Августа – день начала боёв в городе
Почти на любой схеме, отображающей ход битвы на Волге, будь то в советском или зарубежном издании, отмечается рабочий посёлок со странным названием Рынок. Это не случайно. Как уже отмечалось, это – наиболее удалённый пункт города, к которому 23 августа 1942 года прорвались бронированные колонны 14-го танкового корпуса фашистов. Ещё один посёлок по соседству, между Рынком и Тракторным заводом, – Спартановка (а не Спартаковка или Спартаковец, как ошибочно указывалось на картах того времени).
С конца августа, на протяжении нескольких месяцев 1942 года, названия этих неприметных сталинградских рабочих посёлков были особо очерчены цветными карандашами операторов на штабных картах не только батальонов, бригад, дивизий, но и армий и фронтов, действующих в Сталинграде. Особо фигурировали они и на картах генеральных штабов, постоянно упоминались в документах Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии, а также главной штаб-квартиры фюрера фашистской Германии. Одним словом, Рынок и Спартановка прочно вошли в историю Сталинградской битвы, героической обороны города.
«Рынок и Спартановка, – вспоминал генерал Греков о воинах 124-й стрелковой бригады Горохова, – мы знали как имена родных». К сожалению, сегодня лишь немногие «посвящённые» специалисты да редкие энтузиасты реально представляют себе, как много связано с этими посёлками в исторической победе советского народа в Сталинградской битве, а значит, и в коренном переломе в той войне. Постараемся восстановить историческую справедливость и правдиво рассказать о событиях в самой северной части битвы за Сталинград, начиная с конца августа 1942 до нашей победы, разгрома и капитуляции армии Паулюса в феврале 1943 года.
Заводские посёлки Рынок и Спартановка были расположены при впадении в Волгу широких долин степных речек Сухая Мечётка и Мокрая Мечётка. Мечётка – от слова «меча» угро-финского происхождения, означающего «река, текущая в крутых берегах». Рынок – татарское название. Этот небольшой посёлок раскинулся вдоль обрывистого берега тощей речушки – Сухой Мечётки. В историко-географическом словаре можно выяснить, что в конце 30-х – начале 40-х годов ХIХ века на хутор Рынок, за 8 вёрст на самый берег Волги, выселилась часть крестьян деревни Орловка. Земля и хутор принадлежали к Орловскому обществу. Сама Орловка, что в 15 верстах от города Царицына, стала заселяться ещё в конце восемнадцатого столетия переселенцами из внутренних губерний. В 1827 году уже в значительном числе сюда пришли переселенцы из Орловской губернии, это и дало имя селению – Орловка.
В 1867 году в Рынке была отстроена и освящена деревянная церковь Михаила Архангела, а бывший хутор переименован в село. С этого времени Рынок стал считаться самостоятельным приходом с припискою к нему деревень Винновка и Спартанка. Спартанка (превратившаяся в Спартановку) расположилась в 14 верстах от Царицына на высоком ровном берегу Волги. Название не имело местного значения и дано по воле помещика, переселившего сюда в 1840 году из Тамбовской губернии своих крепостных крестьян (в 1860 году в этой деревне было уже 99 крестьянских душ в 16 дворах). А в двух верстах к северу от Рынка располагалась усадьба господ Лятошинских, превратившаяся впоследствии в современную Латошинку.
В 30-е годы Сталинград переживал период бурного индустриального роста. На северной окраине города началось строительство грандиозного Сталинградского тракторного завода – первенца советского тракторостроения. Город рос так бурно, что его старой территории стало явно недостаточно для размещения новостроек. Поэтому 10 июля 1931 года ВЦИК принял постановление о расширении городской земельной площади Сталинграда. В черту города были включены и селение Рынок, и деревня Спартановка. Город, занимавший 109,7 квадратных километра, теперь раскинулся на площади в 365,2 квадратных километра.
По данным предвоенного времени, после включения этих поселений в границы Сталинграда Рынок насчитывал 408 дворов, Спартановка – 708 дворов. Обоим сталинградская «прописка» прибавила живительных соков. Росли, ширились оба посёлка. В Рынке с горожанами (заводчанами) сосуществовали зерновой колхоз и рыбколхоз в Дубовке.
Всего в Тракторозаводском районе перед войной проживало до 75 тысяч человек, основная масса из них – в посёлках Верхнем, Нижнем, Горном и Южном – в государственных домах, остальные – в Линейном посёлке, Спартановке, Рынке, Дачном посёлке, а также по Мокрой Мечётке и берегу Волги.
Верхний и Нижний посёлки СТЗ в основном были застроены четырёхэтажными пятиподъездными домами. Более 90% семей занимали в них по одной комнате в трёхкомнатных квартирах. Немало домов были общежитиями. Основная масса рабочих, служащих и ИТР СТЗ жили именно в Верхнем и Нижнем, Горном и Южном посёлках. И примерно десять процентов – в Спартановке, Рынке, Линейном и других посёлках в частных домах.
Союзный ЦИК, прирезав к городу соседние с Тракторным заводом селения хлеборобов и рыбаков, многие из которых стали строителями, предопределил создание здесь обширной зоны жилых строений с заново создаваемым сложным коммунальным хозяйством. Да только в жизни получилось по-иному. К началу войны в Рынке и Спартановке, объявленных городскими посёлками, на тысячу сто подворий имелось всего три кирпичных строения: насосная станция горводопровода, двухэтажная школа да пожарное депо. Просторную приречную террасу от Тракторного до Латошинского совхоза владельцы подворий застроили деревянными одноэтажными домиками. От ветров и зноя их прикрывали садики. Кирпичными в посёлках были лишь подполья, печные трубы да ещё оградки по границам подворий, сложенные из имевшегося поблизости плитняка. Как вскоре выяснилось, те ограждения в ходе боёв пригодились и своим, и чужим в качестве укрытий от пуль, осколков, ударной волны.
Неудивительно, что внешне Рынок и Спартановка выглядели в глазах оказавшихся здесь военных скорее пригородами, а не посёлками в городской черте Сталинграда, как это было на самом деле и что было очевидным для тракторозаводских и городских руководителей. Но совсем не очевидным – для командования и штабов фронтов, армий, дивизий и бригад. Саратовские картографы, размножая план Сталинграда для его защитников, умудрились, по незнанию города, оставить Рынок за обрезом листа и тем самым как бы отчленили 410 подворий посёлка Рынок от Тракторозаводского района, чем существенно осложнили пользование этим документом. Не счесть недоразумений было из-за этого при определении целей артиллеристами. Не меньше неразберихи и теперь, спустя 70 лет со времени тех событий, у различных авторов при определении северной городской черты Сталинграда.
Сталинград не представлял собой города, который застраивался равномерно и компактно. Историческое его развитие сложилось так, что от старого административного центра и вверх, и вниз по Волге строились на берегу заводы, а вокруг них посёлки. Между городскими районами существовали разрывы от одного до 6 километров. Эти разрывы, то есть незастроенные территории, в противопожарном отношении изолировали один район от другого.
И всё же сегодня необходимо подчеркнуть: за неделю до конца августа враг оказался не где-то «северо-западнее Сталинграда», «на подступах» к городу, а частично уже на территории Тракторозаводского района города или на её границах. (Надвигающиеся сумерки, огневой заслон зенитчиков, неясность обстановки приостановили продвижение сил противника вглубь этой территории до следующего дня).
Это означает, что там, где теперь плотина Волжской гидроэлектростанции сомкнулась с кручами горного берега Волги, на исходе лета сорок второго года заполыхала, сначала отдалёнными кострами, огненная черта городской обороны Сталинграда. Неверно, бессмысленно продолжать клишировать утверждения, что оборона города, бои на его территории начаты с середины сентября 1942 года! Можно предположить, что этот устоявшийся пропагандистский штамп имел определённый идеологический смысл в тот период времени, когда он призван был работать на возвеличивание авторитета отдельных личностей, для перестраховки «подправляя» и «лакируя» подлинную тяжесть и трагизм сталинградской обстановки того времени. Но сегодня жизнь этого штампа – нонсенс.
В ночь с 23 на 24 августа и в полной мере 24 августа, а не с середины сентября 1942 года, начались затяжные, подобно целой войне, сражения на территории самого города. Самый первый очаг огненной черты Сталинградской обороны – легендарная тракторозаводская самооборона.
Гитлеровскому генералитету прорыв к Волге нужен был не только для того, чтобы прервать наши перевозки по Волжскому водному пути. Ещё большая опасность создавалась тем, что был рассечён сплошной фронт обороны Красной Армии. Вражеское командование хитроумно замышляло быстро завладеть Сталинградом, а затем разгромить наши войска, окружив их между Доном и Волгой. В дальнейшем гитлеровцы намеревались наступать вдоль Волги к Астрахани и на север – в сторону Саратова.
Военная обстановка тех дней, казалось бы, оправдывала расчёты врага. Ведь в момент прорыва гитлеровцев к Тракторному заводу соединения 62-й армии вели бои на левом берегу Дона и в междуречье и не имели возможности перебросить какие-либо силы для обороны на рубеж Волги. Юго-Восточный фронт вёл напряжённые бои, сдерживая танковую армаду немцев, рвавшуюся к Красноармейску, то есть к южной части Сталинграда. В самом Сталинграде к 23 августа находились лишь немногочисленные учебные, ремонтные, караульные и другие вспомогательные части гарнизона, не предназначенные для непосредственного ведения боевых действий.
Немедленное огневое сопротивление гитлеровским танкам 23 августа оказали, как уже говорилось, зенитные батареи, стоявшие на прикрытии Тракторного завода и Латошинской железнодорожной переправы через Волгу, из состава ряда дивизионов двух зенитно-артиллерийских полков – 1077-го и 1078-го. Этот день стал для зенитчиков подлинным испытанием на прочность.
После форсирования противником Дона (21-22 августа) зенитчики получили приказание: в связи с возможным прорывом противника к Сталинграду быть в готовности огнём зенитных батарей вести борьбу с танками и мотопехотой, то есть быть готовыми к противотанковой обороне. Но события развивались так стремительно, что почти не оставили времени для подготовки. Примерно с 11 часов утра 23 августа немецкие бомбардировщики группами по 12-20 самолётов с нарастающей плотностью стали наносить бомбовые и штурмовые удары по зенитным батареям. Зенитчики 1077-го полка, как и других зенитных частей в Сталинграде, привыкли к редким бомбёжкам, умели вести огонь по одиночным целям и мелким группам самолётов. А тут – дело совершенно непривычное, жуткое. Личный состав батарей впервые столкнулся с массированными ударами с воздуха по их позициям. Батареи, отбивая эти атаки, понесли потери, расстреляли боезапас по тьме самолётов Рихтгофена. В отчётных документах имеются записи, что за день полк сбил и повредил несколько самолётов противника.
На огневом рубеже
Первый удар танков принял на себя 2-й дивизион 1077-го полка зенитной артиллерии. 30 вражеских танков ринулись на его батареи. Одновременно и с воздуха батареи подверглись ожесточённой штурмовке. В этой обстановке личный состав не дрогнул: дивизион принял бой с воздушным и наземным противником. Каждое орудие превратилось в самостоятельный островок обороны. Команд не было слышно. …По звуку определяли приближение фашистских самолётов. Серое пятно от горизонта приближалось, становились видны отдельные движущиеся точки: «юнкерсы», «дорнье», «хейнкели». Большими группами они методично пикировали на позиции каждого орудия и пулемёта, на пункты управления. Нужны были железные нервы, чтобы, прицелившись в лоб двухмоторной ревущей махине, выждать и ударить наверняка. Командиры батарей сами становились непосредственно к орудиям.
Стволы других зениток опустились поближе к земле для стрельбы по наземным целям. Разрывы зенитно-осколочных гранат на небольшой высоте буквально скашивали всё, что выступало над землёй.
В книгах зарубежных авторов содержится своеобразное отражение подвига советских воинов-зенитчиков в признаниях врага: «До самого вечера нам пришлось биться против 37 вражеских зенитных позиций» (Э. Бивор). «Русские крупнокалиберные зенитки открыли огонь… Орудие за орудием, всего 37 единиц, сокрушила группа Штрахвица. Прямые попадания одно за другим разносили в клочья огневые позиции русских зениток» (П. Карель). Да, наша зенитная артиллерия не обладала возможностями быстрого манёвра, необходимого в борьбе с его танками, моторизованной пехотой, мотоциклистами. У неё не было никакого пехотного, артиллерийского прикрытия огневых позиций. И потери батарей были большими, очень большими.
Так, одна из трёх батарей 1078-го зенитно-артиллерийского полка для прикрытия железнодорожной переправы располагалась ниже Латошинского пруда. К концу дня 23 и ночью 24 августа в неравной борьбе с врагом, рвавшимся к переправе, погиб весь расчёт этой батареи из 43 воинов под командованием лейтенанта Баскакова. Под гусеницами танков погибли орудийные расчёты 1-го и 2-го дивизионов 1077-го полка полковника В.Е. Германа. Тяжёлые потери понёс 1078-й полк полковника Г.И. Ершова. Но в город враг ворваться не смог.
Девушек, женщин в полку В.Е. Германа, как и в других подобных зенитных полках в Сталинграде, было немало, примерно треть состава. В штабе полка – телефонисты, радисты, разведчики, медработники, повара. В штабе дивизиона – тоже. На батареях – разведчики, прибористы, дальномерщики, телефонисты, повара, санинструкторы. А ещё прожектористы… Это были хорошие, дисциплинированные, исполнительные солдаты. Никто не плакал, не жаловался на трудности. В критические моменты подменяли других, даже в орудийных расчётах.
Сегодня трудно представить, что чувствовали на огневых позициях своих батарей наши зенитчики, когда вблизи них к вечеру неожиданно появились немецкие танки. Одной этой внезапностью наземный противник подавлял со страшной силой. После нескольких часов боя с воздушным противником – силы на исходе, снаряды израсходованы… И вдруг – в упор по батареям – огонь из танков, миномётов невесть откуда взявшегося наземного противника. И если при всём при этом батареи дрались, стреляли, задержали, припугнули противника – слава, великая слава зенитчикам!
Более трёх часов бойцы и командиры нескольких зенитных батарей преграждали путь врагу на той высоте, где сейчас алюминиевый завод, между заводскими посёлками Спартановка и Рынок. Левым берегом Мокрой Мечётки мотомеханизированные и танковые части противника прошли к Тракторному заводу. Для борьбы с ними были задействованы 11 зенитных батарей.
23 августа к вечеру, но еще засветло, гитлеровцам всё же удалось прорваться к Волге между Латошинским садом и Рынком. Но до самой Латошинской переправы враг ещё долго не мог пробиться. Противник вёл огонь из миномётов и танковых пушек в сторону переправы. Вражеские самолёты, не разобравшись в обстановке, нанесли бомбовый удар по своим же танкам, которые, крадучись, нащупывали спуск к причалам переправы.
А переправа продолжала работать весь вечер и ночь. Завершающим рейсом, после полуночи, матросы переправы во главе с капитаном Иноземцевым увели паром с ценным грузом. Последними 24 августа в 8 часов утра от правого берега у Латошинки уходили паром и катер «Рутка». Парому пришлось рубить чалки, так как немцы не только открыли по судам пулемётный и автоматный огонь, но и заговорила пушка немецкого танка, вышедшего на берег Волги. На пароме погибших не было. На «Рутке» был убит матрос. Спустя два месяца этому катеру – ветерану речного флота выпадет судьба принять здесь участие в высадке нашего десанта – ещё одной героической и одновременно трагической страничке обороны северной части города.
Итак, 23 августа 16-я танковая дивизия реально почувствовала организованный отпор только зенитных батарей 1077-го и 1078-го зенитно-артиллерийских полков. Но как важен был он для города! До последней возможности сражались зенитчики с наседавшим врагом на Сухой Мечётке, под Орловкой и близ аэродрома, находившегося там, где теперь расположен алюминиевый завод.
В первом огневом отпоре прорвавшемуся противнику помимо зенитчиков приняли также участие учебные танки 21-го отдельного учебно-танкового батальона. Они были застигнуты врагом на заводском полигоне и танкодроме неподалеку от Тракторного завода. Там проходили плановые занятия танкистов-курсантов батальона для последующей отправки на фронт своим ходом на выпущенных заводом «тридцатьчетвёрках». Учебные танки, находившиеся на танкодроме (их было около десятка), стали первичным заслоном от проникновения немецких подвижных частей в район Верхнего посёлка Тракторного завода. Вероятно, их манёвры ввели противника в заблуждение, который принял их за действия боевых танков.
Действия зенитчиков, а также танкистов на учебных машинах в районе танкодрома и полигона СТЗ, судя по публикациям, составленным на основе мемуаров бывших гитлеровских вояк, в тот день не причинили врагу крупного вреда. Хотя у немцев, несмотря на всё их бахвальство о лёгком уничтожении 37 огневых позиций зенитчиков, вряд ли обошлось без потерь. Но главное, несомненно, в другом. Противник в своих расчётах перед броском к Волге предвидел упорное сопротивление в городе. Встреченный им огневой заслон зенитчиков и действия танкистов в районе полигона СТЗ насторожили врага, стали для него подтверждением этих первоначальных расчётов и свидетельством наличия у нас сил, готовых активно отстаивать город. И это, вероятно, стало основой решения противника не входить 23-го вечером и ночью в посёлки у Тракторного и далее на сам завод с ходу, без разведки, подготовки и пополнения запасов.
Так, в чрезвычайной, острокритической обстановке второй половины 23 августа 1942 года сталинградцы не позволили превосходящим силам врага ворваться в город. Было выиграно драгоценное время для срочной организации отпора врагу на северной окраине города, в районе Тракторного завода – танковой кузницы сражающихся в междуречье советских армий.
Итак, Тракторный в тот день стал фронтом, зоной боевых действий. С этого момента завод уже как прежде не работал. Вторая заводская смена вечером 23 августа к работе не приступила. Работы велись только в сборочном и сдаточном цехах, где производилась сборка танков из узлов и агрегатов, оставшихся на заводе в виде задела. Число рабочих, участвовавших в этой работе, было сравнительно невелико и составляло около 10-15% от обычного числа рабочих этих цехов. Группа работников завода занялась минированием особо важных объектов, с тем чтобы в случае внезапного захвата завод можно было взорвать. Мешки с аммонитом закладывались в станки моторного и других цехов.
Было понятно, что, возможно, ночью, а главным образом утром противник после выхода на берег Волги будет пытаться нанести удар с целью овладеть северной частью Сталинграда и Тракторным заводом. Ночь на 24 и день 24 августа теперь очень многое значили в судьбе Сталинграда, перспективе обороны города, да и всей ситуации на фронте в целом.
Первая линия обороны
В горячке неотложных решений и действий в те первые дни обороны Сталинграда особых записей не велось. Большинство из них было сделано задним числом. Поэтому до нас дошли довольно противоречивые, хронологически путанные, нередко взаимоисключающие факты как в немногочисленных сохранившихся документах, так и в воспоминаниях участников тех событий, руководителей области и города, Тракторозаводского района.
В целом не подлежит сомнению, что в той тяжелейшей обстановке именно партийные и советские органы в городе не пали духом, не растерялись. Коммунисты и комсомольцы Сталинграда стали движущей силой в борьбе с врагами, в решении первоочередных задач в разрушенном бомбёжкой городе. Надо с уважением и гордостью отметить, что различные службы города и Тракторозаводского района действовали удивительно умело, эффективно и мужественно. Чего стоила только одна работа местной противовоздушной обороны!
Контуры наиболее важных конкретных решений и действий в ту критическую ночь и утро 24 августа, непосредственно касающихся организации обороны в районе Тракторного завода и его посёлков, выглядели примерно так. Было принято и оперативно начало выполняться на местах постановление городского комитета обороны срочно собрать, вооружить и направить на фронт в северной части города формирования народного ополчения и истребительные батальоны заводов СТЗ, «Красный Октябрь», «Баррикады», Дзержинского, Ворошиловского, Ерманского и частично Кировского районов.
Руководство СТЗ получило указание направить против прорвавшегося противника все готовые на заводе танки. Но кто фактически обеспечил решение этого вопроса в той сложнейшей обстановке? Как оно реализовалось? До сих пор в этом вопросе чаще можно встретить больше мифов и домыслов, нежели фактов. Обычно авторы приводят примерно такую версию событий. Руководящие инстанции (городской комитет обороны, обком и горком партии, а то и Военный совет фронта) приняли решение (постановление) о выделении Тракторным заводом всех годных танков для срочной обороны от прорвавшегося противника в северной части Сталинграда. И вслед за этим с СТЗ новенькие Т-34 (часто пишут о 60 машинах), только что с конвейера, отправляются прямо на фронт, проходящий недалеко от завода.
Однако фактически события развивались иначе. Совещания и переговоры по телефону между руководителями области и города, Военным советом фронта, заседание городского комитета обороны, состоявшиеся после получения известия о прорыве немцев у Рынка, до вечера 23 августа на самом деле никак не сказывались на практическом решении вопроса о выделении танков. Поздним вечером 23 августа на Тракторном в кабинете директора завода с участием, в частности, наркома танкостроения В.А. Малышева на повестке дня стояли вопросы: о подготовке к взрыву основного оборудования завода на случай внезапного прорыва немцев, об ополчении и формировании для нужд обороны трёх танковых рот. Именно это решение – сформировать три танковые роты, обеспечив машины экипажами и боеприпасами – в действительности сыграло свою роль в деле практического выделения танков. Именно оно было доведено до военных в виде обращения наркома В.А. Малышева – старшего из присутствовавших на совещании.
Но даже это решение и обращение к военным, подкреплённое авторитетом заместителя Председателя Совнаркома и нарокома танкостроения, напрямую не влияло на выдачу танков с СТЗ. Ни директор Задорожный, ни заместитель наркома танко-строения Горегляд, ни сам нарком Малышев не имели достаточных полномочий, чтобы напрямую приказать выдать с завода танки. Всё вооружение, поставляемое для установки на танки – пушки, пулемёты, а также боеприпасы, – являлось имуществом Наркомата обороны. За него полную ответственность перед Центральным управлением нёс военный представитель Главного бронетанкового управления (ГБТУ) Наркомата обороны на СТЗ. Принятые военпредами на заводе танки также становились имуществом Наркомата. С завода они могли уходить только по нарядам Центрального управления. Поэтому ни обращение В.А. Малышева к военным, ни решения городского комитета обороны, ни даже указание Военного совета фронта (если бы оно было) не являлись обязывающими для выполнения военным представительством, подчинявшимся непосредственно Москве. Самодеятельность в этом вопросе была крайне рискованна и недопустима. А поскольку совещание в дирекции завода проходило поздним вечером 23 августа, времени на согласование с центром не оставалось.
И всё же танки были выданы – без проволочек, решительно, деловито, оперативно. Следует особо подчеркнуть, что все практические решения по комплектованию их экипажами, обеспечению боеприпасами – это исключительная заслуга и большой вклад в битву с врагом непосредственно военного представительства на СТЗ. Сегодня, спустя 70 лет, надо добрым словом помянуть руководителя военной приёмки (старшего военпреда) инженер-подполковника Якова Симоновича Левина, который в нарушение официальных инструкций и положений, руководствуясь трезвой оценкой сложившейся обстановки, принял на себя всю полноту ответственности. Для этого требовались большая личная смелость и самоотверженность настоящего офицера и коммуниста.
Так, к примеру, сложности возникли с выдачей со складов завода танковых пулемётов ДТ для нужд формируемой тракторозаводской самообороны. Как вспоминал Павел Павлович Байков, в ту пору военпред и заместитель руководителя военной приёмки, кроме военного представительства ГБТУ на заводе было военное представительство Главного артиллерийского управления (ГАУ). Оно в оперативных вопросах было подчинено руководству военной приёмки ГБТУ. Возглавлял приёмку ГАУ полковник Богомолов – в прошлом командир артполка и участник финской войны. Когда принималось решение о выдаче с СТЗ танковых пулемётов ополчению, полковник Богомолов категорически отказался это делать, ссылаясь на директиву Центрального управления. Хотя к этому времени уже было решение вышеупомянутого совещания и обращение к военным от лица наркома Малышева. Формально Богомолов был прав, а по существу невыдача пулемётов ополчению и бойцам 21-го учебного танкового батальона могла привести к захвату немцами Тракторозаводского района и Сталинграда. Пулемёты были выданы ополчению после того, как руководство военной приёмки ГБТУ дало Богомолову письменное требование, взяв всю ответственность на себя.