БУЛГАРСКИЕ ЦАРИ САРМАТСКОЙ, АЛАНСКОЙ, ХОНСКОЙ И БАЛТАВАРСКОЙ ДИНАСТИЙ 5 страница
Муж, прошедший змея страну,
Муж, узнавший, где право, где лево... (15:2250).
Вообще, Самрау выступает как Урал-батыр “сего мира”, а Ҡахкаха - в виде Шульган-батыра, все они вместе составляют две стороны одной медали. Если взглянуть со стороны, Шульган является повелителем подземного мира (поэтому он всегда приносит смерть). Значит, по закону “вниз головой”, женский сосок, из которого он сосал, в том мире оказывается “соском мальчика”... Не забудем о том, что слово “убу”, обозначающее грудь, имеет синоним “әр(үр)”. Из этого понятно, что близнецы из знаменитого шумерского эпоса называются детьми Үр-үр (читается как Аруру) (22:100). “Үр-үр” здесь и есть “уб-уб” – спаренная гора. В Ҡуш-тау, наверно, большой (мужской) стороной считался правый (северный) холм, и малой (женской) стороной груди – левый (южный) холм. Потому что правая сторона всего микро- и макрокосмического пространства тюркского мира считался мужской и нижней (потусторонней) стороной, левая сторона – женской и верхней (сего мира) стороной (77:150). В связи с этим, далекие шумерские предки правую (нижнюю) половину жертвенного скота посвящали в честь “верхних богов и богинь” (101:174), так как его левая сторона является своим имуществом для верхней стороны: свое самому не дарят... Эта концепция “правая-левая” составляет основу сюжета “Урал-батыр”, и напрямую связывает этот знаменитый эпос со старым шумерским эпосом. Так как в вавилоно-аккадском эпосе, являющемся преемственностью шумерского эпоса, этот факт четко выделяется так же как и в эпосах тюркского мира. Бог Солнца Шамаш, изображенный Хумаем в эпосе “Урал-батыр”, и до этой эволюции перенесший изменения Шамаш – Самас – Һамас – Һамаз – Һамай/Хумай, сообщает Энкиду, который обречен к смерти и обязательно должен уйти на “тот свет”:
А теперь Гильгамеш, и друг твой, и родня,
Уложит тебя на вечную кровать,
Перенесет тебя налево –
В спокойный последний дом... (34:195).
Действительно, когда умирает Энкиду, Гильгамеш подтверждает вышеуказанное, обратившись к духу покойного:
Я уложил тебя на святую кровать,
Перенес тебя налево –
В спокойный последний дом... (34:109).
То, что это вошло в привычку в течение тысячи лет, подтверждает следующая истина: у башкир сегодня в брачной постели муж ложится с правой стороны, а жена слева. Из покон веков, на левой стороне башкирского дома, а также в юртах находится печка-очаг, кухня (женская сторона), с правой стороны - түр (почетное место, от этого слово түрә “человек, место которого на түре, начальник”), хозяин – “түрә-начальник” обычно садится там. Из посторонних это почетное место дается только уважаемому гостю мужского пола, вошедшему в дом. Зажиточные люди строят дома друг напротив друга: в середине – передний дом, справа большой (почетный, мужской) дом, слева маленький (женский, дом матери, кухня) дом. Такое же явление наблюдается в архитектуре современных африканских народов (98:63). Это – обычное явление в культуре предков, которое превратилось в закон еще в те времена. В связи с этим можно рассуждать: одна ветвь рода, которая сосала из “большого холма”, жила в патриархате, а другая ветвь, которая сосала из “малого холма” – в матриархате.
В башкирском языке до сих пор сохранилась память о мифическом большом холме (правая грудь) и малом холме (левая грудь): вотчинные башкиры (“ғасаба”) и крепкие, здоровые (“кәраба”) башкиры (ныне произносится по отношению к близнецам: один – ирәбе (большой, крупный), другой – кесәбә - маленький (то есть в виде кесабе-лә - кесе бала – маленький ребенок). Сила священного материнского молока мифической горы Ҡуш-тау превращается в два мифических героя – в этом контексте в образ Хызыра-Ильяса, и изображается в виде добрых носителей волшебного молока – спаренной груди – холма Великой матери ( то есть та же Волчица/Собака и Бизон/Корова и Урал-Шульган). Мы часто встречаем изображение материнской груди в виде үр-уба (высота-холм) и волшебства материнского грудного молока мы часто встречаем во многих образцах башкирского народного творчества. “Когда речь идет о женских истуканах, - пишет известный фольклорист Фануза Надршина, - невозможно упустить из виду интересное топонимическое предание, но к сожалению, присланное (в институт) в виде фрагментальной записи. Там сообщается о наличии истукана около озера Калды в Челябинской области и упоминается необычное свойство истукана – из него постоянно стекает молоко” (Ф.Надршина. Легендарные сюжеты и суеверные рассказы, основанные на древних верованиях. Рукопись. С.103-104). “Инә ҡарғышы төшөр ине, инә һөтө ебәрмәй” -- “проклятие матери убило бы, но оберегает материнское молоко” гласит башкирская пословица (21:163, №1009). Как видим, волшебство грудного молока оказалось сильнее его источника -- самой матери, потому что оно исходит из грудного молока праотца Господа Всевышнего Имира. В целом, материнское молоко у всех тюрков считался священным и волшебным. Вспомним, что у шумеров понятие освобождения военного пленного употребляется в значении “отпускать имергә -- сосать мать”; шумерское слово “имергә” -- “сосать” в том же значении употребляется в современном башкирском языке, шумерское слово в значении “имсәк” так же как и у нас: “убур” (8:181). “Уб-үр” – оно образована из хорошо понятных понятий уба (холм) и үр (вышина). В то же время оно раскрывает и происхождение современного слова “үбер” (үбеү – целовать): младенец сосет (целует) материнскую грудь (убыр – һурыр сосать). Средний звук “б” превратился в “м” и, кажется, в результате этого образовались слова “умур”, “имер” от слова “убур”. А слово “имсәк”, если рассмотрим внимательно: им-сәк – ем-сок (сок – һыу “вода”, в Саратовской области есть река Сок). В древнем говоре “им-им” (“уб-уб”) самостоятельно употреблялось в значении “спаренная грудь”, поэтому вотрая часть “сәк”, наверно, удвоился как “сәк-сәк” – дало то же значение “спаренная грудь”, так как доказательство этого сохранился в виде слова-реликта в русских родственных языках – “сиски”. Это, похоже, образовано следующим образом: сәксәк>цикцик>сиски. В качестве подарка царям-богам предки готовили священый сәк-сәк/чак-чак – мучное изделие в виде кончиков груди, его мешали с медом и придавали конусообразную форму (форму грудей). Она и сегодня готовится подобным образом, в башкирском застолье сәк-сәк как и свежий кумыс считается одной из самых священных пищ. Также вырисовывается доказательсвто, предполагающее, что оно пришло к нам с шумерских времен. У шумеров, например, втречается имя святой женщины Сәк-сәк – так называли жрицу храма Бау (бау в современном башкирском языке род) – богиню рода или жену царя, занимающую место богини. Современнные башкирские девушки чато носят имя Сәк-сәк (Сәсәк). И С.Ш.Чагдуров отмечает, что в сущности имени лежит женское начало (8:182).
Если в отрезке времени начиная с начала появления осмысленных звуков до образования определенных слов с отдельным значением слова представлялись как великий корень, который исходит из-под земли, то в стадии образования абстрактных слов отделяется первый мифический корень. И они оба вместе начинаются из одного центрального корня, продолжают расти на земле в виде спаренного столба. То, что праязык имеет абстрактные значения (мы рассмотрим это в примерах, взятых из труда выдающегося советского ученого И.М.Дьяконова) исходит из того, что человек начинает размышлять об окружающей среде в широком космогоническом плане, что он создает в своем сознании универсальную космогоническую концепцию бытия. Памятники, найденные в Сибири, приводят к научному результату, что например, еще в эпоху палеолита человек чувствовал свое место и место небесных святил в космическом пространстве, и даже умел считать – составил простую модель лунного цикла (80:74). Поясняя, абстрагирование первоязычных слов в первую очередь заключается в терминах космогонической модели (божественные названия, изображающие огняь, воду, землю, небо, мужчину, женщину и т.д. – названий богов). Вот почему праязык и миф, когда все дальше пронизываемся до древних глубин, приближаются друг к другу и в дальнейшем смыкаются как единое целое. Мы увидели это на примере Ҡуш-тау – Урал -- Шульган). Вот почему и архаическая часть лексического состава всех современных языков мира, и имена богов основных языков мира (дополним также и знание первоискусств и первописьма!) удивительно одинаковые. А исследователи, которые опровергают это единство (а таких много!), не учитывают целостность и праязыка, и мифа. И те, которые берут за основу “внешнее сходство слов”, “типологические сходства”, словами другого ученого не могут избавиться от “формалистического разжевывания флексий, откликов” (81а:8). Надо поставить точку над “фонетически-фразеологическими” пререканиями, -- обобщает тот же ученый, - по-моему, исследование нужно вывести на обширное обозрение. Это мнение, котрое в душах многих, которого выдвигает наука”. Поэтому, автор этих строк надеется, что его изыскания о праязыке поймут как потребность комплексного изучения этой проблемы. Потому что, к сожалению, по сей день нет вышедших в свет работ башкирских ученых о праязыке и прамифе. Учитывая необходимость правильного понимания таких сложных задач и отсутствие специального учебника, обучающего основы знаний праязыка и прамифа, считаем правильным дать направительные сведения.