-188). А источник этого зла восходит к шумерской богине Инане: она хочет, чтобы ее любили и этим своим притязанием преследует Гильгамеша.
В идеологии старого мира в результате реформы усярганского мага (бәг) Сураш-тора (Зороастр, 17 в. до н.э.) герои всего мифа разделились надвое – добрым и злым, бывший полудобрый, полузлой Шульган-батыр превратился в полного злого, а такой же Урал-батыр в полного доброго; точно так же несоответсвующий закону Господь Всевышний Ир-Ҡыҙ (Нинхурсаг), по взгляду зороастрийцев, превращается в страшную силу и в этом новом качестве составляет суеверный мир эпох исламской религии. В башкирскую семейную терминологию вошло в форме “кәринә-әсә” – “ҡәйнә-әсә” (свекровь) и “кәринә-ата” – “ҡайны-ата” (свекорь).
Значит, одна из грудей (холмов) посвящен Уралу, другой – Шульгану. Как видим из вышеуказанного истукана, наверно, в мифах так и было. И в жизни, наверно, в связи с этим, близнецы, родившиеся от человеческого рода, каждый сосал свою, принадлежавшую ему/ей грудь. Тогда в мифе та грудь, которую сосал Шульган-батыр назывался “Кәс-аба” (дева-холм, малый холм, вода-холм, т.е. женская сторона), а другая, которую сосал Урал-батыр – “Ҡәр-аба” (мужчина-холм, большой холм, земля-холм, т.е. мужская сторона горы Ҡуш-тау). Здесь как бы одно непонятно: раз оба близнецы были мальчиками, почму та сторона, из которой сосал Шульган, назывался “женской стороной”. Ответить этому и трудно, и легко. Оказывается, в сознании предков в “подземном мире” все переворачивается вниз головой: правая сторона становится левой, женская сторона – мужской, восток – западом – все так наоборот (до сих пор ведь говорим: когда на земле наступит конец света, солнце взойдет с противоположной стороны). Этот принцип “вниз головой” наблюдается в ритуальных обычаях (77:150). В эпосе “Урал-батыр” распространение этого закона “вниз головой” увековечен в виде полных систем образов. Скажем, то же и в шэжэре “Огузнамэ” (119). Если в эпосе “Урал-батыр” Господь Всевышний Ир-Ҡыҙ, известный нам также под именем Огузхан, назван Самрау (то есть әсәм-әрә-ауа -- “мать-земля-небо”, в кратце Самарау), и изображается в виде отца Хумай (Солнце, невеста Урала) и Айсылу (Луна, невеста Шульгана), то в “Огузнамэ” и Солнце (День-царь), и Луна (Луна-царь), персоны мужского пола, являются его, Самрау-царя, женами. Таким образом, и День-царь, и Луна-царь – в старых тюркских дастанах являются сыновьями Огуз-кагана, и в то же время его женами (15:20). Также в шумерском и вовилоно-аккадском мифах Луна и его сын Көн (Солнце) изображаются мужским полом (101:163). В то же время в эпосе “Урал-батыр” мужчина-Самрау выступает как богиня Ер-Һыу (Земля-Вода) -- женского пола. Непонимающему человеку – это может казаться чрезвычайной путаницей, хаосом. Но “путаницу” можно развязать исходя из принципа “вниз головой”, основанного на законе симметрии в сознании человека. Потому что есть “этот свет” и “тот свет”. Этот общий взгляд на мир по сей день четко изображается в сознании игбо-этнической группы Африки (98:100). В сознании народов мира было распространено представление о космосе как о сфере тыквы или двух половин яйца (98:101). Боги и богини сего мира (земного) как только попадают в тот мир (в подземный) очень быстро меняют свою природу, превращаясь боги -- в богини и богини – в боги (меняются показатели пола). Это суеверие у башкир сохранилось до наших дней: мужчина, якобы перешагнувший радугу (мост Салавата) превращается в женщину, а женщина в мужчину – перед нами намек на выход на “тот свет”... Таким образом, Солнце под землей считается мужчиной, а на земле – женщиной, Луна под землей – женщиной, на земле – мужчиной. Вот почему в эпосе “Урал-батыр” герои во время женитьбы должны перейти из одного света в другой, таким образом они должны организовать нужное им половое соответствие: Самрау, чтобы жениться на Солнце, переходит из земного мира в небесный мир (15:500). А Шульган в сарае Самрау проваливается с земли на подземный мир. И Урал достигает своего будучи: